Лекция 30

А там вот сформировалась своеобразная культура, и потом еще с помощью Византии там же включается Великой Ренессанс. Но Ренессанс, мы сейчас этого коснемся, был влиянием византийских эмигрантов. Конечно, самая большая волна эмигрантов была в 15 веке, в середине 15 века. И там огромное количество рукописей вывезли, которые в итальянских и в парижском собраниях, в Вене, огромное количество рукописей. А почему, как они туда попали? А вот вывезли. Но эта эмиграция началась еще в XIV веке благодаря латинским, византийским филокатоликам, которые очень влияли. Мы будем говорить про этого Верлама, который Петрарко учил латинскому языку. И то различие между православием и католичеством, выражаясь в терминологии XIX века, конечно, не XIV, не XV даже, к которому мы привыкли, так вот оно тоже сформировалось в эти годы, не в XI веке, когда там что-то происходило, о чем мы рассказывали, а именно в XIV.

Ну вот сейчас мы немножко все это исторически последим, но я буду делать отступление в историю некоторых концепций. И самое главное, что надо вынести из сегодняшних двух лекций, это некоторое общее ощущение эпохи. Потому что всякие детали, это вы в конце концов посчитаете. Деталями никогда сует не будешь, никогда всех деталей не расскажешь, которые могут быть нужны. Но они все имеют такой несколько элитеративный характер. Ну и так, вот на чем мы остановились. Мы остановились на завершении Лионской унии. В 1282 году умер Михаил VIII Палеолог, и воцарился его сын Андроник II Палеолог, который не захотел продолжать унию, который не похоронил своего отца. Ну, если он похоронил, но светским образом, потому что его не могли хоронить ни католики, ни православные, так как он ни к одной церкви уже не принадлежал. Вскоре очень собрался собор во Влахернском храме, который отменил унию.

Это было в 1283 году. Этот же собор вместо низложил патриарха Иоанна Века, потому что он не захотел каяться. Говорил, что он обратился искренне, что он стал таким католическим богословом, хотя он это сделал в тюрьме сидя. Но он мог бы там и не обращаться, он вполне бы мог не обратиться. И он не в таких уж плохих условиях там сидел, книжки читал. Ну вот и дочитался. И он остался при своем. А вместо него избрали Григория Кипрского, который был очень своеобразным человеком. Об этом надо сказать чуть подробнее. И вообще он был учеником Гифра Глимиды, он был таким ученым человеком, стихи писал, филологией всякой занимался и совершенно не собирался идти в патриархию. А тут вот как бы заставили, потому что нужно было такого не очень старого человека, чтобы он был более-менее православным.

И вот что еще было нужно, и это, видимо, сыграло какую-то роль, что это был человек, который мог бы относительно вот главного привлекаемого пункта с латининами, а в то время это уже был Филиокве, я бы сказал, не Святого Духа, иметь какую-то вот перспективную концепцию, чтобы все-таки было какое-то взаимопонимание с ними. Там уже дальше одно дело, когда мы спорим и не соглашаемся, еще не слышали и не понимали друг друга, иногда, кстати, тоже это неплохо, но все-таки когда Здесь уже такое взаимодействие тесное и много чего на карту поставить. Надо наконец понять. А что значит понять? Это много где-то это значит, но в догматике всегда. Это значит на языке оппонента по возможности сформулировать свое собственное учение. Пользуясь языком оппонента. В каком смысле можно сказать, что дух исходит через сына?

Но то, что дух исходит через сына, Кирилл Александрийский говорил, никто не спорит, что так можно сказать. Но это в смысле филиоквы, как это единого начала. от отца и сына дух исходит, или ипостасно, или как-то иначе. Ну вот, что можно как-то иначе, об этом писал Никифор Влемид, но он уже умер еще в 1972 году. А вот его ученик стал это развивать. Мы помним, что у Никифора Влемида все-таки в итоге оказалось, что он думал про субординацию, а то учение, которое развивали еще богословы, В 1212 году, вот я цитировал Николая Музалова тогдашнего, потом Николая Мифонского в середине 12 века и, наконец, в 1270-е годы во время унии, вот этот замечательный Ерофей, который рисовал диаграммы, вот там получалось, что субординации нет, что должно быть именно равенство между что нельзя определить порядок между лицами.

Если можно еще говорить о ленархии отца, то нельзя говорить о втором и третьем. А ни кем в лимите было можно. И вот что сделал Григорий Кипрский, когда он оказался патриархом? Он, естественно, должен был собрать какой-то собор, который скажет православное учение о Филиофе. Как вот это понимать? Если мы отменили унию, то с чем мы остались на этот счет? Это произошло в 1285 году. Вот тоже Влатерский собор. Он был в 83-м, теперь в 85-м. И на этом соборе был подготовлен Григорием Кипрским Томас, который принял этот собор. Томас – это просто документ, значит. Ну, такой вот именно главный документ, скажем, собора, но не обязательно собора. Мы как раз сегодня столкнемся, что просто и монатик какие-нибудь мог написать Томас, и Цветокорский Томас у нас будет.

В данном случае собора, который говорил о том, что можно писать о О том, что Дух через Сына в смысле вечного воссияния через Сына. Не только в том смысле, в котором мы всегда говорили, что Дух раздается через Сына. Когда в Евангелии от Иоанна, вы помните, Христос приходит уже в воскресенье и говорит, принимите Дух Свят, им же отпустите грехи, отпустите, им же держите, держаться и так далее. Это вот имеется в виду дары Святого Духа, которые во времени. раздаются. Тоже, конечно, энергия божественная имеется в виду. Это понятно. Но вот здесь вследствие Никифором Влемидом, но не делая его субординационистских оговорок, этот святогорский том из Григория Кипрского говорит, что Помимо этого есть вечное воссияние. Вот не только дары во времени, о которых в этом месте Евангелие говорится, но также вечное некое воссияние, которое не зависит вообще от творения мира.

Духа через сына. А что это значит вечное воссияние? Это энергия божественная. Вот тут сразу хочется спросить Григория Кипрского, и он ответа не даст. А можно ли в таком же смысле говорить о некое воссияние также и сына через духа. То есть должна быть тогда симметрия. И вот он, видимо, нарочно использует такое, он это не оговаривает. То есть если мы считаем, что Григорий Кипрский находился в мейнстриме, а так, надо сказать, считали деятели XIV века Григорий Палама, о котором мы сегодня много будем говорить, то тогда мы должны сказать, что да, он это имел в виду. Но поскольку он этого не сказал, то с научной точки зрения мы не можем быть в этом уверены. И, может быть, он тоже держался позиции Никифоров Лемиды, учеником которого он был, повторю. Но, как бы то ни было, это учение вызвало большой скандал.

То есть, несмотря на то, что на соборе в 1285 году удалось его продавить, все-таки слово именно такое «продавить», Было очень серьезное сопротивление. И оно привело к тому, что в 1289 году, довольно скоро, через несколько лет после собора 1885 года, Григорию Кипрскому пришлось как бы добровольно, но он добровольно принудительно оставить престол. И после него заступил такой интересный патриарх Афанасий I Константинопольский. Афанасий Константинопольский тоже его святой. Да, Григорий Киповский там кем-то почитался его святой, кем-то нет. Такая сложная вещь. Я напоминаю, что в Византии Вообще нигде, кроме как у католиков, не было процедуры канонизации святых. Их просто начинали почитать и все. Но если вокруг имени какого-то конкретного святого возникали какие-то споры, то они могли решаться на соборе. Но с Григорием Кипрским как-то не было споров на соборе.

Вот с Григорием Паламой были, мы этого коснемся. И Григорий Кипрский оставил престол, он еще пожил какое-то время, где-то не раньше 90-го года он умер, неизвестно в каком году, но не очень долго он прожил. И вот что дальше получается, что как бы новый патриарх Афанасий должен всех примирить. Формально это было, а реально там продолжалось это бурление. С одной стороны оставались последователи Григория Кипрского и Влахернского собора, и они, собственно, в XIV век перейдут, поэтому совершенно точно, что они С другой стороны, была мощная партия тех, кто говорил, что томас собора еретический. Они считали, что правильное учение – это зеркальная симметрия по отношению к филиоково. Что восточное понимание, что Дух Святой исходит только от Отца, ну формула только от Отца, она есть у всех восточных. Что оно значит, это надо дальше разбираться.

Вот они разбирались так, что никак и ни в каком смысле нельзя сказать, что Дух что-то вечное передает, имеет в какой-то вечности отношение к Сыну. То есть такое разделение троицы с точки зрения Григория Кипрского. И вот очень важно понять, что это учение, оно как-то выжило. Вот мы на самом деле, говоря о конце, 14-го, 13-го века, в начале 14-го, где-то после 1289 года, когда вышел с престола Григорий Кипрский. Мы находимся в состоянии, когда наше знание о церковной истории не дает ответа на элементарнейшие вопросы. Потому что когда мы, как церковные историки, а не светские, которые могут ничего этого не знать и отнестись, так сказать, небрежно, подходим к церковной истории, мы должны прежде всего знать то, кого признавал, то, с кем был в общении, то, с кем не было, почему.

И вот это элементарные вопросы. И когда мы задаем кризантии конца XIV, XIII, начала XIV века, мы не находим на них ответа. Потому что эти держались очень жестко. Иоанн Хилла, митрополит Эфесский, был лидером партии противников Григория Кипрского. Видимо, такой очень писущий и много чего такого даже интересного написавший богослов Григорий Мосхамбар тоже вроде был в этой партии. И еще в это время был такой знаменитый поэт. Причем он умер в 1346 году, то есть он, видимо, дожил до старости, но он с конца XIII века был поэтом таким известным. По-славянски мы говорим всегда Мануил, хотя по-гречески будет Мануил. Мануил Фил. От него прозаических произведений не дошло, все-таки два тома стихов, два тома из 19 века. И там есть такие небольшие стихотворения про Троицу, и там все в духе того, что именно противников Григория Кипрского.

И вот новое разделение таким образом пришло. А у нас еще старое не прошло, помним, с Рассенитами. Потому что, да, ауниаты еще тоже оставались, но ауниаты очень сильно маргинализировались после отмены аунии, но не исчезли. А у нас еще совершенно нету примирения между арсенитами и, так сказать, мейнстримной церковью, в которой находится император. Чтобы завершить рассказ про эту линию разделения Троицы, где действительно отрисается в вечности связь между Духом и Сыном, то есть то, что с точки зрения византийского нормативного богословия XIV века, но и Григория Кипрского, является просто такой же ересью. То есть это разделение Троицы, если у латиниц смешение. то здесь, наоборот, слияние листов, здесь, наоборот, получается разделение. Это было очень живуче, и потом это выскочило в районе 1600 года. Значит, эта традиция где-то была, понимаете? Где она была, а Бог её знает, где она была.

А вот где-то была, потому что вряд ли это придумали заново. В это время Это как раз когда стала ломаться византийская традиция. Помните, говорят, что до конца 16 века она держалась. А потом она стала ломаться. Это были такие обстоятельства, когда одним из главных богословских центров греков стала Венеция. Там очень большая колония была греческая. И там католические власти разрешили сделать экзархат Казахстанопольского патриархата во главе с митрополитом Филадельфийским. Филадельфия это в Малой Азии город. чтобы не назывался венецианским, чтобы не претендовал на кафедру, занятую католическими епископами. Там вот эти митрополиты филадельфийские. Из них самый первый Гавриил Севир, он в истории вот этой эпохи, это очень значимые люди, не только для богословия, для истории церкви. Он там стал что-то писать. Еще там был такой замечательный гуманист Максим Маргуни, у которого библиотека осталась с сочинениями Максима Исповедника, которые потом использовались для издания уже в 17-17 веке, когда все убрали. Максим Маргуни стал придумывать свою такую теорию про Филиоквы, но она была очень компромиссная с латининами. Гавриил Севир стал с ним спорить и стал мирить и помирил, как бы так сказал свое детское слово патриарх Александрийский, «мирить и пигать». Он имел огромное влияние на всякие дела в Великом княжестве Литовском, Западной Руси.

Исхождение Святого Духа понимается именно в смысле того, что в вечности не друг перед другом, то есть не связано. И это дальше становится, ну, не то чтобы все тогда так думали в 17 веке, но это постепенно становится мейнстримом из-за большого авторитета милитии Айпеги. Ну, и говорил Север, его поддержал. И вот то, что вы можете прочитать в пособиях. 19 века русских духовных академий, это вот в аккурат то, что писали эти ребята, Меретипега и так далее. Вообще, вот какое-нибудь там догматическое богословие Макария Булгакова в 19 веке, это такая интересная задача, какие ереси в каждом параграфе, так сказать, с точки зрения Византии. То есть для того, чтобы узнать что-то, несмотря на то, что там много всяких цитат и фрагментов, лучше, конечно, такой не смотреть. Да, теперь мы переходим.

Итак, вот я немножко подытожу, что вот получилось, что на рубеже 13-14 веков не только еще не преодолели старые смуты, вот с арсенитами этот самый раскол, но прибавилось новое, и кто с кем был в общении совершенно непонятно. И дальше это стало не упрощаться, а усложняться в начале 14 века. Там патриарх Афанасий I, он как-то в догматике Особо ни на что ничего не делал, но вот он стал в 89-м году первый раз патриархом, но он решил провести церковные реформы. И самая главная реформа – это разогнать всяких дармоедов, епископов, которые образовывали так называемый синодус эндимуса, то есть пребывающий постоянный собор. При патриархе Константинопольском все время жил в столице. Там с десяток, иногда и больше, архиереев, которые вообще-то должны же в своих кафедрах и тому управлять.

Если больше шести месяцев не находятся на своей кафедре без уважительной причины, то вообще за это лишаются канона. А эти сидели, и они очень там неплохо жили, с огромными богатствами. Он был такой аскетический Афанасий. Он вообще был из монахов. Он там особо даже не мылся так лишнего. Ну, такой. Совсем. Но при этом он был весьма образованный, хотя такого вот там какого-то университетского образования, так условно говоря, он не имел. Но образованным он был. Ну вот он их там разогнал. Потом он решил провести реформу. По всей видимости, это не удалось. Но напугать он успел народ, чтобы всякие церковные имущества. в пользу государства, нам этого не надо. Такая нестяжательская реформа. По всей видимости, она не была проведена. В общем, кончилось для него тем, чем он должен был окончиться, что ему пришлось уходить и оставлять престол.

Это уже произошло в 93-м году, через 4 года. Ушел в запас, так сказать. Но потом там еще были всякие события. Ну, Синодосандимуса, конечно, победил в результате, то есть как это вот архиереем не жить в столице и не пользоваться всякими там благами и богатствами. А для чего мы становились архиереями, тогда интересно. То есть здесь, конечно, он, так сказать, пытался против рожна, и вышло у него это плохо. на каком-то другом витке, при том же самом императоре Андронике II. Помните, говорил, что такой замечательный император, он до 1928 года досидел, и при нем много всего хорошего было. В общем, в 1933 году он вернулся на престол Афанасий I. А дальше вот какая-то непонятка. В 1930 году он уходит опять на покой. Он не был таким полумертвым, и он вообще потом дожил до 1935 года примерно, уже на покое.

Почему он ушел? Строго говоря, науке неизвестно. Но можно предположить. Тут разные предположения были, что может быть там были такие причины, может быть другие. Но есть одна причина, которая была совершенно точной. И вот, может быть, эта причина и заставила его уйти. Дело в том, что он совершенно не переносил арсенитов. будучи патриархом, считал своей задачей бороться с арсенитами. В 1304 году, это во время его патриаршества, был по настоянию императора собран собор, который должен был примириться с арсенитами. Ничего не вышло. Он потому что держал такую позицию серьезную. И не хотел. А в 309-м он уходит, и в 310-м Новый Собор, и объединяется с арсенитами. Точнее говоря, подписывает капитуляцию Государственной Церкви перед арсенитами. Но капитуляция не безоговорочная, а именно, знаете, бывает безоговорочная апелляция, бывает с оговорками. Там была с оговорками.

