Максим Исповедник и Максим Грек (2019.02.06)

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Сегодня мы совершаем память Максима Исповедника и Максима Грека. Максима Исповедника мы совершаем память, потому что сегодня перенесение мощей в Константинополь, а Максима Грека, потому что он умер во враждебной среде, где не стали запоминать день его кончины, и он в результате оказался неизвестен. И когда день кончины святого неизвестен, то часто его память назначается в день именин. У Максима Грека у него были именины, и поэтому сегодня стали праздновать также и его память. Максим Грек умер в Троице-Сергиевой лавре, где он жил отнюдь не на свободе, потому что его выпустили из тюрьмы под тем, что мы сегодня бы назвали домашним арестом, потому что из тюрьмы его выпустили, но отнюдь не на свободу. Но если говорить в обратном хронологическом порядке, то Максим Грек для нас очень важен как и богослов византийской настоящей традиции в то время, когда это уже все разрушалось, а он держался и не разрушался, и как, конечно, особенно тот святой, который поддержал наших нестержателей. Он приехал на Русь в 1518 году, ничего не подозревая о том, какие здесь проблемы, то есть что-то он об этом знал, и это довольно смутно, а то, что здесь на самом деле происходило, он не знал вообще, но он оказался прямо в гуще этих проблем, и он поддержал тех, кто с его точки зрения, но не на самом деле был за православие, но это обернулось для него боком.

И в это время был конфликт нестержателей, последователей Нила Сорского, к тому времени уже умершего, с последователями Иосифа Володского, к тому времени тоже уже умершего, но конфликт между ними, начавшийся при жизни этих лидеров, он нисколько не уменьшался, наоборот, разгорался, и это означало два совершенно разных курса движения Московской церкви, и те, кто держался строгого православия, и к которому примкнул Максим Грек, очень сильно и авторитетно их поддержал, не победили, и кончилось это для них тюрьмой, не только для Максима Грека, и смертью, но в 1525 году Максим Грек был заточен в Осипово-Калакаламском монастыре, центр этих самых оппонентов сифлян, и там его могли замучить насмерть, но нет, то есть там просто были условия содержания очень плохие, его держали вне, без причастия, отлучили от причастия и в камере в тяжелых условиях, не давали ничего писать, но он там выжил, в таких же примерно условиях и там же держали Васяна Патрикеева, он не выжил, не дожил до 1547 года, когда и о сифлян немножко потеснили, тоже так не вполне, и тогда не удалось новому митрополиту, православному и хорошему, освободить Максима Грека, как он это хотел сделать, но по крайней мере удалось его перевести из плохой тюрьмы в хорошую, в Тверском отрочном монастыре, где он прожил несколько лет, формально тоже на тюремном положении, но реально это уже были очень облегченные условия, а потом его перевели в Троице-Серговую Лавру, формально это было уже не в тюрьме, но реально ему оттуда запрещали уехать, это была никакая не свобода, вопреки тому, что некоторые утверждают, потому что он хотел воспользоваться свободой, чтобы уехать обратно на Афон, ему это категорически не запрещали, его фактически держали заложником для переговоров о признании московской автокефалии, но переговоры тормозились, не очень-то шли, заложник тем временем умер, то есть его так бездарно заморили, и автокефалию потом так и не признали, пришлось под нее отказываться, это уже в событии 1560-61 годов, когда Ивану Грозному пришлось признать подчинение московской митрополии Константинопольскому патриархату вновь в течение 30 лет, это потом будет продолжаться до учреждения патриаршества в Москве, но вот как бы то ни было, не надо идти за теми историками, или лучше сказать политиками, церковными и не очень церковными, которые всегда говорят, что правда это то, что победило на земле, а мы знаем, что на земле это далеко не всегда так бывает, и если взять между ложью неправды и правдой что-то среднее, то это тоже будет неправда, собственно сколько нужно какой-нибудь такой неприятной субстанции в супе, чтобы суп стал несъедобный, одна чайная ложка или одна столовая, или половина, это совершенно не важный вопрос, важно то, что съедобное не должно вообще этого содержать, поэтому разговоры о том, что московская традиция примирилась и о сефлянстве и нестяжательстве, это разговоры самих же сефлян, которые победили, победили они может быть не в самой своей резкой форме, но в общем, как бы то ни было, получилось здесь все не очень удачно. Максим Грек не был официально прославлен, поэтому, несмотря на то, что он умер в Москве, его не запомнили даты его смерти, как было бы точно с любым старцем монастыря, точно была бы дата запомнена. Так как он был чужим, то не стали даже и запоминать. И почитание его святых было сначала у нестяжателей, такое неофициальное, потом у старообрядцев, которые очень его полюбили, и вот уже в 19-20 веках стало распространяться более широко и вот почитание в Российской Церкви. Что же касается Максима Исповедника, то он дает там своей жизнью, нет возможности сейчас пересказывать его учения подробно, пример того, как нужно понимать то, что мы сегодня слышали в евангельском чтении. В евангельском чтении мы слышали рассказ о Ярихонском слепу, который узнал, что мимо идет Иисус и стал кричать, чтобы кто-то к нему обязательно подошел. А все вокруг, в общем-то, хорошие люди, нисколько не осуждавшие этого слепого с желанием исцелиться, считали, что просто его поведение неприличное, потому что чего так кричать и занятого человека отвлекать, и с другой стороны, они, видимо, не верили, что он таким образом сможет исцелиться. Но он не слушал этих людей, которые, повторю, не были его врагами, которые не желали бы ему исцеления, которые просто не хотели, чтобы возмущался обычный порядок, и хотели, чтобы все было как обычно, и как-то чувствовали дискомфорт вот такого поведения слепого.

