Уста священника. Московский документ ⧸⧸ Дело митрополита Сергия

Дело митрополита Сергия. Сборник антисергианских документов. Составители – святые новомученики Михаил Новоселов и его ученик протеерей Фёдор Андреев. Уста священника. Московский документ. 1927 год. Эпиграф. Уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа.

Но вы уклонились от пути сего, для многих послужили соблазном законе. Зато и я сделаю вас презренными и униженными пред всем народом, так как вы не соблюдаете путей моих, лицеприятствуете в делах закона. Пророкам Аллахии, 2 глава, 7-9 стихи. Эти слова Пророка Божия невольно приходят на память после прочтения последнего воззвания митрополита Нижегородского Сергия и организованного им Временного Патриаршего Синода. Встают в ней, как обличение этого пути, на котором так решительно и беспощадно стали они в этом своем воззвании. Может ли Церковь, в которой есть столб и утверждение истины, может ли она и ее иерархия при каких угодно случаях и для каких угодно целей становиться на путь лжи и человекоугодничества? Нет, ибо это, безусловно, воспрещается и Словом Божьим. Все, что говорится от лица Церкви должно дышать истинную Христовую, исходить из нее, быть сообразной ей, и всякое отклонение от истины, какими бы соображениями оно ни оправдывалось, является оплеванием причистого лика Христова и для Церкви, в конечном счете, оказывается всегда позорным и вредным.

Позорно для Церкви и вредно ей и то дело, которое начато митрополитом Сергием и о котором он возвещает в изданном им воззвании. Позорно и вредно потому, что в нем нет истины, а все оно полно лжи, соображений и расчетов человеческих. После Октябрьского переворота русская церковь оказалась перед лицом государственной власти не только безрелигиозной, но ярко антихристианской, в существе своем христианству противоположной и христианство отрицающей. и потому фатально обреченной на борьбу с нею. Церковь стоит на дороге к коммунизму в самом главном основном пункте. Она является отрицанием коммунизма в области его материалистической философии, его исторических концепций и практических средств его осуществления. Противоположность этой равняется противоположности между «да» и «нет», между утверждением и отрицанием. И поэтому, повторяем, неизбежны были враждебные действия государственной власти по отношению к церкви.

Однако власть не нашла в себе силы открыто начать бороться с церковью как церковью. Она делает это под видом борьбы с политической контрреволюцией церковной иерархии и церковных организаций. Но если явления политической контрреволюции и имели место в словах и деяниях отдельных, очень немногих личностей церковной иерархии, то они были, во-первых, весьма немногочисленны, а во-вторых, быстро закончились. Кроме того, несомненно, что если бы этих явлений совершенно не было, то все-таки враждебные действия советской власти по отношению к церкви обязательно были бы как истекающие из гораздо более глубоких причин, чем случайное поведение тех или иных личностей. Значит, объяснить отношения между церковью и властью лишь политическими нестроениями отдельных иерархов нельзя. Понятно, когда это делает власть, но когда это же начинает делать церковный деятель, когда напряженные отношения между церковью и властью он начинает объяснять только как следствие контрреволюционных политических настроений церковных кругов, то такому поведению трудно найти имя. До сих пор этими инсинуациями занимались обновленцы и прочие предатели и враги Церкви Христовой. И мы из-за себя лично и от лица всей Церкви с негодованием отвергали все такие обвинения, как ложь и клевету.

Но теперь к этому хору лжесвидетелей присоединяется и заместитель Патриаршего Местоплюстителя со своим Временным Патриаршем Священным Синодом. Объясняя то, почему православная церковь в России до сих пор гонима, они пишут «Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти – устроению церковной жизни на началах лояльности». Это недостаточное осознание всей серьезности, совершившегося в нашей стране. Утверждение советской власти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным. В другом месте недоверие правительства к церкви митрополит Сергий называет естественным и справедливым. То есть вину за него разлагает всецело на церковь, а не на правительство. То есть оказывается, что разгром церковных организаций, тюрьмы и ссылки многих и многих епископов, отнятие храмов, беззаконие даже с точки зрения нынешних законов – это все, по мнению митрополита Сергия и его временного патриаршего синода, законное и справедливое. Больше того, оказывается, что все гонения эти и вообще отсутствие мира между властью и церковью, по мнению митрополита Сергия, имеют причину только в том, что церковь со дня на день ждала краха советской власти и этой власти в чем-то противилась, что поэтому правы были не мы, а живцы-обновленцы, сразу оценившие конъюнктуру и поспешивший еще пять лет тому назад сделать то, что теперь с таким опозданием делает митрополит Сергий.

