Закон Моисеев и субкультуры. (2019.07.14)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Сегодня мы слышали в Евангелии рассказ об исцелении слуги римского сотника, и там сделаны разные акценты, но особенно один большой и главный на том, что, как завершает этот рассказ евангелист, на словах Христа, Невы и Израиле, Талике и Веры, Обретох. То есть вера этого римского сотника, который не принадлежал к народу Божьему, он, скорее всего, даже и от язычества не отошел толком, только единственное, что он сделал шаг в сторону язычества, признав Христа, он и то оказался более верующим, чем те, кто в Израиле, вроде бы, всему правильно научены и все правильно говорят. И вот почему сделан такой акцент в Евангелии? Мы, конечно, знаем из нашего уже будущего по отношению к тем событиям, что это открывало крещение языков, но ведь и в израильский народ можно было прийти из язычества, уверовав в Бога Моисеева и Авраама, Исаака и Иакова. И закон Моисеев предписывал, что нужно сделать, чтобы стать частью народа израильского, если ты по рождению к нему не принадлежишь. И в Ветхом Завете мы имеем примеры таких людей, и во времена Христа мы знаем из истории, во время земной жизни Христа тоже таких примеров было еще больше. Но для того, чтобы принять закон Моисеев, не Иудею, надо было принять очень много разных обрядов, которые человеку со стороны просто очень трудно понять.

Не то, чтобы невозможно, возможно, это и происходило, но все-таки это очень трудно. И причем трудно здесь не только физическое, что особенно какое-нибудь обрезание, по-церковно-славянски именно так ставится ударение, трудно на него решиться, например. Но тем более, что у некоторых язычников оно тоже практиковалось, например, в Египте. То есть не только в этом деле, это не главное, а главное, что когда от себя заранее хотят очень много всяких ритуалов, то возникает сомнение в честности того, кто все это предлагает. И даже если он честен, то все равно сомнение великое, оно создает препятствия. Нет ли здесь какой-то просто манипуляции. И это совершенно разумное соображение, повторю даже и в том случае, если все по-честному на самом деле. И поэтому, когда речь пошла о том, чтобы уже многие приходили в Новый Израиль, которым стало христианство, то надо было это пересмотреть.

Причем пересмотреть не какие-то, я подчеркиваю, субкультурные обычаи народные, которые по-разному соблюдались и иудеями, жившими в разных местах. Они жили на очень большом расстоянии, кто-то в Месопотамии, кто-то в Египте, кто-то в Риме. В Риме была уже большая община тогда. И здесь, конечно, были между ними различия. Но различия в соблюдении самого Закона Моисеева. И мы знаем, к чему пришли апостолы, причем не сразу пришли, а после споров, даже не просто всяких раздумий, рассуждений, а именно после споров были разные точки зрения. К тому, что все-таки, если ты по рождении иудей и из иудейства приходишь в христианство, то есть принимаешь мессию, которому, собственно, Закон Моисеев и служит, то тогда соблюдай все, что написано в Законе Моисеева, буквально, как это всегда и понималось. Если ты приходишь со стороны, то ты можешь буквально многие вещи не соблюдать, а только духовно.

То же самое обрезание, важно, как обрезание сердца, потому что по плоти, само по себе, оно не имеет значения. Все это мы хорошо помним. Я подчеркну, что это очень важные были вопросы, а не только какая-нибудь иудейская субкультура. И вот что же мы имеем в наше время? В наше время с христианами мы имеем такое ревнительство, даже отнюдь не из-за Закона Моисеева, я уж не говорю, что не из-за Закона Христова, а именно из-за совершенно откровенной субкультуры. Во-первых, это помешанность на модах мещанок и христианок девятнадцатого века в женских нарядах, якобы по-другому в церковь приходить нельзя. И есть правило, которое часто вспоминают, оно совершенно, конечно, важное, от Рульского собора, о том, что нельзя женщинам носить мужскую одежду, а мужчинам женскую. Это правило против трансвестистства, но оно никак не определяет, ни это правило, никакое бы то ни было другое церковное установление не определяет, какая одежда мужская, какая женская.

