Размышление как одно из пяти аскетических деланий
Такой, можно сказать, монашеский вопрос задаёт. Я его перефразирую следующим образом. Можно ли монаху думать? Потому что есть широко распространённое заблуждение, что нельзя вообще. И в некотором смысле это не заблуждение, конечно, а правда. Ну а о чём точнее спрашивают, я вместе с ответами на вопрос дам понять. Спрашивают, вообще говоря, о рассуждении о одном из пяти занятий. Ведь вся жизнь монаха должна проходить пяти занятий, которые перечислены у Евагрия.
Это молитва, псалмопения, рукоделие, рассуждение и чтение. Тут, может быть, не все понимают некоторые вещи, поэтому сейчас еще про них немножко скажу, что под молитвой подразумевается только внутренняя молитва, потому что другая молитва – это псалмопения, вот поэтому это разные занятия. Но внутренняя молитва здесь имеется в виду не только как занятия, которые должны сопровождать прочие занятия, но, например, рукоделие. Во время рукоделия, конечно, надо совершать внутреннюю молитву. Но и как то ночь, то исключительно тратится некоторое время в течение суток. Посвящается только вот Иисусовой молитве. Что касается рукоделия, то, конечно, к нему можно отнестись и те работы, которые занимает мозг, тем более что смысл любого рукоделия, как тоже объясняет Евагрий, заключается в том, чтобы ум меньше блуждал, он от этого не перестает блуждать, но меньше блуждает, потому что как якорем Это я перефразирую в агре, якорем привязывается к тому, что нужно хотя бы для того, чтобы плести корзины. Но бывают, конечно, еще и другие заметия, которые требуют еще большего пригваждения ума, и он от этого меньше скитается.
Это главная задача, для чего мы нахуй украдили. Целью монашеской жизни не является что-то оставить после себя, что-то сделать побольше корзин, или построить побольше монастырей и так далее. А для него целью является просто занять свой ум, чтобы он меньше блуждал. Вот это самое главное. Ну вот, и про чтение сейчас говорить не буду, но и рассуждение. Что это за мысли такие? Естественно, рассуждать надо о том, что полезно для спасения души. Обще-теоретическом и особенно практическом применительно ко мне лично, к самому себе.
Это можно делать, конечно, не во время занятия рукоделием, но можно, в общем-то, и просто какое-то время суток этому посвящать. Ну, то есть, скажем, куда ты идёшь по дороге, можешь об этом подумать, например. Ну, конечно, это не должно быть за счёт псалмопейни, молитвы, как специально отведённого на это занятие времени. Вот такое обязательное осмысление, такая работа над опытом и ошибками, не только над ошибками, конечно, она является обязательным монашеским занятием. И, конечно, сверяться надо с нашими аскетическими поучениями, которые сформулированы у того же Ивагрии и других отцов IV, V и всех последующих веков. И поэтому чтение с размышлением очень тесно связаны. Собственно говоря, когда ты читаешь, ты также и размышляешь, иначе ты мало что поймешь. Но не всегда это удается.
Бывает, ты читаешь пророк просто, чтобы запомнить то, что ты не понимаешь. А потом вот тут такое полезное тоже дело, которое также связано и с молитвой. Про молитву есть поучение. Получение Антония Великого, которое на копском языке дошло, оно, скорее всего, лет на полтора позже, чем Антония Великина, очень хорошее, что не должны быть подобной лошади, которая съест еду, и через неё всё насквозь сразу пройдёт. А мы должны быть подобны овце, жвачному животному, которое отрыгает из желудка и потом заново живёт. Вот так же мы должны со словом Божьим, с молитвой, с прочитанным. Это относится и к размышлению. То есть вот мы набрали в свою память чего-то, и потом мы это отрыгаем обратно в рот и переживываем.
И вот это, то есть мы не как лошадь, а именно как жвачное животное должны быть. Это вот именно то хорошее буквально руминирование, пережевывание, которому мы призваны, которому и молитва построена, и размышления. И собственно, чтение имеет пользу только тогда, когда мы что-то запоминаем, то есть дает пищу размышлению. То есть вот, пожалуйста, связь чтения с размышлением. Конечно, наши мирские привычки нас к другому, другого рода руминированию располагают. То, что психологи называют руминированием, это вообще-то несчастная вещь. То есть, тебя что-то задело, и ты не можешь никак перестать. Это бывает какая-то ссора с кем-то, или какие-то просто недоброжелательные объяснения, вот он мне сказал, или какая-то, вот я ему скажу там вот в следующий раз что-нибудь.
Вот я вот не сказал, а как надо было сказать. Вот это все, конечно, безумие, кстати, у святоатических по учению с древних времен эти примеры приводятся, как то, чего делать не надо. Но также это касается и просто каких-то размышлений о чем-то совершенно неуместном. Причем это, может быть, просто какие-то яркие картинки, которые запомнились. Кстати, одна из причин, почему монаху не надо смотреть кино, Уж там запоминаются картинки. То есть, это труднее выбросить из себя. Конечно, тренированный человек сумеет, но кто нетренированный, и кому это как-то жизненно неважно, тому легче не начинать тренироваться, а просто не смотреть это кино. Вот я не смотрю.
Так же это бывает и просто какие-то яркие информационные поводы, которые, помнишь, ну там, если что-то такое важное, то просто надо всякое воспоминание об этом, и о хорошем, и о плохом превратить в молитву. Эта молитва может быть о здравии, там, о чем-то, чтобы хорошее что-то произошло, ну в своем понимании, понимаешь, на самом-то деле добудет воля Божья. Мы говорим все-таки, Бога добудет воля твоя, а не добудет моя, да? Или о покоении, если речь идёт о смерти каких-то людей. То есть так, чтобы бестолково вспоминать просто для воспоминаний, чтобы такого не было. Тогда получится, что каждое воспоминание как-то нас располагает к памяти Божией, к молитве, и тогда от дурного руминирования мы будем избегать. Но прежде всего все-таки всегда наша… Даже если какие-то меры пресечения плохого, они требуют того, чтобы научиться как-то избежать плохое пресечь, то все-таки самый главный метод – это научение хорошему.
Потому что когда есть хорошее, то плохому трудно пролезть. Возможно, и оно обязательно пролезет, но ему труднее, и его меньше.