Оговорки были такие, что, я напоминаю, что Арсениты отказываются от анафематствования патриархии Иосифа. Основатель этой иерархии государственной. Но при этом они требуют, чтобы те отказались считать его патриархом. А именно, чтобы они вычеркнули из диптиха. Потому что все покойные патриархи, кого мы считаем патриархами, они в диптихах. И патриарх за своим богослужением всех поминает. Чтобы Иосифа не было. Для полноты счастья в 1310 году мощи Арсения Святого были внесены в Святую Софию, где они потом и пребывали. Видимо, это и не хотел подписывать Афанасий I. Но это моя такая безответственная гипотеза. Судя по тому, что он был все-таки большим противником Арсенита, вот он так вот себя повел. И конечно, после 1310 года с арсенитами объединились, и в плане мейнстрима мы можем сказать, что порядка стало больше, с одной стороны, но кое в чем его стало меньше,

потому что похоже, что у нас, то есть совершенно точно, что, не знаю уж какая там была позиция конкретно у Афанасия I после этого, после 1310 года, потому что не хватает данных, хотя письмо, большой корпус его писем сохранился, но, к сожалению, чего там нет, о том мы просто не знаем. Но часть иерархии и монашествующих, и верующих не приняли эту унию 1410 года, которая была капитуляцией. Во главе их был митрополит Филадельфийский Феолик, и он так и умер. во главе своей вот этой фракции, которая не была вообще ни с кем. И вот опять же, все было бы просто, ну, относительно хотя бы просто, если бы эта фракция была вполне изолирована от остальной церкви. А то ведь не было. Потому что Григорий Палама, о котором мы сегодня будем много говорить, который принадлежал всю церковь, которая к тому времени уже объединилась с арсенитами, он был учеником некоторое время у Феолипта Филадельфийского.

А Феолипт Филадельфийский был просто какой-то жесть по отношению к просенитам уже после 1410 года у него была. У него две такие антиросенитские речи. У него еще там поучения к монахам духовные, все прекрасно. Там понятно, чему можно было у него учиться из этих поучений. Но у него при этом еще две антиросенитские речи. И там примерно такая логика, что вот церковь Она одна. Кто от церкви отступает в раскол, тот не прав. Но все хорошо. Только, извини, а почему Арсений-то отступает? Арсений, что ли, каноны какие-то нарушил? Почему не Иосиф ваш, так сказать, основатель патриаров, который принял вообще неотлученного императора? Отлучен, что он был не по делу, безвинно, что ли? Не надо было за такое отлучать? Ну, это вот тут Феолик не отвечает на эти вопросы. Вот такая позиция.

Просто вот если это мейнстрим, значит, вот это церковь, а кто не церковь, ну, я так вот его понимаю. Вы, может, подумайте как-то иначе, поймите. Короче говоря, я об этом еще рассказываю, потому что здесь есть в чем разбираться и что непонятно. Но еще просто уже в довершение, когда Григорий Палама вспоминает, кто был. После Леонской унии из таких вот у православных учителей значимых он вспоминает и Афанасия, и Феоликта, но это вот антиарсенитская партия. И некоего там известного монаха Арсенита, другого Афанасия, в общем, тоже вспоминает. То есть для него нет разницы получается. А вот для Феоликта его учителя в какой-то там период молодости была. Что же это такое? Ну, я просто отмечаю, что здесь нерешенные вопросы и задачи. Теперь переходим к Григорию Аполлоне, все-таки, наконец-то.

Столько о нем говорили, даже в прежних лекциях всяких по разным поводам. Год его жизни, давно известен год рождения, 1296, недавно, относительно лет 20-30 назад. стал все-таки известен год смерти, 1357. Дело в том, что византийские источники разные, дают два года смерти. Одни дают 57, другие 59. И вот долгое время, до конца 90-х годов, верили тем, которые дают 59, а потом все-таки удалось доказать Антонио Рибо, замечательный византинист в Венеции. Сейчас он, кстати, глава международной организации византинистов. Вот он доказал в 90-е годы, что все-таки 57-й. Так что 57-й, вот так не очень много-то он прожил. Ну, 60 с чем-то лет все-таки прожил. И вот он родился в очень благочестивой семье. Об этом мы знаем в основном из его жития, которое написал близкий ученик, в то время уже патриарх Ницинопольский, Филофей.

Филофей Коккин, фамилия Коккин. Коккин, значит, что-то такое красное. Кокка с красным. Мы знаем, какая там была семья, детство и молодость. Отец его Константин умер, когда было около 20 лет самому Григорию. А в семье был еще один брат и две сестры и мать. Все они были очень благочестивы. И сам Константин, будучи придворным, он настолько погружен был в молитву, что иногда он забывал. Просто он не слышал, что к нему обращаются, и император так говорил, что оставьте его в покое, что вот ему можно. В присутствии императора что-то тоже происходило. Но Андроник II сам был благочестивый. В общем, считалось, что он так вот непрестанный молитв. Помните, я говорил, что Фотий по некоторым рассказам, будучи царедворцем светским, стяжал непрестанную молитву. Может быть, этого и не было на самом деле.

Но если даже этого не было, то исторический прототип, видимо, Константин поломал отец Григория. И при этом Григорий, как положено было в такой царедворной семье, ему давалось прекрасное образование. Он учился светским наукам у величайшего ученого тех времен Федора Метахита. Вот я думаю, кто был в Константинополе, знает монастырь Хора. Знаете, такой замечательный. Но он уже был монастырем таким известным. И вот еще один виток его известности связан с именем Федора Метахита, который там жил. И он там изображен в качестве спонсора, то есть при ногах Христа. Такой вот портрет Федора Метахита, колено преклоненного. Вот это, я думаю, многие видели. Не видели, могут посмотреть. Монастырь Хора Фёдора Метрохита. И вот там учился Григорий Палама. Но учился он, разумеется, светским наукам. Платону Аристотелю. Прежде всего Аристотелю, но потом и Платону.

И когда ему было 20 лет, отец уже умер, он уговорил своих всех ближайших родственников пойти по монастырям. И уговаривать вроде не пришлось, что они и сами хотели, но мама с двумя сестрами, они по женским монастырям, а с братом он пошел на Афон, но тоже в разные монастыри, чтобы не затусовываться с родственниками, так скажем. Ну, понятно, что жизнь с родственниками, она так может мешать. И он там был очень, он причем в молодости вот на Афоне, он не был, не жил ни в одном из монастырей. жил при отшельниках. Там жили такие старцы, как бы отдельные кельи. Они собирали учеников, которых было немного у одного старца, после того, что мог быть только один. Там невеста как была. Вот он у них учился тому, чему положено учиться.

Он так преуспел, ему уже было в районе 40 лет, и вообще он ничем не собирался больше заниматься. Но он был таким вот, поскольку он был человеком образованным, то, конечно, было нечувство в это время уже письменным трудам. Но что он писал? «Житие Петра Афонского», например, он написал в это время. Петр Афонский – это первый монах, такой легендарный, якобы в X веке живший на Афоне. То есть он собрал афонские предания об основателе афонского монашества Петре Афонскому, написал его «Житие». Ну вот он такое эскетическое там какие-то он проявления, видимо, писал в это время. И вот он собирался так, собственно, этим и жить. Но уже получил в своей узкой монашеской среде, вот на Афоне, не дальше, получил какую-то известность. И вот все, в общем, так было спокойно, и ничто не предвещало до 1336 года.

Вот смотрим, ему уже 40 лет в это время. Там еще рано все созревали и проходили все стадии, не по сравнению с нашими стандартами современными. То есть, в общем, он считал, что его жизнь уже состоялась, так сказать, что все хорошо. И на Афоне была жизнь спокойная более-менее. Живет монахом и все. А что-то стало происходить. В общем, в 1936 году начался, но аккуратно и косвенно, спор его с Варламом. Что это было за Варлам? Варлам, конечно, был грек из Калабрии. Калабрия и вообще Южная Италия, Калабрия это часть Южной Италии, но также и Сицилия, они в это время все еще оставались греческими. Они были подчинены Константинопольскому патриархату. Там как-то не пойми как, но в условиях, когда Рим уже точно, так сказать, был не подчинен, не вообще Константинопольским патриархатам, естественно, все эти греки формально были подчинены.

Православными в смысле византийским и вообще не константинопольским патриархатом. На самом же деле там, конечно, влияние латинства было сильным. Но насколько сильным, как сильным, никто оценить не мог. Но он был человеком весьма образованным. И в качестве такового он исполнял поручения 300. В 1333-1334 годах были очередные переговоры с латининами. В XIV веке все время кончаются неудачно, потом новые начинаются переговоры с латининами. То есть это довольно хроническое состояние византийского. Византия, я хотел сказать, византийской церкви, но чаще здесь не столько церковь, сколько двор это все инициировал. Там, конечно, какие-то богословы были. Вот в этих переговорах был Варлаам таким богословом. О чем-то там они говорили. И у него были, появились у Варлаама в этих переговорах новые интересные идеи. А у них был общий знакомый Григорий Акинзин. Причем это монашеское имя Григорий, а Акиндин по-гречески Акиндинус – это беззлобный. Поэтому в каноне Григория Паламье вместо Акиндин он называется Поликиндин – многозлобный.

Акиндин даже был какое-то время. под влиянием, а может даже учеником Григория Поланы. То есть это была своя такая компания на Афоне, но при этом он так вот тянулся к знаниям, происхождение было низкого, но можно было сколь угодно низкого происхождения быть, но пойти к монахе и получить все науки, так сказать, по монашеским, которые монахам были доступны, включая всякие светские науки. И вот Кензин, в принципе, Так занимался образованием, и он учился и у Варламы. Поэтому он был лично знаком с Варламом. И он решил сделать так, чтобы получить от Григория Паламы, которого он знал, уважал, считал своим учителем в той или иной степени, в какой точно мы не знаем, в какой-то считал, реакцию на эти оригинальные мысли Варламы. Теперь в чем состояли эти мысли?

применительно к вопросу о Филиопове, который, естественно, был самым главным и в этих переговорах, и уже во всех остальных. В чем? В том, что наше представление о Боге, они не могут быть вот такими уже прямо точными. Сейчас я таким вот на пальцах объясню, а потом более точно буду объяснять. что такие уже догматические тонкости – это область догадок. Термин употреблялся другой, что это значит, что мы диалектические силогизмы. Диалектический силогизм – это не строгий силогизм. Силогизмы по Аристотелю аподиктические, с которыми строго следуют, есть по ссылке. Правильно строится силогизм из них, и если из него что-то следует, то вот значит это такие, это строго. А могут быть другие силогизмы диалектические, где из посылок строго следовать не будет, но это позволяет нам строить какие-то гипотезы. То есть это не бесполезно. Ну или софизмом можно строить тоже.

Это вот область диалектических силогизмов. И вот это все античная логика Аристотеля и так далее. И вот Верлан говорит, что Исхождение Святого Духа – это область диалектических силогизмов. То есть здесь у нас вот такая гипотеза, у них другая. А точно никто знать не может. А коль скоро никто знать точно не может, то не стоит из-за этого так уже сильно спорить и расходиться. То есть давайте жить дружно, короче говоря. Вот такой проект. Вот это была оригинальная мысль, которую зарисовала Акинзина, и он захотел узнать, что об этом думает Григорий Палама. Но для того, чтобы в современном богословском контексте вы могли его понимать, и это тоже одна из наших задач, вы, может быть, даже сами знаете, что он должен вам напоминать. Нет? Не знаете? Василия Васильевича Болотова, Тезиса Айфелеоквы, который ничего про этот спор, о котором мы сейчас говорим, не знал.

В конце XIX века, но он в международном и межконфессиональном швейцарском богословском журнале на немецком языке опубликовал под псевдонимом «Русский богослов» так называемые тезисы Афелиопы, которые уже в 1914 году его ученик Бронцев перевел на русский язык. Та же самая мысль, что это догадки. И только от отца восточной, и от отца и сына западной, то и другое догадки точно никто знать не может, и поэтому мы объединимся. Но для понятия догадки он не использовал немодное в то время понятие диалектического силогизма, а он придумал использовать термин, которому потом была суждена такая Ну, сверхмодность в экуменическом богословии XX века. Термин феологумен. Феологумен. То есть вот есть догматы, вот точно так, богословское утверждение, которое говорит, что вот так и никак иначе. А есть догадки феологуменные. Вот это по болоту вот так. Само слово феологумен, это субстанцилированное причастие среднего рода.

Среднего залога. Да, понимаете? Феологумен. Оно Болотовым не было придумано, но это слово искусственно. Кем оно было придумано, не знаю, но оно использовалось в XVIII-XVII веке католическими патрологами для того, чтобы как-то объяснить, почему всякие раннехристианские авторы, типа Мелитона Сарвийского, пишут всякую ерунду с точки зрения Триденского собора. Почему они не пишут то, что постоянно Триденский собор, а пишут, что хотят? Потому что у них логомен какой-то, не пойми что. И кто вот этих авторов 18 века Голотов читал и притянул слово феологумен сюда. А если вы возьмете словари и тезаурусы настоящего греческого языка, хоть древнего, хоть средневекового, там никаких феологуменов просто не будет. Нет такого слова. Я на всякий случай напомню, что в византийском понимании православия нет такой опции, чтобы можно было о Боге, о догматах рассуждать ошибочно и при этом не погрешать.

Нет. Вот филологум Болотова полагает, что можно непогрешительно болтать языком о Боге в какой-то сфере. То есть где-то вот нельзя, а где-то можно все-таки. Византий предполагает, что нигде нельзя. То есть если ты ошибаешься, Господи, прости. Да, пока мы все учимся, мы все ошибаемся. Но это свидетельство наших грехов, мы ошибаемся. То есть ошибаться не стыдно, как не стыдно признавать свои грехи. Но это стыдно считать, что я ошибаюсь, и молодец, и вот я и буду ошибаться дальше. Это совпадение Болотова с Варламом. Вот есть совпадение и есть различие. Различие тоже есть. Потому что Болотов считал, что теологумены, как их стали переводить на русский, могут дальше перерастать в догматы. Потому что еще, помимо всего прочего, он разделял протестантское учение о развитии догматов. Но оно в то время же было и католическим, начиная с кардинала Ньюмана, середины 19 века.

Будто бы церковь постепенно узнает о Боге больше, чем она знала. В силу этого догматы развиваются, и как все науки развиваются. Научное богословие, как в XIX веке любили говорить, оно тоже открывает новые истины, и оно развивается. Как же бывают гипотезы, а потом из них уже доказаны теории. То же самое феологумен, такие гипотезы, но богословия, из которых потом некоторые становятся доказанными теориями, некоторые опровергаются. А Варлам все-таки был более, я бы сказал, что ближе к британческому православию, чем Болотов, он, по крайней мере, этого не придумал. То есть он считал, что здесь просто есть пределы для познания человеческого, что дальше уже не прыгнешь, а вот здесь вот стоп. Это позиция Варлаама, которая очень, чтобы ее понимать, надо понимать то, что про Болотова я рассказал.

Потому что, как вы понимаете, вся богословская литература парижского типа, так сказать, я условно говорю, кто знает, что такое парижский карашок, кто не знает. Пусть не знают дальше. Ну, в общем, такая экуменическая. Она вся держится на Болотове, что Болотов – это вот всё правильно. У нас православие теологуменное, и вообще богословская наука развивается. Теперь реакция Григория Паламы. Ну, понятно, что несогласие. Но как сказать? Если отрицается, что это теоретический силогизм, то что? Но можно было бы подумать, что тогда он должен сказать, что вообще никакие силогизмы не применимы. А вот нет. Он говорит, а вот применимы, это апотектический силогизм. И вообще говоря, мы же видим, это давняя какая-то традиция, которая представлена не только авторами XI-XII веков, XIII, но даже Фотием своим, что Фотием вот еще в IX веке, что На разные богословские темы, но сейчас мы говорим о теме филиоквы, но если мы уйдем еще дальше, то, скажем, престологические темы развиваются с помощью силогизма.