А он продолжал кричать, и в результате он получил исцеление, и он был прав. Эта история рассказывает нам о том, что не надо слушать наших доброжелателей. Доброжелатели, в большинстве своем, это все-таки обычные люди. Обычные люди, в большинстве своем, я подчеркиваю это слово «большинство», потому что всегда бывают исключения, но в большинстве своем, они стремятся, чтобы все было так, как оно было, чтобы не нарушался обычный порядок, и таким образом это никогда не допускает нас обратиться к Богу, потому что обычный порядок – это чтобы к Богу не обращаться. А если же мы держимся того, чтобы обращаться к Богу, мы не должны слушать тех, кто нам мешает это делать. Ну вот Максим Исповедник в своей жизни показал, насколько это глубоко и серьезно, до чего здесь нужно доходить, потому что он из-за догмата пошел против не только своих ближних, которые так людям, может быть, были бы обычно ничего не понимающие, а против всей церковной иерархии, против почти подавляющего большинства и мирян, и монашествующих, и клира, и императоров, которые провозгласили монофилистскую ересь. Причем, насколько эта ересь была тонкой, если вот пытаться объяснять словами, можно заключить из того, что практически невозможно в современных исследованиях, которые, вообще-то говоря, пишутся специалистами и съевшими, так сказать, ни одну собаку на этом деле, получить внятное изложение того, в чем состоит учение о двух волях Максима, то есть то, что является, собственно говоря, православным. Чаще всего, излагая учение о двух волях, учебники по догматике, в том числе по которой обучатся в духовных академиях, либо, это лучший вариант, говорят общие слова, из которых так остается непонятно, в чем же состоит это учение, ну, а в худшем случае они излагают, собственно, то учение, которое на самом деле является нестерианством и оправдывают те обвинения в адрес православных, которые выдвигали монофилиты.

Потому что здесь учение Максима, оно основано на том, что в человеческой свободной воле, которая никогда не может быть отнятой, которая у человека, есть нечто необъяснимое и входящее, противоречие со всей реальностью. То есть ее не должно быть свободной воле, но она есть. И вот это, конечно, сложно объяснить. Но сложно объяснить, просто объяснить, это не важно, а истина, она всегда должна быть истиной. И если возникает что-то, что истине противно, несмотря на то, что истина церковная, очень часто, не только в этом случае, не может быть так легко объяснена. Но зато можно понять, что какое-то предлагается учение, которое ей противно. Здесь никогда нельзя с ней соглашаться. То есть понятное, но лжецерковное учение, то есть ересь принимать нельзя, даже если церковное учение непонятно.

Потому что мы, в конце концов, головой не все так можем и обязаны понимать, но мы обязаны право верить и держаться с теми, быть в одной церкви с теми, кто был православным. Вот поэтому, несмотря на то, что все отговаривали Максима от такого поведения, ему даже говорили многие искренние доброжелатели, что ты веруй во что хочешь, никто тебе не мешает, а только причастись с нами, с теми, кто верует иначе. И даже были такие требования самих еретиков, которые заключались только в том, чтобы те, кто верует неправо, могли быть в общении с теми, кто верует право. Максим исповедник на это не шел, когда все вокруг пошли практически. И оказался прав. Но вот ему, можно сказать, так повезло в земном отношении, что его все-таки позиция уже сильно после его смерти, которая была мученческой, по сути дела, восторжествовала. Но те, кто в результате принял его учение о двух волях, они еще были живы и участвовали в гонениях на него самого, и отнюдь не выразили ему благодарности. Это было в 1886 году, когда был построен 6-й Вселенский собор, который заседал в 1680-1881 годах.

И почитание святого Максима установилось еще позднее, уже, видимо, в восьмом веке, когда и перенесли его мощи в Константинополь, но и тогда еще тоже не в полной мере его понимали и почитали, и это все заняло столетия прямо, понимание его богословия как такового. Нам надо понимать, что Максим Исповедник как раз и является образцом православия. И Федор Студив через несколько сот лет вскоре относительно, и потом другие святые, Григорий Полома, и, наконец, наши новоученики-исповедники российские всегда вдохновлялись примером Максима Исповедника. И, конечно, невзирая на то, что хоть все епископы сейчас, почти все миряне отпадают в ересь, надо самому не отпадать. А там уже как Бог управит. Может быть, как это оказалось в случае Максима Исповедника, но на земле он этого не дождался, опять возобладает в качестве государственной религии православие. Хотя потом все равно в качестве государственной религии утверждались различные ереси, прежде всего иконогорчество, то есть это тоже переменчиво было. А может быть, уже никогда не будет.

В конце концов, мы знаем, что к концу мира истинное православие останется совсем в нескольких людях, а всякие ереси как раз расплодятся. Поэтому мы не должны уповать на то, что наше дело победит на земле. Мы должны уповать на Царствие Небесное, ради которого мы стали христианами и держимся православной верой. Вот о чем нам говорит Максим Исповедник. О том же самом нам говорит Максим Грек, который носил в монашестве имя Максима Исповедника и во многом повторил его жизнь. И даже само то, что день его кончины никто не запомнил и не узнал, это тоже бы очень понравилось, наверное, Максиму Греку, Максиму Исповеднику и самому Максиму Греку. Чтобы не иметь лишней слова о человеках и особенно о тех человеках, которые впоследствии с удовольствием повапили, выражаясь в церковнославянской, то есть покрасили, украсили его гроб в троице Сергиевой Лавре. А нам нужно быть не с теми, кто украшает гроба пророков, а самими пророками.

Аминь.