АЗ-41. Почему именно Крест (2024.08.13)

Уточняющий вопрос к роликам об обожении и о смерти Христа. Вопрос такой – в чем значение креста Христова, зачем нужно было умирать именно на кресте и почему именно такая смерть избавляет нас от греха? В общем, много таких довольно сложных почему и боюсь опять-таки, что краток не буду. В качестве ответа можно предложить разные варианты – у отцов их действительно хватает, но, наверное, стоит остановиться на каком-нибудь одном, на одном из самых распространенных в церковном предании способов описания тайны креста Христова. Ну, это то, что крест – это тайна, думаю, объяснять никому не нужно, это у нас как бы по умолчанию подразумевается. Есть разные подходы, которые эту тайну с разных сторон приоткрывают. Наверное, одно перечисление заняло бы там кучу времени. Поэтому, повторю, остановлюсь только на одном, но едва ли не самом важном, потому что он и в богослужебных текстах постоянно встречается, и в Писании уже этот образ еще на уровне таких прообразов в Ветхом Завете, а потом у апостола Павла уже довольно так концептуально изложен.

Вот, этот подход, он к тому же имеет такое очевидное аскетическое значение, что как раз соответствует направленности этого канала. Ну, собственно, нужно оговориться, что все в настоящей православной догматике имеет аскетическое значение. Догматика всегда нацелена на аскетику, и, собственно, ради нее она и есть, а аскетика нацелена на спасение. Ну, вот эта взаимосвязь догматики и аскетики, она не всегда очевидна, не во всех описаниях догматов, а вот та концепция, о которой я сейчас попробую рассказать, это тот случай, когда аскетической составляющей именно что очевидно. Вот, речь это о теме противопоставления двух Адамов – Адама Ветхова и Адама Нового. И, соответственно, о противопоставлении двух древ, которые, вот, ими были добровольно выбраны, то есть древа познания, как древа, в толковании, что это древо такой временной сладости, вкушение от которого приводит, тем не менее, к вечной горечи, к смерти, да. И, с другой стороны, древо крестное, временное вкушение от него горькое, но внутренний плод, плод вечный, наоборот, блаженная жизнь. Вот, эта тема, повторюсь, сплошь и рядом встречается в Писании, в Ветхом Завете намеками, какими-то прообразами, в Евангелии и особенно в апостольских посланиях, особенно у апостола Павла, она уже достаточно прямо, потом в богослужебных текстах всюду и у святых отцов тоже такой красной нитью проходит.

Наиболее полно, ну, как и многое другое, она раскрывается у преподобного Максима Исповедника, его сложно читать, сложная лексика, очень такая сложная мысль, но если вот вчитаться, то поражаешься его глубине и полноте, ну, и некой внутренней красоте. Не сразу можно эту красоту оценить за счет сложности стиля, но если, еще раз повторюсь, вчитаться и почувствовать вкус, то вот эта красота становится просто такой очевидной. Вот, он вот этой темы, о которой мы говорим, касается во многих своих текстах, но особенно стоит выделить шестьдесят первый «Вопрос и ответ» Фаласию. Там вот буквально каждая деталь, каждый символ максимально подробно расшифровывается, это такой достаточно большой текст, вот, ну, таким людям, мотивированным сверхобычно очень рекомендую для такого молитвенно-медитативного чтения, ну, медитативного в самом хорошем смысле слова, а не в плохом, ну, в плохом не надо, да. Вот, и вот, еще раз повторюсь, что тут очень важно, что этот подход к описанию Креста Христова, он так, ну, вот, имеет такой очевидный аскетический смысл и более того, он ставит, вот, ну, меня, лично меня, ну, каждого из нас конкретно, ставит, ну, с одной стороны, в контекст грехопадения, мы становимся, как бы, вполне себе реальными соучастниками грехопадения первого Адама, а с другой стороны и, вот, в контекст избавления от греха вторым Адамом, Христом, и тоже, как, вот, именно реального соучастника. То есть в этом толковании я, вот, я сам своей волей реально соучаствую и в том, и в другом, и в собственном грехопадении, и в собственном искуплении и восстании. А то, ну, вот, если так обратить внимание на, вообще, такое, ну, современное христианство в целом, то, ну, можно заметить, что там, вот, сплошь и рядом распространено по отношению к грехопадению и к искуплению, с другой стороны, такой, ну, как, подход, такое ощущение, что, ну, дескать, и грешником погибшим я стал, ну, типа, в несознанке, да, и помимо своей воли, и от греха, получается, тоже избавляюсь и превращаюсь в спасенного, тоже не особо так приходя в сознание, ну, и фактически без непосредственного реального участия в, собственно, спасении, а там, вот, всякие попытки это как-то опровергнуть или, там, засомневаться в этом, ну, в общем-то, там, сразу бросают на тебя тень, там, какого-нибудь пелагеанства, там, и так далее, ну, то есть, вот такая, вот, проблематика западных споров, она, ну, совершенно неорганично для восточного святоэтического богословия, она, ну, как бы так искусственно навязывается, вот, и, вот, получается, что, вот, Адам пал в каком-то, там, далеком-предалеком и неведомом мне прошлом, когда меня еще не было, а спасение мое, там, совершено Христом, я тут как-то не при делах, а наступит оно где-то в далеком-предалеком будущем, в котором меня еще нет, а вот ко мне самому, реальному, который, ну, вот он я здесь и сейчас, да, вот, и то, и другое, ну, относится как-то уж очень так, ну, опосредованно, ну, или, прямо сказать, там, вообще непонятно как, вот, а вот преподобный Максим дает возможность, ну, если, вот, в него именно вчитаться и, ну, то, что называется, вырубиться, дает возможность взглянуть и на то, и на другое, как на нечто, вот, имеющее ко мне лично такое самое непосредственное отношение, ну, это вообще такой светоатический, ну, и, собственно, и библейский подход, то есть именно ко мне тутошнему, ко мне здесь и сейчас, а там, не где-то там, в безнадежном далеком прошлом или далеком-предалеком будущем. В общем, вот, после такого пространного вступления, вот, сейчас просто, ну, попробую кратко так пересказать преподобный Максима Исповедника, ну, очень кратко, потому что, ну, текст большой и там нужно в каждую деталь вчитываться.

