Две бездны (2021.04.28)

Поздравляю с Великой Средой и с Великим Четвергом. Напоминаю, какое у нас расписание. Великий Четверг, только вечерняя с Литургией Василия Великого в 17 часов. В 5 часов вечера. Необычное время. Это наше изменение, связанное с эпидемией. И еще более необычное время для Утренней Великой Субботы. То есть, как ни странно, близкое к усталу.

В 8 часов утра Утренней Великой Субботы, которая называется в народе Двенадцать Евангелий. Потом всю пятницу и в субботу будут службы в 14 часов. В 14 часов пятницу вечерняя без Литургии. Литургии не положено. В древности служили Литургии. Даже целых три Литургии в Иерусалиме служили Великую Пятницу. Было и такое время. Но вот сейчас не служат.

И сразу после окончания вечерней служим Утренней Великой Субботы. Это будет довольно длинная служба с крестным ходом. В конце вечерней выносится Плащаница. Потом она лежит на середине храма всю утреннюю. Потом с ней идет крестный ход. И уже после возвращения крестного хода поклонение Плащанице. Надеюсь, все это завтра, пятницу у нас будет. В субботу в 14 часов вечерняя с Литургией Василия Великого торжественная.

После которой освещение куличей и тому подобного. И в 23 часа ночная служба. И в 17 часов воскресенье вечерней первого воскресного Пасхального дня. Когда особая торжественная. И вот я надеюсь, что мы там подадим подарки детям, которые придут. Тем не менее. Так как у нас не улучшается ситуация в последнее время. А несколько даже ухудшается.

То просьба тем, кто чувствует себя хоть немножко прослуженным или приболевшим. Даже не важно как. Не важно с какой септоматикой. Но слегка приболевшим. И в другой ситуации он бы пришел и правильно бы сделал. При таких симптомах на службу. Но вот сейчас просьба не приходить. Пока эпидемия.

При таких даже мелких и случайных симптомах. Просьба не приходить на службу. И еще сделаю объявление о том, какой пост. Сегодня пост обычный такой, какой бывает в будние дни поста. Завтра разрешение вина елея. В пятницу ничего не есть. В субботу несколько более скромный вариант сухоедения. Правда там разрешается вино без разрешения елея.

Труда родивденного. И тоже после службы. То есть получается, что надо поесть завтра. А завтра довольно уже получится поздним вечером. И можно будет поесть в субботу ранним вечером. Потому что мы служим в субботнюю службу раньше, чем положено. А так бы тоже было бы поздно. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Опять вернемся в Великую Среду. Не будем забегать в Великий Четверг, как мы сейчас это сделали. И Великая Среда напоминает нам о двух событиях. И о двух людях. О Иуде, который именно тогда договорился о своем предательстве. Хотя еще не исполнил самого дела. И о жене, которая была блудницей, которая покаялась. И они говорят нам кое-что важное о жизни каждого из нас.

В том мире, в котором и мы живем. Каждый из нас и они жили. У нас мир устроен так, что в нем невозможно остаться. В нем нельзя быть все время на одном месте. Ты вылетаешь либо в одну сторону, либо в другую. Причем в конечном итоге итог твоей жизни будет обязательно либо там, либо там. А такого итога, чтобы оставаться там, где был, просто не предусматривается. И вот иногда бывают в жизни такие обстоятельства, когда это очень ярко проявляется и чувствуется.

И поэтому они нам в сегодняшнем дне особенно представлены для нашего научения и памяти. Но в какой-то степени это происходит просто повседневно. Только сильнее или слабее. Мы все время оказываемся в такой ситуации. И вот что произошло с Иудой. Как раз сегодняшнее богослужение, а также богослужение четверга и отчасти пятницы, это раскрывает гораздо полнее, чем можно так вот услышать. Потому что часто говорится, что он недуговал сребролюбия. Сребролюбие – это понятие очень большое, как разъясняют его святые отцы в аскетических поучениях.

То есть любая привязанность к чему-то вещественному и материальному, что есть в этом мире, это и есть сребролюбие. Как его понимают святые отцы и как мы его понимаем как греховную страсть, с которой надо бороться. И сребролюбие, в принципе, казалось бы, еще не ведет к убийству. Это совершенно разные вещи, предательства. Но действительно оно не ведет, но оно делает эту дорогу возможным. И дальше уже можно соскользнуть. А почему это так получается? Потому что когда ты оказываешься сребролюбивым, ты оказываешься конкурентом кому-то.

