Проповедь на праздник святых апостолов Петра и Павла, 2019 год (11/09/19)

С праздником, братья и сестры! И в этом праздном один из пяти великих праздников церкви. То есть великие – это значит рамка ниже, чем двойной десятой, но очень важная. Ну, и он еще важен потому, особо ценится в народе, что им заканчивается пост. А пост у нас, видосы, длинные в этом году в Петровске. А окончание поста – это, мы знаем, всегда сугубый праздник для православных. Так вот, мы сегодня празднуем Память Святых Апостолов. Мы часто говорим, что православие – это вообще христианство.

Православие – тоже такое служебное название. А христианство – это то, что имеет в основании свое святых. То есть это вера святых. Только святые являются критерием и авторитетом для нас. Только согласие святых может являться для нас чем-то, о чем вообще можно говорить и почему свою веру строить. Вообще, все божественные откровения – это через святых переданная весть благая. И нет ничего, даже священное писание, собственно говоря, это не книга, упавшая из небес. Это откровения, данные святым, просто оно было записано в свое время.

Так вот, сегодня мы почитаем тех людей, которые для наших всех известных, почитаемых святых, были учителями, наставниками и святыми отцами. То есть это учителя учителей, это наставники наставниках, это святые отцы наших святых отцов. То есть их авторитет беспрекословен, их учение, можно сказать, это глаз Божий всегда почитался всеми святыми. И выше этого ничего нет. Мы ценим любое слово, дошедшее до нас в их писаниях, а дошло до нас, слава Богу, достаточно много того, что они сами написали, и Петр, и Павел, и дошло очень много интересного, что было записано о их жизни. Кстати, предание об их кончине в Риме в один день, это тоже священное предание, достаточно древнее, где-то третье поколение после апостола, Плимент Левский уже об этом упоминает. О том, что они скончались в один день, мученической смертью в гонении нейрона в Риме. Главное не то, что они написали, а опыт, из-за которого все это было написано и сказано.

То есть у них есть истинный опыт общения с Богом, истинный опыт жизни со Христом. Причем совершенно разные люди, можно сказать, противоположные по чисто житейским, человеческим меркам, пережили опыт совершенно одинаковый, хотя при разных обстоятельствах. Но они настолько разные, как сейчас поставить рядом, допустим, фермера и академика. И вот вместе их свести в одну вот так общину, где-то будут два апостола. То же самое Петр и Павел, рыбак и богослов. То есть разница колоссальная во всем, что только можно представить. А Петр переживает опыт со Христом, когда Господь еще во плоти странствовал, в этом мире, во время своей земной жизни, земного странствия. Он переживает преображение Господним, участник видения Божественного Света на горе Фавор.

Он проходит через всякие искушения, отпадает. Дальше Господь его возвращает снова, дает ему овец Паслу, как мы слышим в богослужении, и ставит его лично снова в рик Апостола. У Павла все по-другому происходит внешне, но по сути тот же самый опыт, тот же самый Свет Божественный его осеняет. Только вместо горы Фавора у него будет Дамаск. Потому что он там, оказалось, что он пока будущий гонителем, когда обратился в христианство, а не учеником верный зак Петр. Поэтому немножко другое, ослеп он в процессе этого Света, который грешных ослепляет, а праведных радует. Павел ослеплял, но тот же самый Свет, который в итоге был их спасительным Светом. Свет Христов, который просвещает всех.

Далее мы слышим в его посланиях, неоднократно ему являет себя Господь. Это упоминает Лука в Деяниях, и сам Павел об этом говорит в ходе предкаровенной. Он и вознесен, бывает, на третьего нена, как он сам сегодня говорил в своем послании, мы слышали. То есть опыт жизни со Христом у них общий, и это и есть то, чем мы должны учиться. Все остальное, все их поучения о том, как этого достичь. А главное, чего достичь. Вот мы верим и вместе с ними исповедуем то, что явилась благодать спасительная всем человеком, и что хоть мы и последний из грешников, но мы можем тоже иметь приобщение. Кстати, интересно, что отношения личные, человеческие у Петра и Павла были непростые.

Вот мы привыкли идеализировать святых, что у них там все было с любовью, все было Елеем помазано. Не совсем это все было так. Человеческие сложности вообще не были. Тем более у таких ярких фигур их быть не могло, не быть не могло. Они вообще, у них даже немножко разные служения были просто. Павел это апостол язычников, а Петр все-таки апостол Иудеев. И поэтому, допустим, Павла вообще очень сложно переносили на дух иерусалимский иудео-христиан. Для них он был такой новатор и рушил стереотипы.

Было сложно даже об этом думать, что объявлял закон Моисеев, незыблемый закон отцов, уже не нужно. Не то чтобы отменен, но не актуально. Хочешь исполняй, не хочешь не исполняй. Во Христе все равно все уже новое. Во Христе новая тварь, новое человечество, церковь. Поэтому закон Моисеев, он был путеводитель к Христу. Он привел к Христу, ну и спасибо ему, можешь уходить, если привел. Больше ты как бы не требовал, все, не надо тебя.