Вот, Бог, пишет он, внедрил в наш ум, имеется в виду, вот, сокровенный духовный ум, о котором мы там не раз уже говорили, который есть центр нашего внутреннего человека, ну, правда, повторюсь, этого внутреннего человека в себе еще бы отыскать надо, это отдельный вопрос. Так вот, в этот внутренний ум Бог внедрил силу, ну, соответственно, божественного наслаждения, которая может быть реализована только в Боге, вот, именно, как вечное блаженство. А Адам, ну, напомню, что Адам переводится как человек, Адам – это и есть человек, Адам своим самовластием, своей свободной волей, фактически, сразу же после своего возникновения, после прихода в бытие, подчинил эту силу наслаждения чувству, то есть, ну, тому, чем мы воспринимаем не Бога, а вот внешний видимый материальный чувственный мир, ну, там, об умном чувстве и таком общем чувстве или мирском чувстве, у нас там тоже был ролик отдельный. И вот получилось, что вместо божественного нетленного и вечного наслаждения, для которого человек был создан человек тем самым, ну, избрал в качестве такого мотива жизненного наслаждения чувственное, животное, для которого он создан не был. То есть, это вот по Максиму Исповеднику движение вопреки самой природе, вопреки назначению, вопреки цели нашего духовного ума, ну, и вообще всего состава. То есть, ум должен, там, соединяться с Богом, а через себя, там, уже приобщать к Богу весь полный состав человеческий, включая тело, да, а через тело весь видимый мир. А тут получается, что телесное какое-то чувство, телесное наслаждение стало движущим мотивом, и вот таким образом иерархия человека как бы опрокинулась, и это уже мотивом стало именно такое искаженное, извращенное стремление получать несвойственное и несродное себе по природе, то есть по замыслу Божию удовольствие. Поэтому преподобный Максим называет это стремление к чувственному наслаждению безумным стремлением ума.

Ну и, само собой, что подчинение ума чувственному наслаждению вместо наслаждения Божественного есть, ну, по факту такой добровольный уход от Бога, отпадение от Него, уклонение от Него, отказ от Источника Вечной Блаженной Жизни, отпадение от Божественного Света, там, ниспадение в духовную тьму, ну и все такое. И вот поэтому это уклонение, собственно, является духовной смертью, смертью внутреннего человека. Так что, ну, этот самый внутренний человек где-то там лежит едва нехладным трупом под кожаными ризами нашего внешнего человека, под покровом наших страстей и вот мы, по факту, об этом внутреннем человеке при такой невнимательной жизни особо и не догадываемся. Вот это, собственно, вот по Максиму Исповеднику есть наше изгнание из рая, ну и вместе с тем наше погружение в ад. И вот выбраться собственными силами и вернуться в рай мы не в состоянии, поскольку рай – это есть сам Бог, то и ввести в него может только сам Бог. Вот поэтому сам Бог, ставший человеком новый Адам, Христос, это и совершает. Вот он своим сошествием в ад выводит нас из ада, если мы, конечно, в него уверуем и начнем проситься из нашего ада обратно в утерянный нами рай. Ну и в богослужении это часто описывается на уровне противопоставления древа жизни и древа познания добра и зла.

