Введение, написанное прп. Максимом ⧸⧸ Вопросоответы к Фалассию

Преподобный Максим Исповедник. Вопросы-ответы к Фаласию. Введение. Максима монаха к Фаласию, благочестивейшему Пресвитеру и Игумену о различных затруднительных местах Священного Писания. Преподобнейшему рабу Божию, господину Фаласию, Пресвитеру и Игумену, Максим, смиренный монах, желает здравствовать. Отделив разумно душу от привязанности к плоти и духом совершенно отвлекший ум от чувства, Ты, Божий Человек, сделал плоть плодовитой Матерью Добродетелей. Чувство же явил вечно текущим источником божественного ведения. Сопряжение души с плотью употребляет только на устроение лучшего, и чувством пользуясь как орудием для достижения величественного устройства видимого бытия.

Вплоть ты сделал приемлющий практически и являющий славу души в добродетели, видимо, отпечатлевая ее посредством благого нрава, дабы имели мы как образ добродетели, выставленное всем на подражание ваше житие. А чувства ты явил символически начертывающим на образах видимого бытия, логосы бытия умопостигаемого и возводящим через них при полном отрешении его от всякого разнообразия и сложности видимого бытия к простоте мысленных созерцаний, дабы ваше непогрешимое ведение было для нас путем истины для перехода к умопостигаемому бытию. Поэтому ты, по совершенному отложению пристрастного расположения к чувству и плоти, ревностно пускаясь в плавание искусным умом в беспредельном море словес-духа Духом испытуешь глубины Духа». И, восприняв от него уяснение сокровенных тайн, по-великому, как видно, смиренно-мудрю, наполнив хартью многими недоуменными вопросами из Священного Писания, ты послал ее мне, прося у меня, лишенного во всякой добродетели и ведении письменного ответа на каждый вопрос в соответствии с возвышенным созерцанием. Получив и прочитав эту хартию, я был поражен и умом, и слухом, и мыслью, и с мольбою просил у вас прощения за уклонение от этого поручения, говоря, что такие вопросы едва доступны для исследования даже и в высшей степени преуспевающим в созерцании и почти достигшим предела высочайшего и недоступного иным ведения. Не то чтобы мне, приверженному к земле и, подобно змию по древнему проклятию, не имеющему иной пищи, кроме земли страстей и подобно черви, просмыкающемуся в тлении удовольствий. И просил я вас об этом часто и долго, но, найдя вас не принимающим моего ходатайства, боялся, что потерпят ущерб дело любви, соединенные которой друг с другом мы имеем одну душу, хотя и носим два тела если вами, что возможно, это уклонение будет принято за проявление неповиновения. Поэтому я и решился, хотя и против воли, на превышающее мою силу дело, предпочитая лучше быть обвиненным в дерзости и осмеянным желающими, чем допустить какое-либо колебание или умоление в любви, драгоценнее которой нет ничего из того, что после Бога, для обладающих умом.

Лучше сказать нет ничего любезнее Богу, чем любовь, ибо она разделенных сводит воедино и может соделать единое и невозмутимое тождество по духу во многих или во всех людях. И ты сам, честные отчи, первый прости меня за предприятие такого дела, и других проси простить мою опрометчивость, и молитвами соделай милостивым ко мне Бога, чтобы Он стал также и помощником в речах или лучше, подателем полного и правого ответа на каждый вопрос, ибо от Него, как Источника и Отца всяких просвещающих видений и сил, соответственно подаваемых достойным, всякое даяние доброе и всяк дар совершенный, как сказал апостол Иаков. Ибо на вас уповая принял я ваше повеление, ожидая получить через вас в награду заповиновения божественное благоволение. Поставив каждый из вопросов в той связи и порядке, как они написаны Вами, я дал относящийся к делу ответ по возможности короче и ограниченнее, насколько только буду в состоянии и получу от Бога благодать и силу мыслить и говорить благочестиво, чтобы не отяготить обилием слов слуха читателей, особенно потому, что предлагаю свою речь Вам, подлинно умозрителям и точным созерцателем вещей божественных, уже прошедшим через смятение страстей и оставившим позади всю привязанность к естеству. Ибо вы, стяжав разум в качестве вождя к должному и праведнейшего судьи, а ум через некое лучшее безмыслие приведя во внутреннейшее место божественного безмолвия, где неведомым образом он удостаивается воспринимать божественную имеющую учителем своего величия один только опыт достойных ее? Поэтому вы относительно исследуемых вопросов нуждаетесь только в малом пояснении, могущем дать намек на всесветлую красоту заключающихся в божественных словесах, таинственных созерцаний и присущей им духовной возвышенности мыслей, если, конечно, мне позволительно сказать это вам. ставшим уже вследствие богатства добродетели и обильного излияния ведения солью земли и светом мира, по слову Господню, и очищающим в других подвигами добродетелей, гнойники страстей и светом ведения просвещающим неведение, эту слепоту души. Прошу Вас, Святейших и всех, кто будет читать это сочинение, не делать говоримого мной пределам духовного толкования данных вопросов, ибо я слишком далек от разумения божественных словес и нуждаюсь для того в научении от других.