Но для иудеев это был совершенно шок, как-то так. Это же их родная национальная субкультура. Они в ней выросли. Как это, допустим, съесть какое-то нечистое, что ли, кролика будет съесть? Это уже ужасно совершенно. Это ужас. Нельзя помыслить. Петр, когда ему было откровение, специальное трижье введение, чтобы он язычников крестил, он не сразу, даже в откровении, он Богу противоречил, в откровении.

Что нет, Господи, не могу, я еще жизнь нечистую никогда не ел. Как-то так, как-то я сделаю такое. Это было очень сложно психологически, и не все могли это преодолеть. И Петр с трудом это преодолевал. Где-то он преодолевал с помощью Божия, где-то начинал колебаться, у него такая была архитектура, что он в этих вопросах мог бы колебаться. Поэтому Павел, конечно же, был для них всех раздражителем, явно на отношении к нему. А для Павла, наоборот, иерусалимские иудеи были тормозом для пробуждения язычников, которые только все усложняли. У Павла идет массовое обращение всех народов ко Христу, и тут прибегают иерусалимские иудеи и начинают песни петь всевышние, всех смущать, что как-то без обрезания, да как-то без субботы, да куда это вы лезете с язычным лицом в башкалашный коряк, здесь только мы должны стоять вообще, ну а вы так шибы сбоку, но сначала обрежьтесь там и все остальное.

И Павел не уставал их за это обречать. И Петр попадал под замес у него тоже, когда пытался дружничать, когда он с язычниками, в общем-то, как бы по-нормальному себя ведал, как христианин, а пришли какие-то иерусалимские иудеи, он перед ними застеснялся себя неправильно вести так вот с их точки зрения. Ну тут же получил от Павла обречения соответственно. То есть не все у них было гладко, были недоволки, были, скорее всего, достаточно острые разногласия, но главное, была у них единая вера и они были едиными церквями. Ну это даже почему, помню, потому что в истории потом, после этого еще был случай неоднократный, когда даже святыми, не просто благочестивыми, а святыми людьми были достаточно жесткие противоречия, когда у них были даже конфликты, доходило до очень серьезных непониманий между святыми. Часто целые повестные церкви не входили в общение с друг другом, кого-то подозревая каких-то евесях или чем-то еще, при этом будучи славные и те и другие. Так что то, что сейчас православные, я говорю, конечно, истинно православные, не сохранили свое единство, ну так получилось исторически, не сохранили. У нас нет единства в православном мире.

У нас масса всяких синодиков небольших, они, по вере, все православные, они все хорошие, может даже психически здоровые частично люди, но вот как-то не сложилось в них быть в единой церкви. Нет единой, не то что структуры, она не нужна. Часто нет общения и пристречества. Есть какие-то недоволки, обвинения вследствие очень тяжелого опыта, который пережили эти люди и эти организации в прошедшем столетии, 20-м. Ну, как говорится, жалко, что нет, но это не смертельно. Главное, что была правая вера и правильная жизнь. А взаимное общение, ну, может приложиться с кем-то, может нет. Вот у нас приложилось с Владыкой Доноскиным свой синод, он допустил общение установить.

И слава Богу, может с кем-то еще получится. Ну, а нет, так может переделать. Были святые, которые всю жизнь у того же Василия Верюга были такие же проблемы. Его очень часто многие православные не понимали и не входили с ним в общение. Ну, и еще, конечно, важно нам помнить, чем была церковь во времена апостолов. Мы вот все думаем, что если апостолы жили, значит вокруг них свела благодать. Просто было массовое обращение. Оно было массовое, но это масса была какая?

Процентом отношений к живущим в то время людям. Это не один процент. И не два, и не три, как сейчас, допустим, православных там, хотя бы формально православных в России. Это какое-то микроскопическое количество одного процента. Если взять людей, которые были что-либо христианами в огромной Римской империи, я же не говорю про другой мир. Какой-то другой просто в Римской империи, в грекоязычной Римской империи. Это были просто единицы, максимум десятки. Но если это было сотни, как в Русалине верующих, или тысячи, допустим, это просто было грандиозное количество тогда.

А так это были единицы, их знали по именам, были какие-то общинки небольшие. Все как сейчас. То есть мы должны понимать, что церковь это всегда путь против течения. А против течения плывет очень немногое. То, что само движется. А то, что само движется, это редкость вообще в этом мире. В этом мире обычно все движется по течению и не тонет. Поэтому церковь это то, что движется против течения и может утонуть.

Поэтому то, что мы осознаем себя как в некотором смысле маргиналы, и то, что в этом мире не совсем уживается, но это нормальное явление, у апостолов было то же самое. Это правильно. Более того, если этого нет, то тут нужно насторожиться. Что-то мир нас сильно полюбил. Может мы уже во вражде Бога находимся. Вот тут можно насторожиться. Спасибо, Господи. И поздравляю всех с праздником.

Дай нам, Бог, спасение. Благодарю вас и поповству. Ухраним Господь на предстоящую семью. И служим Вам по расписанию Воскресного дня. Благослужим Вам любого разного после тонкой течения.