О первоначальных плодах молитвы ⧸⧸ Свт. Игнатий Брянчанинов о молитве Иисусовой

Святитель Игнатий Брянчанинов. О первоначальных истинных плодах молитвы. Из беседы старца с учеником о молитве Иисусовой. Ученик. Каковы истинные плоды молитвы Иисусовой, по которым новоначальный мог бы узнать, что он молится правильно? Старец. Первоначальные плоды молитвы заключаются во внимании и умилении. Эти плоды являются прежде всех других от всякой правильно совершаемой молитвы, преимущественно же от молитвы Иисусовой, упражнения которой превыше псалмопения и прочего молитвословия.

От внимания рождается умиление, а от умиления усугубляется внимание. Они усиливаются, рождая друг друга Они доставляют молитве глубину, оживляя постепенно сердце. Они доставляют ей чистоту, устраняя рассеянность и мечтательность. Как истинная молитва, так и внимание и умиление – суть дары Божией. Как желание стяжать молитву мы доказываем принуждением себя к ней, так и желание стяжать внимание и умиление доказываем понуждением себя к ним. Далее плодом молитвы бывает постепенно расширяющееся зрение своих согрешений и своей греховности, отчего усиливается умиление и обращается в плач. Плачем называется преизобильное умиление, соединенное с болезневанием сердца сокрушенного и смиренного, действующее из глубины сердца и объемлющее душу. Потом являются ощущения присутствия Божия, живое воспоминание смерти, страх суда и осуждения.

Все эти плоды молитвы сопровождаются плачем и в свое время осеняются тонким святым духовным ощущением страха Божия. Страх Божий невозможно уподобить никакому ощущению плацкого, даже душевного человека. Страх Божий – ощущение совершенно новое. Страх Божий – действие Святого Духа. От вкушения этого чудного действия начинают истоевать страсти. Ум и сердце начинают привлекаться к непрерывному упражнению молитвою. По некоторым преуспеяниям приходят ощущения тишины, смирения, любви к Богу и ближним безразличия добрых от злых, терпения скорбей как попущений и врачеваний Божьих, в которых необходимо нуждается наша греховность. Любовь к Богу и ближним, являющаяся постепенно из страха Божия, вполне духовна, неизъяснимо свята, тонка, смиренно, отличается отличием бесконечным от любви человеческой в обыкновенном состоянии ее.

Не может быть сравнима ни с какой любовью, движущейся в падшем естестве. как бы ни была эта естественная любовь правильной и священной. Одобряется закон естественный, действующий во времени. Но закон вечный, закон духовный настолько выше его, насколько Святой Дух Божий выше Духа человеческого. О дальнейших плодах и последствиях моления Святейшим именем Господа и Иисуса останавливаюсь говорить. пусть блаженный опыт научит им и меня, и других. Последствия и плоды эти подробно описаны в добротолюбии, в этом превосходном, богов вдохновенном руководстве к обучению умной молитвы для преуспевших иноков, способных вступить в пристанище священного безмолвия и бесстрастия. Признавая и себя, и тебя новоначальными в духовном подвиге, имею преимущественно в виду При изложении правильных понятий о упражнении молитвы Иисусовой – потребность новоначальных, потребность большинства.

«Стижи плач», – сказали отцы, – «и он научит тебя всему». Восплачем и будем постоянно плакать пред Богом. Божие не может прийти иначе, как по благоволению Божию. И приходит оно в характере духовном, в характере новом, в таком характере, о котором мы не можем составить себе никакого понятия в нашем состоянии плотском, душевном, ветхом, страстном. Достойно особенного замечания то мнение о себе, которое насаждается правильную молитву Иисусовую в Делателе ее. Иеромонах Серафим Саровский достиг в ней величайшего Однажды настоятель прислал к нему монаха, которому он благословил начать пустынно-житие с тем, чтобы отец Серафим наставил этого монаха пустынно-житиею столько, сколько сам знает этот многотрудный образ иноческого жительства. Отец Серафим, приняв инока, очень приветливо отвечал «И сам я ничего не знаю». При этом он повторил иноку слова Спасителя о смирении и объяснение их святым Иоанном Лествичником через действия сердечной молитвы Иисусовой.

Рассказывали мне следующее о некотором делателе молитвы. Он был приглашен благотворителями монастыря в губернский город. Посещая их, Инок постоянно затруднялся, не находя, о чем говорить с ними. Однажды был он у весьма благочестивого христолюбца. Этот спросил монаха. Отчего ныне нет беснующихся? – Как нет? – отвечал монах.

– Их много. – Да где же они? – возразил христолюбец. Монах отвечал. – Во-первых, вот я. – Полноте! Что вы говорите? – воскликнул хозяин, посмотрев на монаха с дикой улыбкой, в которой выражались и недоумение, и ужас.

– Да будьте уверены! – хотел было продолжать монах. – Полноте! Полноте! – прервал хозяин. и начал речь с другими о другом, а монах замолчал. Слово Богокрестное и самоотвержение, ее родство есть для непонимающих действия и силы их. Кто, не знающий молитвенного плача и тех таинств, которые он открывает, поймет слова, исшедшие из глубины плача?

Достигший самовоззрения посредством духовного подвига, видит себя окованным страстями, видит действующих в себе и собой духов отверженных. Брат вопросил именно Великого, как должен жительствовать безмолвник? Великий отвечал, я вижу себя подобным человеку, погрязшему в болото по шею, с бременем на шее, и вопию к Богу, помилуй меня. Этот святой, наученный плачем глубочайшему, непостижимому смиренно мудрю, говаривал с ожительствовавшим ему братьям. Поверьте мне, куда ввергнут дьявола, туда ввергнут и меня. Воспоминанием о совершенном иноке, об имени великом, заключим нашу беседу о молитве Иисусовой.