Но если вам самим или при помощи других удастся домыслить или узнать что-либо, то по справедливости считайте это за лучшее и держитесь высшего и истинного разумения, плодом которого является полнота убеждений в сердце у тех, кто ищет духовного постижения трудных для понимания вопросов. Ведь Божественное Слово подобно воде. Как вода для растений и побегов всякого рода и различных животных, так и оно для пьющих его, разумею слово, людей соразмерно восприимчивостей, и их то проявляется умозрительно, то деятельно обнаруживается как плод в добродетелях. сообразно с качеством, добродетели и ведением, и через одних становится явным в других. Ибо оно никогда не описывается в чем-либо одном, и в силу естественной беспредельности своей не может быть заключено в пределах одной только мысли. Вы повелели сперва сказать о донимающих нас страстях, сколько их и каковы они, из какого они начала какого они достигнут конца через собственное умерение, и как каждая из них, произрастая из той или иной силы души или части тела, невидимо образует по себе ум, а тело через греховные помыслы делает орудием, очерняющим, подобно краске, всю несчастную душу. Повелели Вы также описать силу и действенность приближения каждой страсти, времена и внешние проявления а также производимые через них козни нечистых бесов, и незримые сплетения, и лицемерные уловки их, и как они незаметно через одно предлагают другое и к одному вкратчиво увлекают через другое. Вы повелели еще описать их тонкости и малости, великости и громоздкости, их лживую уступчивость и стремительные нападения и выпады, быстрые или медленные отступления и сокращения упорство их в осаде души человека, и, например, как бы предпринимаемые на суде тяжбы с душой и выносимые в мысли якобы приговоры, видимые поражения и победы?

И каково расположение у каждой из них, и по какой причине попускается им наводить многие страсти на одну душу? И притом – либо отдельно, либо вместе с другими? По какой причине они вневременным образом привносят с собой и собственные вещества, через которые сокровенно и заводят с нами жестокую брань. Так что мы усиленно трудимся, как над чем-то действительным, над совсем несуществующим. И, например, стремимся к вещам или избегаем их, подвергаясь первому ради удовольствия, а второму – ради страданий. Просили Вы также описать образ существования их в нас и многосложного и различного мечтания, производимого ими во сне при сновидениях. Прикрепляются ли они к какой-либо части души или тела, либо ко всей душе или всему телу и, или, находясь внутри, естественными страстями побуждают душу привлекать к себе посредством тела то, что в ней ее, и вводят ее в заблуждение, заставляя ее быть принадлежащий целиком одному чувству и оставит то, что свойственно ей по естеству. Или же, находясь вовне, через внешнее прикосновение к телу формируют невидимую душу по образу материальных вещей, налагая на нее сложный облик и прилепляя к ней вид, воспринятый в представлении материи.

И есть ли в них порядок и чин, коварно измышленный чтобы сперва через одни страсти ввести в искушение душу, а затем последовательно ввести с ней брань через другие? И кто кому предшествует? И наоборот, кто за кем следует или сопутствует? Или же они беспорядочно и смешанно, как попало, различными страстями возмущают душу? И, помимо ли промысла Божия, попускается душе терпеть от них подобное или по промыслу? И какая цель промысла при оставлении души в каждой Какой также способ уничтожения каждой из перечисленных страстей и какими делами, словами или помышлениями душа освобождается от них и свергает скверну со своей совести? Какой страсти, противопоставив какую добродетель, достигнет она победы так, чтобы прогнать лукавого беса, совершенно уничтожив вместе с ним и само движение страсти? И как после освобождения от страстей сумеет душа хорошо рассмотреть свойственное себе?