Силогизм – это есть какие-то посылки, и дальше именно с методами апотектического силогизма, который доказывает. Силогизм – это, вы, может, не знаете, но это когда есть одна посылка, другая посылка, и меньше. Все люди смертны, Сократ человек, Сократ смертен, следовательно. Большая посылка, что все люди смертны, меньшая посылка, Сократ человек. И если допустить, что обе посылки верны, мы исходим из того, что они верны, тогда будет строгий вывод, что Сократ смертен. А здесь по Варлааму мы не знаем, верны или не верны посылки. Если мы скажем в качестве одной из посылок, хотя бы одной, тем более двух, Если мы только какое-то предположение, у нас будет диалектический силогизм. То есть может быть Сократ человек, может он инопланетянин, ну тогда он может быть смертен. А если инопланетянин, то может инопланетянин тоже смертен, тогда он тоже может быть смертен.

Ну вот так примерно. Это будет диалектический силогизм. Но если апотектический силогизм, значит Есть некоторые посылки, которые могут быть достоверно известны. Это самый главный момент. Есть какие-то посылки о Боге, из которых выводится выводится именно исхождение Духа только от Отца, но в смысле православным. Но, разумеется, у Григория Палама впоследствии, собственно, в итоге этих размышлений, помимо того, что он сначала написал Кензину, потом он написал Варлааму со всеми этими изложениями, и потом он написал два трактата об исхождении Святого Духа, где он излагал те идеи, которые мы уже знаем по Никифору, по этому, извините, по по иерархии, что на самом деле нельзя в субординации построить, что каждая из трех хипостасий может считаться первой, второй и третьей. Это вот прямо он пишет в своих трактатах об исхождении Святого Духа.

Но да, вот если это понимать, если исходить из этого, как я сказал, то уже тогда силогизмом аподектическим можно выстроить ту триадологию, От отца только, которое соответствует и Рафии, и Григорию Кипрскому. То есть не то, что с разделением духа и сына, как противники Григория Кипрского. То есть вот здесь все понятно. Но вот такое откровение о Троице, где нет этой субординации, как оно может быть таким истинным? Вот это главный вопрос. И здесь же вопрос получается не только относительно исхождения Святого Духа, относительно богопознания вообще, в целом. И тогда получается, что разногласия по частному поводу, которые, так сказать, детонировала кензин, закоротив друг на друга, короткое замыкание между Григорием Паламой и Варлаамом, оно касается всего вообще. И не то, чтобы сразу все грянуло. Но дальше все пошло развиваться по самому драматическому сценарию. Наступил 1939 год.

Тот у нас был 1936, теперь он 1939. В Орлам все остается в качестве такого посланника православных императоров. к католикам. Он посылается к Папе Бенедикту XII. Папа Римский живет в Виньоне. Это времена Виньонского изгнания Пап. Договариваться о крестовом походе против турок. Вообще, что от Византии надо было от объединения церквей? Чтобы с турками помогли бороться. Всегда одно и то же. Здесь никаких вариантов не будет никогда. Это понятно. Но как условие нужно опять договориться об объединении церкви. Там опять какие-то переговоры прошли, разумеется, неудачно. Но направляясь, имея в случае лишний раз посетить Византию, в смысле именно Византия, Калабрия тоже Византия, скажем так. Ну, с точки зрения византийцев, даже Рим был Византией, потому что они его не отдавали, они считали, что просто как-то не удается фактически свою власть, но законной властью Рима Византия всегда считался византийским императором, больше никто.

Но в Калабрии там, конечно, были греки, там было получше. Да, вот когда он был в Греции, он решил, что какие-то странные эти люди, вот типа Григория Паламы, что он говорит, что может Бог быть поздным так. Стоит с этими монахами разобраться, что там они себе придумали. И он действительно куда-то пошел учиться у монахов-эсихастов при мудрости. Что там дальше произошло, непонятно. Но он сам об этом написал всякие ужасы. Но есть его оппоненты, которые тоже признавали, что скорее всего полностью или частично те ужасы, которые он там понаблюдал у этих монахов, на самом деле имели место. Но что там его учили, что там надо смотреть в поп, тогда будут какие-то рыжие светы. Вот рыжие – это правильное, именно такой должен быть свет. И, в общем, они какие-то совершенно дикие и сумасшедшие.

И вот они думают, что таким образом они приводят к пониманию Бога. То, что такие сумасшедшие могут так думать, это ему сразу стало понятно. Причем, допустим, что он действительно нарвался на каких-то сумасшедших. Но дальше он стал качать права так серьезно перед императором. И вот дальше развивается конфликт с Григорием Паломой. И Григорий Палома обвиняется, как защитник вот этих самых, ну точнее говоря, монахи всякие обвиняются, как афонские вот эти сихасты, что они занимаются. Они создали какую-то секту, которая претендует на такое достоверное опознание Бога. На самом же деле они находятся в такой прелести, видят там какие-то непонятные видения, и их надо традиционно обвинить в месселианстве. Но месселианство – это всякие там дуалистические ереси и харизматические такие ереси на языке Византии XI-XIV-XV веков.

А исторические месселиане жили в 4 веке или в 5, и в 4 и в 5, конечно, да. И с ними там связывался Макарий Египетский, помните, там это Макарий Великий, у нас своя была история. Но вот в вересеологическом языке поздней Византии, где у нас сейчас Месселиане, это такие люди, которые в своей внутренней молитве претендуют на получение каких-то откровений, находясь в прелести, и всю церковь посылают подальше. Вот в этом обвинил афонских есихастов в Орлахан. И в качестве обвинителя он оказался, в общем, заставил собрать собор против них, который имел место в июне, в начале июня 1341 года. Но это был неближний связь 39 по 41. И, конечно, там процедура соблюдалась такая, что афонским монахам дали возможность защититься. И они защитились. Они, во-первых, пошли к Григорию Паламир, что давай нас спасай.

И что сделал Григорий Палама еще будучи на Афоне? Он написал такой краткий текст, который называется «Святогорский Томас». Его подписали все монастыри, но писал его Григорий Палама. Ну, может, там редактировал кто-то еще. Это довольно краткий, естественно, текст Томаса. Все должны быть краткие, требования жанра. И там вот говорится о том, что, несмотря на разное, конечно, возможное злоупотребление, что Бог открывается, открывается достоверно. И мы можем и должны бы, собственно, в этом состоит наше монашеское призвание, жить так, чтобы он нам открывался. Ну, примерно такая там идея. Это вот главное в таком бюрократическом смысле произведение. А в содержательном он написал Девять трактатов, которые называются «Триады в защиту священно-безмолвствующих». Священно-безмолвствующих – это иероны исихастов, исихастующих. Там три триады, то есть три тройки трактатов, всего девять трактатов. Из них один посвящен именно этим методам молитвы, которые Особенно подвергались нападкам Барлаама.

Собор состоялся. Императором в это время был Андроник III. А я еще не говорил, теперь скажу, что после того, как в 1928 году умер Андроник II, воцарился его сын Андроник III, который тоже был благочестивый и замечательный. Но вот он почти сразу после этого собора в том же июне 1941 года и умрет. Оставив только малолетнего сына. А когда сын остается малолетним, даже если все его признают императором, как и в данном случае произошло, чаще всего так и происходит, но потом начинается все равно кавардак. Гражданские войны и так далее. Здесь этого тоже не удалось избежать. Но мы еще находимся в первой половине июня 1941 года, когда этого еще ничего не произошло. Он умер, в общем-то, во свете лет, и непонятно, отчего этот Андроник III.

И на собор Григорий Палама и какие-то там еще монахи, конечно, пришли, но спикером был Григорий Палама этой партии, пришли как обвиняемые, чтобы защищаться. Но собор кончился тем, что обвинителя обвинили и отлучили. Ну, предложили ему раскаяться в Орлан, он не раскаялся, его отлучили, и сихасты восторжествовали. В Орлан понял, что государственная служба, она же здесь делать ничего не может, она для него закончилась. И он уехал в Италию, и там он перешел в латинство. Вот интересно, что он был все время против Фомы Аквинского. Но была опция, в то время еще была, в 30-е годы, быть противником Фомы Аквинского, но при этом католиком. И он перешел в католичество. И дальше он дожил до 1948 года, год его смерти известен, 1948. И он влился в это католическое итальянское общество.

И о нём оставил отзыв Петрарко, как о таком учёном, мужа замечательном. А Петрарко его знал потому, что он учил греческому языку Петрарко сам лично. Вот такая компания была. Это Варлам. Ну, собственно, Варлам здесь сходит у нас со сцены. Вообще он дальше нам будет интересен тем, что я химией в своё время занимался и учился. У меня потом такие химические всё время аналогии в голове. Какая-нибудь реакция не идет, не идет, а потом вдруг пошла за счет того, что какое-то очень краткоживущее и нестабильное образовалось соединение. Так катализаторы работают. То есть реакция может идти, но она по всяким причинам не идет кинетически, например. Катализатор позволяет, чтобы начальные реагенты образовали с ним какие-то соединения, которые дальше очень быстро реагируют и доходят до конца реакции. А вот то, что было образовано с катализатором, оно живет какие-то доли секунды.

И Варлаам – это катализатор. Те процессы, о которых мы будем говорить, они все абсолютно осуждали Варлаама не только за то, что он перешел к латинству, но вот его предлатинскую позицию тоже все осуждали. Но между собой они подрались знатно и изрядно. То есть вот мы об этом и будем говорить. Так, теперь, что там конкретно обсуждалось? Ну, грубо говоря, две вещи. Сейчас мы должны будем поговорить об одной, об другой. Первое – это сам способ священной молитвы и безмолвия. Вот этот такой технический способ. А второе, вот начнём всё-таки со второго, как-то легче. Это свет преображения. Потому что, вот помните, Вролам говорил, что вот какие-то рыжие света, что-то за свет они такое видят во время молитвы. Ну, какая-то, ну, ерунда. Ответ. Что да, может быть и прелесть, и ерунда, всякие ложные светы могут быть, это все правильно.

И может быть Варлам именно с такими прелещенными людьми имел дело. Но вообще говоря, Бог является как свет, который видим, можно сказать, даже тварными глазами нашими. преображенными. И вот это ничто иное, как тот свет, который был показан во время преображения. И те люди, которые там находились, которые еще не имели этого света внутри, потому что они еще были вне Евхаристии, проапостолов, которые были, они со стороны тоже были преображены. С ними произошло то же самое, что произошло с Моисеем на Синае. который видел тот же самый свет, и потом он так просиял светом, что ему надо было там закрывать платком лесу, чтобы его не видели, чтобы этот свет не могли взирать те люди, за которыми он должен был спуститься, и спустился, да, Синай.

То есть то Синай, что преображение, это один и тот же вот фаворский свет, ну, фаворский, потому что преображение считалось, что было на фаворе, в это время уже считалось. А вообще говоря, Вот этот свет становится, Григорий Палама дальше объясняет, в триадах особенно это объясняется, но и других еще мелких произведений, которые в это время тоже он писал, что апостолы на поводе были преображены извне. А если Исихас сейчас, будучи членом церкви, молится, то у него внутри находится Христос, потому что через Евхаристию он соединен с ним, в отличие от апостолов на Фаворе, которые не были соединены, только извне. И поэтому тот же свет действует изнутри уже теперь, и поэтому он может быть увиден. То есть он действует и есть он всегда, даже когда его человек не видит. А если он очищает ум, то тогда он его начинает видеть.

А есть всегда, если человек причащается в истинной церкви. Вот это позиция, которая, Подробно излагается первый раз в триатах защиты священно-безмолвствующих, которые Григорий Паломат писал в течение 1939-1940 годов перед этим собором, который так или иначе должен был состояться и потом состоялся в июне 1941 года. Вот это что касается преображения. Но я все-таки еще расскажу немножко про праздник преображения и про иконы. Вот вы можете увидеть такие еретические иконы, где Свет в преображении отбрасывает тень. Это вот итальянская живопись на, так сказать, иконах русских. Ну, как это тень отбрасывает? Это значит, что это свет не нитварный, раз он не проникает. Понимаете, это именно фундаментальное непонимание того, что происходило в преображении. Ну, как непонимание? Это я сейчас с точки зрения византийской говорю. А с точки зрения какой-нибудь там итальянской живописи, это как раз понимание.

А то, что вот Григория Палама, это непонимание. Поэтому я просто так увлекаюсь и говорю на той точке зрения, которую мы реализуем. Поэтому прошу делать поправку. Вообще, что такое праздник Преображения? Он, конечно, в XIV веке уже праздновался как один из главных праздников. Например, как и сейчас. Только чтобы презентать этих споров, что новое произошло, что все проповеди, вот начиная с этих споров и самого Григория Паламы, они стали быть посвящены Паворскому свету. А до этого они так или иначе, проповеди на преображение, были посвящены празднику Кущи, потому что что же там, Христос явил себя как небесную скинию. Потому что вот это белое одеяние, которое было, это же не что иное, как и есть скиния, которая, естественно, вся в свете нетварном. И этот нетварный свет, в котором живет Бог, это и есть божественная скиния.

Скиния – это палатка святой и святых. Вот, понимаете. Теперь все-таки я должен дать справку, как появилось отдельное празднование преображения. Потому что если мы, скажем, возьмем проповедь на преображение авторов IV века, или Пятого, то мы увидим, что они все где-то на Великий пост попадают, потому что преображение попадало в проповеди именно тогда, когда проповеди читали циклом по Евангелию, просто подряд. И тогда вот оно так и получалось. А праздник 6 августа, что это такое, откуда он взялся? Ну, опять же, скажу, что науке это неизвестно, но немножечко известно. А именно, Вот как раз мой учитель Мишель Ван Эсбрук опубликовал на грузинском языке некую проповедь на преображение, и там сказано, что это 6 августа, только так как нет начала, то непонятно, чья это проповедь. Из содержания можно понять, что проповедует патриарх Антилохийский.

И тогда, в общем-то, естественно, поскольку Грузия была в атеистском патриархате, что текст, разумеется, оригинал был греческий, текст дошел на грузинский. Ну, скорее всего, грузинский прямо с греческого и переведен, может быть, как-то иначе, но неважно. И вот там можно датировать шестым веком, а вот эту проповедь. А кто, зачем, как, почему, непонятно. И так как там используется македонский календарь для 6 августа, то значит можно понять, что это именно в антиохийском патриархате вот этот праздник 6 августа впервые возник. Ничего более раннего нет. Следующим по времени является. Проповедь Анастасии Синаиты уже 7 век, через 100 лет. И вот Синайский монастырь, который вот здесь у меня построен, знаменитый, который сейчас закрывать хотят египетские власти, он в 6 веке строился как монастырь преображения Господня. И в 7 веке он оставался преображением.

Вообще идея, что он будет внутри святой Екатерины, это 11-12 век. А так это вот был преображение. Если допустить, а это очень логично допустить, что он сразу уже в VI веке был преображение, значит, уже при Юстиниане первой половине VI века, потому что монастырь этот при жизни Феодоры даже был, Феодора в 548 году умерла, значит, первой половине уже праздновалось преображение. Вот тогда этот антиохийский, может быть, там патриарх еще раньше был. Но это все вопрос. То есть то, что В Синайском монастыре был монастырь преображения в 7 веке, это точно. Это вот проповедь дошла хорошая такая, которая в 20 веке была издана. А вот что там раньше, как всегда, мы не знаем. Вот это что касается преображения, один сюжет. Второй сюжет – способ священной молитвы безмолвия. Вот это то самое, что смотреть в пуп и так далее. Вот это вот, как прозвал этих самых В Орла этих монахов Григория Паламу по подушнике.

Якобы они считали, что душа в купе. Но по этому поводу в триадах Григорий Палама отвечает, что нет, мы так не считаем. Но поскольку от этого места, так сказать, согласно устройству тела идут всякие искушения силами сатаны, то почему бы не в этом месте дать им бой? Действительно, да, смотреть в попу-то было, да. Это никто не отрицает. Но это несколько поущений. Самые известные в XIV веке были два. Одно Никифоро Исихаста. Это, видимо, автор был XIII века, который был еще исповедником против Лионской унии. Но не тот Никифор, который был непосредственным учителем на фоне Григория Паламы. Там тоже был некий отшельник Никифор. Это, видимо, разное. И другой текст, приписанный Симеону Новому Богослову. И вот его все отрицают, авторство Симеона Нового Богослова, на основании того, что как отец Иринии Иосер, такой иезуит был замечательный в 20-30-е годы, умер в 60-е.