И мы знаем, что это в истории многократно менялось. Сейчас у нас совершенно нормальной женской одеждой являются брюки, особенно в городе, причем безотносительно к возрасту. И скорее уже можно думать, что какая-то необычная одежда, может быть, особо нарядная, какая-нибудь другая, которая не брюки. Но, например, мужчине явиться в брюках в Римской империи, вот среди тех, кто слушал Иоанна Златоуста, это было крайне неприлично, потому что так ходили только варвары и эскифы. Это примерно то же самое, что сейчас явится даже не в шортах, а в плавках. Вот так примерно выглядели брюки в Римской империи. И не было это мужской одеждой, но и женской тоже, конечно, не было. В то же время те одежды, которые носили мужчины, вот все эти тоги и так далее, они сейчас выглядели как совершенно женские сарафаны и платья.

То есть вот так это все менялось. Поэтому, конечно, нельзя мужчинам носить женскую одежду, женщину мужскую. Трансвестиство – это плохо, это запрещено каноном. Но определять, что женское, что мужское, церковь не собирается. Для этого есть культурные нормы, которые меняются и которые даже в одно и то же время могут быть разными в разных местах. И вот им, собственно, и предлагается следовать. Но то же самое с мужскими. У нас страна, пострадавшая от старообрячества, в разных мыслах этого слова.

Никонеяне тоже пострадали от собственного старообрячества, то есть от того, чтобы верить в обряды. Что у нас, например, делается с понятием мужской бороды, например, или не стрижки волос. Клирики очень часто брились в Римской империи, причем в Византии в VI веке. И даже есть канон, который предписывает им стрижься, коротко. И это причем канон. Другое дело, что не стрижься, это уже другие правила для назареев и, собственно, не для клириков, а для, можно сказать, монахов, или им подобляющихся в своей жизни. Но вот к чему я это говорю? Что плохо, когда православные держатся за субкультуру.

Конечно, в этом есть что-то и хорошее, не только плохое. Это я все про плохое говорю. А хорошее, что в этом есть? То, что это позволяет православным отделиться от господствующей, от мода господствующей в обществе. Потому что то, чем живет любое общество в любое время за пределами церкви, это всегда так или иначе церковь враждебная. Это то, что норовит отвлечь мирское и ведет к расцерковлению или даже просто не допускает церковления с самого начала. Поэтому должно быть какое-то различие. И человек обычно на духовном каком-то уровне все это воспринимает очень слабо и не сразу, а на телесном сразу.

Поэтому так важны, например, посты, которые в обычаях повседневной пищи, а едим мы каждый день, или если мы какой-то день не едим, то это что-то тоже для нас особенное, даже если мы добровольно не едим в какой-то день. Нас таким образом отделяют и заставляют жить какой-то особенной жизнью, о чем-то подумать. То же самое, конечно, касается одежды. И субкультура здесь и оказывается полезна. Это уже готовые ответы на вопросы, вот как мне лучше, как мне удобнее быть христианином в современном моем обществе. Но это хорошо именно тогда, когда это ответ на вопрос, как мне лучше и как мне удобней. С чего можно взять, например, что мода мещанок 19-го или начала 20-го века – это вот то, что подходит современной женщине, или, скажем, мужчине подходит. Это ведь вряд ли так.

И надо поэтому просто смотреть на то, что подходит мне здесь и сейчас. В то же время понятно, что жить интересами всего общества, которое не интересуется христианством, христианин не должен. Но это в основном, чтобы не поддаться в наше время таким вещам, надо телевизор не смотреть для начала. А для тех, кто помоложе, более актуальны какие-то гигиенические меры в отношении к интернету. Но вот так или иначе, через это в основном идет заражение мирским духом. А люди, которые бывают, очень плачут по волосам, они там уже сняли всю голову с телевизора. Там уже давно телевизор и программа «Время», так условно говоря, но при этом, конечно, какой-нибудь платощик. Это очень встречается.

Даже, к сожалению, проникает понемножку в истинно православную церковь. Поэтому будем помнить вот о чем. Что у нас есть необходимость быть внутренне христианными. Это настолько противоречит всем мирским обычаям, что это не просто не соответствует жизни большинства людей, которым христианство, естественно, ни в какую эпоху никогда не бывало интересно, но это противоречит даже вот таким стандартам, которые вырабатываются как побочный продукт жизнедеятельности церкви. Уж церковь существует, она как-то выделяется, в нее как-то просто статистически что-то накапливается, и люди начинают к этому привыкать и за это держаться. Причем это происходит и в истинно православной церкви. Вот этого вот не надо. И надо каждому следить за собой и поменьше следить за другими.

Аминь.