Прежняя дорога в новом мире (2021.09.02)

во имя Ца и Сына и Святаго Духа. Сегодня мы совершаем память Серафима Роуза и Серафима Платинского, которого многие еще при жизни его почитали, еще больше тех, кто стал почитать его после его праведной кончины, наступившей в 1982 году. И даже те, кто его не почитает во святых, как правило, все равно находятся, за что его весьма и весьма уважать. Почему его почитают те, кто его почитают? Они более или менее ему обязаны чем-то очень важным для их христианской жизни. А это такой стимул жить по-христиански. Понимали люди, что это важно. И когда как раз монашество тоже было в некотором упадке, может быть, даже в большем, чем сейчас.

Трудно, правда, сказать, когда он больше, этот упадок. Упадок — это то, что при нас всегда, я имею в виду, современное монашество. Но вот как бы то ни было, он как-то открыл окно вот в этот самый мир, который похож действительно на окно Европы для Петровской Руси. И вот это очень важно, и это действительно вдохновение Божие нужно было. И, конечно, на это нужно было положить всю жизнь. И дальше получается так, что мы учимся и на том, что ему удалось сделать хорошо, и на его ошибках. Потому что действительно часто бывает, что какие-то вещи, даже совершаемые святыми, приводят не к тому результату, на который хотелось бы надеяться, а к какому-то другому. И все равно это полезный опыт.

И в древности так было, и почему бы этому не быть и сейчас? Так и есть. И, может быть, у всех направлений деятельности, на самом деле их довольно много, но особенно важны и исключительны, где он отличается от других, пожалуй, два направления. Одно – это держаться истинного православия. Вот здесь сразу и, безусловно, то, что себя оправдало, и ошибки. Держаться истинного православия – это означало не идти путем экуминизма, сергианства, и действительно быть восприимчивым к этой критике. Потому что экуминизм и сергианство, хотя вроде бы и не нарушают обычного течения жизни верующих людей, которые ходят в те же храмы, где такое же богослужение, ничего перед глазами они не видят, но как раз сама вера, которая невидима, она меняется, и польза от того, что они видят, исчезает. И вот на это и указывает отец Серафим.

И это, конечно, очень важно и правильно. Но, конечно, это даже внутри зарубежной церкви, тем более за ее пределами, особенно в русской традиции, создало ему славу фанатика. Я это слышал своими ушами от его современников некоторых, которые, конечно, к нему были настроены весьма критично. Из таких значительных богословов, прямо скажем, но мирового православия. С другой стороны, здесь была и ошибка. Он доверял традиции XIX века русской, которая, действительно, это он правильно считал, конечно, сохранялась тогда в зарубежной церкви. И он думал, что вот это как раз царский путь, который позволит избежать всяких крайностей, действительно, в том числе недопустимых крайностей, которые были тогда у реческих старостильников, и в то же время не впасть в эту ересь экоминизма и сергианства. И вот мы видим, что он был совершенно неправ.

И его оппоненты внутри зарубежной церкви тогда как раз оказались справа. Но это все хорошо стало видно в 80-е годы, в 70-е казалось, что это не так. Но сейчас мы, конечно, можем сказать, что на самом деле такая вот традиция поведения, традиция с маленькой буквы, предание с маленькой буквы, а не с большой, то есть не богодухновенное церковное предание, а просто человеческие традиции церкви XIX века русской и, соответственно, зарубежной церкви в эмиграции, они были ориентированы совершенно не на чистоту веры, не на хранение веры, а просто на охрану некоего церковного быта. И, конечно, при благоприятных, в кавычках, условиях, то есть при неблагоприятных, все это приводит к сергианству. Но одно дело, как это произошло в России, и другое дело, уже тоже завершившееся, и нам теперь хорошо известно, как это произошло в русской эмиграции. Одно другого не лучше. Получается, что там действительно была некая догматическая невинность, но она сохранялась только до тех пор, пока на нее никто не покушался. И при первой же возможности зарубежная церковь с ней рассталась.