Древо познания, ну, как мечтательно обещает мысленный змей, выглядит, ну, как какой-то источник будто бы непрекращающегося наслаждения для внешнего человека, но по факту оказывается такой мгновенной смертью для внутреннего человека, для умной души. Ну и вместе с тем такой отложенной смертью и для внешнего человека, ну, которая тоже рано или поздно наступает. А крест, он, наоборот, по видимой стороне для внешнего человека есть древо смерти, поэтому внешний человек он соблазняется крестом, крестовым. А вот для внутреннего человека крест, напротив, становится источником вечной жизни, ну и так вот, соответственно, отложенного воскресения тела, то есть внешнего человека. Вот. Умное стремление к Богу – это изначально райское древо жизни, а вот безумное стремление ума к чувственному наслаждению – это вкушение от древа познания добра и зла. При этом, ну, Максим Исповедник это отмечает, сам по себе видимый чувственный мир – вещь добра, Бог ничего плохого не сотворил, потому что, ну, иногда это понимают в том смысле, что, дескать, вот там святые отцы, в частности, Максим Исповедник, делая предпочтение каким-то духовным вещам, якобы гнушаются материями – нет, они ничем не гнушаются, просто есть некая определенная иерархия сотворенного мира, а тем более если мы, там, говорим и о божественной реальности – это, ну, по-моему, очевидно, для всех должно быть. То есть речь не о гнушении материи, а речь о том, что она, все-таки, подчиняется духу, да, уму.

Вот. Ум должен, там, управлять душевными силами и, там, через них телом, да, а тело уже, там, как бы через связь, такую сущностную связь с материей управляет материальным миром. Вот. То есть в материи ничего плохого нет, но если, вот, к этому материальному миру устремиться как к предмету вожделения, ну, по сути, сделать его богом, да, для себя, страстно к нему привязаться, то это стремление оборачивается злом. То есть не в самом по себе материальном мире зло, а вот в недолжной привязанности к нему. То есть сладость незаконного удовольствия, то есть такого удовольствия, для которого человек не создан, скрывает в себе горечь страданий и смерти. Вот. Ну и на этом Максим Исповедник тоже делает акцент, я думаю, совсем понятно тоже, что ничто чувственное, то есть видимое, материальное, оно не имеет в себе источника жизни.

Оно лишь до времени, ну, продлевает временное животное существование. И вот если к нему вот так вот страстно привязаться, как к чему-то вечному, вот, какой-то внутренней привязанностью, ну, на уровне каких-то мысленных фантазий и так далее, вот именно подчинить этим образом себя вот в этом видимом мире свой ум, внутреннее око ума, который должен быть там устремленно привязан только к Богу. Вот. Ну то есть если мы вот подсаживаемся на чувственное, ну, на какой-то наркотик, то неизбежно следует и своего рода наркотическая ломка. Очарование оборачивается разочарованием, вот, и ну каждая следующая доза – это уже, ну, по законам жанра не столько наслаждение, сколько, ну, анестезия от страдания, да? Вот. То есть в самом вот этом наслаждении страдание уже заложено. Наслаждение оказывается, ну, как бы крючком страдания, на который ловится там жертва.

