Исихазм в ереси

Почему отсутствие преуспеяния в молитве не связывает с пребыванием в ереси и с общением в таинствах, совершаемых еретическими священниками и епископами? Это, как сказать, смотря кто не связывает, святые отцы очень даже связывают. А сейчас, да, согласен, очень распространено представление о каком-то автономном, вне конфессиональном асихазме, который Работает сам по себе, вне зависимости от таких вещей, как вероисповедание, церковная принадлежность, церковное общение. Догматы сами по себе, а эскетика и сихазм сами по себе. В отношении тех, кто вообще не верит ни в реальное существование догматов, ни в существование ересей, как бы, наверное, и вопросов нет. Не верят и не верят, дело хозяйское. Вообще надо сказать, что протестантизм восточного обряда это в наше время, пожалуй, самое массовое из именующих себя православными течений. И в этом течении святыми отцами и сихазмам особо не интересуются, хотя исключения тоже бывают.

И вот если коснуться этих исключений, они, интересующиеся Такие протестанты восточного обряда говорят, да, эсихазм это нечто интересное, полезное, может быть даже важное, может быть даже существенное, а вот догматика нет, а только какая-то приходящая средневековая историческая форма православия, не более. Сейчас времена другие, мы сами другие, продвинутые, Поэтому оставим вот эту самую догматическую зашоренность средневековых византийцев, а вот их всехазское творчество сохраним. При этом тот факт, что в новозаветных текстах и вообще в раннем христианстве точно такое же отношение к иериси, что и у византийских отцов, он игнорируется. Получается, что приятное для себя в Писании замечаем и приятное не замечаем. Но дело, повторю, хозяйское. Никто запретить верить так или иначе не запретит. Ну вот только нам самим, то есть тем, кто верит или хотя бы хочет верить именно в соответствие с тем, как верили святые отцы, вот нам самим нужно по крайней мере понимать, что такой автономный, оторванный от догматики исихазм – это уже какой-то совершенно другой исихазм, скажем так, неаутентичный, то есть не имеющий отношения ни к святым отцам, ни к их вере. А мы, надеюсь, хотим того самого, святоатического эсихазма, а не какого-нибудь произвольного, самодельного.

Других убеждать в том, наверное, ни к чему, а вот самим понимать это всё стоит. Что ещё? Ну вот кроме этой весьма редкой категории, признающих эсихазм, но отвергающих догматы и считающих, что проблема ересь в наше время уже не актуальна, кроме них есть среди именующих себя православными и довольно большая группа тех, кто согласны с тем, что да, надо, чтобы всё было как у святых отцов, что да, нужна догматика, нужны правильные богословия, но при этом связь между догматикой и канонами церковным общением и аскетикой, исихазмом в их сознании только на словах или только какая-то чистая виртуальная что ли. Говорят, что да, мы задагматы и каноны и все такое, без них, дескать, нам исихастам никак нельзя. А вот как-то спровецировать эту взаимосвязь на наличную ситуацию у этих людей почему-то не получается. Ну можно предположить, конечно, что не очень хотят, поэтому и не получается. Потому что понятно же, что проекция эта должна будет повлечь за собой некоторые решительные действия, связанные с потерей привычного, а значит комфортного состояния. Ну а кому хочется терять комфорт?

То есть у современного человека, ну и вообще у такой важнейший социальный инстинкт – это быть там, где большинство делает так, как все. А осознание остроты вопроса, о котором мы говорим, оно побудит поступить вопреки большинству, вопреки всем. Поэтому в лучшем случае есть понимание, что да, нужно исповедовать православные догматы, избегать ересей, но это сводится только на свой какой-то частный уровень. Я же сам никаких ересей не исповедую, и слава Богу. А с вопросом церковного общения это всё никак не связывается. Если кто-то еретичествует, хотя бы это были епископы, это их проблема. А лично я сам, дескать, верю православно и меня эта проблема не касается. И ничего страшного в том, что я чисто номинально поминаю этих самых епископов, еретиков и участвую в совершаемой ими Евхаристии.

Ну тут вот интересно, что там у святых отцов про Евхаристию, совершаемую еретиками, точно ли она та самая Евхаристия, та самая, которая есть жертва Христова или что-то другое, и в чем участвуют те, кто причащаются с еретиками, ну и так далее. Все эти вопросы в наше время несложно выяснить, тексты все есть в интернете, можно достаточно быстро при желании в этом всем разобраться, но мне кажется, тут дело не в трудностях с тем, чтобы разобраться, а дело в отсутствии желания. Потому что, ну, эти вопросы не нравятся, они неприятные. Ну, и обычно говорят, ну, давайте не будем об этом рассуждать, да кто мы такие, не будем никого осуждать, ну и так далее. Ну, не будем, так не будем. Но если подходить серьезно, все-таки святоатическая вера предполагает серьезное отношение к вере, то все это как-то несерьезно. И убеждать себя, что серьезно относится к святоатической православной вере, и при этом так несерьезно к ней относиться на деле, ну не знаю. осуждать, да, никого не стоит, дело хозяйское, люди все взрослые, каждый выбирает себе православие по вкусу, но если вот ты хочешь, чтобы все было как у святых отцов, значит, надо делать так, как учили и как поступали святые отцы.

