Заявление патриарху и синоду об отложении ⧸⧸ Антоний Булатович. Документы, статьи, письма

Иеросхемонах Антоний Булатович. Об отложении от духовного общения с церковной властью ради исповедания им боголепности почитания имени Господня. Святейшему Патриарху и в Священный Синод Российской Церкви от Иеросхемонаха Святоандреевского скита на Афоне Антония Булатовича. Заявление. Посланием Святейшего Синода от 18 мая 1913 года к воиночестве подвизающимся была осуждена моя книга «Апология веры во имя Божие и во имя Иисус», написанная мною в защиту благолепного почитания имени Господня, которое отрицалось архиепископом Антонием Волынским и афонитами-имиборцами. Церковная власть в этом же послании устанавливала относительное почитание имени Божьего как святого наравне со священными символами, а не как святого самого по себе, признавала его тварным, номинальным, а не божественной энергией, отрицала его божественную силу и признавала евангельские глаголы, в том числе и фаворское свидетельство Отца о Сыне, за продукт памяти апостолов, а не за живые неизменные и непреложные глаголы самого Бога. Вслед за этим указом от 24 августа 1913 года Святейший Синод, одобрив возмутительную по своей несправедливости и жестокости деятельность архиепископа Никона на Святой Горе и признав нас на основании его в корне ложного доклада имябожниками и противниками церковной объявил нас отлученными от церковного общения и установил формулу отречения от мнимой ереси для тех из нас, которые пожелали бы покаяться. По этому указу требовалось для возвращения к общению письменное сознание и раскаяние в том, что мы впали якобы в еретическое заблуждение, называя имя Господне самим Богом.

Требовалось отречение от благолепного почитания его и признание его достойным почитания только относительного, вопреки свидетельству святителя Тихона Задонского «Отдавай убо всякое почтение имени Божию, как самому Богу». И требовалось отречение от всех моих сочинений, которые признавались еретическими, вопреки такому авторитетному свидетельству, как суждение о моем сочинении преснопамятного профессора Муретова, который о тех самых мнениях, которые Святейший Синод признавал еретическими, говорил, что они являются истинным православием и изъявлял себя быть всецело на этой стороне, и до смерти не изменял своего мнения, невзирая на воздвигнутое на него за это гонение. Вслед за этим в церковных ведомостях появился целый ряд статей принадлежащих Перу архиепископа Никона и чиновника особых поручений при оберпрокуроре Святейшего Синода Троицкого, в коих нам приписывались такие мнения об имени Божьем, которых мы никогда не высказывали, и нам вменялись в вину такие побуждения и такие действия, в коих мы были совершенно непричастны. Вспомним для примера известное заявление епископа Анатолия с кафедры Государственной будто бы все религиозное движение на Афоне обязано мне, который вызвал якобы эту смуту ради желания обогащения и экспроприации. Для защиты себя от этих несправедливых обвинений и от навязываемых нам мнений и для уяснения того смысла, в коем мы единомысленно с отцом Иоанном Кронштадтским называем Имя Божие самим Богом почитая его достойным боголепного почитания, а не относительного. Мы подали церковной власти целый ряд и жалоб, и прошений, и исповеданий, издали ряд сочинений, в коих неопровержимо доказали, что мы совершенно единомысленны со святыми Отцами в нашем понимании святыни и силы имени Господня. Доказали, что наши критики, вроде господина Троицкого, навязывают нам ради лишнего осуждения Такие уродливые мнения, коих мы никогда не высказывали. Доказали, с другой стороны, что учение наших противников о тварности имени Господня и относительной святыни Его есть учение ими самими вновь измышленное, не находящее себе подтверждения ни в Писании, ни в творениях святых отцов.