Он считал, что такой тонкий и замечательный богослов, каким был Симеон Новый Богослов, не мог вот такую Такое суеверие, такую глупость написать. Поэтому, конечно, это не Семен Новый Богослов. А с точки зрения рукописной традиции, нигде отдельно от Семена Нового Богослова это нет. Другой атрибуции нет. С точки зрения основной гипотезы, все равно понятно, что это гипотеза, но она должна быть очень вероятной с точки зрения рукописной традиции, что это подлинная атрибуция Семена Нового Богослова. Просто содержание не нравится, поэтому хотят отброситься. Но я лично считаю, что нет никаких причин не верить в атрибуции Семена Нового Богослова. Но сразу скажу, что я один таков. Все остальные считают, что надо не верить. Но вот новых аргументов нет. Но неважно, кто это написал. Еще дальше это восходит к некоему тексту Псевдо-Златоуста.

Ну, Псевдо-Златоуста, как вы понимаете, во все века было очень много на всех языках. Это вот некий грекоязычный автор X века. Может быть, эта традиция связана с Вифинским Олимпом. Вы помните Вифинский Олимп, до Афона, до того, как Афон стал таким процветающим, в конце первого тысячелетия Вифинский Олимп был такой горой, святой горой в Византии. Теперь это кто, какие авторы? Вот они, видимо, с 10 века практикуются. Что было раньше, непонятно. В чем состоял метод? Ну, во-первых, в актуализации некоторых идей, которые были гораздо раньше. Вот в этом выражении, которое сейчас до Златоуста восходит, авторы XIV века часто повторяют, вот в сведении ума в сердце, причем даже так, так, когда пожрет сердце Господа и Господь сердце, чтобы они друг друга пожрали, сердце проглотили. Ну, по-церковно-славянски, я говорю, пожрет, никаких лишних ассоциаций нет.

Поэтому она по-русски, я не знаю, как это сказать. И вот такое соединение у моего сердца при описании метода. Но сама эта идея о том, что именно сердце – это Макарий Великий, что именно в сердце основные помыслы, центр нашей деятельности, свободного выбора, всего в сердце находится корпус Макариана. То есть вот эта основа держится. Второе, что главная молитва внутренняя, но эта идея тоже от 4 века идет, которая там называется сокровенное поучение, что надо внутри иметь некоторую молитву, память Божию. Причем это были в 4 веке, я напоминаю, либо целые псалмы, особенно 50-й псалм, либо какие-то стихи из псалмов. «Боже, помощь мою вонми, Господи, помощи мне почисти». Например, популярный был стих. А потом, непонятно когда, но примерно может быть даже с 5 века, формируется текст Иисусовой молитвы.

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, или как-то может быть там в других вариантах не Сыне Божий, а бывает там что-то еще немножко по-другому, помилуй меня. А потом еще добавление это еще более позднее грешного. Ну вот, Господи Иисусе Христе, чтобы имя Божие повторилось. Одно из самых ранних таких поучений, это, видимо, все-таки 5 век, а не 6. Хотя, кто знает, может быть и 6. На их поучение АВ. Ой, забыл сейчас. Ну, в общем, и книжки призвания Авраама, это все разобрано, если интересно. Но это все было раньше. Это еще не метод, о котором мы сейчас будем говорить. А вот дальше возникает вопрос, как сделать, как помочь организму, чтобы не отвлекаться, и чтобы можно было держать эту единосложную молитву. Монологистус. Однословная молитва. Это не значит, что она из одного слова состояла.

Это значит, что она состоялась в короткой формуле, которая все время повторялась. Чтобы вот так вот. Как сделать? И вот был придуман такой способ, который образцом, которым он был. Григорий Палама показывает на это образец. Они все так молились. Пророк Илья, который на горе Кармин молился о том, чтобы прекратилось бездожие. Помните, как там на три года были заключены небеса, и потом, когда уже надо было, чтобы пошел дождь, он на горе Кармин Или не на горе кормил, нет, это же было где-то в другом месте, неважно. В общем, положи лице свое между коленом и своим. То есть вот такая коленопреклоненная поза и при этом лицо в колене. Это вот один вариант позы. Тут особенно в попке посмотришь, что такое, такой позе. Так что это, хотя классическая поза, которую сам Григорий Палама защищает.

но еще не попадушническая. Попадушническая в трактате Никифора, где говорится вот этого Никифора-исповедника. Кстати, в русском добротолюбии Феофан Затворник немилостивно похерил. У него там есть и слово Семенова Богослова, и Никифора, и еще в Калиспе Игнатия Ксенфополов там такая компиляция большая, где они тоже цитируют эти тексты, и там он тоже похерил. Русским переводом Феофана Затворника вообще доверять нельзя. Не значит, что они плохие, просто не доверяй и проверяй. Вот тогда они будут хорошие. А так можно, конечно, пролететь мимо. Он считал, что это не полезно, поэтому не надо, выкинем. Ну и про обочину он там все выкидывал. Из Григория Синаита, который Григорий Синаит, автор этого времени, мы о нем чуть позже скажем, тоже такие вещи описывал. Так вот там надо сесть на низкое такое неудобное сидение, слишком низкое, так что колени немножко выше, чем это удобно оказывается.

Туда вот можно ткнуть лицо. И вот смотреть в середину тела, вот так он выражается, на что в середине тела. Вот как раз это и получается по подуше. И дальше, ну другое дело, что Отнюдь не предполагалось, что сидишь голым видеть. Может, конечно, какие-то подвижники там где-то сидели и голым видеть, как правило, это нет. И вот дальше так вот проводишь, час за часом сидишь, ну не то что сутки за сутками, но час за часом. И это позволяет собрать мысли. Это довольно сложная технология. В XIV веке стала вырабатываться другая технология, за которой вскоре после XIV века эти методы именно в технической части, которую я сейчас описал, пошли на спад, в ущерб. Что это были за методы? Кто-нибудь может догадаться интересно или нет?

Вот почему более поздние монахи, как правило, то, что в XIV веке было повсеместно, то, что я сейчас описал, было повсеместно в XIV веке, но среди монахов, конечно. А потом уже в XV веке это куда-то делось. А с чем заменилось? Нельзя было просто выбросить. Это же для чего-то было. Значит, можно было от этого отказаться, только чем-то заменить. Четко угадали. А кто вы знаете? Угадали? Ну, именно щетки, да. Первое поучение молитвы с использованием щеток, оно сохранилось только на славянском языке в переводе с греческого. Оригинал не сохранился. Это Феоктист Студит XIV века. Монах, он известен также как автор одного из двух известных жителей патриарха Афанасия, о котором мы говорили, Афанасия I. Его очень почитали и сикасты. То есть Феоктист Студит в частности написал его. житие даже.

Да, и там называется, в славянском переводе, что было в греческом, я не знаю, греческого у нас нет, вервица используют. Да, вот эти щетки, это просто вот такое техническое изобретение. Знаете, типа из-за того, что изобрести колесо. Вот это вроде так и просто, когда уже изобрели, но это вообще, это меняет жизнь радикально. Совершенно все другое. Да, это похоже, в литургике это похоже на лжицу для причащения, которая все очень ускоряет. Лжица появилась, я вам рассказывал еще, нет? Лжица впервые появляется в шестом веке, литургическая, только она используется для того, чтобы потреблять святые дары, и никто не причащает. Действительно, когда нужно потребить святые дары, то без лжицы это квест просто такой настоящий. Я даже не знаю, как это вообще. Ну, проходили люди, конечно, как сказать. Но с лжицей все так быстренько.

И поэтому лжицы уже в первом тысячелетии, во второй половине распространяются, но вот только для этой цели. То есть это такая внутренняя, ну, сосуд, сосуд значит орудие. Сосуд это не обязательно емкость, это орудие. Вот. Сосуд. который используется в внутренней кухне, в алтаре. А где-то с 11 века потихонечку, не всюду начинает распространяться причащение людей с помощью этой лжицы. Это, конечно, огромное ускорение процесса, потому что когда каждый отпевает от чаши, это таки долго получается, даже если вынести несколько чаш, наверное. Но если там даже не толпа, а просто много народа, несколько десятков человек, то получится очень долго. Скажу, что даже 30 человек, когда спевают от чаши, ну, может, видели, Терпиакова, это принято делать. Ну, это долго получается. А если там 300? И вот я к тому, что бывают такие изобретения.

И вот четкие были такие изобретения 14 века. И в 15-м они уже общеприняты. А вот до 14 века четкие, может быть, и были. Даже наверняка были, потому что Феотис Студит пишет о них, как о чем-то известном, аудитории. Но распространены они не были точно. И никаких более ранних поучений мы не знаем. Это значит, что их не было. Это уже, может быть, и были поучения, даже, может быть, письменные, просто до нас не дошли. Но это значит, что в любом случае, что это не было таким мейнстримом. А что было мейнстримом, это то, на что отреагировал Варлаам, и что пришлось защищать Григорию Паламин. Вот это мы Вот тот комплекс, который закончился июньским собором 1941 года, это у нас начальный этап исихазских споров. То, о чем мы сейчас говорили, я просто заранее не сказал, скажу теперь в итоге.

Это как начались исихазские споры. Главный спорщик, ну не то, что мелькнул, он как комета, можно сказать, и как фейерверк в РЛА, но тут он исчез, потому что летом 1941 года его не стало. Ассикатские споры только начались благодаря этому. Что дальше произошло? Совершенно неожиданно для Григория Паламы произошел его конфликт с кензином. Он буквально воспринимал это как еды и хлеба, возвеличенные запинания. Может он так не говорил, но я думаю, он вспоминал про кензину. И его уже суд на новый собор потянула кензин, который Причем этот собор считался раньше в августе, что он был 1941 года. Даже в июле, говорят, он был. Я не разбираюсь в этих сферовках, но это склонен верить, потому что умные люди так вот разобрали, что это в июле даже. То есть подряд. Но изменилось очень многое. Да, у нас сейчас перерыв. Сможем после него? Да, давайте так. У нас еще осталось 16 у нас перерыв, да? Да, давайте, давайте. У нас 5 минут позже. Ну, давайте позже. Мы можем закончить на 5 минут позже вторую пару. Да, хорошо, да, давайте. А когда мы начинаем? 16.20 до следующей? Окей, все. Конечно, перерыв это с риторикой, наверное, мокрый. Да, вот сейчас, конечно, ведь у нас не получится такой лекции, чтобы подытожить весь курс, что было бы хорошо, конечно.

Максимум до 10.6. А сколько она заканчивается? Так-то заканчивается в 5.40. 5.40. На 5 минут можно задержаться. На 10 даже, да? Хорошо.

Да, в общем, начался конфликт с Акинзином. Григорий Акинзин, годы его жизни около 1300-го, и умер он почему-то в том же году, что и Варглаам в 1348 году. Прямо не буду делать хорошую мину при плохой игре, говорить, что я вот понимаю, в чем состоит богословие Акинзин. Я вот честно скажу, что я не понимаю, и не верить всем, кто будет говорить, что понимает. Там много сходств с богословием Никифора Григоры, о котором мы скажем чуть позже. Но конкретно, в чем состояло богословие Акентина, сказать очень трудно по одной причине. Потому что он написал очень большой упор по сочинению, который кратко так обозрел в своей книге про Григория Паламу и Анну Мейндорф. Но эта книга, которую мы с Игорем Павловичем Медведевым поапгрейдили в 97-м году, она вышла в 59-м. «Жизнь и труды Григория Паламы».

Мы так назвали уже в русском переводе. А вообще был такой человек. иезуит Хуан, это его имя, Надаль Каньелос, это его фамилия двойная, который в 1934 году умер, который хотел сдавать Экензину. Он так вот им увлекался, и он готовил, готовил, но ему пришлось быть дипломатом, и он был долгое время послом Ватикана в Греции. Это настолько его занимало, что он делал перерыв. Уйдя на пенсию, он сдал огромный том, большой том Экензина, но это была Меньше половины его творений, которые должен был издать. Дальше он умер. Вот так вот бывает. Закладываешь на пенсию, потом что-то успеваешь, но потом все, больше и некому. Поэтому важнейшие тексты Акиндзина, прямо скажу, не изданы до сих пор. А там они очень ставят вопросы, которые изданная часть не отвечает. Поэтому вот скажем так, что Акиндзин был тоже противником Варлаама.

Он тоже какой-то вариант эсихазма. У него было какое-то свое богословие. И вот исходя из этого, отрывков, опубликованных в свое время Мениндорфом, которые не вошли в это издание Надали Каньеровса, в большую книгу, я могу сказать, что там похоже на то, что он продолжал линию противника Григория Кипрского, где вот именно разделение сына и духа в троице. Потому что он под именем Фотия приводит цитаты такого содержания, которого Фотия на самом деле нет. Но трудно сказать все-таки, откуда он их взял. Это отдельные все проблемы, которые Не очень понятно, ради чего он это сделал. Но сам Никифор Григора, такой был в это время придворный ученый, историк и богослов, который его поддержал на этом этапе в 40-е годы. И он стал таким придворным богословом. А почему все пришло в движение?

Потому что Иван Пятый – палеолог. стал императором. Но Иоанн V был малолетним ребенком. Он родился в 1932 году, а у нас сейчас 1941 год. Его мать, вдова Анна Савойская, она стала регентом. Она под всяким влиянием. Патриарх Иоанн XIV коллега. Он тут же повернулся в другую сторону, потому что дальше все придворные расклады. Какая партия берет перевес? И вот партия исихастов во главе была Иоанн, тоже Иоанн, его звали как императором, потом он стал императором под именем Иоанн VI, Контакузин, другая, но Контакузин тоже почтенный род, и он в это время уже был почтенным, он великий дука был, ну это такая высокая придворная должность, вот он был за исихазом, поэтому эти стали против, ну как обычно, нарушение симметрии, да, вот как физики это хорошо объясняют, круглый стол. Прибор, салфетка, прибор, салфетка, прибор, салфетка.

Справа или слева салфетка. Зависит от того, кто первый сядет и возьмет. То есть, если расположить по кругу приборы для еды и салфетки между ними, то справа или слева положена салфетка, это будет зависеть от того, кто первый возьмет. Потому что все, будет нарушена симметрия. А так она есть. Вот так вот бывает в спорах о догматах, когда они становятся политизированными. Поскольку здесь, в общем, получилось, что надо что эсихазм был на стороне Иоанна Контакузина, то вот эти все, которые пришли к власти на какое-то время, они стали против эсихазма. И поэтому, хотя еще на соборе 1941 года Григорий Палама победила Кензина, который стал говорить, похоже, что он стал говорить, что реального различия между сущностью и энергией нет, но дальше все обернулось иначе. Стали полемика Акинзина против Паламы. Он написал какие-то поэмы в тысячу строк ямбами, богословия против Паламы.

Защитник Паламы монах Давид Десипат писал такие же ямбы в ответ. То есть так все было, все круто. Но дошло дело до того, что Григория Паламу в тюрьму посадили в 1944 году, так сказать, от щедрот патриарха, который держался уже теперь. Ну, а в это время шла гражданская война. Ну, как всегда, победить, ну, в общем, как бы вот есть такая важная пословица, что добрым словом пистолет, но в то время был не пистолет, можно сделать больше, чем только добрым словом. Это верно в том отношении, что ищем только пистолетом, если доброе слово есть. Это вот работает во все стороны. В результате в 1947 году добро победило зло в гражданской войне. То есть здесь Иоанн Контакозин победил. И в церковном отношении это означало, что собрали Константинополь собор. Вот теперь Третий Сикатский собор 1947 года.