Посредством каких рассуждений и способов осуществления добродетели она, усвоив благодаря разуму, соответствующему естеству, бесстрастные отношения чувственного бытия к чувствам, преобразует их для добродетели, подобно тому, как прежде сама была страстями преобразована для греха? Каким образом душа соделывает это благоизменение, пользуясь тем, в чем раньше погрешала, для рождения и утверждения добродетелей? Как также, освободившись от этих отношений, душа станет искусно собирать через естественное созерцание в духе смыслы или логосы тварного бытия, свободные уже от уз чувственных символов? И как, опять-таки, после этих Логосов, обратившись к умопостигаемым сущностям, душа воспримет умом чистым от чувственной мысли простые умозрения и постигнет простое видение, связующее все друг с другом в первоначальном слове премудрости, после которого, как прошедшие все сущие с соответствующими им умозрениями, она, совершенно отрешившись уже и от самой способности испытывает премысленное соединение с самим Богом, и в силу этого соединения, принимая невыразимо от него, наподобие семени, научение сущей истины, не обратится уже больше ко греху, поскольку не будет более места дьяволу лукаво увлекать ее козлу вследствие неведения того, кто есть благо по естеству и кто украшает все, способное сопричаствовать ему. Так как Вы пожелали, чтобы логосы смысла, тропосы способы и причины всего этого и тому подобного были изложены Вам особо, то, по Вашему повелению, пусть пока подождет немного слова об этом. Оно, если даст Бог, будет более благовременно исследовано и с большей тщательностью изучено в других сочинениях. Если только вообще я почувствую в уме силу. которое позволит мне смело пуститься в плавание по столь великому и глубокому морю.

Ибо я не стыжусь говорить, что не познал еще неразрушимых ухищрений и измышлений нечистых бесов, так как пыльное облако материи еще омрачает очи моей души и не позволяет чисто созерцать естество всего происшедшего и отличать разумом от истинно сущего то, что лишь кажется существующим. а только вводит в заблуждение неразумное чувство. Потому что поистине следовать и говорить о подобном свойственно только людям в высшей степени созерцательным и высоким мыслью, посредством богатого духовного опыта, получившим познание того, что прекрасно и что не таково, и лучше, и драгоценнее всего, получившим от Бога благодать и силу для совершенного понимания и ясного изложения понятого. Впрочем, дабы в настоящем сочинении рассуждения об этом не осталось совершенно в небрежении, я, сказав немного о происхождении страстей, и притом настолько, насколько это нужно, чтобы показать подобным вам, умозрителям, конец из начала, по порядку предложу и изъяснение следующих затем вопросов. Зло не было, не есть и не будет самостоятельно существующим по собственной природе. Ибо оно не имеет для себя в сущих ровно никакой сущности, природы, ипостаси, силы или деятельности. Оно не есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни место, ни время, ни положение, ни действование, ни движение, ни обладание, ни страдание, так чтобы по природе созерцалось в каком-либо из сущих. Оно вовсе не существует во всем этом по естественному усвоению.

Оно не есть ни начало, ни средина, ни конец. Но, обнимая все единым определением, зло есть недостаток деятельности присущих естеству сил в отношении к их цели и решительно не есть что-либо другое. Или еще. Зло есть неразумное движение естественных сил, руководимых ошибочным суждением, к чему-либо иному помимо цели. Целью же я называю причину сущих, которой естественно устремляется всё, хотя лукавый, тщательно прикрыв зависть личиной благожелательности и обманом склонив человека, успел направить влечением к чему-либо иному из сущего помимо причины и произвести неведение её. Пренебрегши движением естественных сил к цели, первый человек захворал неведением собственной признав по совету Змии Богом то, что слово Божественной заповеди повелелось считать запретным. И, став таким образом преступником и не ведая Бога, он накрепко связал всю свою мыслящую силу со всем чувством и ввел сложное и пагубное, возбуждающее к страсти видение чувственных вещей, и приложися скотом несмысленным и уподобися им. всячески действуя, изыскивая и желая то же самое, что они, и даже превосходя их в неразумии, ибо он обменял соответствующий естеству разум на то, что вопреки естеству.

Насколько человек родил опознание видимых вещей одним только чувством, настолько он укреплял в себе неведение Бога. Поскольку затягивал он узы этого неведения, постольку утверждался опытно в чувственном наслаждении, познанными материальными вещами. Пресыщаясь этим наслаждением, возжигал в себе любовную страсть, рождающегося из него самолюбие. А, заботливо соблюдая любовную страсть самолюбия, он измышлял многие способы к поддержанию наслаждения этого настоящего порождения и цели самолюбия. А так как всякому злу присуще уничтожаться вместе с образующими его способами, тот человек, убеждаясь на самом опыте, что за всяким наслаждением следует страдание, к удовольствию имел все целые устремления, а страдания всячески избегал, изо всей силы борясь за первое и усердно побеждая второе. При этом он считал, что неисполнимо. Будто посредством таких ухищрений их можно отделить друг от друга и обладать самолюбием, соединенным с одним только наслаждением и совершенно недоступным страданию, не ведая под влиянием страсти того, что наслаждению невозможно быть без страдания. Ведь тяга-то страдания уже примешана к наслаждению, хотя она и кажется сокрытой у имеющих это наслаждение в силу преобладания удовольствия в страсти, поскольку преобладающему присуще быть более заметным и изотмевать ощущения сосуществующего с ним.

