Современные монахи и Фаворский свет

Пятидесятница можно приурочить часто задаваемый вопрос. У апостолов была Пятидесятница, языки огненные, Дух Святых научил. А как нам теперь жить, когда нет у нас Пятидесятницы? На это ответ очень утешительный от наших святых отцов, что Пятидесятница, конечно, у нас есть, и что в церкви она продолжается всегда и не может быть иначе, потому что тогда не будет церкви. И что же это такое за Пятидесятница? Вот святые отцы этому и учат, что те языки огненные, в которых сошел Святой Дух, они теперь внутри христиан находятся, и те, кто живут правильно, то есть настоящей монашеской жизнью, те могут их видеть. И это и фаворский свет, как мы сейчас после 14 века привыкли это называть, и в 4 веке были объяснения более наглядные. Например, рассказывается в египетском потеряке, как некий монах пришел к старцу, Стал его спрашивать, что ему делать, потому что он молится, постится, исполняет разные такие внешние дела.

А старец воздел руки, как это было принято у них для молитвы, и тут увидел, что превратился в огненный факел прямо. И это немножко похоже на то, что в русской традиции беседы Серафима Саровского с Матавиловым. И на это отвечают некоторые, что вот хорошо, есть фаворский свет у кого-то, кто так может быть живет, но как жить вне, если я этого ничего не вижу? Тут еще могут сослаться на Семена Нового Богослова, который говорит, что если ты не увидел в этой жизни фаворский свет, божественный свет, то ты не увидишь его и в будущем. Я не буду комментировать слова Семёна Нового богослова, потому что они мне тоже непонятны, но можно сказать, как это всё трактуется у святых отцов в целом. Консенсус здесь совершенно понятный. Он заключается в том, что начинать надо с того, чтобы жить по-монашески. Кто-то скажет, что жить по-монашески неправильно, хотя вроде бы и правильно, но все равно неправильно понимает.

Это значит, что жить в издержании, молиться и все такое. Это правильно, но это не начало, это продолжение. А начало с того, что человек чувствует, что он чувствует это призвание монашеское. То есть ты не можешь отвлечься от того, что тебя тянет к Богу. Это становится важнее, чем все остальные твои жизненные привязанности, хотя по временам ты Все время ходишь налево, смотришь туда-сюда. То есть это, конечно, посеяно среди плевелов. Но это все-таки посеяно. Вот это вот то, что посеяно, это и есть некоторый начальный опыт переживания.

как выражался Дионисий Реопагид, вкладывая это в уста своему учителю Иерофею Афинскому, претерпевание Бога. То есть, как это Бог? И вот с этого всё и начинается, а потом уже, может быть, и поворский свет, но если он будет, то он будет тоже именно отсюда. То есть мы имеем некое призвание, раз мы стали монахами или хотим стать монахами, то мы это чувствуем. И поэтому мы уже имеем опыт того, что в более совершенном виде становятся огненными языками пятидесятницы. И вот что тут главное надо понимать, что если нам говорят, если у нас есть какие-то опыты свои или чужие, то конечно здесь будет всегда проблема разобраться, прелесть это или нет. Это проблема, которая не имеет общего решения, с которой нам надо жить всегда, и она от монашеской жизни неотделима. И только Бог, в конечном счете, может нас уберечь при наличии нашего смирения от того, чтобы впасть в соответствующее заблуждение.

Но есть другая крайность — жить, исходя только из своих собственных представлений и исходя из того, что Вот есть книжки, есть какие-то рациональные рассуждения, которые отнюдь не тождественные и даже радикально отличаются от действительного духовного дарорассуждения. Мы должны с этим жить. Вот так нельзя, потому что такого рода жизнь, она, конечно, сама по себе уже есть заведомая прелесть. То есть если среди духовных авторитетов у нас не оказываются те, кто сам жил в видении фаворского света, то тогда мы точно уже заблудились. Мы оказались в каком-то протестантизме или еще где-нибудь, но, в общем, не там, где надо, и здесь уже дальше можно не смотреть. А те, у кого надо учиться по-настоящему именно духовной жизни, Все сами являются носителями этих языков Пятидесятницы, и это не только апостолы, но и все, кто жили после них, и до них, и имели равные дары.