Второе, и более, может быть, для нас важное, это устройство монашества. Здесь надо понимать на двух уровнях хотя бы, может быть, и больше, чем на двух, но хотя бы на двух уровнях эту проблему. Первое – это по каким принципам устраивать монашескую жизнь, а другое – это как конкретно ее устраивать. По каким принципам? Принцип здесь один, я его сформулирую своими словами, но он очень выражает то, что, собственно, сказал Серафим Роуз и сделал. Хочешь быть монахом – будь им. То есть не жди, что тебя возьмут в какую-то хорошую компанию и сделают тебя там монахом. Хотя такое может быть, если да, то прекрасно, но с большинством людей этого не произойдет никогда.

А вот начни жить сам. Сам будь себе компанией. Тогда вокруг тебя, может быть, еще и, скорее всего, соберется еще какая-то другая компания. Вот он это начал. Это очень важно. И сейчас для нас это более привычно. Но почему это для нас более привычно сейчас? Хотя тоже не всем и далеко не всегда это привычно.

Потому что был Серафим Роуз. Вот мы уже следующее поколение, и, может быть, за нами уже еще другое поколение пристроилось, уже пристроилось. Да, для них это все уже не звучит как-то зико, новаторски и так далее. А в то время это, конечно, все было совершеннейшей новостью. Нужно было иметь какое-то дерзновение. А чтобы иметь такое правильное дерзновение, нужно было действительно верить в Бога и понимать, что вот здесь Бог, и значит, здесь и я буду, и все. Хорошо нам все быть, так сказать. А второе, уже и другое дело, как конкретно мы будем жить в качестве монахов.

Он выбрал очень жесткий способ, так сказать. Жесткое и остроподвижное житие, вот эта пустынная жизнь без электричества и без всего, это и по тогдашним нормам 60-х годов, тем более в благополучной Америке, это было очень сурово. И, собственно говоря, вот этим он подорвал свое здоровье и умер в молодом возрасте. Но то, что он умер в молодом возрасте, это так и многие подвижники сделали. Он умер в 49 лет. Ничего в этом такого плохого нет. То есть это огорчает тех, кто его потерял, конечно, в мире физическом, но, скончаясь в Мали, исполнили это долго, как говорит о таких священных писаниях, и примея на соответствующих службах наших. Но, в общем, это оказалось не очень посильно так же и ему, потому что мы знаем историю этого монастыря, что он кончил именно монастырь уже в конце жизни отца Серафима Роуза, особенно после его смерти, кончил нехорошо.

Кто знает, тот знает. И внутри этого монашеского устройства Серафим Роуз понимал, и, вероятно, он был прав, предостерегая против увлечения старчеством, так сказать, в духе реконструкторства египетской пустыни 4 или 5 века, который был тогда распространен в конце 50-х годов на Афоне, ну и от Афона вообще в православном мире. Вот он от этого сторонился. И, пожалуй, мы можем сказать, что те, кто были примерно тех же воззрений религиозных, которые были даже с ним в одной зарубежной церкви, и которые попытались вот этот принцип внедрить и использовать, они, пожалуй, ошиблись. Но принцип жизни по совету, который в основном-то и практиковался у отца Серафима Роуза, это был главный принцип в монашеской жизни, он тоже не сработал в каком-то смысле, потому что те, кто были там вот рядом физически, еще не было интернета, я напомню, сейчас странно представить, но не было, они оказались не совсем теми, ну в большинстве своем, оказались не совсем теми людьми, с которыми следовало советоваться, особенно вот его ближайший друг, с которым они создали эту пустыню. Но это те неудачи, которые постерегали его личной биографию. Но как принцип он это утвердил, потому что мы можем советоваться теперь с какими-нибудь другими людьми и иначе как-то себе выбирать, обратить на это особое внимание, и это будет работать. И он все-таки показывает, как в наше время можно быть монахом, и у него есть очень хорошее об этом писание.

Он сам говорил, что его личный опыт, вот как он там делал, это его личный опыт, это не то, что нужно всем. Конечно, наверное, есть и другие, которые могут пойти этим же путем, но, как правило, он как раз предостерегал от того, чтобы уходить в пустыню, он говорил, что только немногие могут на это идти с пользой, а лучше жить по совету и как-то просто держаться друг к другу. То есть вот эти его наставления, они имеют очень большую пользу, они никогда, наверное, не устареют. И будем относиться критически к ошибкам, будем стараться извлекать уроки особенно из того, что хорошо, но также из того, что плохо, чтобы десными и шуями нам следовать туда, куда проследовал, несмотря на все препоны, преподобный Серафим и куда он призывал нас. Аминь. И призывает, конечно. Аминь.