Епископ Григорий (Лурье). ОРИЕНТИРЫ. Прошлое и будущее истинного православия в России. Часть вторая
3. Три ключевых слова
Как уже стало ясно внимательному читателю, я считаю, что:
·жизнеспособная (и, главное, спасительная для души) структура ИПЦ должна быть, в главных чертах, такой же, как в Катакомбной Церкви,
·а под “главными чертами” я подразумеваю, честно сказать, только одну черту: монашество в качестве стержня, на котором держится вся церковная организация.
Но при этом я понимаю, что
·монашество (а не просто отдельных монахов) нам сейчас взять неоткуда.
Но это меня нисколько не огорчает. Монашество заводится само и как бы из ниоткуда — с такой же неизбежностью, с какой, в других ситуациях, заводятся попы-паразиты. Не надо только в эти процессы лезть с административной кочергой, а также надо понимать, что монашество — это не всегда те, кто имеет официально монашеский постриг. Если еще Игнатий Брянчанинов писал про свое время, что чаще можно встретить монаха во фраке, чем монаха в рясе, то о нашем уж что говорить. “Монахи в рясе” — это всегда вопрос: то ли монахи, то ли просто трудящиеся креста и кадила. Поэтому не надо предрешать, каким быть в дальнейшем формам монашеской жизни. Лишь бы они были монашескими по сути – и тогда они все хороши и все могут пригодиться для Церкви.
Но монахов нельзя развести в специальном питомнике на луне или как мальков в отдельном аквариуме. У нас все варится в одном церковном котле. Монашество у нас такое, какие у нас люди. Монашество – это просто сливки, снятые с прихожан; часто, увы, уже скисшие.
Поэтому, чтобы выросли монахи, надо растить прихожан. Наши миряне и клирики должны быть ориентированы на идеалы монашеской жизни. Это значит вовсе не то, что при слове “монашество” они должны, как по команде, томно вздыхать. Это значит, что они должны понимать, что из монашеской жизни применимо к ним лично именно в данный период их жизни, и стараться это исполнять.
В качестве примера тут можно говорить о разном, но практически достаточно твердо знать только самое главное, т. к. тогда все прочее приложится. Это всего лишь два пункта и еще один третий пункт, который следует из двух первых. Их легко можно назвать, но названия тут настолько знакомы, что уже затерлись до непонятности. Поэтому я начну с того, как бывает, когда этого — того, о чем будет речь, — не бывает.
А бывает так. В какой-то период люди втягиваются в церковную жизнь — им было недалеко ходить от дома или работы, у них не было детей и необходимости зарабатывать и тому подобных не менее уважительных причин, чтобы заниматься чем-то другим. Этот период редко длится более нескольких лет. В худшем случае, он прекращается потому, что человек вообще эмоционально выгорает по отношению к христианству, и оно перестает его интересовать (считает ли он при этом себя христианином, тут уже неважно: от Церкви-то он отпадает). Это неизбежный в церковной жизни отсев, и тут отпадение закономерно: если человека Церковь не интересует, то ему там делать нечего. Но сейчас речь о других случаях, не худших: это когда вера сохраняется, но человек, вопреки своей воле, оказывается отсечен от уже привычной ему богослужебной жизни. Что тогда?
Тогда появляются — и в очень большом количестве — прихожане, которые месяцами тоскуют по храму, в исключительные дни (особенно в праздники) попадают туда на богослужение, а в остальном, в домашней своей жизни — хорошо, если хотя бы утренние и вечерние молитвы читают; часто и не читают. Им нужна богослужебная жизнь и молитва, но почему-то им вбита в голову мысль, что получить ее можно только в специальных местах, где им скажут “молиться подано”. Но то, что об этом сказано в Евангелии, обобщается совсем другой фразой: “сделай сам”.
Тебе нужна церковная община? — Сделай сам.
Если “тебя” больше одного человека, то это совсем просто. А если и не больше, то все равно несложно: для христианской общины достаточно даже не двоих-троих, а и одного человека. Если ты в одиночестве не по собственной воле, то, значит, по воле Божией, а она не спасительной не бывает.
Но как это сделать практически?
Обычно из пяти полезных занятий, в которых христианину надлежит проводить свое время, у таких вот живущих на отшибе православных христиан наличествуют три, а отсутствуют два, но как раз самых главных.
Наличествуют — рукоделие (труд), чтение (той литературы, которая укрепляет в христианской жизни, особенно аскетической), размышление (о своих грехах, о путях спасения и т.п.). Отсутствуют — псалмопение и молитва. Вот это и есть два ключевых слова (из упомянутых выше трех), объясняющих, чего не достает в жизни таких христиан, чтобы сориентировать ее на монашескую.