И тут как ни крути, а не иметь церковного общения с ересью, это вообще-то совершенно органическая часть той же самой православной святоотеческой веры. И будто не те же самые святые отцы, которые учат об умном делании, учат и о том, что просвещение благодатью Божией при умном делании – это то же самое просвещение, которое есть просвещение правой веры, подаваемая в церковном общении святых в церковных таинствах. Благодать молитвы неотделима от благодати таинства, то и другое неотделимо от Церкви как тела Христова, в которой не может быть ереси по определению. Ересь она автоматом выводит за пределы Церкви. Ну и как Второй Вселенский Собор провозгласил, засвидетельствовал, что всякая ересь подлежит анафеме, то есть она по факту вне церкви, вне тела Христова, вне благодатного посвящения. Это область духовной тьмы. Ну а какие могут быть таинства в духовной тьме? Все это выглядит как абскурантизм своего рода, ну что поделать, из песни слов не выбросишь.

Если мы подписались именно на такую веру, то надо, значит, потерпеть и возможные обвинения в абскурантизме. вероисповеданием, вероисповеданием именно епископов, не только моим личным, между совершаемыми этими епископами таинствами и умным деланием, которым человек, может быть, занимается где-то в уединенной келье, на первый взгляд связи нет, тем не менее она есть, она прямая. То есть это всё, всякое просвещение, всякая благодать подается только в теле церкви. Поэтому какая может быть благодатная внутренняя молитва вне тела Христова, которое одно только и является источником нетварного света и просвещающей благодать? Поэтому, чтобы всё было серьёзно, можно начать с того, чтобы и Писание, и Святых Отцов принимать целиком, а не выборочно «это нравится – берём, а это не нравится – не берём». Отсюда и досюда про Иисусову молитву, про умное делание принимаем учение отцов, а всё, что касается связи умного делания с вероисповеданием, церковным общением и так далее – это уже получается не про нас. На самом деле у святых отцов все про нас, и все нас касается, и во всем нужно разбираться в комплексе. То есть и умное делание не оставлять, и вероисповедание хранить, и церковного общения с теми, кто верит иначе, не допускать.

Кроме этого, есть еще и такая категория людей, Ну это, наверное, уже совсем такой крайний в наше время случай, когда вроде есть понимание, что да, это всё тоже про нас, но при этом срабатывает какой-то, ну скажем так, магический тормоз, дескать, ну нельзя же так просто взять и уйти. Ну ещё страшное слово «раскол», «холодит кровь». Хотя, ну если разбираться так серьёзно, то при чём здесь если ты разрываешь с ересью. Раскол это разрыв наоборот с православием, а разрыв с ересью не раскол, а спасительное ограждение. Поэтому вот если речь действительно о ереси, а не о каких-то проблемах в моей голове, когда я вижу ересь там, где ее нет, вот если действительно ересь, и это можно подтвердить, то есть она засвидетельствована отцами, какими-то иными формами церковного свидетельства, то, кто сказал, что нельзя уходить. Надо взять и посмотреть, что об этом пишут святые, святые отцы, что говорят каноны, ну и как сами святые отцы в таких случаях поступали. Так просто, да, разрывать церковное общение и уходить Но ересь в церковной организации на уровне свидетельства епископов это уже не просто что-то такое несущественное, а вообще-то очень даже серьезное то, что влияет на состояние всей церковной организации. И пребывание в ереси – это по отцам не только личное, непосредственное, так сказать, исповедание ереси, но и опосредование.

опосредованные через тех, с кем человек находится в церковном общении. Ну это можно даже найти в точном изложении православной веры. Хотя об этом всём предостаточно сказано не только в каких-то специальных богословских трактатах, не только в специальных канонах, которые вообще мало кто читал и представляет, что они такое и зачем. Но это и в тех же самых текстах об умном делании сплошь и рядом от потеряковых изречений египетских отцов до отцов добротолюбия. То есть можно посмотреть и вспомнить, что говорил Ава Агафон, которого называли, чтобы испытать его блудником, вором, чревоугодником, и он со всем соглашался, когда сказали «ты еретик Авва», он сказал, что «нет, извините». Все эти истории помнят, я пересказывать не буду, и объяснения его не буду, можно найти, посмотреть. И в Патериках этого много, и у отцов добротолюбия тоже предостаточно. То есть те же самые отцы, которые учили, как хранить от нечистых помыслов, как творить Иисусову молитву, они же учили и словом, и главным делом, как хранить и ограждать себя от ересей и от церковного общения с еретиками.

