Учения отцов

орого впоследствии выработается византийское богословие. В то время не существовало единой иудейской религии, а существовали десятки не признававших друг друга религиозных направлений. У всех были свои представления о грядущем Мессии. У некоторых эти представления были таковы, чтобы опознать Мессию в Иисусе. У большинства они были другими. В евангелиях эти конфликтующие религиозные учения образуют фон всех событий. Рассказ о тех видах иудейской религии, которые смогли опознать Мессию в Иисусе, нам понадобится для понимания византийского богословия, которому посвящены следующие лекции.

. Мы знаем, что там происходили серьезные изменения по сравнению с первым веком, но эти изменения еще не были таковы, чтобы привести к богословию III века, которое уже уверенно пользовалось языком греческой философии. Когда начинается та история христианского богословия, которая хотя бы как-то прослеживается современными научными методами? Почему богословие апологетов II века сегодня вызывает больше вопросов, нежели ответов? Почему во втором веке уже появился термин “Троица”, но все авторы того времени говорили, что Сын — это Дух? Почему, наконец, даже о текстах канонических евангелий, какими они были до конца II века, у нас не столько знания, сколько догадки? Ответов на большинство подобных вопросов не будет, но сама возможность их постановки — это огромный прогресс современной науки об истории христианства.

нным данным следует предположить, что оно появилось в конце третьего века. Но не раньше. Однако монашество ведет свое родословие от пророка Илии и Иоанна Предтечи. Мы видели его прообраз в учениях тех иудейских религиозных учений, которые приняли Иисуса как Христа (Мессию). То же самое мы видим в раннем монашестве — и у Пахомия Великого, и у Антония Великого, и у других, хотя у всех по-разному. Новый Завет означает Новый Исход. Новый Исход — это новая священная война, только теперь уже духовная, но не на определенное время, а на всю жизнь. То, что в Ветхом Завете было нормой для времени войны, то в Новом Завете становится нормой для всех. Отсюда идеал монашества и монашество как институт.

. Его понимали далеко не все как на Западе, так и на Востоке и даже внутри самой Византии, поэтому оно провоцировало споры. Но все-таки защитники этого учения защищали одно и то же учение всю тысячу лет существования Византии, включительно до середины XV века. Это учение явным образом противоречило привычной логике, в которой 1 не бывает равным 3, если при этом ни 1 не превращается в 3, ни 3 не превращается в 1. Чтобы начать думать о единице как троице и троице как единице, нужно научиться мыслить противоречиями.

о с совершенным человечеством, требовала объяснений — как для защиты от критики (со стороны ариан и не только их), так и для собственного понимания. Задача оказалась настолько нетривиальной, что привела к самым большим в истории христианства конфессиональным разделениям, начиная от разделения со сторонниками Аполлинария в IV в., продолжая несторианами и монофизитами на Востоке в V-VII вв. и завершая разделением между греками и латинянами в IX-XII вв. Тысячелетние споры ходили по кругу, в центре которого стоял один вопрос — о субъекте во Христе, или, простыми словами, можно ли (и, если да, то как) быть самим собой и при этом кем-то конкретным и одним, когда тебя у себя не один, а два.

человеком, чтобы человек стал Богом”. И даже еще более четко и буквально: “насколько” Бог стал человеком (во Христе), “настолько” каждый спасаемый должен стать Богом, — т.е. совершенно, и не каким-нибудь новым богом, а всё тем же и одним-единственным. Это учение было совершенно симметричным византийскому учению о Христе (т.е. о боговоплощении), но поэтому еще более проблемным: если относительно Христа еще можно было проявить равнодушие к догмату, полагая, что Христос где-то далеко и прямо меня не касается, то учение о обожении вторгается в повседневность. Вера в подобным образом понимаемое обожение (по принципу “насколько — настолько”) радикально повлияла и на индивидуальную аскетику, и на общественные отношения в христианском государстве.

азрывов, которые имели место не только в IX в., но и в V-VI вв., и в качестве главного догматического различия византийцы называли разную веру в Христа. Дальше уже было естественно, что разная вера в Христа, который для византийцев был одним из лиц Св. Троицы, приводила к различию и в самой вере в Троицу. Последнее различие постепенно (с XIII в.) вышло на первый план и обсуждалось более всего. Тем не менее, у византийцев еще очень долго не исчезали надежды на возможность такого церковного примирения, при которым не потребовалось бы никаких отступлений от православия. Последней из таких попыток стал Флорентийский собор 1438-1439 гг.

. Новое столкновение византийского богословия с западным в 1330-е гг. и роль Варлаама Калабрийского (попытка третьего пути между схоластикой и патристикой). Конфликт с монашеской традицией и защита монашеской традиции Григорием Паламой. Исихазм и исихастские споры в XIV в.; связь молитвы и богословия. Дионисий Ареопагит как главный богослов для обеих сторон исихастских споров; его учение о трех видах богословия: катафатическом, апофатическом и мистическом (и разное понимание этого учения у паламитов, Варлаама и в латинской схоластике). Взаимосвязь учения о Церкви и таинствах (особенно Евхаристии) с христологией, триадологией и учением о обожении. Полемика между Григорием Паламой и Акиндином. Николай Кавасила и его учение о приобщении к исихазму всех христиан.

хранении византийской богословской традиции в XVI-XVII вв.). Основные интуиции предхристианского и первохристианского богословия (до III в.) и их рецепция в патристике. Симметрия между христологией и учением о обожении (с историческим очерком-напоминанием о попытках нарушения этой симметрии и их отвержении в византийском богословии). Триадология как выстраиваемая от христологии, а не самостоятельная дисциплина; проявление этого в богословии первого тысячелетия и в полемике с латинянами об исхождении Св. Духа. Конец непрерывной линии развития византийского богословии на рубеже XVI-XVII вв. Эпилог: выживание византийской богословской традиции в обстоятельствах XVIII-XIX вв. и “неопатристика” XX века.