О милостыне и странноприимстве. (2019.03.16)

во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Сегодня у нас продолжаются наши беседы об изречениях Отцов, и сегодняшняя беседа о милостыне и странном приимстве. Если говорить коротко, и не по той книжке, о которой мы сейчас говорим, а по другим монашеским поучениям, то все, можно сказать, очень просто, в самой базовой теории. Миряне спасаются тем, что дают милостыню Они собирают в своей жизни много всякого житейского, у них много всяких потребностей, они их удовлетворяют. Тогда надо делиться. Пусть они материальную милостыню творят. Этим спасаются. Монах должен жить так, чтобы у него было нечего давать милостыню, то есть он должен не иметь необходимого, нуждаться в необходимом, а иметь материальную милостыню.

Он должен давать милостыню духовную. Но это общее правило, а сегодняшняя глава, она собирает разные рассказы, которые говорят о том, как нужно поступать в конкретных ситуациях. И они тоже делятся на 2 типа. Первое – это монах в отношении других монахов, и второе – это в отношении между монахами и мирянами. Отношения мирян между собой вообще не рассматриваются в этой главе, поэтому я просто скажу, что здесь милосердие и милостыня, в том числе материальная, просто очень важна. Но сегодня у нас будет речь о другом, и это не монахам тоже полезно знать, потому что что-то о христианстве вообще через это открывается. И вот заповедь о милостыне все-таки дана и Ветхом, и в Новом особенно Завете, и потому, так или иначе, она относится ко всем. Нельзя, ссылаясь на свое какое-то воздержание и особое правило, этой заповедью пренебречь.

Это тоже будет плохо. И вот поэтому приводятся примеры святых отцов, которые, будучи великими постниками и воздержниками, все равно, когда к ним приходили какие-то гости для того, чтобы их утешить, прерывали свой пост, воздержание свое, может быть, многодневное, или, по крайней мере, в течение этого дня, и хотя они собирались, и по своим правилам должны были бы ничего не есть, ставили какую-то еду. И даже про Абдул-Моисей рассказывали, что он на Страстной Седмице, когда в скиту вообще ничего не ели всю неделю, сварил даже что-то на огне. То есть это уже совсем просто, все равно как поесть мясо, так примерно воспринималось. И он это сделал тоже для тех, кто к нему пришел. И еще такой трогательный рассказ есть про одного старца, который принимал гостей, тоже монахов, и эти гости уже просто говорили, что они больше не хотят есть и не могут, но, видимо, тоже, конечно, скромничали и так стеснялись есть. Но на счет этого старец ему ответил, что вы у меня уже шестые здесь сегодня, я все время ем со всеми гостями, и все никак не могу наесться, а вы говорите, что вы наелись. То есть здесь подход такой, что надо, конечно, и даже просто можно сказать так, одна из историй служит резюме по таких вот рассказов.

Когда у старца спросили, как он не рассеивается из-за того, что так встречает гостей, что это, конечно же, для него тяжело должно быть и должно ему мешать, он ответил очень просто, что мой покой в том, чтобы не исполнять своей воли, потому что когда мы начинаем чувствовать, что нам что-то мешает, и люди какие-то ходят, и мы теленные обязанности перед ними выполняем, и это нас отвлекает от того, что мы запланировали, это уже значит, что у нас есть своя воля, и наш покой нарушился, потому что нам важнее сделать так, как мы запланировали, так, какой у нас может быть правило и устав, может, это хорошее правило и устав, вопрос же не в них, а в том, как мы к ним относимся. То есть ты найдешь покой только, когда будет воля Божья, когда кто тебе по воле Божьей пришел, того ты и принял. Конечно, когда мы имели случай поговорить об унынии, то приходилось вспоминать о противоположной крайности и о другом соблазне, когда монах все время сидит и думает, не пришел бы к нему кто-нибудь в гости, чтобы можно было развечься, поесть, поболтать. Здесь тоже желание исполнить свою волю, только в данном случае она состоит в чем-то противоположном. В чем бы она ни состояла, ее исполнение одинаково нарушает жизнь. Но в отношении с другими людьми, которые не являются монахами, принцип такой, что помогать надо всем и всегда, но это должны быть люди случайные и ни в коем случае не родственники. У монаха нет родственников, которым он должен помогать. Но в то же время, если приходят какие-то люди, вообще не пойми какие, даже еретик манихей, как в одном из рассказов говорится, все равно нужно не смотреть на манихея или нет, нужно его принять.

Там к одному старцу пришел манихей, который очень сомневался, можно ли ему прийти, но он оказался в безвыходном положении, ему было не дойти уже до своей цели, а там его застала ночь. Тут его принял, покормил, хотя манихей боялся, что старец его узнает, потому что он жил неподалеку. Старец его сделал вид, что не узнал, то есть внутренне он его не узнал, в том смысле, что ему просто было безразлично, манихей он или нет, и даже предложил ему с собой помолиться. И дальше по рассказу, ну если он не узнал, что он манихей, почему же не предложить. Но насколько он его не узнал, это не очень понятно из этого рассказа. И после этого манихей решил принять православие, потому что он совершенно не ожидал такого восприятия старца. Но там другой рассказ, как некий старец, некий монах помогал все время своему брату, который остался в миру. И он почему-то, этот брат, все время жил в какой-то нищете.