То есть для них это было нечто вот такое нераздельное, целое, одна вера, которая не делится и не разделяется, это принимаемо, а это не для нас. Нет, еще раз повторю, все для нас. И мы знаем, что ни Антоний Великий, ни Пимен Великий не учили и не делали вид, что их не касается, как и во что веруют епископы. Нет, мы знаем, что они были вообще не с епископами, а право правящими словом истины. С Афанасием, Феофилом, Кириллом, а ни с кем попало. А от кого попало, это тоже засвидетельствовано. Они отделялись, даже если те были в большинстве, поддерживались властью, неважно. Были периоды, когда тот же правоправящий слово истины Афанасий был гонимым, его поддерживало меньшинство, а он смещался, извергался на лжесоборах большинства признанного государством.

Антоний с кем был? с Афанасием, да, и в житии есть не случайно такой эпизод, когда он, узнав, что еретики распространяют слух, что он, дескать, с ними, что он с большинством, оставил свою пустыню, пришел в Александрию и засвидетельствовал, что его вера – это вера Афанасия, что он верит как облаженнейший архиепископ Афанасий. Таких примеров масса. Проблема не в том, что мы их не знаем, а в том, что мы не пытаемся применить их к себе, к своей ситуации наличной и не решаемся поступить так, как поступали святые отцы. Ну, чтобы далеко не ходить, еще один пример уже из добротолюбия прям. В одном из, на мой взгляд, самых прекрасных текстов об умном делании это сказание о Баве Филимоне, третий том русского добротолюбия. В самом начале буквально там говорится, что он заключил себя в пещере. находящийся в Египте недалеко от Лавры, называвшийся Рамиевой.

Хотя Авва Филимон вёл отшельнический образ жизни с этой Лаврой, пока в ней исповедовалось православие, он был связан церковно, причащался у её клириков. А дальше говорится, что когда в Александрии и ее окрестностях появилась ересь, ну и ересь, видимо, захватила и эту самую лавру ее, игумена, то Ава Филимон сразу удалился оттуда и отошел в лавру Никонорову, где православие сохранялось в чистоте, и там его принял в общение боголюбезнейший Павлий. Вот, можно посмотреть, да? Вот по логике нынешних вот таких вот исихастов, на мой взгляд, в кавычках, о которых задан вопрос, Авва Филимон должен был заниматься в своей пещере умным деланием, тихо сидеть, а что там приняло церковное начальство в Александрии, это, дескать, их дело, их грех, а не его, а его дело молиться. Ну, в крайнем случае, Нужно было письмо протеста от ревнителей отеческого благочестия подписать для успокоения души, ну и опять сидеть на своем месте и не дергаться. Мол, ну нельзя же так просто взять и уйти. А вот Ава Филимон взял и ушел, потому что, повторю, настоящий исихазм как раз и научил его, что ересь духовная тьма и пребывать в общении с ней нельзя. Это не просто опасный для духовной жизни путь, а смертельно.

Ересь по определению отцов духовная смерть. При этом он взял и ушел, причем сразу появилась ересь, он взял и ушел. А остальные большинство не ушли, об этом ничего не сказано, об остальных вообще не упоминается. Получается, что они в этой истории оказались заскобками церковного контекста. Абва Филимон не смотрел, как остальные. Он увидел, что есть такая проблема, и сразу ее решил. А проблема эта решается только радикально, разрывом церковного общения. Когда речь у каких-то канонического характера злоупотребления Здесь иные пути решения, и не все нас действительно касаются, а когда речь о догматических искажениях, о ересе, то это и касается всех, и решается радикальным хирургическим путем, отсечением, разрывом церковного общения.

Хотя большинство всегда вело себя… не лучшим образом. Церковное предание ставит нам в пример не большинство, а именно святых, в данном случае речь об одном конкретном святом Аве Филимуне, а не всех тех очень многих, наверное, остальных, оставшихся на привычном месте, в привычном положении, в этой лавре или в какой-то духовной связи с Они ведь тоже, наверное, считали, что нельзя уже так просто взять и уйти куда-то. Может быть, не все там прям вот разделяли эту ересь, а были и те, которые вот так готовы были свое привычное положение разменять на пребывание в православии и не пойти по пути, которым пошел Тава Филимон. Ну и таких примеров, даже на уровне одного только добротолюбия, не один, не два, не три, их множество. Ну и мы знаем, как вели себя в подобных ситуациях Максим Исповедник, Феодор Студит в «Русское добротолюбие» включены и его творения. Все мы хорошо знаем, как они себя вели, как вел себя, Еще один автор добротолюбия Фиолипп Филадельфийский. Он был одним из наставников Григория Паламы.