Палама, конечно, сразу там оправдан. Иоанн Калека, который готов был каяться, но его все равно убрали с престола, потому что плохо себя вел. И избрали новым патриархом, предлагали Григорию Паламину, он отказался его категорически, его ученика Исидора избрали, который оставался патриархом до своей смерти, который очень вскоре наступил в конце 49-го года в декабре. Но Григория Паламу все-таки не оставили в покое и рукоположили в митрополиты Фессалонитские, Солунские, то есть Фессалоник митрополит, это второй город, это очень тоже высокий пост. Здесь он не хотел, а пришлось. Императрица Анна Савойская переходит в исихазм, конечно же, потому что она остается регентом, хотя на самом деле власть, конечно, становится провозгласившим у себя императором теперь Иоанна Контакузина. Но при императоре Иоанне V Палеологе, который, конечно же, остается, хоть он и ребенок, но в этом смысле его делать, сидеть никуда нельзя.

И Иоанн Контакузин родился около 1992 года. а умер в 83-м. И это не просто вот такой император и государственный деятель, защитники сихазма мечом, но это и богослов выдающийся эпохи. И он автор разных там трудов в защиту и сихазма, и диалог с легатом Павлом у него был, папским легатом, такой антикатолический трактат. То есть у него богословские сочинения. Он не первостепенный, он второстепенный. Второстепенный – это немало. Богослов этой эпохи. Вот, он оставался императором, там очень все бурно было, до 54 года, когда он отрекся от престола, принял монашество с именем каким? С именем Иоасаф, потому что это уже была мода на Варлама и Иоасафа, и поэтому все императоры и князья, в том числе и славянские, русские, которые отрекались от престола, принимали монашество, они принимали его с именем Иоасаф.

Но в данном случае монах Иоасаф, отрекшись от престола, имел власть и получил вскоре власть еще никак не меньше, чем когда он был императором. И он тоже влиял на все. То есть вот здесь такая сложная была очень история. В общем, он прожил до 1883 года, то есть довольно По тем временам не много, а очень много просто. Давид Десипат умер неизвестно когда, но где-то между 1947 и 1954 годом. То есть царствование Иоанна Контакузина, еще такое. Вот он написал, помимо вот этих поэм, о которых я сейчас упоминал, специально для Анны Савойской очень краткое изложение поломизма. Я называю поломизм для чайников. И вот только эти трактаты. переводились на славянский, Григорий Палама не переводился на славянский, и распространялись среди славян, чтобы вот они знали, в чем состоит учение паламизма.

Теперь вот в чем состоит учение паламизма, как бы главная интуиция, которую лично я понял в свое время, читая эти вот мелкие произведения Давида Десепата. Которые в 79 году на славянском языке, на славянских переводах сдал Елена Николаевич Прокоров. На греческом они тоже есть, они сохранились. Есть базовая интуиция такая. Есть реальное различие сущности и энергии в Боге. Но если оно реальное, а Бог все-таки не сложен, а прост. Если реальное в том смысле, в каком у нас отличаются разные предметы. то тогда Бог получается сложен, этого допустить нельзя. Поэтому оно различие такое, что в нем остается и тождество. Но как всегда у нас все неконсистентно, что относится к Богу. То есть если различие есть, то его нет, а если его нет, то оно есть.

И в данном случае они вспоминали, в 14 веке очень любили выражение Григория Низкого, которое В сочинениях Григория Низкого, дошедших до нас, это не полное собрание, не все, что он написал, хотя очень много до нас дошло, но там этой фразы нет. Она цитируется под именем Григория Низкого в религии в районе 700-го года составленной, которая называется, по-латыни его издатель назвал доктрина патрум де инкарнационе де верби, доктрина отцов о поплощении богослова. И там вот это выражение. Какое же это выражение? Что энергия есть движение сущности. То есть если брать буквально и больше ничего не думать об этом определении, то получится, что нет реального различия между сущностью и энергией. Но если посмотреть на то, что сущностью называется то, что никак не причастывается прямо, а только а энергия – то, что причастывается, то тогда реальное различие.

Вот, понимаете, здесь именно такая реальность различия, которого нет. Это интуиция такая, сформулированная на отвлечённом богословском языке, теперь на практическом языке. Это означает, что, с одной стороны, Бог присутствует в мире так, что абсолютно Вот не то, что близок, что любой может дотянуться, а вот он уже дотянулся, то есть вот здесь прямо присутствует. Даже в тебе само, в самом факте твоего существования. Даже если ты вне церкви и неверующий, или там ты вообще может быть животное или камень. Вот все равно здесь вот Бог присутствует, потому что в том, что он отсутствует, того просто значит нет. Чтобы было бытие, надо, чтобы Бог присутствовал своими энергиями. А если ты не просто камень, но еще живое существо, а если не просто живое существо, но еще и разумное существо.

Ну и наконец-то, не просто разумное, но ты еще в церкви находишься, и там уже Христос с вами танец, тогда вот Бог присутствует в тебе здесь и сейчас. Потому если говорить о людях христианских, я повторю то, что сказал, я понимаю, что я повторю, но это надо повторить, что для них фаворский свет, он уже в них внутри есть. А для тех, у кого внутри нет, потому что они вне истинной церкви, он все равно рядом. Коль ты это не видишь как свет, но это присутствует. Это значит, что абсолютно любому человеку, если мы о людях будем говорить, Бог доступен уже здесь и сейчас. Не надо никуда идти. То есть надо только захотеть, как-то правильно захотеть. И в то же время это соотносится с тем, что на самом деле никто не хочет.

Если никто Бога не знает, то просто потому что никому не надо. Потому что есть много всего поинтереснее в жизни. И вот и все. Ну, или можно сказать, притча о плевелах, например, из Евангелия переводить. Но главное, что вот тут одновременно такой как бы парадокс, что Бог абсолютно доступен, что вообще никуда не надо ходить. Вот ты уже достиг цели. И в то же время абсолютно недоступен, почти никому недоступен, потому что никому не нужен. Ну, нужен только тем, кто к нему обратится. Вот тогда да. А так как почти никто не обращается, то тогда нет. Ну а если дальше обращаешься, то дальше, конечно, надо так стараться. Вот это, собственно, такие базовые интуиции паламитского богословия. Вот почему надо различать сущности энергии? Потому что энергия, она не просто доступна, в принципе, там есть что-то, как-то там непонятно как.

А она вот вообще уже доступна, вот легко. Это ты просто не хочешь принимать. Но в то же время, А если хочешь, то все будет. А в то же время энергия – это и есть сущность, но сущность недоступна, а энергия доступна. То есть, понимаете, нельзя сказать, что вот еще раз объясню это с помощью того, что я троечный догмат иллюстрировал, как выпускник кафедры коллоидной химии, потому что это может быть для современного человека более понятно, чем примеры великих Каппадокийцев, связанные там с солнцем, светом, теплотой. Получаем солнце, теплотой. Вот капля воды. Она может быть описана двояко. Она может быть описана как некое геометрическое тело, образованное водой, которое имеет какие-то границы. И там одна фаза, жидкая фаза. А может быть описана как две фазы. Вот есть некая поверхностная фаза, внутри которой жидкая фаза.

С точки зрения термодинамики, вот это может быть и так, и так. Хотя это совершенно разное описание. Вот если считать, что капли это Вода, находящаяся в каком-то мешочке, которая не имеет никакой толщины, поверхностная фаза. Она только два измерения имеет. Третьего толщина она не имеет. Вот тогда можно сказать, что вот так вот три ипостаси божественной сущности. Сущность одна, но она может быть описана в ипостаси каждой, которая как капля воды. Ну, какая грубая аналогия. Конечно, грубая. Там нет ничего нового. Также можно объяснить различиями. Как аналогию, конечно, а не как именно точное объяснение. Различие между сущностью и энергией. То есть в сущности, когда мы говорим, что это различается, мы не говорим, что там разный бокс. Это не нарушает простоты. Как вот капля воды, можно различить толщу воды и поверхностную фазу, но нельзя сказать, что одно вода, другое не вода.

И нельзя их отдельно рассмотреть, чтобы они существовали отдельно друг от друга. Скажем, поверхности капли не может быть без воды, которая в этой капле. Ну и вода тоже не может где-то в реальности существовать, не имея поверхности. Вот. И теперь, как это сам еще Григорий Палама объяснял. Он цитировали, собственно, антиэсихасты часто. Первое послание Петра говорится же, Причастники теуки, нанеки, физиос. Мы должны стать причастниками божественной природы. Но природа – это и сущность одно и то же. Как же вы говорите, что сущность непричастуемая? Никто не спорил, что природа и сущность – это одно и то же. Григорий Паламай отвечает в диалоге «Феофан», который Владимир Николаевич Лоскин любил цитировать, потому что он мало знал текстов Паламы, мало из чего было выбирать. А теперь мы еще знаем целый трактат небольшой поломы о причаствуемости и непричаствуемости.

Вот в этом феофане. Итак, причаствуемо, Божия сущность непричаствуема и некоторым образом причаствуема. Пос, там вот без ударения, пос, через омегу, значит, некоторым образом. И надлежит нам обоя соблюдать, и я по благочестию мерилу. Мой перевод на славянский, потому что на славянский удобнее переводить, что он больше похож на греческий. Что там как бы все можно оставить как было, когда переводишь. Поэтому всегда лучше переводить на славянский. А теперь переведу на русский все-таки со славянского. Что нам надо хранить одновременно и то, и другое. Что Бог и причастен, и не причастен. Когда мы говорим, что Бог не причастен в смысле сущности, мы все равно говорим, что нам причастен через энергию. Значит, Бог одновременно не причастен, не причастен. И вот именно это надо. Надо хранить в качестве чего? Благочестие мерило. Мерило – это вот весы, чашечные весы, где должна быть равновесие.

Вот равновесие между причаствуемостью и непричаствуемостью Бога. Вот что дает это развлечение сущности энергии паламитской. Но повторим, что они не считали, что это какое-то новое учение. они, естественно, ссылались очень много на Шестой Вселенский Собор, где речь шла не только о двух волях, но и о двух энергиях. Значит, энергия Бога – это понятие, которое в спорах о монофилистве у Максима Исповедника в денег Шестого Вселенского Собора уже звучало хорошо. А тогда оно тоже не впервые появилось. Оно, в общем-то, и в V, и в IV веке звучало. Но, конечно, тут оно стало прямо в центре. Итак, в 1947 году на соборе, который я упомянул, Апензин был осужден, а Никифор Григора, который его поддерживал, он как бы его тоже осудил. Мол, пропадай. И что там еще происходило интересного?

Григорий Палама, будучи посвящен Константинополе, митрополит Фессалонийский, должен был поехать на Капитру. Путь был морской. И случилась неприятность, и вот им захватили разбойники. Ну, как разбойники, турки просто захватили. И он целый год провел в турецком плену. Зачем он захватили? Те же, чтобы продать. Кому его продать? Ну, обратно Византию продать. Но дело в том, что целого митрополита надо продавать за дорого. Почему он год пробыл в плену? Потому что собирали деньги, очень много надо было собрать, денег не было. Ну вот постепенно нашли. Ну а что делать? Вот так попался, теперь платили. Вот такая была идея. Но он провел там время с пользой. Вам, поксиметологам, надо обратить внимание. Среди тех дискуссий, которые он там вел, была некоторая дискуссия, она записана в виде его спора с хионы и турки. Турки это, понятно, кто такие, это мусульмане.

А хионы, по имени, вроде как снег, это хион, это снег, может быть, может быть и нет. Ну, вроде снег, но все равно непонятно, зачем нам снег. Это какие-то иудеи. Но прежде всего, конечно, чем он там очень бесил своих, так сказать, хозяев, которые его держали, тем, что он очень утверждал греков, чтобы они не поддавались всему этому давлению, чтобы переходить в ислам. Там официально как бы не давали, просто. Ты, чтобы иметь право быть христианином, должен платить специальный налог. И там куча всякой стигматизации социальной. Ну, когда все по закону происходит мусульманскому. А там закон еще может нарушаться, само собой. Ну, если даже не нарушается. А тут тебе сразу дают много-много всего. И все так здорово получается. И, конечно, большинство идет этим путем. Кто знает советскую историю, эти тоже могут какие-то аналогии провести.

Он очень поддерживал этих людей, чтобы они не переходили. И спорил с мусульманами, и там его чуть не убили. Но те, кто спорили, те хотели, может, его убить. И отчаяние Пенези, как в Сыноксарии говорится, в составленном, видимо, в 15 веке, Сыноксарии, второй неделе Великого Поста, праздник Игоря Паламы, там надеждой Пенези его очень даже так жизнь не берегали. То есть его берегли, в общем так, если бы за него денег не ждали, в таком поведении его убили. Но зачем я говорю про эти хионы? Эти хионы – это какая-то иудейская секта. которая никак не идентифицируется. Вот она лишний раз нам напоминает, что еще в XIV веке были какие-то совершенно непонятные еврейские секты, которые не были ни талмудическими, ни караимами, о которых все знают. Дело в том, что караимы образовались в VII веке за счет объединения разных сект, которые не признавали талмуд.

И при этом они не имели также и священства, потому что еще были другие секты, которые имели священство, у которых, например, бета-Исраиль. в Эфиопии, фалаша и еще какие-то. Ну, там в происхождении фалаша отдельная головная будет и спорная тема. Ну, короче говоря, вот в Византии еще в 14 веке было что-то непонятное. Мне кажется, что семитолог, изучая вот этих византийских или около византийских евреев, он там что-нибудь такое может найти. Поэтому здесь тоже вот белые пятна в нашем изучении. С какими-то хионами спорил Григорий Палама, и из спора мы не можем понять, кто это такие были. Но потом он вернулся, и стал он епископом Фессалоник. Но жил он не то, чтобы долго и счастливо после этого. В 50-м году он вернулся, если я не ошибаюсь, и в 57-м году он умер.

И был похоронен, конечно, в соборе, в главном соборе, в Фессалониках был собор Святой Софии. И пока Пока турки не взяли фессалоники, они взяли их в 1430 году. Там был кафедральный собор, где были его мощи. А когда турки захватили фессалоники, то, естественно, это стала главная мечеть. А мощи разрешили забрать, и они были в другой церкви. Потом, когда турки знали уже в 20 веке, их опять туда положили, а потом в Святую Софию, которая опять стала церковью фессалоникской, имею в виду. Потом построили отдельную церковь, где они сейчас находятся, мощь Григория Поломы в Фессалониках, напротив метрополии. Новопостроенная церковь такая, 19 века. И там, причем, мощь находится в специальной комнате, которую надо открыть. То есть, если вы зашли, то не увидите, а там налево такая комната, и если ее не открыли, надо просить, чтобы открыли и открыли.

Вот я просто, так сказать, немножко путеводителем послужил. Да, но в то время в Византии происходило все как всегда, то есть все было бурно. После того, как умер патриарх Игнатий, следующим патриархом стал другой еще не Григорий Аполлама Исихас, патриарх Калист. Это был 50-й год. Но в 53-м году ему пришлось уйти, потому что Опять он там не тех поддержал, кто там боролся за престол. Там все время кто-то боролся за престол. И все время турки что-то оттяпали. Вот такая вот история была в XIV веке. Но в детали этого входить мы точно не можем, не надо. И тогда патриархом в 1953 году стал Филофей Кокин, вот тот самый, который тоже был учеником Григория Паламы. Они как-то русскалистами оказались в разных партиях. Вот так. Оба исихаста, ученики Григория Паламы, ученики Григория Паламы.

Но в 1955 году, очень скоро. Опять все поменялось. И опять вернулся Калист на кафедру и оставался уже там до своей смерти в 63-м году. А в 64-м вернулся, когда умер Калист, вернулся Филофей и оставался на кафедре до 76-го года, то есть второе его патриаршество в 64-76. Но это, опять же, он был свергнут оттуда вместе с Иоанном V в прогенуэзском перевороте Андроника IV, который оставался во власти три года, с 76-го по 79-й. Но, к сожалению, Филофей оказался в заточении уже после этого, где он умер в 79-м году. Такое бурное патриаршество у него было, я сейчас еще расскажу, что там происходило, очень много важного. Но кончилось оно тремя годами в заточении, где он и умер в 79-м году. Филофей Кокин, тоже святой отец, автор «Жития» Григория Паламы.