Ну а ловец тут – змеи, да, дьявол, который, ну, отец лжи и в то же время отец смерти. И вот поэтому даже вот на уровне таких психологических мотивов внешнего человека стремление к чувственному наслаждению связано со страхом страдания и смерти. Ну, то есть, согласно преподобному Максиму, Бог, предвидев всю эту нашу канитель, вот этот вот, ну, круговорот греха и смерти, ну, это уже у апостола Павла, повторю, Максим исповедник, он тут не первый проходец. Вот. Вот Бог, предвидев все это и желая, ну, как бы превентивно пресечь наше увязание в этом круговороте, вложил в наш ум и еще и силу муки, ну, или как возможность муки, которая противоположна вот силе божественного наслаждения. Ну и поэтому, когда вот стремление нашего ума безумны, эта сила, вот сила муки или ощущение мучения, ну, можно сказать, что это предощущение вечных мук, вот она дает о себе знать изнутри нас самих. Ну, вот обычно, ну, это как бы вот такой тревожный звоночек, но обычно мы вместо того, чтобы, ну, как-то одуматься, там, попытаться все переиграть, мы, ну, пытаемся спрятаться от самого себя, от своей вот этой адской муки, спрятаться опять в эти же самые чувственные наслаждения, ну, а больше прятаться и некуда. А в итоге вот человек увязает в страдании, в страхе смерти, в ощущении, предощущении вечной муки еще сильнее, и поэтому, значит, нужны еще такие более крупные дозы вот этого мирского наркотика, ну, в общем, получается такой замкнутый круг.

Круговорот греха, как вот некого недолжного, стремления к недолжному наслаждению и вот смерти, связанные со страхом смерти, страданиями. Это такой вот общий принцип, принцип греха, который получает в каждом конкретном грешнике, в каждом конкретном Адаме свое начало и влечет его к своему вот закономерному заслуженному финалу, ну, как Апостол Павел говорит, что расплата за грех – смерть, ну, таков вот ветхий Адам и таковое его грехопадение по Максиму Исповеднику. И вот в противовес всему этому безобразию приходит на Землю новый Адам, Христос, Сын Божий, ставший человеком во всем подобном нам, но, став во всем подобном нам, Он, однако, не совершает подобно нам греха, то есть Он не подчиняет вложенную в ум духовную силу божественного наслаждения, силу любви Божией, влечения к Нему, не подчиняет ее чувству, не направляет ее незаконно, вот вопреки заповеди Божьей надрево познания добра и зла, не подчиняет свой ум вот этому самому чувственному наслаждению, не руководствуется этим наслаждением в своей жизни, а руководствуется другим мотивом, мотивом исполнить волю Божию ради нашего спасения. То есть нас ради человека, нашего ради спасения, Он, Христос, напротив, незаслуженно усваивает себе безгрешную муку. То есть мука – это следствие незаконного наслаждения, а Христос этого незаконного наслаждения не имел, а муку себе усвоил. В нас эта мука заслуженно следует за греховным наслаждением, а Он воспринимает ее не как законное следствие, а добровольно. Ну, так как сам Он, повторю, безумного наслаждения в себе не имел. И у Максима Исповедника, ну, на это многие исследователи обращали внимание, популяризаторы, используется такая пара созвучных греческих слов, ну, не рифма, а вполне себе такой ассонанс, да, «идони» – наслаждение, ну, от слова «идони» – гидонизм, да, и «одини» – мука, «идони», «одини».