Неизвестно, по каким побуждениям высказаны митрополитом Сергием все эти столь невероятные в устах православного иерарха утверждения. Но для всякого христианина ясно, что в этих утверждениях нет никакой истины, что это опасная клевета на Церковь и ее епископов. и что в действительности враждебное отношение советской власти к православной церкви отнюдь не было естественным и справедливым, как пытается утверждать в своем послании митрополит Сергий. Одна неправда влечет за собой другую. Мы видели, как несправедливо обвиняет митрополит Сергий православных епископов в контрреволюционном политиканстве. становясь таким образом единомышленником обновленцев и других врагов церкви. И вот, зная, что эти его выступления вызовут справедливое возмущение и сопротивление народа церковного, митрополит Сергий с целью защитить себя снова говорит неправду. Эта новая неправда состоит в том, что митрополит Сергий старается заранее опорочить перед правительством и перед народом тех, кто по совести не сможет присоединиться к неправедным делам его и его синодов.

Этим, не согласным с ним, он снова навязывает политическую контрреволюцию, говоря, будто все, кто не поддерживает его в его новом начинании, думают, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием. Митрополит Сергий знает, как опасно в настоящее время даже самое легкое подозрение в контрреволюционности. И тем не менее не боится эту опасность навлекать своим воззванием на служителей и рядовых членов церкви, на своих братьев и своих детей, объявляя их контрреволюционерами. И за что же? За то, что они не в состоянии по совести признать, что радости и успехи Советского Союза – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи, что всякий удар, направленный сознается нами, как удар, направленный в нас. Но разве люди, не признающие этого, обязательно контрреволюционеры и даже монархисты? Разве христиане, которые не всякую радость безбожного, воинствующего против всякой религии коммунизма, могут счесть своей радостью и не всякий успех своим успехом, тем самым политические враги советской власти? Да и можно ли требовать от верующего христианина такого отождествления в жизненных оценках с безбожным коммунизмом, какого требует митрополит Сергий.

Пусть митрополит Сергий не укрывается за зооистическое развлечение Советского Союза и коммунизма. Это исключается многочисленными заявлениями членов правительства, вроде сделанного недавно Бухариным, заявившим, что наша партия неотделима от СССР. И так оно, конечно, и есть. Поэтому всецело на совести митрополита Сергия и грех несправедливого и опасного обвинения своих братьев в тяжелых политических преступлениях, и грех унизительной и чудовищной лжи и присмыкательства перед сильным миром сего, совершаемый им от лица Церкви Святой, вопреки прямому завещанию апостола, заповедующего не сообразоваться с веком VII. Что же понудило митрополита Сергия к такому греху против Церкви Русской? Очевидно, желание этим путем добиться легального существования церковных организаций. Вопреки примеру Господа, решительно отвергшего путь сделок с совестью для получения возможности иметь поддержку в силах мира сего, митрополит Сергий позволил себе это сделать. Каковы же результаты этой сделки с совестью?

Митрополит Сергий сам пишет об этом результате в печати, что его усилия как будто не остаются бесплодными и что с учреждением Синода укрепляется надежда на приведение всего церковного правления в должный строй и возрастает уверенность в возможности мирной жизни. Он не уверен даже в том, что легализация распространится далее синода, а только надеется на это и думает, кроме того, что это произойдет не скоро, а постепенно. То есть, кроме туманных посолов и неопределенных обещаний, по Камест ничего не получено. Печальный итог даже с точки зрения житейских соображений. Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершающиеся в положении нашей Православной Церкви, говорит митрополит Сергий. Да, едва ли, потому что все ясно. Ясно, почему вместе с легализацией Синода не легализуется тем самым и вся Церковь. Так бы оно должно быть, если бы Синод был действительно центром Церкви, единым с нею в мысли и жизни.

Но не так на самом деле. И с легализацией Сергиева Синоды церковь продолжает пребывать в бесправном состоянии. Ибо легализуется не церковь, а всего лишь новая ориентация, носящая, к слову сказать, ярко-политический характер. Церковь же легализуют лишь тогда, когда она в лице собора даст окончательное одобрение предпринятому митрополитом Сергием делу, то есть совершит тот же грех от самооплевания и преступного компромисса. Ясно и то, почему митрополит Сергий, говоря о Втором Поместном Соборе, говорит не о том, что этот собор избирает патриарха, как должен был бы сказать, а только о том, что он изберет нам уже не временное, а постоянное церковное Умолчание знаменательное. Ясно, почему нужно было исказить слова апостола, когда условием тихого и безмятежного жития выставлена не молитва, как у апостола, а поминовение законной власти. Причем, опять-таки, по контексту это поминовение как будто должно носить характер полной солидаризации с нею. Ясно, для чего потребовалась такая обостренная формулировка новых отношений Церкви и власти.

