О любви к ближнему. Беседы на Четыре сотницы о любви Максима Исповедника (2020.03.14)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Сегодня мы продолжаем наши беседы о сотницах, о любви Святого Максима Исповедника. И сегодня, наконец, мы переходим к тем главам, где он говорит о любви к ближнему. Мы обычно привыкли, что, сказав о любви к Богу, надо говорить сразу же, как это сжато и в ангельской формулировке. А на самом деле мы привыкли даже к другому, потому что в XIX веке и после этого о любви к ближнему поговорить любят, и ей подменяют любовь к Богу. Но, конечно, у Святого Максима совсем не так, поэтому мы только сейчас действительно подошли к теме любви к ближнему. Причем он тоже подходит к ней сейчас не всесторонне, потому что наверняка можно очень много разного об этом сказать. И в других местах он много разного говорит, а говорит только о самом трудном в этой любви к ближнему.

То есть о том, чтобы его хотя бы не ненавидеть. Что делать, если существуют для меня какие-то поводы к ненависти? И он объясняет, что делать, а лучше сказать, он объясняет, почему можно делать только это. И вот первое, что он говорит на эту тему. Любящий Бога не может не любить и всякого человека, но это точно по Евангелию, как самого себя, хотя не благоволит страстям тех, кои не очистились. То есть это не значит, что мы должны любить кроме человека его грехи. Грехи любить, конечно же, не надо. Почему, когда видят их обращение и исправление, радуются радостью безмерную и неизреченную?

Но это нам еще близко и понятно, что когда кто-то исправляется, это прекрасно. Но мы знаем, что бывает что-то иначе, потому что зависть человека отравляет настолько, что бывает даже, это не всегда зависть прямо до этого доходит, но она легко может до этого доходить, что человек уже не рад, когда кто-то исправляется в тех грехах, которые были раньше известны, а вот теперь он исправился. Ему не верят еще, чтобы точно не допускать такое место. Если верят, то это вот не радует. Но, конечно, любящий Бога всегда будет радоваться чужому исправлению. И дальше мы продолжаем в следующей главе. Нечиста страстная душа, наполненная помыслы вожделевательными или похотными, можно сказать, это переводы одного и того же слова, и ненавистливыми. То есть, помысл ненависти равносильен помыслу похоти.

То есть, это крайняя нечистота. Ну, это, наверное, не требует никакого комментария, и понятно, почему здесь это сказано, поэтому дальше читаем. «Видящий в сердце своим след ненависти, какому бы то ни было человеку, за какое бы то ни было падение, совершенно чужд любви к Богу, ибо любовь к Богу никак не терпит ненависти к человеку». Вот что здесь необычное, что даже след ненависти, не то, что там какая-то яркая ненависть, а просто какой-то след, что-то похожее на ненависть, что остается, причем абсолютно все равно по какому поводу и к кому именно, это делает чуждым любви к Богу. Мы интуитивно понимаем это совершенно иначе, если бы специально как-то над собой не работали. Что, если у меня след ненависти, то у меня какой-то след НЕ-ЛЮБВИ К БОГУ, а здесь всё оказывается наоборот. Что, если у меня след ненависти, то у меня нет совершенно никакой любви к Богу. Это вот показывает и доказывает.

Почему? Потому что любой Бог, как он говорит, никак не терпит ненависти к человеку. То есть не просто её не терпит и несовместимо, что и нам понятно, а именно несовместимо никак. Вот очень часто мешает нам понимать святых отцов то, что у нас всё так серединка наполовинку, всё разбавлено. Но когда разбавлено, оно бессмысленно. А вот именно никак, никогда и только след, и уже после этого никак. Вот это вот святоотеческое учение, которое, конечно, будет иначе работать. Потому что когда у нас серединка наполовинку, так вот всё разбавлено, то потом мы можем не удивляться, что ничего и не работает у нас.

И дальше он продолжает. «Любящий мя, говорит Господь, любя и мя, заповеди моя соблюдет. Заповедь же моя сияясть, да любите друг друга». Это две цитаты из Евангелия от Иоанна. Итак, не любящий ближнего не соблюдает заповеди. Ну, естественно, он самую большую заповедь, он тем самым нарушает. А не соблюдающий заповеди не может любить и Господа. Потому что любовь к Богу и любовь к ближнему, как мы научены не только от святого Максима, это две стороны одного и того же.

И если где-то что-то нарушается, то не может быть и любви к Богу. Но, конечно, это верный в обратную сторону, что не только то, с чем современный мир согласен, что если не любить ближнего, то нельзя любить Бога, но и обратное верно. То есть, если не любить Бога, нельзя любить ближнего. А то, что кажется любовью к ближнему, так оно не является. И в следующей главе. «Блажен человек, который всякого равно любить может». Вот это такое место церковного учения, которое, конечно, и у других святых отцов есть, что любовь ко всем должна быть одинаковая. То, что в миру называется любовью, оно, в принципе, не может быть одинаковым ко всем.