Или даже тебе это просто кажется. На самом деле этому человеку вовсе ты не конкурент, и он тебе не конкурент. Но ты начинаешь в нем это подозревать. И причем это такое полубессознательное происходит, что конкурентам возникает такое сверхкритическое отношение. Это мы сами всегда можем себя ловить на том, что если нам человек симпатичен, то мы норовим все его поступки объяснять в лучшую сторону. И даже если не можем их оправдать, то как-то стараемся смягчить вину. А если не симпатичен, то мы наоборот укругляем. Мы готовы поверить любому слуху про этого человека.

Или, по крайней мере, мы готовы, когда мы не знаем, насколько он виноват, мы готовы верить худшему варианту. И вот еще дальше это проявляется в так называемой зависти. Зависть в быту не всегда понимают так, как это понимают и святые асы в своей аскетике, в нашей аскетике православной, и в современной психологии в некоторых учениях, где тоже о зависти очень много говорится. Зависть – это сильнейшая страсть. Она начинается с того, что мы о человеке думаем как-то недоброжелательно, а заранее, еще не зная, что он там точно сделал, мы просто стремимся уже ему не доверять, потому что видим в нем конкурента. А потом оказывается, что мы начинаем уже все, что он делает хорошее, обесценивать. Все, что делает плохое, или нам кажется, что делает плохое, усиливать. И нам он уже кажется каким-то просто невыносимым.

Поэтому мы уже не можем терпеть, чтобы земля его носила. Конечно, в большинстве случаев это всякие просто злые пожелания, которые нередко бывают пожеланиями смерти. Они часто подавляются, но тогда проявляются во снах, например. Каких-нибудь символических бывает, как-то переделанных, или бывает прямо так. Но в некоторых случаях это доходит до настоящего убийства. И вот мы такой вариант видим как раз у Иуды. То есть ему просто уже зависть вызывает такую ненависть, которая не бывает от других причин. От других причин тоже бывает ненависть, но она бывает слабее.

Вот зависть, она просто какая-то бывает бесконечная по силе, если ее не останавливать. И она, конечно, ближе всего ведет к убийству. Само собой, что и к предательству, если для убийства требуется предательство. И, кстати, в истории нашей страны мы постоянно это видим. Почему было так много доносов во время террора? Потому что зависть. Доносов было примерно столько, даже чуть меньше, чем в нашем обществе зависти. Просто когда зависть может реализоваться в виде доноса, это же так просто и удобно.

И это происходило. Понятно, что во многих случаях, может быть, в большинстве даже случаев зависть не доводила до доноса, но по тому количеству доносов, которое было, когда просто соседи друг на друга писали, даже члены семьи бывает одной, то коллеги по работе, то, конечно, видно, можно так вот догадываться смутно, сколько ее на самом деле. И вот получается, что такая бездна все время перед нами открыта. И вот об этом нам говорит Иода. А о чем говорит блудница? Совершенно противоположно. Потому что, казалось бы, она живет в таком греховном мире, в котором обычные люди, тоже, конечно, греховные, все-таки не живут. То есть она живет хуже.

Это, вообще-то говоря, это не иллюзия, а это так и есть. Но из этого мира, тоже, даже вот в его худшем варианте, то есть того мира, в котором мы живем и грешим, в его худшем вариании, в котором живет блудница, есть выход. Но выход куда? Выход в другой мир. Как бы мы, поверили бы мы житию Марии Египетской, я сейчас имею в виду даже не только насколько это исторически достоверно, а насколько это психологически достоверно и духовно достоверно. Поверили бы мы, житию Марии Египетской, если бы она в нем покаялась, вот как она ей покаялась, и потом бы вышла замуж, у нее была бы замечательная семья, множество детей и внуков, и все было бы хорошо. Мы бы, наверное, все-таки не поверили бы этому. Но главное, что даже если бы мы поверили, то церковь бы не поверила.