Ну, и вот получается, что мы, вот ветхий Адам, все так или иначе произвольно покупаемся на предложенные змеям «идони», а Христос, снова Адам, «идони» решительно отвергает, а вот «одини» добровольно принимает ради нас, берет, ну, как бы, следствие без причины. Наш грех не совершает, а нашу расплату за грех, страдания и смерть, добровольно принимает. Причем, поскольку, вот, в поиске и изведывании грехового наслаждения человеческая природа в лице, там, всевозможных бесчисленных грешников Адамов, ну, дошла до всех мыслимых и немыслимых пределов, ну, то есть, там, ну, как бы, люди попробовали вообще все виды греха и порока в человеческой природе, и в душе, и в теле, буквально, там, от макушки до пятни осталось ни одного живого места, то есть, ни одного неоскверненного, вот, этим самым «идони» грехом места, то есть, то Христос, Он взамен претерпевает, ну, как бы, предельно возможную для нашей природы муку, то есть, смерть на кресте, не просто смерть, а именно, ну, такую самую мучительную смерть. Причем, этой смерти, там, предшествовала и предельная, ну, душевное уничижение, там, оскорбление, посмеяние, надругательство, заушение, заплевание, ну, все, вот, противоположности наших, там, душевных, таких, ложных наслаждений, там, тщеславия, там, прочего-прочего, да, и при этом, вот, кроме вот этих душевных надругательств, да, Он претерпел еще и предельное телесное истязание, там, бичевание, там, ну, тоже, вот, в теле не было живого места, то, что называется, вот, ну, в богослужении Великой Пятницы встречается подробное перечисление всех, там, телесных страданий, всех, буквально, ран, которые Христос претерпел, в нас, повторю, все тело, все Его члены испытали такое незаконное удовольствие, в Нем все тело было предано наказанию ради нас, то есть, ну, это не надо понимать, вот, слишком так поверхностно, вот, буквально, а вот именно, вот, исходя из такого внутреннего глубинного смысла, вот, для нас это законное наказание, достойное по делам моим преемлем, да, как исповедовал разбойник на кресте, а для Христа это наказание было незаконным, и Он, тем самым, вот, как бы, разрывает, вот, этот закон греха и смерти, порученный круг греха и смерти и обращает движение человеческой природы вспять, мы через грех движемся к смерти, смерть вечной души наступает сразу после грехопадения, точнее, самого грехопадения есть ее смерть, а смерть временного тела, ну, об этом я уже сказал, да, наступает, так, со временем, а в промежутке все большее увязание в грехе, а значит, и в смерти, а Христос, наоборот, ради нас совершает, вот, это самое возвратное движение, движение вспять от смерти и ада к вечной жизни, и поскольку все мы, так или иначе, ну, идем путем, вот, ветхого Адама, ну, реально прошли, но нам, вот, если мы, там, обратились ко Христу и стали верующими в Него, нужно столь же реально пройти возвратным путем нового Адама, и, вот, вместо такого добровольного безумного устремления ума к чувственным наслаждениям, вместо эдании добровольно избрать аскетическое одини, ну, или, по крайней мере, при недостатке добровольного аскетического, да, благодушно терпеть все невольное, допускаемое Богом, ну, это тоже будет, вот, в итоге добровольно, ну, чтобы, как, вот, говорил апостол Павел, со Христом пострадав, с Ним и прославиться, вот, это, ну, тема, как она называется, такого двойного подражания ветхому Адаму в подобии его сладостного греха и смерти, а новому Адаму, Христу, в подобии его такого горького крестного послушания Отцу, ну, и следующего за Ним сладостного воскресения, то есть это, ну, тема сораспятия Христу, о чем, ну, много говорил уже тот же апостол Павел, о чем сам Христос говорил, там, ну, возьмите крест мой, да, он же так реально предлагал, а не мечтательно, да, что я вот за вас все сделаю, а вы так помечтаетесь, что вы тоже участники того, что я вас сделал, нет, все-таки, ну, вот и евангельская логика и апостольская и святоотечественная предполагает такое реальное соучастие, ну, оно может, там, быть по мере нашего произволения и сил, там, небольшим, но, тем не менее, оно должно быть реальным. Вот те, кто следует Христу вместе с Ним, не Он вместо нас, а мы вместе с Ним, его силой разрушаем закон греха и смерти и обретаем дарованную им вечную жизнь как свою собственную, ну, и как апостол Павел говорит, на таковых нет закона, потому что плоть распяша со страстями и похотьми. Вот, и Максим Исповедник, он, вот, говоря об этом двойном подражании, он первого Адама называет предводителем всех тех, кто следует за ним, подражая его греху, то есть, ну, вот этому самому безумному стремлению к чувственному наслаждению, к идонидам, а нового Адама Христа, соответственно, называет предводителем тех, кто следует за ним в подражании его послушанию Богу. А он послушан был Отцу даже до смерти и смерти крестной. Вот в Послании к Евреям Христос, ну, это, собственно, я думаю, оттуда взял, взял этот мотив из Послания к Евреям, там Христос назван вождем спасения нашего.

Ну, вождь это тот, кто предводительствует, не тот, кто там, ну, в смысле заместительные жертвы, там, все сделал сам, а христиане где-то там сидят со стороны наблюдают, да, вот. Нет, вождь это тот, кто ведет, вождь тот, кто предводительствует, а не так, что он в одиночку за всех все сделал, а всем остальным можно расслабиться, ну, дескать, Христос все уплотил, как это принято понимать в современном, так сказать, христианстве, да. В общем, есть два пути, путь Ветхого Адама и путь Адама Нового, а ушкажи там выбирают, за кем пойти, там, свободу воли никто ни у кого не отнимал и не собирается. И вот там, ну, противопоставление двух древ, древа сладости, древа чувственного такого вкушения и наслаждения, древа познания добра и зла, вот, то есть, вроде стремишься к тому, что кажется тебе добрым, а на дне этой чаши там оказывается горечь разочарования, горечь страданий и смерти. А с другой стороны, наоборот, древо крестное, по видимости, мучительно страшное, пугающее, но оно как раз содержит в себе истинную жизнь. Ну, вот так.