Отсюда-то многое и бесчисленное скопище страстей растлило собой житие человеческое. Отсюда многоплачевной стала жизнь наша, почитающая причины своего уничтожения и изыскивающая и приобретающая себе основания для тлени. Отсюда единая природа разделилась на тысячи частей, и мы, хотя и принадлежим одному естеству, сами, подобно присмыкающимся изверям, стали добычей друг для друга. Ибо соперничая друг с другом из самолюбия на занаслаждение и стараясь по той же причине избежать страдания, мы измышляем бесчисленные роды пагубных страстей. Если мы ради наслаждения печемся о самолюбии, то порождаем чревоугодие, гордость, тщеславие, чванливость, сребролюбие, жадность, насильничество, кичливость, хвостовство, безрассудство, безумие, самомнение, спесь, презрение, наглость, пошлость, плутоватость, распущенность, разнузданность, легкомысленность, превозношение, тупость, притворство, насмешливость, многоглаголование, не вовремя глаголанье, стыда глаголанье и все другое подобного рода. Если же, наоборот, самолюбивый нрав наш притесняется страданием, то мы рождаем гнев, зависть, ненависть, вражду, пометозлобие, поношение, злословие, клевету, печаль, отчаяние, безнадежность, отвращение от промысла Божия, беспечность, нерадение, уныние, подавленность, малодушие, безвременное стинание, плач, сетование, жалобный вопль, ревность, зависть, соперничество и всякие другие страсти, которые свойственны нашему душевному состоянию, когда мы решаемся оснований для наслаждения. Из происходящего же по каким-либо иным причинам смешение наслаждения и страдания, то есть из подлости, ибо так называют некоторые составления из противоположных частей. Мы рождаем лицемерие, притворство, обман, двуличие, лесть, человекоугодничество и всякие другие ухищрения этого смешанного зловредства.

Однако перечислять все эти страсти теперь и говорить о них вместе с их признаками, способами проявления, причинами и временами невыносимо. Тем более, что исследование о них, если Бог дарует силу будет произведено в особом сочинении. Итак, зло, как я сказал, есть неведение благой причины сущих. Это неведение, калеча ум человеческий, явственно отверзая чувства, сделало его совершенно чуждым божественному ведению и, напротив, наполнило страстным познанием чувственных вещей. Обильно вкушая это познание для одного только чувства, наподобие неразумных скотов и находя на опыте, что вкушение чувственного бытия может служить к поддержанию его видимой и телесной природы, человек, конечно, как уже погрешивший в познании умопостигаемой красоты божественного велелепия, принял ошибочно за Бога видимую тварь, обоготворил её, поскольку она была полезна для поддержания тела И, разумеется, возлюбил и тело свое по природе родственное, с признанной за Бога тварью, со всяким чанием поклоняясь твари вместо Творца, через заботу и попеченье об одном только теле. Ибо служить твари можно не иначе, как заботясь о своем теле, а служить Богу нельзя иначе, как очищая душу добродетелями. Совершая этому телу тлетворное служение и соделавшись в отношении к нему самолюбивым, человек беспрерывно имел в себе действенные наслаждения и страдания, так что всегда вкушал от древа непослушания, заключавшего в себе, согласно чувственному опыту, смешанное познание добра и зла. А если, быть может, кто скажет, что древо познания добра и зла является видимое творение, то не погрешит против истины.

ибо это творение естественным образом принимает наслаждение и страдание. И еще. Так как видимое творение обладает и духовными смыслами, питающими ум и природной силой, услождающей чувства, а ум – извращающей, то оно и названо древом познания добра и зла, то есть как обладающее видением добра, когда созерцается духовно, и видением зла, когда воспринимается телесно. Ибо оно становится учительницей страстей для воспринимающих его телесно, навлекая на них забвение вещей божественных. Потому-то, вероятно, Бог и запретил человеку вкушение его, отлагая это на время, дабы человек прежде, что было весьма справедливо, познал через благодатное причастие причину свою, и через такое вкушение укрепил данные ему по благодати бессмертия в бесстрастии и непреложности. А потом уже, став как бы Богом в силу обожения, безвредно и в безопасности вместе с Богом созерцал творения Божие и получил в видении о них как Бог, а не как человек, имея по благодати одно и то же с Богом премудрое познание сущих, благодаря притворению ума и чувства к обожению. Так нужно понимать древо познания в соответствии с доступным для всех духовным толкованием, представляя более таинственный и лучший смысл людям с таинозрительной мыслью, от себя же почитая его молчанием. Ныне я упомянул о древе непослушания мимоходом, желая показать, как неведение Бога привело к обоготворению твари, явным служением которой является телесное самолюбие рода человеческого.