В церкви такого нет и быть не может. А с нас-то что взять? Мы, может, и поверили бы. Но вот надо понимать, что здесь открывается другое. Когда человек кается, то он просто видит, что есть совершенно другой мир, и вот, конечно, мир Божий-то. Или лучше сказать более точно, что это мир самого Бога. Этот мир, которым и является сам Бог, собственно говоря. Ведь Царство Небесное – другое название этого мира.

Оно не предполагает, что там есть какое-то отдельное царство, какое-то отдельное небо. Оно предполагает, что есть только Бог, который всяческая во всех, как говорит апостол. Он становится всем для всех. И, конечно, в этом смысле мы говорим, что это другой мир. Но это и не мир. И вот когда это как-то в щелочку взглядишь, или хотя бы как-то издали догадаешься о существовании, то, конечно, жизнь меняется. Но не то чтобы тебе не хочется грешить, а тебе не хочется жить в том мире, в котором ты живешь, вместе с грехами и со всем прочим. Ты не становишься более благочестивым, а становишься другим.

И, между прочим, с этим связано то, уже не очень хорошее, но реальное обстоятельство, что христиане не становятся хорошими людьми. Конечно, если они будут себя очень сильно дрессировать, то они станут такими людьми, которые вообще не будут хорошими, чтобы ни на кого не ругаться, чтобы так вести себя мягко. Это, конечно, нужно сделать, это возможно сделать. Конечно, при некоторых психических заболеваниях, наверное, даже это не получится, но для большинства людей это доступно. Но это же не означает, что ты такой внутренне хороший человек, потому что здесь требуется перейти в совершенно другой мир с другими ценностями. Тогда все, что в этом мире, оно теряет ту ценность, которую оно имеет для других людей. Поэтому ты не будешь их ненавидеть, видеть в них конкурентов, не будешь с ними даже особенно спорить за каких-то вещей. Но там бывает ситуация, что надо за кого-то заступиться.

Эти ситуации могут доходить даже до войны. Здесь вообще много чего бывает, но все-таки принцип остается принципом, что ты не будешь иметь никаких дурных чувств по поводу того, что кто-то у кого-то что-то забрал или как-то более удачным конкурентом, или что тебя обидели и задвинули, потому что если ты вообще не ценишь положение в этом мире, потому что ты самого этого мира особенно не ценишь, как говорит апостол Нелюбитель мира и того, что в мире, то тогда, конечно, ты не будешь и гневаться из-за того, что тебя в нем как-то ущемили или что ты там чего-то недостиг, чего хотел. Но это все возможно только на фоне того, что у тебя есть другое. Вот то, что увидела эта жена-блудница. То есть покаяние – это изменение ума. Это все хорошо помнят, даже кто греческого языка не знает, потому что перевод именно такой. Потому что и правильно делают, что помнят. Очень хорошо, что помнят.

Только надо не просто помнить, а еще понимать, в чем состоит это изменение. Почему это совсем другой ум получается? Потому что это тот ум, который видит совершенно другую реальность, которую обычно мы не видим. И когда он видит другую реальность, то в той старой реальности он готов просто… он просто не имеет зацепок. Неинтересно там что-то такое делать и чего-то добиваться, и с кем-то конкурировать, и на кого-то обижаться или кого-то обижать. Поэтому то, что мы знаем о Марии Египетской, по ее житию, вот то же самое мы знаем и об этой жене-блуднице. Ведь мы тоже догадываемся, что она после того, как покаялась, она не жила долго и счастливо, так сказать, семейной жизнью и так далее. Конечно, в Верхнем Завете мы видим такие примеры, когда именно благословение Божие через семейное.

Но оно, во-первых, имеет значение символическое, когда сами… Во-вторых, для тех людей, которые действительно были благочестивыми, семья стоила столько же, сколько для Иова или для Авраама, который Авраам легко согласился, то есть даже не подумал усомниться, чтобы закладить своего единственного сына, а Иов потерял всю семью, но только благословлял Бога. Вот что такое правильное владение. Это еще труднее, чем отсутствие, чем невладение. Поэтому будем смотреть на сегодняшних блудницу и Иуду и смотреть, как мы ходим между двумя мирами, между такой, можно сказать, по такому болоту, которым является наш мир, в котором легко можно провалиться туда же, куда Иуда, но можно и перейти туда, куда перешла эта же наблудница. Аминь.