Но церковная власть осталась глуха к этим нашим оправданиям, продолжая по-прежнему кулемить нас ими божниками еретиками, измыслившими новую ересь, и бунтовщиками. Это глубоко немилостиво, несправедливое отношение к нам, церковной власти, принуждение согласиться под страхом суда и лишения святого причастия с теми явно неправославными мнениями, которые высказывались в послании 18 мая 1913 года, и принуждение отречься от боголепного почитания имени Господня подписанием установленной формулы отречения, вынудили нас подать 11 апреля 1914 года заявление в Святейший Синод о нашем отложении от всякого духовного общения с Ним и со всеми с Ним единомысленными. Впредь до исправления означенных заблуждений и впредь до признания Божества имени Божия согласно с катехизисом и со святыми отцами. На происшедшем вслед за этим заочном суде над нами Московской Синодальной Конторы суд нашел в нашем исповедании, представленном нами 18 марта в Святейший Синод, доказательство того, что мы не повинны в навязываемом нам о божествлении самого имени, как сказано в синодальном послании, или в ипостасном отождествлении самого имени с самим сущим Иисусом, как нам приписывалось в грамоте Святейшего Константинопольского Патриарха. Это доказательство суд нашел в следующих словах нашего исповедания. Повторяю, что, именуя имя Божие и имя Иисусова Богом и самим Богом, я чув, как почитание имени Божьего за сущность Его, так и почитание имени Божьего отдельно от самого Бога, как какое-то особое божество, так и обожение самих букв и звуков и случайных мыслей о Боге. На основании этого нашего утверждения суд пришел к заключению, что в нас нет такого состава преступления, за которое Святейший Синод предал нас Церковному Суду. как якобы измысливших новое учение об именах Божьих.

И из этого заключилось, что мы не повинны, в приписанном нам было обожествлении самого тварного имени, взятого в отвлечение от самого Бога, и, следовательно, что нет для нас оснований отлагаться от церковного общения с иерархией. Из всего логически необходимого вытекает, что и иерархии нет оснований лишать нас ради нашего боголепного почитания имени Божия, причастия святых тайн и священнослужения. И этим решением, само собой, отменялся указ от 24 августа 1913 года. Примечание. Таким образом, это решение Московского суда является по существу оправдательным приговором, совершенно оправдывающим нас в той ереси в кавычках имя Божие. в которой нас несправедливо обвиняла церковная власть. В поданной Святому Патриарху ныне докладной записке некто В.И. Зеленцов вооружается больше всего против нас именно за то, что мы считаем, что церковная власть этим решением вынесла нам оправдательный приговор, когда на самом деле, по его мнению, это решение и утверждающий его указ сохраняет смысл обвинительного приговора.

делающего лишь некоторые снисхождение к осуждаемым в заблуждении ради малой их сознательности. Думаем, что из сказанного совершенно ясно, что если суд из слов нашего исповедания нашел, что в нас, недопускаемых к церковному общению ради обвинения в обожествлении самого тварного имени, нет оснований к отложению от православной церкви ради учения об именах то он тем самым оправдал от того обвинение, в коем нас обвиняла церковная власть. Конец примечания. Поэтому церковная власть призвала нас через епископа Модеста возвратиться к церковному общению с нею, и так как он от имени церковной власти заверил нас, что нам будет предоставлена свобода боголепного почитания имени Господне впредь до решения окончательного и догматизации того или другого мнения на будущем соборе, и так как в вышеупомянутом решении Московского суда, подтвержденного указом, мы думали, что нашли доказательства изменения отношения к нам церковной власти на более милостивое и справедливое, и изменения также и ее соблазнительно формулированных мнений об имени Божьем в послании 18 мая, и терпимость к нашему упованию то ради умерения церковного раздора и мира и блага Церкви мы сочли себя вынужденными взять обратно наше отложение и нас поместили в Московском Покровском монастыре, где нам разрешили вскоре и причащение, и священнослужение. Примечание. Между прочим, тот же господин Зеленцов при разборе наших документов в Синодальном архиве Нашел письмо бывшего императора к митрополиту Макарию от апреля 1914 года с выражением благоприятного мнения у нас имяславцев. И с другой стороны, открыл также, что та копия, которая была официально вручена нам с синодального указа от 24 мая 1914 года, номер 4136, о которой мы только что говорили не содержала в себе весьма существенной последней оговорки Святейшего Синода, в которой Святейший Синод, утвердив решение Синодальной Конторы, в то же время заявил, что остается при прежнем своем мнении и, оказываясь нисхождением к немощам заблуждающихся, не изменяет прежнего своего суждения о самом заблуждении. По поводу последней, скрытой от нас неизвестно по каким причинам оговорки Святейшего Синода в том указе, который мы почитаем оправдателем для нас от возводимого на нас обвинения, мы можем заметить следующее, что если бы эта оговорка не была бы от нас скрыта, то едва ли бы мы решились возвратиться к церковному общению и пойти на зов епископа Модеста.

