О необходимости испытывать наставника ⧸⧸ Свт. Игнатий Брянчанинов о молитве

Святитель Игнатий Брянчанинов о выборе наставника Иисусовой молитвы. Из письма Афонскому монаху Серафиму. Причина откровенности о предметах духовных – доверенность к наставляющему лицу, а доверенность к лицу внушается точным познанием лица. Напротив того, кому не извещевается сердце, тому не открывай говорит великий наставник иноков преподобный Пимен, египетский пустынник. Судите же сами. Зная вас так мало, какую могу я иметь степень доверенности к вам? Итак, первый мой недуг, который я должен обнаружить перед вами, есть мое маловерие. Маловерие не к самой умной молитве.

Нет. Это таинственное небо, на которое выходят одни чистые сердцем для богозрения. видится очами ума моего, хотя и пребывает для них невидимым. Оно скрывается от них чудную, прозрачную, непостижимую синевою своею, в которой они мнят видеть его. Но я страдаю маловерием к вам. Исцелите меня от этого недуга. Такое исцеление – дело возможное. Многие маловерные обратились в ревностно верующих.

Всемогущая истина совершила их обращение. и не обидьтесь моим признанием в маловерии к вам. Преподобный Иоанн Лествичник наставляет испытать руководителя, прежде чем вериться ему, чтобы не довериться больному вместо врача и вместо кормчего тому, кто ввергнет тебя в пустыню. Если это дозволяется и советуется святыми отцами вновь вступающему в монастырь, то тем более оно позволительно и даже необходимо для укосневшего значительное время в монашестве, к сожалению, крайне малоплодном. Опасен недостаточный наставник при обучении новоначального благим нравом и первым правилам монашеского жительства. Тем опаснее он для дерзающего слышать учение о великом таинстве умной молитвы, ведущей христианина к сокровенному вместе существенному и вполне ощутительному соединению с Богом. Имеете ли Вы, возлюбленнейший Отец, ввиду опытного старца в обителях Святой Горы, на духовный разум которого Вы могли бы положиться? Слово «духовное» употреблено мною здесь не слегка, как оно употребляется в новейших писателях, но в том смысле, как оно употреблялось святым апостолом Павлом.

а за ним и всеми аскетическими писателями нашей Церкви, из которых преподобный Григорий Синаид говорит «Не всех бы есть наставите и инех, но им же дадеся божественное рассуждение по апостолу, рассуждение духов, отлучающее горше от лучшего мечем слова. Кижда бы свой разум и рассуждение естественно или деятельно или художественно имать». Они все духовные. Хотя мы и крайне омрачены по причине нашего слабого жительства, но признаем и исповедуем, что ни естественное, ни деятельное, ни художественное рассуждение не могут поднять выше чина душевного разума, как бы они ни были сильны и блестящи, даже благонамерены и благочестивы. Итак, имеете ли вы в виду духовного старца? Вот тот вопрос, который, по милостивому дозволению вашему, представляет вам мои вопросы, считаю начальным и первым из всех вопросов. И святые отцы признают таковым этот вопрос. Прежде всех, говорят они, избери себе старца с совершенным, по священному тайно научению, отречением и повиновением непритворным и совершенным.

Сирич «подщися обрести наставника и учителя непрелестно». Тоже говорят почти все аскетические православные наставники. Но большая часть из них жалуется на скудость истинных наставников. Уже в XV веке, когда жил наш преподобный Нил Сорский, посетивший Афонскую гору и заставший там рассадник умных делателей, насажденный преподобным Григорием Синаитом Тогда уже истинный наставник умной молитвы признавался важную редкостью. Что ж сказать о нашем времени? Сердца всех привлечены, как и вы находите и чему пример вы видели в нашей пустыне, к внешней красоте. Внутренняя духовная красота, а потому филокалия, содержащая учения о приобретении сей красоты, остаются в стороне. Впрочем, некоторые монашествующие у нас в России занимаются умной молитвой и не без успеха.

Таковых случалось мне видеть и беседовать с ними. Но случалось видеть, увы, и прельщающихся, и прельщенных, совлекаемых с прямого и истинного пути страстями душевными и телесными. Хотя я и должен сознавать себя прельщенным, убеждаясь в таковом бедственном состоянии многими во мне действующими страстями, которым, очевидно для совести моей, работаю явно делами и словами, неявно помышлениями и чувствованиями, однако признаю справедливым опасение впасть, а что еще хуже – самопроизвольно вдаться в еще большую прелесть. Свойственно тому, кто поражен многими болезнями, опасаться впадения в тягчайший недуг. Свойственно тому, кто по шею погряз в болоте, стремиться, чтобы не уйти в него с головою.