по которой радости и успехи ее нашей радости и успехи, а неудачи ее нашей неудачи. И так далее. Это явная, унизительная, смешная и бесполезная ложь, по справедливости оцененная в газетных комментариях к воззванию. Известие в ЦИК от 19 августа 1927 года. Однако необходимо для того, чтобы сделать условия легализации, проводимые митрополитом Сергием, по возможности более неприемлемыми для всех честных церковных деятелей. И тем самым уже как бы не по суду государства, но по суду самой Церкви ослабить их политическими контрреволюционерами, лишив таким образом лучших пастырей Церкви возможности принимать участие в церковной жизни и тем самым ослабить Церковь. Ясно, наконец, и то, как будет проходить легализация. Будут анкеты в том или ином роде, как во время ООНа у обновленцев-живистов, с известными уже по воззванию, а может быть еще и неизвестными обязательствами.

Отвергшие эти обязательства будут заключены в тюрьмы, заточены и сосланы. Словом, все останется по-старому, и Церковь Христова будет по-прежнему гонима. Новое же во всем этом печальном деле будет лишь то, что это гонение на русскую церковь будет оправдываться временным первостоятелем ее, митрополитом Сергием. Делая то, что он делает, митрополит Сергий во всяком случае обязан был выполнить то, чего он сам требовал от митрополита Агафангела, от бывшего архиепископа Григория Екатеринбургского и прочих претендентов на создание новых ориентаций. и спросить благословение своего иерархического начальника. Ведь митрополит Сергий только заместитель Местоблюстителя, то есть лицо совершенно несамостоятельное и долженствующее действовать, во всяком случае, не вопреки указаниям того, чье имя он сам возносит за Божественной Литургией, как имя своего Господина. Поэтому он должен был и спросить митрополита Петра о его отношении к предпринимаемому им весьма важному и ответственному шагу, и только с его благословения действовать. Между тем, ни в протоколах синодских заседаний, ни в самом воззвании нет и следов указаний на то, что так было сделано и что благословение получено.

Наоборот. Обоснование, построенное на словах покойного патриарха Тихона, что страшно сближает митрополита Сергия с григорианским ВВЦС, Лубенцами и прочими, обязательно в кавычках продолжающими, делом покойного патриарха Тихона, даёт веское основание заключить, что санкции от митрополита Петра не получено. А если так, то это уже крупное самочинение. Насколько важно было для митрополита получить благословение митрополита Петра, показывает то соображение, что в случае его несогласия с деятельностью своего заместителя, митрополита Сергия, этот последний сразу становится таким же похитителем власти, как и те лица, о которых он упоминается в своем воззвании. Остается еще сказать по вопросу о духовенстве ушедшим с эмигрантами за границу? Это сложный и больной вопрос, решение которого неотделимо от решения другого, более общего вопроса церковного бытия, ныне приобретающего особенно жгучий характер. Вопрос о должных отношениях между церковью и государством. Ясно во всяком случае одно.

что требовать от иерархов и прочих членов клира заграничных русских церквей подписки с обязательством в своей церковной и общественной деятельности не допускать ничего такого, что может быть принято за выражение нелояльности к советскому правительству, глубоко несправедливо. Это весьма широкая и туманная формулировка может быть истолкована как запрещение и простого правдивого рассказа о действительном положении Православной Церкви в России, о том жестоком поругании ее святым и непрекращающемся гонении на ее служителей, которое имеет место в каждом городе и в каждом селе нашей необозримой Родины. И снова Сенот во главе с митрополитом Сергием, сам, не желающий говорить правду, по положении Церкви в России, запрещает и другим говорить эту правду и выступает таким образом в роли защитника-гонителей Церкви Божией. Будем же молить Господа, да услышит Он это слабое, но правдивое слово, и да устрашит их пророческая угроза позора и унижения перед всем народом за несоблюдение заповеди о хранении истины устами священническими. Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленую? Она уже ни к чему не годна. Как разве выбросить ее вон на попрание людям?

Да сохранит нас всех Господь от такой участи.