Что же касается до того утверждения Зеленцова, будто и оправдание нас на московском суде, и разрешение причастия и священнослужения без требования от нас установленного было отречением, обязано давлению императора на церковную власть и сделано митрополитом Макарием в угоду императору, то мы полагаем, что такое утверждение господина Зеленцова не только противно истине Ибо в решении синодальной конторы ясно указано, на основании чего именно она считает нас достойными пребывать в церковном общении. А именно на основании нашего непререкаемого утверждения, что мы чужды, приписываемого нам обожествление самого имени, но им именуется Бог. А с другой стороны, это обвинение господином Зеленцовым и митрополита Макария в том, что он в угоду императору допустил заведомых якобы еретиков к священнослужению, без требования от них отречения от ереси, являлась бы обвинением, которое ложилось всею свою тяжестью не на одного митрополита Макария, но и на весь тогдашний сенот, у его члены, как, например, митрополит Сергий и многие другие, с святейшим патриархом во главе и ныне заседают в нем. Конец примечаниям Вслед за этим я был назначен священником в 16-й передовой отряд Красного Креста и провёл три года на фронте, на передовых позициях и, перенеся на Карпатах возвратный ТИФ, подорвал окончательно своё здоровье. Возвратившись с войны, я оказался в совершенно безвыходном положении, ибо, служа безвозмездно, я не имел никаких сбережений Мать же моя лишилась всего своего имущества, и меня полуслепого один афонский инок привез в Москву в конце февраля сего года. Здесь я обратился к Святейшему Патриарху с просьбой дать мне приют в обители, и я был приуказан к Покровскому монастырю, но без разрешения священнослужения. Лишение меня священнослужения повергло меня в большую Ибо, навыкнув с благословения преснопамятного отца Иоанна Кронштадтского служить ежедневно Божественную Литургию, я неопустительно служил таковую ежедневно и во время боев под огнем, и во время походов за редкими исключениями действительной невозможности. И в этом священнослужении привык находить живопитание для моей многогрешной и мертвенной души.

Поэтому, предполагая, что священнослужение вызвано формальным требованием закона 1918 года, предварительного трехлетнего испытания для рукоположенных на Востоке, я обратился к Святейшему Патриарху с просьбой разрешить мне священнослужение, вменив мне трехлетнее беспорочное служение на фронте в требуемое трехлетнее испытание. Но эта моя просьба была оставлена Священным Синодом без ответа. Узнав из частных бесед с некоторыми иерархами, что причиной неразрешения мне священнослужения было недоумение членов Священного Синода относительно тех оснований, на которых я был разрешен в 1914 году, я снова в июне сего года подал прошение Святейшему Патриарху с изложением тех обстоятельств, при коих я был разрешен, и просил, в случае, если бы Священный Синод имел бы сомнение в православности моего упования, убедиться в совершенной православности моего боголепного почитания имени Господня и в совершенном моем единомыслии с учением Святых Отцов и Священного Писания Асем, исповедовав меня. Но и на это прошение ответа не последовало. В это время собрался Священный Собор, и в июле 1918 года я снова подал прошение Святейшему Патриарху о разрешении священнослужения, прося, чтобы в случае сомнения в православности моего исповедания имени Господня было бы поручено допросить меня той секции Священного Собора, которая образовалась при миссионерском отделе для суждения о споре из-за почитания имени Божьего по существу Его. Это прошение было передано в президиум собора, который, в свою очередь заслушав его, передал в миссионерский отдел для исполнения. К сожалению, недостаток времени сделал осуществление этого моего желания невозможным. После разъезда собора Покровский монастырь, в коем я имел пребывание, подвергся реквизиции для военных надобностей.