Это именно какие-то особенные привязанности к чему-то, что является необычным. А если любовь к людям одинаковая, то это речь идет о том, что должно быть обычным и совершенно равным ко всем. А с другой стороны, она никого не избирает. Это именно любовь у человека такая же, как любовь к Божию. Она тоже равная ко всем. Отвечают все по-разному, конечно, не все. Поэтому реальные отношения оказываются разные. Но со своей стороны христианин должен, как Бог, любить всех.

Но то, что относится ко всем, оно уже существенно отличается от того, что миру называют любовью. А именно это получается, что такое общее настроение духа, которое никак не помрачается никакими качествами этого человека. Мы не начинаем кого-то любить больше, если мы любим его по-христиански, от того, что он добровителен. Хотя, может быть, мы ему начинаем больше доверять, с ним советоваться, дружить и так далее. Но любить больше мы от этого не начинаем. Или меньше, от того, что он совсем наоборот. И дальше продолжает. Блажен человек не привязанный никакой вещи, тленной или временной.

Вот, казалось бы, зачем это здесь? Это повторение того, что нужно. Того, что уже было до этого сказано, что любящий Бога не должен иметь никакой привязанности. Зачем здесь это повторяется? Вот подождем ответа и послушаем еще одно, тоже повторяющееся. Блажен ум, который, минуя все твари, непрестанно услаждается божественной красотой. Опять повторение. Мысль эта уже была, но зачем она здесь повторяется?

И вот это нам немножко поможет в последнейшем сегодня. Кто по печенье о плоти, простирая дух, кто по хотей за что-либо временное злопамятствует на ближнего, тот служит твари, пащит творца. Вот теперь, наконец, замыкается. Потому что любить ближнего ровно невозможно, если иметь какое-то попечение о твари. То есть, если мы что-то хотим в этом мире, то нам будет что с ним делить. Это не обязательно ссориться из-за имущества, но хотя бы из-за того, что у нас разные взгляды на этот предмет. Вот таким образом можно делить. Вокруг нас сколько людей ссорится не из-за того, что они не поделили какие-то материальные ценности, а из-за того, что они, скажем, идеологические ценности не поделили.

Одни считают, что надо так, а другие это. И ссорятся на всю жизнь. Просто поразительно иногда бывает. Но что это нам показывает? Что мешает любить ближнего привязанность к вещественному. А то, что мы должны делать в любом случае, просто из любви к Богу, чтобы не иметь пристрастия к вещественному, то единственное нам позволит любить ближнего. И поэтому никакой любви к ближнему, у человека, который так всерьез для себя оценит на уровне именно привязанности какие-то вещественные вещи, просто быть не может. Потому что у него с этим ближним есть что делить.

Если у человека есть что делить с человеком, то есть имеется в виду потенциальный спор, то любить ты его не можешь. Даже если спора актуально нет, а только он потенциальный. Самое главное, чем завершил Святой Максим Дубловок, последнюю просчитанную, то, что если иначе, то это идолослужение. Он уже раньше говорил, что привязанность к вещам это идолослужение. Идолослужение на языке библейском, который является языком святых отцов, это худший грех. Хуже убийство, хуже предлюбодеяние и так далее. И вот привязанность к вещам, как он говорил раньше, мы это уже прочитали, это идолослужение. И вот здесь он опять это повторяет, но именно объясняя одно последствие этого идолослужения, что человек таким образом начинает не любить и даже ненавидеть ближнего.

Поэтому, если мы хотим относиться к людям по-христиански, то мы сами должны быть бесстрастными. Именно это бесстрастие от нас требуется. То есть мы стремимся к бесстрастию всего этого, мы стремимся и к тому, чтобы всех людей любить одинаково и никого ни за что не ненавидеть. Но можно сказать и противоположным образом, тоже будет правильно, что если мы просто упражняемся на том, чтобы как бы не возненавидеть человека, это он подает нам к этому повод, то есть для нас это искушение, то если мы с такими искушениями справимся успешно, то мы будем немножко приближаться к бесстрастию. И более того, весь принцип общежительного монашества устроен ведь на том, что люди доставляют просто в силу того, что они вместе живут друг другу разные неприятности, и через это, если они не их терпят, то они достигают бесстрастия. Но и в какой-то степени это даже в приходской жизни проявляется, как мы, наверное, легко можем вспомнить, и вообще в нашей жизни. Поэтому не надо думать, что если какой-то люди к нам проявляют что-то нехорошее и тем самым нас искушают, то для нас это плохо. Нет, если это Господь допустил, значит это для нас шанс сделать какой-то шаг в сторону бесстрастия, и будем стараться ими пользоваться.

Аминь.