Важнейшая роль в прославлении Григория Павлова ему принадлежит, хотя он и так был прославлен. Про Иоанна Пятого еще скажем, что он очень хотел заключить, чтобы латинии не его поддержали, не только против турок, но и во внутренней войне, как видите, там же одни, кто-то там с генуэзцами, кто-то с венецианцами, ну такое там творилось, кто-то там еще с кем-то из западных, и кто-то с турками. Ну в общем, в 69 году Иоанн Пятый перешел в латинство, лично перешел. Патриарх Филофей, который был патриархом, разумеется, этого не принял. Но вот он пострадал, собственно, за верность императору Иоанну Пятому, который уже в это время перешел в латинство. Так он был. Никакой особой веры в нем не было в Иоанне Пятом, в отличие от Иоанна Шертова, Контакузина, потом монаха Иосафа, который немножко императором подрабатывал, немножко оставаясь монахом.

Вот он был такой исихаст. А Иоанн Пятый перешел в латинство. А Филофей за верность этому. Патриарх пострадал вот так. Филофей поставил на Русь митрополита Киприана. Там целая история с повестью о Митяе и так далее. Просто нам некогда на этом останавливаться. Это уже такая история некоторой окраины Константинопольского патриархата, дальней епархии, митрополия. И, в частности, он еще послал крест с мощами Сергию Радонежскому, и этот крест сохранился. По нему есть статья Андреевны Белобровой, покойной. в музее в Сергиевом Посаде. Теперь главным человеком таким становится Никифор Григорат, который автор знаменитой ромейской истории. Она 1204 года, от крестового похода до современности, прямо до этих лет. Конечно, в отношении XIV века это важнейший исторический источник. Он очень качественно пишет, там еще все так интересно. Автор географических трудов. Ну, он переделывал какие-то ранние жития в основном, но тоже писал.

Но и богословие. Богословие всё направлено против Паламы. Вот у него уже точно известно, какой тезис был, что сущность и энергия – это просто разные слова, но это одно и то же, реальных различать нельзя. И вот всё это, в общем, дошло до того, что собрали опять собор, 4-й Секасский собор, самый большой, в 1351 году. Все соборы в Константинополе. Вот четвёртый сихотский собор, самый главный, он себя объявил анаптиксис, анаптюксис пишется, то есть развитием шестого Вселенского собора, потому что тот был собор про энергии, и это будет про энергии. Он внес в синодик неделю православия те анафемы, которые против всяких там Барлама и Аркензина, хотя, может быть, и в 1941 году еще были внесены. Даже если были внесены, то их точно убрали потом, и они только после собора 1951 года держатся.

Но это вот не те, которые лично, то есть не. Вечной памяти и прославления Григория Палома. Этого еще нет. Палома жив и участник этого собора. Главное, сказать, спикер со стороны православного, с византийской точки зрения. А вот все, что касается энергии фаворского света, вот эти вот анафематизмы, все нотики в неделю православия внесены этим собором. И, кстати, сказать, наш курс, если кто забыл, называется «История эпохи вселенских соборов». Когда я понял, что надо читать. 36 лекций вместо 12 мы договаривались. Я решил, о, отлично, Вселенские соборы мы будем читать по-византийски. То есть 1351 год – это завершение эпохи Вселенских соборов, а потом еще небольшие подскрипки. То есть вот видите, как мы попали в курс точно. То мы подумали заранее, как это все планировалось. И Никифор Григора после этого становится таким еретиком, при этом он остается жить уважаемым человеком.

Ученым. Интересно, видите, как можно было. Вообще антипаламиды собираются и пучкуются. Причем Григора, он остается таким вот византийским антипаламидом, он никакого католичества тоже не принимает. Но в это время начинает уже формироваться в 50-е годы кружок тех, кто именно становится католиками. И причем они становятся католиками не как Варлаам, а как последователи Фомы Аквинского. В это время братья Прохор Кедонис, там вообще было их двое братьев, Прохор Дмитрий Кедонис. Прохор Кедонис переводит на греческий с латыни очень большую часть суммы теологии этого Фомы Аквинского, но не все, не до конца. И еще там что-то такое переводит. И вот они уже просто переходят в католичество, как католики живут. Это вот можно. Видите, какая демократия была. Вот немножко скажу о том, что в это время происходило еще такого вот интересного, кроме Паламу.

Во-первых, конечно, важнейшее имя святых подвижников этого времени, ну, с точки зрения византийских святых подвижников, так, с другой точки зрения, как-то иначе можно определить, Григорий Синаид. Он умер в 1346 году. То есть его такие подвиги в основном относятся к первой половине. Он родился в 13 веке, но подвиги относятся уже к 14. Он начал подвязаться на Афоне. Его житие – очень важный исихазский текст. Причем это такое вот исихазское житие, а это такой жанр. Вот они стали писать исихазские жития. То есть героем такого жития может быть только монах преподобный. Но специфика же там будет не только описана. необходимые в житии разные исторические подробности. Помните, мы говорили, что бывает историческая география, бывает эпическая. Это всегда историческое. Но помимо этого там такие небольшие аскетические трактаты.

То есть на примере этой жизни конкретной, которая документально более-менее изображается, описывается, говорится, как нужно молиться, почему он так делал, а не этот. И получается, что я очень рекомендую в этом смысле особенно житие Григория Синаита. Вот из него можно понять, как вообще нужно жить с точки зрения, конечно, монашества. Как вот подвязаться к Григорию Синаиту. То есть вот объясняется как бы теория вопроса. А в ней, в прежней агеографии, она не объяснялась, по крайней мере, так подробно. Но на Афоне он застал, согласно житию Григория Синаита, он застал просто какое-то запустение в начале XIV века. Никого приличного не было. И он понял, что там жить нехорошо. Григорий Палама попадает туда через несколько лет и там уже находят всех этих подвижников. То есть, видимо, непонятно, то ли на самом деле так было, то ли просто он как-то не сошелся.

Но то, что там не было расцвета духовной жизни, это точно в начале XIV века. Ну вот насколько, прямо чтобы такая была пустыня, или все-таки что-то было, ну вот непонятно. Но Григорий Палама попал туда все-таки, повторю, позже, лет на 20, может, или на 10. Вот он ушел с Афоны, причем он ушел на болгарскую границу. Место называется по-гречески Парурия, то есть рядом с границей Орос, это граница Орос, да, и определение одновременно, значит, да, определить, значит, ограничить, сказал Спиноза, но он стал по-гречески. Там у него появляются ученики, вот самый из них известный Феодосий Тырновский. который потом в Тырново, и он тоже родился около 1300 года, а умер в 1363, один из самых почитаемых болгарских святых. В общем, там он, уйдя вот в эту парорию на болгарскую границу, он дал такой старт болгарскому монашеству, славянскому.

Сам он не был славянином, а ученики у него славяне были. И там еще преподобный Ромил был такой замечательный. Есть житие преподобного Ромила, тоже такое исикасское. А Феодосий Тыргинский обитель в Килифарево создал. И там тоже традиция эта продолжалась, Григория Синаида. Теперь еще. От того же времени, когда Григорий Синаид был на Афоне, был Максим Кавсоколевид. Кавсоколевид – это в прозвании переводится «сжигающий каливы». Каливы – это хижины. То есть он жил в каких-то хижинах, потом их устраивал такой. То есть он их просто сжигал. Красиво горели. Он оставался бездомным. Потом, опять же, что-нибудь такое находил, строил. Это вот такая особенность. А еще он был таким нестранствующим подвижником. И вот есть его житие. И оно тоже, по-моему, каллистам-патриархам написано. Географ был замечательный, каллист-патриарх. И оно тоже вот такое сихарское.

Тоже интересно очень читать. Теперь вот это, кстати, была рубрика «А в это время?» Теперь у нас будет еще другая рубрика. Нужно сказать немножко, что у нас происходило в большой церковной политике. Там происходили так называемые, как некоторые сейчас это называют, расколы без раскола. Но вот бывает ситуация, которая в принципе соответствует ситуации раскола. И какие-то ее участники с одной или чаще с двух, часто с одной только стороны, а бывает с двух, с обеих, говорят, что вот вы раскольники. Но на самом деле как-то потом выясняется, когда все мирятся, что В общем-то, это был не очень раскол. До раскола дело не дошло, помирились и хорошо. Но помирились, может, лет 150 прошло, может, 40, как повезет. И вот было в это время два очень больших раскола, в Болгарии и в Сербии.

Что у нас происходило в Болгарии? Кстати, вспомним немножко, что у нас еще есть светская история Бизонсии. Мы помним, что в 18-м году окончательно, а фактически уже в 14-м, было уничтожено первое болгарское царство, присоединено к Пизантии. В 14-м году вот эта битва при Беласице, после которой там эти тысячи ослепленных солдат, так сказать, пленных вернулись и стало плохо сердцем у царя Самуила. Вы помните это, да? Больше 100 лет, 150 лет продолжалось владычество византийское во всей Болгарии. И болгарская церковь была на правах епархии Статинопольского патриархата, но митрополия. В 1185-1186 годах братья Петр IV и Иван Осен восстают против Византии и создают то, что стало называться Второе Болгарское царство. 1185-1186, со столицей в Тырново. И это государство пойдет уже только под ударами османов в 1393 году.

То есть оно достаточно долго будет продолжаться, когда в Тырново возьмут вот эти турки-османы, которые там вот Византию прикончат потом. Сразу была объявлена автокефалия архиепископии. Там была архиепископия в рамках Константинопольского патриархата. Она была объявлена сразу же автокефальней. Но, разумеется, Константинополь этого не признал. Но как-то это все тянулось. Потом, в 1235 году, спустя много лет, она была преобразована в патриархат. То есть сами себя назвали патриархами. Естественно, патриархата никто не признал. А в какой степени признавать, что там вообще есть церковь, а не раскол? Немножко забалтывалось, но фактически общения не было между Константинополем и вот этой структурой церковной. Но люди, конечно, переходили туда-сюда. Последним патриархом тырновским был Ефимий Тырновский, один из самых почитаемых святых Болгарии, замечательнейший писатель на славянском языке, который много чего написал и перевел. Есть книга «Полихрония сырку».

дореволюционного русского ученого молдавского происхождения о Ефимии Тырновском, она очень много дает для понимания этой эпохи. Вот он был патриархом с 1375 года до падения Тырнова в 1393 году. Под властью турок все сразу вернулось в Святопольский патриархат, то есть они были лояльны Константинополю, турки. А Ефимий еще потом жил, и он умер где-то между 1402 или 1404 годами. Ефимия Тырновского я вам очень рекомендую. Даже для словистов это одна из самых обязательных имен. Не надо рекомендовать, потому что если словист там кого-то читает, так это его. А у нас тут не словисты, и поэтому я вот просто так вот усиленно рекламирую. Вот значит первый раскол это Тырновский патриархат, который вот такой имел историю. Второй Печеский патриархат. Печь это столица Сербии, который был объявлен в 1350 году. сербским деспотом Стефаном Душаном при поддержке Турновского патриархата.

Вот здесь их, конечно, поддержали. Но Стефан Душан при этом, конечно, сам себя в 1346 году объявил императором. Ну а что? Потому что в это время в Византии гражданская война, ну почему не объявить себя императором тогда? Ведь там все равно гражданская война, до тебя руки не дойдут. Ну и не доходили. Но вот как-то потом, когда объявили патриархат, то патриарх Калист, это уже был, как раз он только что заступил на престол, это все был 1350 год, он отлучил просто всю Сирию. Так вот раз и все, что ребята, вас здесь не стояло, что вы не православные. Ну, похоже на то, что произошло с отлучением Болгарии. Ну, там ереси никакой не обвиняли, а просто вот, чтобы раскол. Так это продолжалось, продолжалось, но довольно быстро закончилось, правда, из-за скорбных событий, в 1375 году.

Может быть, даже уже последний патриарх, вот такой, то есть патриархат птический просто признали. Ну, конечно, настоящим патриархатом его не признавали никогда, но что вообще он, как бы, пусть будет, вступили с ним в общение в 1775 году. Патриарх последний, Саба IV. Был патриархом там с 1354 по 1775 год. Он был преемником патриарха Иоанники, которого Калиск отлучал, который самый первый был патриарх. Но там, естественно, что османы очень сербов теснили. И в 1371 году битва при Марице была, при которой сербы проиграли. И они поняли, что после этого началось вторжение османов в Сербию. И они поняли, что им не отбиться без Византии, они заключили военный союз, ну и естественно, что при этом, а византийцам тоже нужна была помощь сербов, у которых та же проблема была.

И под это дело в 1875 году было, все это отлучение пещества патриархата было снято патриархом Филофеем, и официально это было сделано уже в 1776 году патриарх Савва. к тому времени умер естественным путем. Какое было его отношение к этому проекту, неизвестно, хотя при его жизни этот проект пошел обсуждаться. И в этом патриарх был Филофей, который снимал анафему, печатал патриархата. Да, там бы анафема была. Ну, а что мелочиться? Сразу раз, анафема. Вот оно я снял. Причем никто же не каялся, понимаете? Если можно снять в такой форме, значит, там на самом деле и не было поводов для анафемы. Потому что все погорячились, но все, больше так не было. Вот так примерно все было. Поэтому говорю «раскол без раскола». Это не мое выражение, это даже не знаю, кто придумал это выражение в конце 20 века.

Ну вот это типичный случай. Еще интересно, что переговоры, которые привели к снятию Анафин в 1976 году, они велись при содействии Инока Исаи, который был переводчиком Реопагита на славянский язык в 1971 году. Мы о нем говорили, что славянский перевод Дениса Реопагита был сделан на фоне Инока Исаи сербом в 1371 году. А сербом в это время уже управлял князь Лазарь, который считается святым мучеником, потому что, естественно, что он все время занимался войной с турками, но и в какой-то момент наступила битва на Косовом поле. Это 1389 год, которая кончилась тем, что князь Лазарь там был убит, вот он почитается сербами как святой мученик и герой эпоса, конечно же. как князь Лазарь. Князь Лазарь один из самых почитаемых сербских святых в Сербии. Вот он погиб в битве на Косовом поле.

Но интересно, что эта битва, она не была разгромом в Сербии, хотя там вот погиб князь, а была ничьей, если так формально говорить, потому что не просто обе стороны понесли огромнейшие потери ужасающие, но глава государства С другой стороны, султан Мурат тоже погиб в этой же битве. Это вот редчайший случай, что главы государств погибают в одной битве. И султан Мурат, и царь-князь Лазарев. Это вот особенность битвы на Косовом поле. 1389 год. Но расклад-то оставался плохой для Сербии. И поэтому уже в 90-м году вдова Лазаря Мелиса, которая была регентом при малолетнем сыне Стефане Лазаревиче, тоже там величайший такой воин и рыцарь, так сказать. Но тогда еще ребенок. Она понимала, что лучше все-таки принять сюзеренитет этих атаманов. Но это все приходилось. В это время вмешались татары, которые как раз туда дошли.

Ну, до Малой Азии они дошли, они стали. турок очень сильно, так сказать, защипать. И войска князя Лазаря участвовали в этих битвах. Самая большая была битва, как ее называли, при Ангоре, но это Анкара современная и древняя Анкира византийская. Битва при Ангоре с войсками Тамерлана. И там сменивший Мурада султан Баязид был, которым Стефана Лазаревича, уже подросшего, связывали очень близкие отношения. Он там очень старался его отбить. Да, сестра Степана Лазаревича, Оливера ее звали, была одной из жен Боязида для закрепления брака, когда, к сожалению, приходилось выдавать за мусульман и за прочих многоженцев, византийских принцесс, ну вот и сербскую тоже. Но с Боязидом у них были такие реально близкие отношения. В этой битве при Анакире князь Степан Лазаревич пытался отбить Боязита, но ничего не получилось, все они попали в плен.

Но Тимур отнесся с очень большим уважением к Степану Лазаревичу, отпустил не только его самого, но еще и его сестру. Но Боязиду он не отпустил, попавшего в плен, и через год примерно в плену этот сербский султан умер. Ой, что я говорю, турецкий султан умер, Боязид, в сатанском плену. А дальше там началась борьба за престол у турок, и в 1402 году Стефан Лазаревич мог спокойно перейти к Византии. И не нарушая никаких клятв, потому что Боязиду-то он был обязан, но получается уже все, кончился Боязид. И Степан опять независимый, союз с Византией, там, в общем, такая была интересная история. Вот это такие две главных вставных новеллы о большой церковной политике, ну и просто о политической истории. Теперь продолжаем с Исихасскими соборами. И постепенно, уже после смерти Григория Паламы, Дмитрий и Прохор Кедонисы уже очень сильно достали всех в Византии.