Иноков выдворили из келий, кухня прекратила свое существование, хлеб тоже почти не выдавался. Изредка выдавалось лишь по восьмушке фунта, и я был поставлен в необходимость покупать наличные средства, свое пропитание, но таковых у меня не было. Бедственное материальное положение и духовная скорбь по поводу продолжающейся на мне безвинно тяготеть духовной кары вынудили меня снова в сентябре сего года подать прошение Святейшему Патриарху и просить, ввиду того, что секция собора, которая должна была меня вызвать и допросить о моем уповании пред Священным Синодом и, убедившись в моей православности, разрешить священнослужение. В то же самое время миссионер Зеленцов подал Святейшему Патриарху о распуске собора докладную записку об Афонском деле. в коем требовал от церковной власти принятие строгих мер против имя божников, которые якобы сильно распространяются в России свою ересь и сеют церковную смуту, и лишить их церковного общения в случае непринесения ими установленного было Святейшим Синодом покаяния и отречения от их мнимой ереси». Священный Синод согласился с мнением господина Зеленцова и издал указ от восьмого дробь двадцать первого октября сего года, коим устанавливал следующее. Первое. Данное на время войны мне и другим иеромонахам, изгнанным с афона разрешения священнослужения, считать ныне прекратившим свое действие.

Второе. Мое прошение о разрешении священнослужения и допросе меня о моем уповании считать незаслуживающим удовлетворением. доколе я буду продолжать оказывать непослушание церковной власти и распространять свои осуждаемые церковной иерархией умствования к соблазну церкви. И, наконец, третье. Этот указ дает понять, что в отношении понимания святыни имени Господня церковная власть придерживается тех же уничижительных мнений, формулированных архиепископами Антонием Храповицким, Сергием ныне митрополитом Владимирским, Строгородским, Никоном Рождественским, а по отношению к ими божникам придерживаются тех же требований, которые предъявил к нам Святейший Синод указом от 24 августа 1913 года, объявив нас лишенными церковного общения и установив обязательную формулу отречения от боголепного почитания имени Господня для желающих покаяться в мнимой ереси имя Божие. Ибо, как говорится в указе, постановление конторы, утвержденное синодальным указом 24 мая 1914 года № 4136, не отменяло общего правила, по которому имя божники, как осужденные церковной властью, могут быть принимаемы в церковное общение с разрешением, кому следует священнослужение. лишь по отречении от имя Боженшества и по изъявлении своего подчинения Церкви. Таким образом, по смыслу и по силе этого последнего указа, я после трехлетнего невозбранного служения, сведомо из благословения церковной власти, сведомо тех самых иерархов, которые ныне лишили меня священного служения и церковного общения, но в течение трех лет Зная о моем священнослужении, читая мои сочинения и статьи, видя меня, ибо я неоднократно приезжал, дабы ходатайствовать перед церковной властью о нашей участи и о пересмотре афонского дела по богословской его стороне в особенности, и не протестуя против того, чтобы заведомо «имибожник», в кавычках «не покоряющийся церковной власти», распространяющий свои умствования к соблазну продолжал служить на фронте ни в бытность императора, ни по его низложении, ни по устроении патриархии.