Именно окрест этого самолюбия и существует, как некое смешанное познание, опыт наслаждения и страдания, посредством которых и проникла в жизнь человеческую вся Тина Зоу. Она, как трудно даже изложить это словом, образовывается различно, разновидно и многообразно, поскольку каждый из сопричаствующих человеческому естеству имеет в себе количественно и качественно живущую и действующую привязанность к видимой своей части, то есть к телу, заставляющую его раболепно из желания наслаждения или из страха перед страданием измышлять многие виды страстей, смотря по стечению времен и обстоятельств и в зависимости от способа проявления таковых. И это для того, чтобы суметь завлечь в постоянное сожительство, наслаждение и остаться совершенно недоступным страданию. Но привязанность эта научает домогаться невозможного и неосуществимого в пределах намеченной цели. Ибо поскольку все естество тел тленно и подвержено разложению, то какими бы способами кто-либо ни старался поддержать его, он только усиливает его тление, всегда, хотя и невольно, страшась любимого. Он незаметно и против воли лелея бы нелюбимое ради любимого, как зависящее от того, что по природе своей не может быть устойчивым, а поэтому изменял бы свое душевное расположение вместе с разлагающимся веществом, подчиняясь его неустойчивому течению, и не замечал бы собственной погибели вследствие полной слепоты души в отношении к истине. Избавление же от всех этих зол и краткий путь ко спасению – суть истинная и сообразная с духовным познанием любовь к Богу. и всецелое отречение от душевной любви к телу и миру сему.

Благодаря этому отречению мы, отвергая похотливое желание наслаждений и страх перед страданием, освобождаемся и от злого самолюбия. Восшедши же к ведению Творца и получив вместо лукавого самолюбия благое, духовное и отделенное от телесной любви самолюбие, мы непрестанно служим Богу этим прекрасным самолюбием всегда от Бога взыскую устроение души. Такое истинное и действительно угодное Богу служение – строгое попечение о душе путем добродетелей. Стало быть, кто не стремится к телесному наслаждению и совершенно не боится страдания, тот стал бесстрастным в отношении них. Вместе с рождающим их самолюбием Он убил и все происходящие через них и от них страсти, совокупно с неведением, изначальнейшим из зол, и весь предался устойчивому, пребывающему и всегда тождественному благу, по естеству всецело пребывая с ним неподвижным, открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Божию и созерцая из световидного сияния в себе божественную и неприступную славу. Итак, после того, как нам словом указан прямой и легкий путь спасаемых, будем, сколько есть силы, отказываться от наслаждения и страдания настоящей жизни и со многим увещанием наставлять в том же и руководимых нами. И тогда совершенно освободимся и освободим других от всякого плотского помышления и бесовской злокозненности. Будем домогаться одной и только Божественной И никто не сможет отлучить нас от Бога, ни скорбь, ни теснота, ни голод, ни опасность, ни меч, и ничто другое из перечисленного святым апостолом в указанном месте.

Ибо через действенное видение при непоколебимом пребывании в нас любви мы получим от него вечную и неизреченную радость и утверждение души. Удостоившись этого, мы будем иметь в отношении к миру сему спасительное неведение и не позволим себе уже, как прежде, открытым лицем чувства, без благоразумного рассуждения взирать, словно на славу Господню, на явленность чувственных вещей, о грязь которой и возникают страсти. Но наоборот, открытым лицем мысли, лишенным всякого чувственного покрова, будем взирать, как в зеркале, на просиявшую в добродетелях и духовном ведении славу Божию, благодаря которой и происходит наше соединение по благодати с Богом, пробуждающее ум от всякого неведения и падения. Ибо как, неведая Бога, мы соделали Богом сладостно познанную чувством тварь ради сообщаемого ею устроения тела, так и, получая доступное для мысли действенное ведение ради устроения души для бытия, блага бытия и вечного бытия, мы не будем знать никакого опыта всякого чувства. Так как Бог благоволил внушить тебе мысль повелеть мне обнародовать имеющиеся у меня заметки, повызывающие затруднения вопросом, то я предпослал им введение, оказавшееся мне наиболее необходимым.