И этот монах что-то зарабатывал, сам, конечно, тоже жил довольно бедно, но отдавал ему какую-то часть, и совершенно это не шло на пользу. И тот посоветовался у старца, что же такое делать. И старцы ему говорят, что перестань ему помогать, не надо это вообще делать. Тот ему объяснил, когда пришел за помощью, что все, больше тебе не помогаю, надо, чтобы ты мне помогал. Тот сказал, ладно, буду тебе помогать. Так как помогать ему было нечего, тот какой-то травы на огороде собрал, принес ему и дал. Ну, тот тоже был рад, что и травы хотя бы. На следующий день тот уже приходит и дает в следующий раз, и дает ему уже какую-то довольно богатую еду.

И тот удивляется, откуда это взял. Он говорит, пока твоя помощь ко мне приходила, почему-то все, что у меня было дома, сгорало. Это, видимо, в переносном смысле надо понимать. У меня просто были неудачи во всех делах, и я просто беднела твоей помощью. А как вот ты перестал мне помогать, так у меня пошли дела, и все стало хорошо. Это именно тот случай, когда монах помогал своему родственнику, брату в данном случае. И это неправильно. Потому что помогать надо людям случайным, каким-то просто нищим, которые не могут тебя в ответ благодарить.

Но нельзя исходить из родственных связей. А также бывают и другие случаи. Вот два последних рассказа, они в чем-то между собой похожи. И они наверняка имеют какую-то историческую подоплеку, хотя не будем пытаться реконструировать, что было на самом деле. Они про то, как некая благочестивая девушка, жившая в миру, и имевшая какие-то связи с монахами, со скитом, помогала им от своей химии, потому что она была достаточно богатая. Потом она как-то обеднела и связалась с плохими людьми, и стала опять очень богатой. Стала, видимо, содержанкой каких-то людей богатых. Или, во всяком случае, она стала заниматься проституцией.

И об этом узнали монахи и в скиту. И послали к ней Иоанна Колова, знаменитого подвижника, сказав ему, что вот она столько нам помогала, что мы должны ей помочь тоже. И там очень много в этом рассказе таких мелких особенностей, которые очень дают колорит месту. Прямо вот видно, что это было где-то в Верхнем Египте. И, например, приходит он к ней в дом и пытается объяснить слугам, кто он такой, зачем ему нужно видеть и госпожу. И госпожа реагирует, когда ей доложили, что много тут ходит этих монахов, которые норовят ловить жемчужины в Красном море. То есть это явно какая-то поговорка за всяким дешевым мнением. Тем не менее, она его приняла.

И он с ней как-то так поговорил, что, видимо, не столько словами, сколько невербальной коммуникацией оказал на нее воздействие. И она спросила, есть ли покаяние. Он сказал, что есть, что пойдем со мной. Она не стала даже давать никаких распоряжений относительно своего дома и просто ушла с ним в пустыню. А за один день дойти было нельзя, поэтому они заночевали там где-то в пустыне. И когда он там проснулся, на некотором довольно большом расстоянии подошел к нее и увидел, что она уже умерла. И причем там тоже такая деталь, тоже, видимо, непридуманная, что он ткнул ее ногой, посмотреть, жива она или нет. И убедился, что нет.

Скорее всего, если бы придумывали этот рассказ, то деталей бы это и не было просто. И это стало доказательством для самого Иоанна Колова и для всех нас, кому он это рассказывал, что так вот Господь принимает покаяние. Она умерла без видимых причин, согласно этому рассказу. А в другой аналогичной истории, в которой заканчивается глава, там тоже хэппи-энд, но заключается в том, что в аналогичных обстоятельствах казавшаяся женщина ушла в монастырь и потом жила долго и счастливо в качестве монахини. Но, как бы то ни было, это о чем говорят там истории, если их именно обобщить, о том, что помогать, в том числе и мирянам, приходится духовно, когда у них какая-то действительно тяжелая для души ситуация. Душевно они могут воспринимать ее как раз как легкую ситуацию, могут так вот ее не чувствовать. Поэтому, например, не надо стремиться исцелять больных. Об этом тоже было уже многое говорено в потеряке, что становиться вот таким домашним исцелителем при мирянах ни в коем случае нельзя.

Если что-то такое происходит, то потом надо как-то принять меры, чтобы миряне уже себя не могли найти, чтобы еще спросить молиться. Но в то же время в таких действительно важных вещах, когда не то, что кто-то умер, а вот кто-то может умереть душевно, помогать надо, в том числе терпя всякие необычные приключения и посещая такие места, которые лучше было бы не посещать. Но вот об этом нам и говорит сегодняшняя глава. Поэтому надо применять к себе кто-то монах, кто-то не монах, но все христиане, все могут найти, в чем применить это к своей собственной жизни. Аминь.