И они очень нападали со стороны уже томизма, не просто католичества, а именно томизма на Паламита. И все это очень привело к тому, что в 1368 году состоялся последний, а именно раз, два, три, четыре, пятый, Исихатский собор. Причем покойный Палама там очень не оспаривался с братьями Кедонисами, а другая сторона наоборот настаивала. Ну, понятно, что там осудили братьев Кедонисов. Вот после этого собора сложилось современное представление о том, что между католичеством и православием два Главных препятствий. Два главных различия. Филиокве и паламизм. Вот нетварная энергия. Учение о причаствуемости по энергии, непричастности, непричаствуемости по сущности. Вот паламизм и филиокве. Это ситуация, сложившаяся в результате собора 1368 года, которая, в принципе, сохраняется до сих пор. Вот я же говорю, что мы сейчас занимаемся формированием. современности, какая она была, изучая то время Бизантию.

Что касается памяти Паламы, то она оспаривалась, и она вот тут обсуждалась на этом соборе. Естественно, что да, и было решено на этом соборе после обсуждения, что надо прославить Паламу, чтобы его все почитали. Причем чем доказывалось, что его надо прославить? Тем, что уже строятся храмы в честь него и пишутся иконы. То есть это вообще, если тебе кажется что-то святое, то можешь построить храм, пожалуйста. Но иконы написать вообще не проблема. Вот знаменитая икона Григория Паламы, которая в Эрмитаже находится, но ее там почти никогда не увидишь. Она то в запасниках, то где-то на выставке, я не знаю. Я вредно там, конечно, бываю, но я никогда не видел. Вот это портрет Григория Паламы, который, видимо, был написан еще при жизни как портрет, а потом его, так сказать, переделали в икону, дорисовав мимо.

Икона, которая копировала какой-то портрет. У нас есть редкий случай. Прижизненный портрет Григория Паламы. Есть еще другой такой случай. Кирилл Белозерский. У нас тоже есть икона, которая прижизненная, маленькая. Прижизненная она была портретом, стала иконой. То же самое с этим портретом. Но очень вероятно, что она была написана до 1968 года еще. Потому что между 1957 и 1968 было 11 лет. Но их храмы строились. И вот тогда все-таки праздник утвердился тот, который обычно и утверждается сразу. То есть День памяти святого – это день его представления, 14 ноября. Вот был праздник Григория Паламы только один, который вот в это время, это тоже патриарх Филофей на этом соборе патриархом, и служба, которая вот именно 14 ноября. Сейчас это второй по значимости праздник, как бы неважный. Он был единственным и важным, и большим праздником.

Ну вот. А праздник по второй неделе Великого Поста появился через сто лет примерно, при Геннадии Схоларии, уже при турках, чтобы вот как продолжение праздника торжества православия, чтобы теперь еще паламизм, так вот утвердить, что это смысл во второй неделе. И он стал, для него были написаны уже свои службы новые. А старый праздник оставался, но он уже просто несколько ушел в тень. Действие первого закона Гомштарка, литургического развития, о том, что об органическом развитии. То есть появляется новое, а старое оно не убирает, но оно вытесняет как-то старое. Поэтому получается, что главный праздник Паламы не в день его представления. Хотя служба для дня представления, она сохранилась, даже в переводе на славянское она сохранилась. Что еще происходило хорошего богословия в это время? Во-первых, как понятно уже из сказанного Брокедониса, возникла необходимость уже конкретной полемики против Фомы Акминского.

То есть не вообще антикатолические трактаты, а именно против Фомы Акминского. Разбираем по пунктам и разносим. Два таких автора было. Нил Кавасила, который был митрополитом Солонским последние три года своей жизни, или чуть больше, с 1360 по 1363 до своей смерти. И Калистан Геликут. Нил Кавасила был учеником патриарха Филофея, который его и сделал вот этим митрополитом. Он написал огромный трактат, такой только недавно вот изданный, окончательный. Его там в 40-х годах издавали по разной части. Ну, там несколько трактатов, которые так где-то единое целое образуют. Ну, это очень интересно тем, кто может в это погружаться, а кто не может, тем не надо. Еще был такой Калист Ангеликуд, загадочный довольно автор, который тоже написал подробно, это изданно, разбор такой, но менее подробный, «Помы Ахмината», а также он известен своими произведениями такими чисто исихазскими.

И вот Калист Теликуда в «Поэссиевом добротолюбии» Паисия Величковского на славянском языке, это искаженный Ангеликут. Но это вот аскетического трактата целиком не издано до сих пор. Потом появляется там какой-то вот такой очень странный тип, уже Менедуров обратил внимание, что он такой несколько странный. А сейчас можно точно сказать, когда издано его сочинение, что он таки совсем странный. Феофан Никейский, вроде Паламид, ученик Филофея Кокина. который сделал его митрополитом никейским. Умер не позднее марта 1381 года. Не путать с феофаном никейским исповедником времен иконоборчества. Вот он писал о Евхаристии в таком смысле, что это символ, но как не настоящий. Не в том, что Бог стал своим символом, Максим исповедник говорит. Нет, а вот что-то такое, что какой-то просто символ. Что-то не идентичное.

И это еще Мейндорф заметил, когда все было неистанно, и написал, что здесь номинально вроде поломит, но куда-то он пошел не в ту степь. Сейчас изданы его триадологические сочинения, где он тоже писал схемы интересные, вот эти на полях они есть. Помните картинки, мы смотрели, Феофана Никитского показывать не стал, потому что я сейчас о нем рассказываю, вот из-за этой причины. И у него похоже на Никиту Маранейского, вот он, собственно, к этому вернулся. То есть там субординация, первое, второе, третье лицо, но филиопы плохое. А чего плохое? Того же можно и филиопы хорошие. Ну нет, плохое. Вот такие трактаты. Ну, в общем, такой вот странный человек был Феофан Никейский. Представлял ли он какую-то школу или нет? Никто не знает. Понимаете, вот все время можно задать много хороших вопросов. Или надо их задавать.

Ответов, особенно хороших ответов, будет намного меньше, чем хороших вопросов. Но способность задать хороший вопрос, это уже тоже некоторые. шаг в сторону познания. Но это еще не все заинтересного. Говоря о неликователе, надо говорить не только о триадологическом его огромном трактате, но также о небольшом его сочинении, которое называется скромненько «О папе». Там новый этап спора о папском примате. До сих пор споры о папском примате шли в Византии так, что папа Да, папа первый по чести. Это никто не спорит, да, конечно. Но из этого первенства по чести выводилось, что он имеет какую-то административную власть над другими престолами. И тут граждане спорили, нет, вот это вот не надо. Или говорили, что тебе нужна административная власть, да ради бога. Вот помните 1208 год, послание клириков Константинополя. Они просто не поняли, что он может хотеть еще какую-то церковную власть.

Это вообще не светский владыка папа, а какой-то там юпископ. Вот они решили, что там. Это мы лояльны себе, мы, конечно, тебе подчиняемся, но они имели в виду, что подчиняемся как начальнику светскому. А вот теперь появляется нечто новое. И вот там он пишет, что фактически учение католиков латинина о папе подразумевает, что папа является четвертой степенью священства над епископами. То есть епископ епископов – это уже другая степень священства. А этого быть не может. Поэтому учение о папе неверно. Но дальше это становится таким вот тезисом полемики относительно папского примата. Но, конечно, о нем надо сказать немножко более детально, потому что, ну не знаю, кто-то читал, например, материалы собора. российской церкви 17-го года о том, зачем нам патриарх. Или материалы 20-х годов, переписка архиереев, что там они думали о патриархе.

Ну и потом эта абсурдная статья Сергея Строгородского о первосвятительской власти, которая начала 30-х годов. Они все верили, что есть четвертая степень священства, только это патриарх тоже такой вот. Ну они там потом еще накрутили больше. Вот некая первосвятительская власть, которая Как какая-то эстакетная палочка куда-то передается, исчезнуть она не может. Поэтому, если, скажем, митрополит Петр сидит в тюрьме, то поэтому вот она сейчас у меня, говорит его секретарша, то есть заместитель, вместо блюстителя, так сказать. Но понимаете, откуда все идет? Католическая экклезиология, она такая заразная оказалась. Вроде бы Нил Кавасилов, Святой Отец, обречил специальным сочинением, но кто бы о нем знал, об этом сочинении? Кто-то знал. А знаете, кто знал? Протестанты. Потому что когда началась реформация в 16-17 веке, протестанты просто сделали Нила Кавасева именно сочинением любимым автором.

И они не дали о нем забыть уже никому об этом сочинении. Вот даже Восточная Церковь вас шелем метит. Вот такая линия реформации. Она и по этому вопросу тоже была. Там вообще по многим вопросам она идет. Одни говорят, что за нас Восточная Церковь, другие говорят, что нет, за нас. Это спор протестантов и католиков. И вот здесь, конечно, на стороне протестантов. И они вот не давали забыть уже и православным об этом. А теперь еще, надо сказать, важнейший человек этого времени, которого всячески рекомендую уже просто всем, кто хочет что-то узнать, это племянник этого Нила Кавасилая, Мирянин, который то ли всю свою жизнь оставался Мирянином, то ли под конец принял монашеское бессовещенство. Что принял монашеское, это гипотеза Гелиана Николаевича Прохорова. Может быть, она и верна, а может, не верна. Николай Кавасило.

Вот не путать Нила с Николаем. Николай – это племянник Нилы. Он был светским исихастом в Константинополе, жил в миру, но не без семьи. Вот такое монашество в миру он явил. Ну, может быть, под конец он из мира и ушел. Жил он очень долго. Вероятно, номер 1390 года, в очень большие старости. Может быть, в монастыре какой-нибудь. У него несколько сочинений и некоторое количество писем, и сочинения особенно важны два. Эти письма тоже интересные богословские. Вот «О жизни во Христе» и «Толкование литургии». «Толкование литургии» раньше были в Византии, но здесь вот есть некоторые особенности. Но скажу сначала о менее интересном «Толковании литургии». Там он касается еще одной, теперь уже новой темы в полемике с лазининами об эпиклезе. Эпиклесис, когда прилагаются святые дары.

Согласно латинскому учению о таинствах, которое сформулировано было так канонически окончательно на Тридентском соборе в XVI веке, но уже и в XIV веке оно было, нужно сказать волшебные слова определенные. Форма таинства требует определенных слов. Согласно латинскому учению о таинствах, которое тогда уже формировалось, И в основном даже сформировалось, хотя принято вот так, деталью было на Тридентском соборе в середине XVI века. Существуют четыре аристотельские причины, которые есть в каждом таинстве. Поэтому в каждом таинстве материальное, солевое, действующее и формальное. Вот материя должна быть таинством. Понятно в фарисе, что это хлеб и вино. А форма таинства – это слова. С точки зрения вот этого богословия, когда на литургии предосвященных даров без всяких слов погружается в неосвященную чашу хлеб освященный, то чаша не освящается, потому что волшебные слова не произнесены. Значит, там не может ничего освящаться.

Это вот мнение этих филокриптов, можно сказать, пёстров, как их называли в Москве, Петромогилы и так далее. И потом оно в XIX веке. Вот это русские искажения, которые никогда не было, литургия прежде священных даров. Конечно, по учению всех святых отцов, которая, кстати, подробно была разобрана еще до революционного нашим ученым Карабиновым, литургистом в 15-м году, чашина литургии прежде священных даров, замечательная такая статья, конечно, освящается чашина литургии, без слов, потому что вот это волшебные слова, это только Это чтобы она осветилась в латинские святые дары, а не нужны волшебные дары. Если тебе нужны православные святые дары, то не обязательно произносить волшебные слова. И литургия прежде священных даров работает. Когда просто это освящение по контакту, как тоже литургисты его называют. Но обострился вопрос, когда у нас полная анафора, какие слова?

Всегда есть в литургии, почти всегда, величайшие исключения есть, но тогда о них не знали. Произносят установительные слова Христа, «приимите и едитесь, и есть тело мое, пейте от меня все», что-нибудь такое. В той или иной форме эти слова произносятся в любом чине литургии, кроме одного сирийского, где они не произносятся, «адая мари», да, вы знаете, может быть, нет, но неважно. Там в кругозоре вот тех людей XIV века исключений никаких не было. И латинское учение, что вот эти являются слова формой таинства, что в это время как раз и прилагаются святые дары. А потом в течение Мессы не было вот этих слов, которые специальное призывание святых даров, которое продолжается после этого.

И она златоуставит. И аналогичная история Великого. И которые в 17 веке, когда этот спор совсем разгорелся, именно в 17 веке, а не в 15, стали добавлять тропарь третьего часа, который совершенно разрывает текст. Особенно он неуместен в литургии Василия Великого. Там он совсем как-то не макас. Туда еще добавили, приложив духу на твою святую. Это совсем лишнее. Но греки, кстати, не говорят. Ну, вы понимаете, о чем я говорю, нет? Там читается вот еще тропарь. Ну, в XIV веке его никто не читал и не добавлял. Но начали вот спорить, что Эпиклеса все-таки освящение Святого Духа, что Дух Святой найдет на сей силу Вышнего Синица, говорит Богородица Ангел, и это же происходит в Евхаристии вот здесь. И вот на фоне этой полемики, о чем мы знаем, что она сюда была, вот Николай Кавасилов в своем.

толкования литургии, обращает внимание, что в чине мессы тоже есть молитва, которая предполагает освящение Святым Духом. А именно, это молитва «Супличес террогамус». Я по-итальянски произношу эти литургические, латинское произношение. Немецкое может быть «церканьем», а я больше привык слышать итальянское. «Пер фере, пер манус санкти ангеле туи ин сублиме алтари туум, ин конспекту дивинным маэстатис туи». Вот сейчас я лучше по-русски прочитаю. «Смиренно волю тебя, Боже всемогущий, да вознесет ангел твой эту жертву к небесному алтарю твоему, предбожественным твоим величием, чтобы мы, причастившись от этого алтаря священного тела и крови сына твоего, исполнились всякого небесного благословения и благодати». «Омни бенедекциони челести». То есть он толкует вот это прошение о небесном благословении и благодати как прошение о исхождении Святого Духа. Что у вас тоже это вот хоть такая редуцированная, но петлеза у вас тоже есть.

Поэтому что вы с нами спорите? Давайте считать, что все-таки Святым Духом освящаются дары, а не волшебными словами какими-то. Ну вот такая примерно идея. Потом это в Флорентийском соборе, о котором мы сегодня под конец еще успеем сказать. Звук лекции заканчивается в 1740. Но я все-таки скажу про другую книжку о жизни во Христе. Жизнь во Христе, она на русский язык переведена таким казенным семинарским языком, но на французский хорошо переведена. Есть греческое издание. Там идея такая, что надо жить таинствами. Таинств у нас главных пять. И про каждое там что-нибудь рассказано. Одна глава. И вот про то, что как просто жить обычной жизнью. В принципе, это к мирянам обращено. Но вывернуть ее так, чтобы жить исключительно Вот Богом, памятью Божией и Богом.

То есть это вот такое очень практичное, если к этому так вот подойти с открытой душой, то вот это все будет работать. Прямо вот как жить по-христиански. И самое главное, там еще он как-то вот между делом. Основные христианские догматы как-то вкладывают в это. Там нет такой задачи, кажется, что нет. Наверное, есть все-таки. Но, по крайней мере, такой эффект точно есть. Я думаю, что задача тоже была. То есть как-то говорится о всем, как устроены христианства. Там объясняется таинство крещения, миропомазания, евхаристия, еще там кое-что. И вот через эту жизнь в церковных таинствах объясняется, что такое христианство, для чего их, как произошло. Тут и догматика, и как тебе жить даже в миру. Вот во всем этом. То есть это поразительный текст. Мы не удивляемся, узнав, что автор этого текста жил вот таким исихастом в миру.