Псалмопение — это келейное и церковное богослужение, а молитва — это “однословная” краткая молитва, то есть обычно молитва Иисусова. Связь одного с другим не всем очевидна, поэтому надо пояснить.
Всякая душеполезная деятельность наталкивается на неожиданные трудности, которых, впрочем, следует ожидать. Это так называемые искушения. Но, кроме того, она наталкивается на такие трудности, которых следовало ожидать по причине того, что мы что-то неправильно делаем.
Казалось бы, уделить час-полтора в неделю для богослужения в домашних условиях несложно. Даже самые занятые люди находят подобное количество времени, скажем, на ежедневную чистку зубов и тому подобные процедуры, а ведь никто не будет спорить, что молитва важнее. Дело тут вообще не во времени: если поставить целью служить в неделю одно обязательное богослужение продолжительностью полчаса (за такое время можно вычитать воскресную вечерню или, для не знающих устава, прочитать несколько кафизм Псалтири), то все равно окажется трудно. Если пытаться заставлять себя просто усилием воли, то это приведет (в большинстве случаев) к срыву: человек бросит вообще все, что касается богослужения, и хорошо, если только домашнего. Люди с особенно сильной волей, способные себя принуждать особенно долго, оказываются в еще худшем положении: в какой-то момент они проскочат свой “предел текучести”, и в их сознании начнутся быстрые необратимые изменения с непредсказуемым, но крайне неприятным итогом. В древности это называлось прелестью.
И все это потому, что псалмопение (богослужебная молитва) изначально не рассчитана на употребление в качестве основного духовного блюда. Это только гарнир, в котором нет и не должно быть как раз главных питательных веществ — тех, для усвоения которых этот гарнир подается. Почему это так, можно объяснить другим сравнением. Псалмопение нужно в качестве металлической арматуры для бетонной плиты, но сам бетон — это молитва внутренняя, молитва Иисусова. Не только псалмопение, но и все прочие правильные дела (размышление, чтение, рукоделие) предназначены только для ее поддержания. В ней и состоит не просто главное, но и единственное занятие христианина, а все остальное — это лишь создание условий для этого занятия.
Поэтому и оказывается, что потратить раз в неделю полчаса на служение воскресной вечерни в субботу вечером становится не труднее, а намного легче, если при этом каждый день какое-то небольшое время уделять исключительно молитве Иисусовой. Псалмопение (богослужение) без молитвы (типа молитвы Иисусовой) — это не в коня корм, то есть такая еда, которую невозможно усвоить. Организм такой корм либо отторгнет, либо, если он не сможет этого сделать, им отравится. Типичный сценарий такого отравления — это вовсе не описанный только что механизм впадения в прелесть (он как раз экзотичен, потому что люди с такой сильной волей среди православных теперь встречаются очень редко), а карьера церковно- и священнослужителя, который за недолгий срок успевает усовершенствоваться до полного автоматизма совершения обрядов. Как сказал один священник (правда, дело было в МП) одному благочестивому прихожанину, “это вы сюда пришли молиться, а мы — работаем!”
Первая ощутимая польза от Иисусовой молитвы — она показывает тебе то, что тебя отвлекает от христианства именно сегодня. Обычно это как раз те помыслы, которые отвлекают от заключения ума в слова молитвы. Иисусова молитва — это некое духовное зеркало, и пренебрегать им еще хуже, чем выезжать на автомобиле без зеркала заднего вида. Хотя, конечно, зеркало — это лишь наиболее очевидное значение Иисусовой молитвы и, при всей его важности, может быть, наименее важное.
Впрочем, сейчас следовало о нем упомянуть вот почему. Псалмопение и молитва, когда они вместе, становятся также и инструментом, позволяющим человеку совсем иначе, нежели “невооруженным глазом” увидеть собственные проблемы и если и не всегда разрешить их, то, по крайней мере, сформулировать вопросы, которые затем можно кому-то задать.
И вот здесь третье и последнее ключевое слово: совет. Псалмопение и молитва формируют потребность и умение обратиться за советом и также понимание, от кого именно вероятно получить нужный совет. Те, кто не имеют такого понимания, ищут всяких сертифицированных духовников, тратят на это кучу времени, а потом, если и находят, то все равно не понимают их советов. Но в огромном большинстве случаев совет может дать кто-то из тех, кто рядом, и кому ты сам, в других ситуациях, тоже подавал советы.
Вот таких трех небольших, но очень ценных вещей будет достаточно, чтобы наши ИПЦ стали по-настоящему, а не только исторически продолжением Катакомбной Церкви: молитва, псалмопение, совет. Но они должны стать нормой жизни для всех, обязательно и для мирян, и даже в первую очередь — именно для мирян.
Источник: http://portal-credo.ru/site/index.php?act=fresh&id=1246