Ныне я этими же самыми иерархами оказываюсь снова заведомо несправедливо обвиняемым в том же, в чем меня несправедливо обвиняло синодальное послание 18 мая 1913 года. И что мною самым категорическим и непреложным образом опровергнуто в целом ряде изданных мною сочинений. И это тем более непонятно и прискорбно, что недалеко как в августе месяце сего года мною были вручены всем членам Священного Собора, а в том числе и ныне осуждающим меня в имя Боженчестве и Иерархом, изданные нами гектографически обращение к суду Священного Собора и указатель литературы по Афонскому делу. а также суждения профессора Муретова об афонском споре, которые присем прилагаются, из которых осуждающие меня ныне иерархи должны были бы непреложно и неопровержимо убедиться, как далек я от мнимой имя боженеческой ереси и как я православен в моем боголепном почитании имени Господня. Но, вероятно, множество дел не дало возможности этим иерархам уделить час внимания на то, чтобы прочитать и вникнуть в эти новые «умствования» имя Божника, распространяемые им к соблазну Церкви. Таким образом, я снова оказался совершенно несправедливо и немилостиво причислен к врагам, враждующим против церковной иерархии, несмотря на то, что мое поведение, как во время служения на так и во время пребывания в Покровском монастыре, должны были бы убедить церковную власть в совершенно противном. А именно, сколь я всегда был далек от приписываемой мне агитации и пропаганды к соблазну Церкви. Ибо никогда не затрагивал вопрос о почитании имени Господня ни в среде солдат, ни в среде заурядных иноков и прихожан, как пред людьми, несведущими и младенствующими в богословии.

и умалчивал о проявленных по отношению ко мне и к братьям многих вопиющих жестокостях и несправедливостях, дабы не давать повода посомам осуждать своих архипастерей. По смыслу этого указа следует, что хотя церковная власть и объявляет мне, что вопрос о почитании имени Господня будет разобран по существу Священным Собором, однако на самом я все-таки лишаюсь ныне церковную властью разрешения священнослужения не за что иное, но за мое несогласие с тезисами синодального послания 1913 года, за несоизволение подписать формулу отречения от боголепного почитания имени Господня, за нежелание покориться церковной власти и принести требуемое искреннее покаяние в будто я впал в еретическое мудрование, которое мне заведомо ложно навязывают. Обвиняет меня церковная власть и в том, будто я печатно распространяю свои умствования к соблазну церкви. Но на самом деле и это обвинение меня в агитации несправедливо, ибо если я и распространяю мои сочинения, изданные в малом количестве, непопулярно, но научно по изложению, объемисто и следовательно непригодно для народной пропаганды то распространяю их главным образом среди наших будущих судей, иерархов и членов Собора и ученых лиц. Лишив меня ныне права священного служения, объявив о том, что для получения такового мною необходимо соблюдение общего правила, то есть установленного указом 1913 года письменного отречения от «боголепного почитания имени Господня», Церковная власть тем самым отвергает ныне ту терпимость к нашему боголепному почитанию имени Господня, которая нам была сообщена от имени церковной власти епископом Модестом. Требуя же от меня покорности церковному пониманию относительно почитания имени Господня, то есть беспрекословного принятия мною тех тезисов синодального послания 18 мая 1913 которые так явно не согласны с учением Святой Церкви о имени Божьем, церковная власть, как видно, придает этим тезисам значение как бы догматов по непререкаемости их. Все это, вышеизложенное мною, вынуждает меня с великою скорбью возвратиться, в свою очередь, к тому заявлению, которое мы подали 11 апреля в Святейший Синод в 1914 году. и снова заявить церковной власти, что я, исповедуя боголепное почитание имени Господня и не соглашаясь почитать его только относительно, как от меня ныне требует церковная власть, отлагаюсь от всякого духовного общения с нею впредь до разбора дела по существу Священным Собором.

8 ноября 1918 года. Москва.