Бог вмешивается в жизненные планы. (2019.09.21)
имя Отца и Сына и Святаго Духа. Сегодня мы совершаем празднование Рождества Богородицы. Это одно из двух празднований, вместе с праздником еще введения Богородицы во храм, которые основаны на сокровенных преданиях христианской общины самой ранней. И это предание, которое связывает ее очень честно с той общиной, которая была иудейская, и уже была, еще и так до пришествия Христа, уже была в сепле. Потому что, как известно, это, кстати, известно из всех источников самых разных, в том числе иудейских, что до Рождества Христова иудейский мир разделялся на множество сепл. И об этом и в Талмуде даже говорится. И были священники, которые не служили в этом храме, но тем не менее, где-то они служили, что-то у них было место храма, что у них считалось храмом. И вот из одной из таких сепл происходит христианство.
Разделение между христианством и будущим, когда еще его не было, талмудическим иудаизмом, происходит еще до Рождества Христова. И вот таким был сектантом, очевидно, и Иоанн Предтеча, который был священником, отец его был священником. И вот что это был за священник, что это было за священство. Уже видно, что что-то такое необычное хотя бы у самого этого обряда крещения Иоаннова. Но сегодняшний праздник называют этого первосвященника Захарию, того же самого. То есть, собственно, речь идет, конечно, об отце Иоанна Предтеча, о первосвященнике. А то, что Захарий был первосвященником, это так понимается рассказ Евангелия от Луки о том, как ему было возвещено во время вхождения в храме, в день очищения, именно как первосвященнику, согласно этой трактовке, будущее Рождества Иоанна Предтеча. И вот в сегодняшнем рассказе тоже упоминается, как первосвященник Захария.
Но какой это первосвященник, мы знаем из Иосифа Флавия все имена официальных первосвященников, которые служили в храме, и там нет никакого Захария. То есть, это, конечно, какая-то альтернативная община. И вот в ней происходят необычные вещи. В ней и не только хорошие, но вот и плохие. Потому что, конечно, то, что мы вспоминаем сегодня, там началось как раз плохого. Потому что Иоакима не допустили приносить свои жертвы к алтарю, хотя там именно речь идет о приношении их мирянами, скорее даже какими-то главными племенами. Было такое тоже в Ветхом Завете обычай, который как-то модифицировался. И именно потому что, по мнению тех людей, которые не хотели допускать, над ним какое-то проклятится, какие-то грехи, потому что так долго у них нету чади.
То есть, такое вот понимание очень грубое, что без чади — это наказание Божие. И настолько это было сделано с уверенностью, что и действительно Иоаким и Анна решили, что, может быть, они как-то особо прокляты и пошли молиться. И вот дальше мы знаем, я все пересказывать не буду, это можно прочитать. Лучше всего этот рассказ сохранился, надо сказать, на эфиопском языке, а потом нашелся на греческом. По пирусе Третьего века называется «Рождество Марии». Там и про Рождество, и про введение во храм. И вот, когда, наконец, я пропускаю разные эпизоды, родилась Богородица, то после трехлетнего возраста ее ввели во храм. Это же тоже невозможно — введение во храм, если бы речь шла об официальном храме.
Но там был какой-то другой храм, и там это оказалось возможным, именно введение во святая святых. И вот, как бы не обстояли там дела исторические, мы можем сказать кое-что, что значимо для нас духовно. Что речь шла о том, что подготовка к пришествию Мессии была через избрание и подготовку особого рода, а в этом особом роде — через избрание и подготовку особой делы. Но все это происходило сокровенно. Об этом не только не знал, так сказать, большой иудейский мир, хотя в Римской империи весь большой мир был довольно-таки малым иудейским, ну, не таким уж малым заметным, никто об этом не знал, но даже и ближайшие динаверцы внутри вот этой иудейской секты тоже ничего не знали и не понимали, и более того, даже и родители понимали, конечно, многое, но по частям, с трудом, и не все. Вот то, что для наиболее важной в наших отношениях с Богом, то бывает сокровенно — это и для всего человеческого рода, и, конечно, в жизни каждого из нас. Потому что, когда мы думаем о таких великих событиях, как Рождество Христово, но и Рождество Богородицы, которая ближайшим образом к этому послужила, и спасение человеческого рода, мы должны думать не только о человеческом роде, но думать о себе лично. Что дает это нам в нашем аскетическом смысле?
Вот мы помним, надеюсь, что введение в Ахрам — это Исихия, это пребывание во внутренней кельи сердца, я уже сразу перехожу к духовному смысла буквального, и для того, чтобы принять Мессию, нужно, для того, чтобы его зачать в себе, нужно иметь внутри себя внутреннее безмолвие. И вот для того, чтобы иметь внутреннее безмолвие, нужно родиться в этом безмолвии, нужно совершать какие-то действия, может быть, очень важные, может быть, требующие большой самоотдачи, но такие, которые никто не видит, а если даже и видит в какой-то степени, то не понимает. И вот не надо поэтому нам иметь стремление, чтобы нас понимали, уж тем более одобряли. Чтобы одобряли, искать человеческой благодарности или пусть даже просто одобрения — это уже очень грубое искушение. Конечно, мы ему тоже поддаемся, но, по крайней мере, у Бога понять, что это грубо и что это что-то не нужно, это мы еще как-то можем. Надо не искать одобрения, а вообще делать так, чтобы, по возможности, никто ничего не знал. То есть вот у нас есть Бог, есть я, Бог все знает, и я знаю то, что хочу узнать, то, от чего не затыкаю свои уши, не закрываю свои глаза. Это касается и своих грехов, и обращения к Богу, потому что, когда Бог вмешивается в мою жизнь, то ведь мне это тоже мешает, потому что у меня свои планы на мою жизнь, а тут Бог мне вмешивается.
И память Божия, конечно, ломает наши, не обязательно даже планы, а просто, хотя это тоже, просто повседневную жизнь, когда мы хотим отдохнуть и расслабиться и последовать какому-нибудь своему обычно глупому или низменному интересу. А тут вот надо все-таки вспоминать, опоминаться и опять обращаться к Богу, что вот здесь Бог есть, и вот он со мной, и я могу его о чем надо мне попросить, но это я могу. А что я не могу, это сделать так, чтобы его не было. Если я закрою глаза и заткну уши, то я приду сам, приведу сам себя в жалкое состояние, а Бог-то будет все равно, и именно поэтому мое состояние будет еще более всего жалким. Поэтому будем все время держать про себя это вот наше предстояние только с Богом. Внешним образом нас окружают люди более или менее тесно, они более или менее понимают, что с нами происходит, может быть, скорее менее, чем более, но все это неважно, потому что нам важно только то, чтобы мы понимали, что мы всегда с Богом, и чтобы мы на это надеялись, но и от этого не отворачивались и не не впадали по собственной инициативе в отчуждение от Бога. Аминь.