Ну и как сам Григорий Палама себя вел, тоже известно. И, кстати, наверняка не случайно, что догматический спор об энергиях Божьих начался со спора о практике умного делания. То есть теория и практика воспринималась как нераздельное как одно целое, но они и есть одно целое. А если разорвать, то это уже какая-то совсем будет другая практика с другими целями и задачами. Наверное, можно как-то и с целью аутотренинга заниматься Иисусовой молитвой, но вряд ли это будет отношение иметь какое-то к православной вере. аскетика без догматики, то, наверное, это уже аскетика, ну, нельзя сказать, что подводительством Духа Святого, а если подводительством, то какого-то иного Духа. Нет правильного вероисповедования, значит, и благодатного просвещения в умном делании, скорее всего, не будет. И стоит ждать чего-нибудь совсем другого.

Для того, чтобы это понять, мне кажется, тут не нужно быть каким-то тонким знатоком духовных вещей, как-то особенно глубоко разбираться в теории сихазма, ну и тем более не нужно знать всей догматики в таком вот академическом смысле. Достаточно вещей самых, что ни на есть, простых. И если человек не может распознать и разобраться в этих простых вещах, то, что умное дело, не вообще духовное, в положительном смысле жизни невозможно верить при еретическом исповедании, при игноре догматов, канонов, следование которым по святым отцам вдохновляется тем же самым святым духом, который, скажем, открывает молитвеннику вход в сердце и просвещает его. Если вот эти, на мой взгляд, совершенно простые вещи Если непонятно, что нельзя быть в общении с еретиками, именно в церковном общении, при всем к ним человеческом расположении, доброжелательности, неосуждении их лично, это не обсуждается, а речь именно о церковном общении. А так, внешних судит Бог, как говорит апостол Павел, нам самим нужно разбираться. Если все эти, еще раз повторю, простые вопросы человеку непонятно, то с какой стати следует считать, что ему понятны какие-то сложности и тонкости духовной жизни и с какой бы стати его нужно воспринимать как эсихаста, умного делателя в таком аутентичном светоотеческом смысле этих слов. То есть тут пробелы на уровне самом начальном, на уровне катехизации. Получается, что если человек занимается деланием, то это какое-то другое делание, но я бы не сказал, что оно прямо-таки умное.

Понимаю, что жестоко слово сие, но еще раз повторю, что из песни слов не выбросить, что тут поделать, если апостолы, святые отцы учат именно так, а не иначе. А мы подписались верить им, а не кому-то другому. И вот эти же самые святые отцы учили, что если у кого-то из таких сихастов, еще раз повторюсь, что на мой взгляд в кавычках есть репутация святого старца, молитвенника, подвижника, прозорливца, кого угодно, что у него там сто пятьсот тысяч почитателей и тому подобное, то всё это никакого значения для нас не должно иметь. Это вообще никакие не критерии, а скорее настораживающие симптомы, что ли. Чего бы это он так любил, мы прославляем миром. По настоящей критерии хорошо сформулировал настоящий сихаст, тоже один из авторов Добротолюбия, преподобный Семен Новый Богослов. Сформулировал, так скажем, чётко и понятно, хотя по обычаю своему жёстко. Он пишет примерно так в одном из своих слов, по памяти сейчас перескажу, вопрос о о том, как отличить настоящего духовного руководителя от поддельного, ложного.

И он говорит, что нужно оценивать руководителя, старца, по тому, следует ли он в своем учении и в своих делах учению и делам апостолов и святых отцов. Если следует, то принимать его как самих апостолов и отцов, а если не следует, то, говорит Семён Новобогослов, то пусть он и мёртвых воскрешает, и больных исцеляет, и предсказывает, и кучу других чудес и знамений творит, пусть имеет тысячи духовных чад, почитателей, имеет внешний образ и людскую славу молитвенника, старца. и так далее. Несмотря на все это нужно от такового отвращаться как от демона и отвергать. Отвращаться как от демона это преподобный Симеон так говорит буквально. Сурово конечно, но с другой стороны в любимой всеми Нагорной проповеди Христа да и его апостолов, есть в отношении лжеучителей выражения не менее суровые, но понятно, что это все имеет такое в первую очередь педагогическое значение, чтобы отвратить от соблазна следовать за ними. Ну и тут уж, как говорится, другого Евангелия, других апостолов, других святых отцов у нас нет, надо следовать им, реальным святым отцам.