Почему Сын и Дух не именуются братьями？ Св. Фотий. Амфилохии, 28 ⧸⧸ Византийская полемика

Византийская полемика против Филиокве. Святитель Фотий. Патриарх Константинопольский. Анфилохии. Вопрос 28. Если Сын и Дух происходят от одной и той же причины, почему они не принимают звание братьев и к Духу не применяется наименование Сына? Происхождение от Отца, друг мой, богословствуется и у Сына, и у Духа, вместе и неразлучно. Но никакое рассуждение не заставит Дух перейти под наименование Сына или вступить в братское отношение, потому что и наоборот нельзя мыслить или говорить, что Сын перешел в Исходящий Дух или усвоил Себе Его отношение.

Но это всякий, исподобившихся иметь ум Христов и мыслить и учить других, предоставит как готовую слугу, ведь из-за того, что они богословствуются происходящими от одного и того же, и дух не образует двоицу сыновства, выйдя за пределы своей особенности, и сын, отступив от отличающего его рождения, не сольется в одно свойство с духом. Ибо оба от одного и того же. Но происхождение каждого не одинаково и не в соответствии с одной и той же особенностью. Ведь сын произошел от отца посредством рождения, а дух – посредством исхождения. Посему как различны отношения, согласно которым совершается происхождение каждого, ибо рождение ни в коем случае не присваивает свойства собственное исхождение. но и исхождению не подходит отличительный образ рождения. Вот именно так и те, кто, по священному слову, происходит от Отца согласно различным отношениям, имеют и различные звания и особенность по ипостасям, которые для них отграничило своеобразие отношений. Но так могло бы быть приведено к недвусмысленности действительное кажущегося недоумения.

Если же ты хочешь получить удостоверение о невещественном на примере вещественного, то нет никого, кто бы не знал, что сжение и свечение имеют происхождение от одной и той же причины, ведь и то, и другое есть дело и произведение огня. Но как, находясь в здравом уме, нельзя сказать, что сжение содействует зрению? озаряя воздух для восприятия видимых вещей, ведь это свойство освещающего, так и никто не подвигнется приписывать свету, поскольку он освещает уничтожение подлежащего вещества, и одно другому не передаст своего имени, посредством которого предоставляется знание о существовании. Вот так и то, что происходит от одной и той же причины по большей части совместно и равночестно, но имеет происхождение неодинаковым образом. При общности существования сохраняет каждое свое различие, свойств, без слияния и перехода в другое. Если же захочешь распространять примеры, подумай и об Адаме, Еве и Авеле. У той, началом чьего создание было ребро, и у того, источником чьего возникновение стало семя первозданного – происхождение от Адама. Но ни Ева не будет переведена в разряд сыновства, ни Авель, отказавшись от звания сына, не проникнет и не перейдет в какое-то иное отношение.

То же, что Солнце иногда какие-то из тела свещает, а какие-то воспламеняет, есть общепризнанное явление в чувственно воспринимаемом Но и пламя не сменило жжение, перенеся к себе сияние, и свечение не будет уведено вместо освещения в название или ипостась жгущего. Но каждая из них, уважая закон, изначально заложенный Создателем в природе, при нераздельности происхождения и тождестве обретения сущности, сохраняет, как мы видим, свое наименование и особенность на вечные времена нерушимыми и неизменными. Если же тебе любо с небес снова спуститься на землю, посмотри, как одно и то же растение производит плод, цветок и листья. Ибо, наверное, против возражений совершенно инаковерующих нужно приводить не один пример, а много, и обличать их любопытство как рассыпающееся в тщету. Где кто будет насильственно сводить листья к особенности А кто станет называть плодом цветок, утрата которого по большей части есть признак появления плода? Но и у прочих, зная их природу и дела природы и не будучи в неведении об их инаковости по отношению к соприродному, никто не будет преобразовывать и переносить их ипостась во что-либо изназванного. Вот так и в вещественности телесных дел и произведений усматриваются вещи, происходящие от одного и того же, но не переходящие в собственной ипостаси друг в друга, и предлагающие явное обречение выдвигаемого против благочестия возражения, и выставляющие на показ гнилое злопыхательство из самого того, что, видимо, и под рукой, и множество прочего. Переход же от природы к искусству?

Посмотри, докуда сохраняется согласность с природой противоположное же изначальному утверждению. Дарует тебе много и других примеров и покажет гончара из одной и той же глины и замеса, лепящего и ночные горшки и сосуды, предназначенные для священных обрядов. Думаю, ты не найдешь, чтобы даже непосвященные, не стыдясь, переменяли одни изделия на употребление или наименование других и смешивали особенность каждой из без какого-либо бесовского поражения, вдобавок неисцелимого. Если же хочешь вернуться вновь к человеку, то наведешь на них еще более суровое обличение. Ибо от человека и речь, и голос, а, если угодно, и дух. Ведь голос есть не что иное, как дух, на который воздействует некое подходящее орудие. Но речь и голос, изливающиеся из человеческих уст и образуемые и изводимые почти теми же самыми органами, ибо при общности прочего первое рождается на кончике языка, а второе скорее на язычке. И, что важнее и удивительнее, речь не может выйти без голоса.

Но при самом ее образовании голос поддерживает и подпирает облик речи, соосуществляя ее и соизводя. Но ведь при такой связи и тесном единстве даже обладающих умеренной понятливостью, тем не менее нигде не затруднит никакое сомнение в том, что голос не есть речь, а речь – голос. Укрепившись этим и освобождая себя от так называемого затруднения, воспрянь и на обуздание любопытства желающих злопыхательствовать.