Как Божество есть одно и три？ Амфилохии, 182 ⧸⧸ Византийская полемика против Filioque

Византийская полемика против Филиокве. Цветитель Фотий Константинопольский. Амфилохии. Вопрос 182. Как мы говорим, что божество есть одно и три? Мы богословствуем, что божество есть одно и три. Одно же и три, применительно к этому сверхъестественному богоначалю, наше богословие священнословит понимая одно или три не в собственном смысле, как у собственно и по природе исчисляемых вещей. Ибо сверхначальное благоначалье утверждено неизреченную мерую, всеконечно превыше всякого числа и единиц, которые восполняют части числа и всякого иного количества.

Но через одно позволяет символически выразиться его сокрытости и невыразимости, и неисходимости, или, как и сказать, сосредоточенности в себе и сокрытой молчанием природе, которая превыше всякого ума и мышления. Три же священным словом тайноводствует и раскрывает его проявляющуюся благость и исхождение и простирание. не всем блеском озаряя, но насколько человеческая природа может воспринять, посредством чего созидательная и самоипостасная сила и промысел сияет вместе с живорождающим и содержащим все действием. Ибо пребывание в невыразимой сокрытости и совершенная неподвижность, как скрывается в чертогах молчания, также и недоступно никакому разуму потому что нет ума, восходящего в то, что превыше ума. Посему, в первую очередь, боголепное представление созерцает пребывание, стояние, неподвижность, дождество и, насколько возможно человеческой природе воспринять примерные лучи осияния оттуда, совместность пребывания, стояния и неподвижности. Затем же оно священнолепно рассматривает единовидную и богодейственную инаковость и нераздельное движение в неподвижных ипостасях, неизреченно и без всякого течения боголепно источаемое из сокрытости, как из источника. Итак, Божество есть одно и три, не в смысле арифметического словоупотребления. На это стало быть намекая и до нас тайник неизреченного великий Дионисий, посвященный тайноводителям к невыразимому, говорил, что виновник по превосходству всего умопостигаемого не есть ни одно, ни единство, полагая его выше всего у нас драгоценного и совершенно ясно, прежде всего, и соисчисления.

И вновь Дионисий пишет. Мы видим Богоначалие священно воспеваемым как единицу и единство из-за простоты и единения сверхъестественной бесчастности, от которой мы, как от единотворной силы, соединяемся и, когда разделяемые наши инаковости примерно сворачиваются, связуемся в боговидную единицу и в богоподражательное единение. Как троицу же, заметь, ведь он не говорит, что как исчислимую, но из-за трипастасного проявления присущественного родительства, от которого есть и именуется всякое Отечество на небесах и на земле. И много такого можно найти у боговещанного и достойного Павлова тайноводства зрителя незримых Дионисия. А что троица не относится к исчисляемым в собственном смысле, и из вышесказанного можно усмотреть, и различные другие рассуждения показывают. Ведь применительно к исчисляемым в собственном смысле, как, скажем, людям или ангелам, или многому другому, мы можем сказать и троица ангелов, и троица людей, но и три ангела, три человека, О превышающей же всякий ум и всякое число Пресвятой Троицы никто из благочестивых не сказал бы ни Троица Богов, ни Три Бога. Опять-таки принимаемые в Пресвятой и Животворящей Троице лица, сохраняя свои особенности ненарушимыми и неприкосновенными, как бы проницают друг друга Все исполняет Отец, все исполняет и Сын, также и Дух Святой. И наоборот, где присутствует Дух, там и Сын, и Отец.

Но и в том, в чем присутствует Сын, с Ним и Отец, и Дух. А у исчисляемых в собственном смысле ни о чем таком нельзя даже подумать. К тому же у исчисляемых в собственном смысле бывает и прибавление и отнимания исчисляемых, а у присущественной и непостижимой троицы, как вообще можно это помыслить? И много такого еще можно было бы усмотреть.