В любом случае, это он написал не тогда. Если он даже и кончил свою жизнь в монастыре, то это он написал раньше. Это такая важная часть сегодняшней лекции. Видите, как все летим по кочкам, а все не успеваем. Теперь, что в это время еще было важно? Император Мануил Фалеолог. Там сложная такая судьба, он воевал с этим Боязидом. Он был императором очень долго, с 1391 по 1425 год. В это время султан Боязид, который Стефан Лазаревич сербский, он с 1304 года, до самого Тамерлана, то есть до 1402, осаждал Константинополь. То есть вот такая 8 лет осады Константинополя турками, но выдержали ничего. Примерно после пяти лет осады Мануэлл отправился по Европе, поехал в такое большое турне за помощью. Всех очаровал, в общем, помощи особой не привез. Но он там очень всем понравился в разных европейских странах.

Но, видите, на что уповали, что Запад нам поможет, не получилось, а Тамерлан помог, который с этим боезитом просто покончил. Но еще там был такой крестовый поход против османов в 1396 году, который просто потерпел поражение. То есть не то, что там ему никто не помогал, просто не помогли в итоге, не смогли помочь. Но кто-то помогал. В это время также еще важнейший, но многие его считают святым, хотя так вот кто-то не считает, но в любом случае точно авторитетный автор Симеон Митрополит Солонский. Год жизни около 1381 и умер он в 1429 во время осады Солонии турками, которая закончилась. Печальным образом в 1430 году. Я так говорю печальным образом, это, конечно, не научная точка зрения. Это с точки зрения тех, кого осаждали, кого взяли в штурм. Он написал разные сочинения, их несколько.

И, кстати, издавал неудавшийся издатель. Григория Паламы, потому что его, кстати, опередили. Там тоже дипломатическая служба. Помните, надала Канеллоса, который из-за дипломатической службы не смог издать своего любимого Акинзина. А был еще Дэвид Белфорд, который был сначала католическим монахом в Шефтоне, вот англичанин. Потом он это все дело бросил, монашеско бросил, женился и вернулся на свою английскую службу, сделал дипломатическую карьеру, а он хотел издавать Григория Паламу. И не смог. Потому что вот была такая бурная жизнь и все такое. Потом он вернулся не в католичество восточного обряда, он в шахтоне был монахом, а в православие, в мировое православие, там какой-то стиноптик, кажется, юридик он был, да. И он, Григорий Палама, оказался уже издан, то, с чем он готовился. И тогда он стал сдавать Семену Соломовску, и многое сдал. И Григория Синаита.

То есть вот он молодец. В общем, труды его не пропают. Все на пенсии смог еще что-то успеть. Вот Семен Солонский, все-таки самое для нас важное его сочинение, «Диалог во Христе». Большая его часть издана в патрологии имени и переведена на русский язык, в XIX веке была. Меньшую часть издана только Дэвидом Белфором, где, между прочим, объясняется впервые, это встречается как объяснение, обычай частиц на проскомитии. Семен Солонский это объясняет в начале XV века, а до него этот обычай, очевидно, уже был. Но никто не объяснял. То есть он, видимо, был не очень давно. Но не очень давно, это может быть 200 лет, может 300, но не 500. И это как раз в той части, которая не переведена на русский, которую издал только этот Дэвид Белфорд. И в чем смысл этих счастливых на проскомедии?

Это заочное причащение, все он Соломского говорит. То есть вынимать можно за тех, кого нет, за кого есть, кто сам причащается, за того не надо вынимать. Хотя сейчас у нас священник сам за себя вынимает частицы, за архиерея, даже если он присутствует. И, конечно, ну, в общем, это тоже так размазывалось. Но, в принципе, это для того, чтобы упоминать отсутствующих, но таких, которых можно как бы заочно причастить. То есть у кого-то отсутствует, но не потому, что его вообще нельзя причащать. Поэтому, ну, из этого, по крайней мере, ясно, что на проскомедии то есть выниманием частиц, вспоминать людей, не принадлежащих церкви или находящихся, ну, не принадлежащих по факту, может быть, они были крещены, даже были регулярными прихожанами, но потом отпали, вот их вспоминать так нельзя. По-другому как-то вспоминать их можно, но в комедии нельзя.

Так вот, это замечательная А с точки зрения такой большой литургики, что там особо интересно, может быть, это низкосубъективный выбор, он описывает песненное последование, которое в Константинопольской Софии было. Но только в Константинопольской Софии оно кончилось в 1204 году, потому что его обратили в католический храм. В общем, в католический храм ее не обращали, вообще говоря, нет. Но как-то там это все при крестоносцах завлопало, там плотно стало. И потом там были униаты, и потом, когда это все восстановилось, уже песненное последование там не сохранилось. А вот в Святой Софии Фессалониках оно так вот и служилось до самого взятия города турками. И Семен Солонский его описал. Еще, чтобы это в это время было известно. Вот Иосиф Приенний, о котором я упоминал в прошлый раз, поэтому сейчас уже просто некогда.

Он был на Крите богословом, потом за 50 ему лет был он при дворе Манойла, и вот он воспитатель и учитель прямой Марка Ефескова и косвенный Геннадий Асхалария, который вообще-то был учеником Марка Ефескова. Я начинаю, видите, как уже просто несусь по кочкам, очень быстро приходится все. Иосиф Вриений умер где-то в 30-е годы, точнее год смерти неизвестен. Вот он просто канонизировал тексты и схемы этого Иерафея, которого он искренне считал, конечно же, Иерафеем Афинским, учителем Дионисия Реупагита, который вот рисовал такие отличные схемы. Молодец. Но благодаря вот этому, этой, так сказать, атрибуции, все это попало с высочайшим авторитетом. Марк Ефесский, по новейшим данным, умер в 1944 году, он был главным богословом после Иосифа Вриения, и он был главой одним из двух глав, потому что две партии было, наряду с Писарионом Никейским, будущим кардиналом, на Флорентийском соборе.

Геннадий Схоларий во время Флорентийского собора был еще довольно молодой человек. До патриаршества он был Георгий Схоларий, потом Геннадий, это монашеское имя, или даже только в патриаршестве. Годы его жизни около 1400-го и умер около 1472-го. Ну что там происходило такого особенно ценного? Ну, конечно, довели дело до Флорентийского собора, когда заключили еще одну унию. Это происходило, называется Ферраро-Флорентийский собор, потому что соборные заседания начались в 1438 году в Ферраре. Все это было как Вселенский собор, в патолическом счете он является Вселенским собором. Потом там чума началась, вообще как-то стало трудно там жить. Переправились во Флоренцию в 1939 году. В Ферраре обсуждали в основном догматы Частилища. Все это тянулось муторно, ни к чему не пришло, тем более, что было не главное различие. Было поставлено заранее условие.

Поскольку было известно, помним, что главных различий у нас два, филиоквы и паломизм. Но поскольку паломизм возник позже нашего расхождения, то император поставил условие, паломизм не обсуждаем. И все, оно соблюдалось. Давайте без паломизма как-нибудь разберемся. Но когда во Флоренции уже Марк Ефески с Иоанном Монтенеро ведут этот диалог об исхождении Святого Духа, у них все останавливается, грубо говоря, на полоамизме. По-другому можно сказать, что останавливается на том, что Иоанн Монтенера выразил католическое учение, томизм уже был как норма, о том, что ипостаси представляют собой отношения, реляции, но с точки зрения Это очень напоминало домианизм, кто помнит, что это такое, да? Домиан Александрийский, что три ипостаси различаются только тем, что они только как ипостасные различия, но там ипостась не имеет реального отличия от сущности.

Помните, конец шестого века, когда был, с одной стороны, тритеизм, а с другой стороны, Яна Филоповна, а с другой стороны, вот эта крайность. И вот то, что в томитское учение, оно Оно воспринималось примерно как домианизм. Только они уже тоже, как и вы, не помнили о домианизме в 15 веке. В общем, на этом всем дело развалилось. И дальше еще там какой-то один епископ раньше убежал с этого собора. И Марк Ефесский только не подписал унию. Там у славянских выделяется подпись. Аз Авраами подписывают, там все на греческом подписывают, они на славянском пишут. Акт унии просто сохранился, как документ, который они все подписывали. Там можно посмотреть, много фотографий. Флорентийский собор, нам известен его ход. С одной стороны, из официальных документов, включая протоколы на греческом и на латыни, все сохранилось прекрасно.

Ездило в серии кончалевого Флорентина в 20 веке в Риме. С другой стороны, сохранились мемуары одного из членов греческой делегации, где пишут, что было в кулуарах в это время. Там, конечно, трэш и угар всякий был. Очень интересно читать. Недавно вышел перевод мемуара Сиропола. Кажется, Александр Дьякон такой есть у нас, который уже священник с некоторых пор. Такой вот он в Израиле долго служил. В общем, неважно. Есть русский перевод, грамотный, и рекомендую читать. Или французский перевод, тоже хороший, который, собственно, является основой перевода. Что происходило дальше? Марк Ефески возглавил сопротивление Унии. Он писал папе римскому накануне собора письмо, как вот он хочет объединиться и так далее, но в истине. А тут вот не получилось, ну, значит, не получилось. Он был положен в епископы Эфески перед самым собором в Константинополе. На капеллере своей он не побывал.

Он пошел бы просто в сани епископа на соборе, чтобы так серьезнее все было. И когда он хотел поехать на свою кафедру, Эфес был под властью турок. Император послал туркам сказать, чтобы его не пускали. Чтобы не нужно такого митрополита. Но его не пустили, потому что действовали соглашения. что они пускают тех епископов на свою территорию османскую, которых признает император. А тут нет так и нет. И он не попал в Эфес. Потом он умер от рака желудка, видимо, большими мучениями, между прочим. Но монахи восстали, конечно, особенно афонские. И, конечно же, 50-е годы кончалось тем, что патриарх Григорий Мамма почитался, упоминался только в Только в домовой церкви. В Софии никто его не поминал. Так это уния стала разворачиваться. При том, что почти все епископы перешли, кроме 20 митрополитов. Они перешли, а Марк не перешел.

Но церковь слушала монахов, а не митрополитов. Вот что важно. И поэтому Григорий Мама в 1450 году, это патриарх, который был выбран униатами, потому что патриарх Иосиф, который поехал на собор, но он умер еще до унии. И во Флоренции есть его могила в одной церкви. Но там похоронен. Стоит посетить, между прочим, эти могилы. Кому так все это интересно. Забыл, как эта церковь называется. Но такая одна из главных. И там избрали нового Григория Маму, который вот В 1950 году покинул Константинополь, потому что его никто не признавал. Но пытались в 1941 году послать в Москву, то есть послали монахонские монахи, сторонники Марка Ефесова, за помощью, чтобы их поддержали. Но их совершенно не поддержали, потому что позиция Московских князей в силе второго была та, что что дайте нам просто нашего.

Он писал патриарху Григорию, он его полностью признавал, что замените нам только этого Исидора, мы хотим выбирать своего, не надо там Исидора. Но он признавал унианского патриарха, он признавал все это. И видится то, что автокефалия русская была объявлена якобы против Флорентийского собора. Это выдумано было в 1350-е годы, уже после падения Лизантии. И все это протяживается по документам очень четко. Можете почитать мои книжки про Киев и Москву. На моей старичке в Академии она вся скачивается. Так что завершим сейчас это все с тем, что было с Патриархом. Как флорентийская уния была завершена в Константинополе? Когда взяли Константинополь в 1453 году, то почти сразу султан стал искать кого. Отменить унию, конечно, сразу же было необходимо, что надо поставить православного патриарха. Кого? Ну, все говорят, что надо Геннадия Схолария. Но он не против, но где его возьмешь?

Стали его еще искать. Он был в Константинополе, но уже нет. Нашли его в Александрополе, проданном в рабство. Сразу взяли, султан ему из своих рук вручил посох. И его торжественно возвели на патриарший престол в 1454 году. И все казалось было прекрасно, но на самом деле султан вмешивался в церковные дела. И поэтому там все время такая вот чехарда. То есть, в принципе, он оставался патриархом до своей смерти в 1465 году. Но там было несколько перерывов таких довольно больших. Там в течение 50 лет примерно. Все патриархи очень часто менялись, каждый по многу раз. И относительная стабилизация там в некоторые периоды была. Потому что еще стабилизировало даже не то, что там султанская власть очень вмешивалась в церковные дела, а то, что разные церковные партии могли заносить деньги разной инстанции. И возникает такое соревнование.

Потому что когда от каких-нибудь там визирей зависит, кто будет патриархом, ну это же кто занесет, тот и будет. А этот занес, а потом другой занес. И потом третий занес, а потом. И с одной стороны деньги, с другой стороны доносы. То есть выдумывается. мнимые и немнимые прегрешения какие-нибудь, особенно против османской власти. И за них тоже может как-то поплатиться человек, даже иногда и жизнь. Но чаще не жизнь, а просто скидывали его с престола. В общем, такая проблема. Вот на этой веселой ноте мы и закончим наш курс. Видите, мы начали с такого своего рода еврейского поломизма. в наступительных лекциях про свято-еврейскую мистику. Закончили обычным поломизмом и турками. Такое слово надо было бы подытоживающий курс подвести. Времени на это нет, поэтому такого слова не будет. Но базовые интуиции поломизма, они были всегда.

То, что я сейчас назвал базовыми интуициями поломизма, что Бог Вот просто абсолютно близок и доступен, в то же время никому он не нужен, и только в этом проблема. Но если да, то да. И вот это все было и в древности. на разных этапах. И главное отличие бизантийского православия, которым выдерживается определенный мейнстрим от другого, что Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом. Вот Григорий Палама, кстати, тоже, я сейчас потом как-то не счел нужным сказать, а зря, надо было счесть и сказать, что он тоже говорил словами Максима Исповедника, что человек становится в обожине в результате причастия к Богу. Всем, кроме того же стопосущности, стварного становится нетварным. Мелхиседек – это пример того, как человек стал стварным и нетварным. В этом смысле у него не было родословия, не было отца и матери, хотя в человеческом смысле, конечно же, были. И так далее. Такое несколько ненормальное представление обо всем является главной интуицией этого тысячелетнего византийской традиции, которая на самом деле больше тысячи лет, потому что она начинается в еврейских септах каких-то, ну или в Ветхом Завете, а продолжается после 1453 года, разумеется.

И вот самое главное, что вот эта вот ненормальность, как бы такая контринтуитивность многих представлений о Боге, о воплощении Бога, она была бы невозможна и вообще бы странна. В общем, она связана с тем, что представление о жизни, оно вот такое вполне материальное, но тоже другое, потому что, в общем, Закончу анекдотом. Из жизни, из Марии. Сидим мы с одним таким очень известным другом, который является одним из наших самых известных атеистов. Сейчас он уже не в России, но он такой вот супер. И мы с ним пьем кофе в кафе. И он мне говорит, что когда вы говорите, что мир создан Богом, это вот как бы сказать, что вот этот вот Вот стол, там какой-то столик ставил, что он создан гномами. А я спрашиваю вас, а где эти гномы? Вы говорите, ушли. Я говорю, нет.

Конечно, нет. Гномы никуда не ушли. А где они? Вот, что вы не видите гномов. Это проблема с вашим зрением, что вы гномов даже не видите. Понимаете, что на самом деле вот это вот. Вот эти вот энергии божественные, это вот гном, понимаете, приводит на этот анекдот. То есть надо не просто в Византии верить, что был какой-то бог, который что-то сотворил, может, даже сейчас еще где-то остался этот бог, а то, что он как-то никуда не ушел, вот в отличие от гномов, которые, может быть, все-таки и ушли. Это контраинтуитивно, потому что это получается, что мы живем как бы не в том мире, в котором живут не только атеисты, но и такие, в общем-то, все разумные люди. А получается, живем вообще не пойми где. Вот так. На этом я и закончу. Спасибо. Что еще? С экзаменом мы как-нибудь разберемся, не стоит сейчас об этом говорить. Мне напишут письма кто-нибудь, скорее всего, Николай.