АЗ-23. В чем богословский смысл поста (2024.03.19)

В чем богословский смысл поста? О смысле поста можно много где почитать, у святых отцов, но вот, кроме прочего, смысл поста хорошо виден в предпостовом богослужении. В богослужении воспоминания изгнания Адама из рая, то есть в богослужении воскресного дня непосредственно перед постом. Вот там можно поискать смысл этот, я перед записью ролика глянул, вот, например, что там, среди прочего, нашел. В каноне на Утренней есть такие слова. Изгнан бысть Адам от райские сладости, С недью горькую в невоздержании. И чуть далее. Из рая вкушением осудися, делайте землю, От нея же взят бысть.

И потом, тем же возлюбим воздержание, Да не вне рая возрыдаем, А в него внидим. То есть возлюбим воздержание, чтобы потом не рыдать вне рая, а наоборот, в него войти. То есть тут, в небольшом вот этом фрагменте, в общем-то, смысл поста выражен. По крайней мере, одна его существенная сторона. И тут тема вкушения, тема пищи, ставится в контекст двух тем. С одной стороны, тема изгнания из рая, то есть темы грехопадения. О грехопадении у нас был прошлый ролик, кстати. А с другой стороны, тема возвращения в рай, то есть восстановления в нас утраченного райского состояния.

То есть две темы. Путь падения и путь восстановления. И вот в этом тексте мы видим также противопоставление двух соответствующих вкушений. Райского сладостного вкушения, вкушения от древа жизни, и горького вкушения от древа познания добра и зла. Древо жизни – это, по толкованию святых отцов, сам Бог. То есть райское вкушение – это вкушение самого Бога, соединение с Богом и уподобление Богу, что и является конечной целью сотворения человека. А вкушение от древа познания, оно толкуется в целом двояко, хотя всяких нюансов намного больше. Первое толкование я только упомяну, но нас в данном случае будет интересовать второе.

На втором остановлюсь подробнее. Итак, первое толкование, оно есть у Григория Богослова. Суть его в том, что древо жизни – это преждевременное созерцание. Попытка постигать, скажем так, суть духовных вещей прежде прихода в соответствующую духовную меру. Предпринимается эта попытка, соответственно, не действием Духа Святого, а своими собственными силами, по своей собственной, а не по Божественной, не по Божьей воле. То есть по своей воле и по подсказке дьявола. И своим собственным еще не преображенным умом, а не умом Христовым, который даруется только по достижении бесстрастия, духовной зрелости. Но нас, повторю, интересует второе толкование, поэтому на этом толкованию созерцания останавливаться не будем.

Хотя, замечу, что эти толкования не пересекаются, потому что когда мы говорим о Боге и используем слово «вкушение», то это, в общем-то, и есть созерцание. Чтобы не перегружать словами и смыслами, пойдем дальше. Остановимся на втором толковании. А это толкование в том, что вкушение от древа познания добра и зла – это буквальное вкушение чувственной пищи. Причем это буквальное толкование встречается, например, у такого возвышенного Отца, как Максим Исповедник. Общий смысл тут такой. Человек создан из двух начал. Об этом мы уже и в прошлом, и в каких-то других роликах, наверное, говорили.

Одно начало – это взятое из земли тело. По этому началу человек – частица видимого чувственного мира. А второе начало – божественное. Оно вдунуто в душу, как дыхание Божие, как непосредственное присутствие, скажем так, словами Григория Богослова, частицы Бога в душе, как причастность к божественной жизни. И вот у такого двойственного человека есть два соответствующих влечения. Одно начало влечет к Богу, и если этому началу следовать, то с Богом в итоге и соединишься. Бог станет преснотекущим источником вечной блаженной жизни и пищей, и питьем, и одеждой, ну и вообще всем. Будет для нас все во всем.

А другое начало влечет к чувственным, тленным и смертным вещам, то есть подобное стремится к подобному. А эти тленные и смертные вещи, они, само собой, не имеют в себе жизни, а только до времени, так сказать, продлевают биологическое существование. Это животное существование. И вот между этими двумя началами человек стоит своим самовластием или свободной волей, своим свободным выбором, решает, куда пойти, куда податься, какому влечению последовать, какой пищей питаться и, соответственно, какой жизнью жить, божественной или животной. В данном случае тут, наверное, уместно вспомнить такую известную поговорку, что в человеке есть то, что он ест. Если бы человек предпочел нетленную, бессмертную, божественную пищу, то он, соответственно, и стал бы нетленным и бессмертным, стал бы, как принято говорить, Богом по благодати, свободным, блаженным, ни в чем не нуждающимся. Стал бы превыше земли, от которой взят, и более того, тем самым еще бы и саму эту землю возвысил до небесного нетленного состояния и преобразил. Но человек предпочел тленную пищу, выбрал жизнь животную и, соответственно, этому выбору стал тленным и смертным животным.

В нашем случае, когда мы, так сказать, уже рождаемся тленными и смертными, речь, конечно, не идет о полном отказе от тленной пищи. Радикально выбор не стоит, или то, или это. Для тленных это сразу невозможно. А речь о постепенном возвращении вспять. Тут к такому богословскому смыслу добавляется аскетический. Поскольку началом падения Адама было невоздержание, началом нашего восстановления должно стать опять воздержание. То есть аскетической задачей воздержания должен быть выход на уровень есть столько, сколько необходимо для поддержания нашего тленного тела. Раз другого у нас нет пока.

И тут, наверное, уместна еще одна поговорка, что есть нужно, чтобы жить, но не жить, чтобы есть. У этого общего принципа есть, чтобы жить, могут быть очень разные частные меры. В зависимости от состояния организма, физического и психического здоровья, даже пищевой культуры, так скажем, воспитания, ну и многих других причин. И одна из универсальных установок аскетических в этом плане – это не делать резких движений. Во всем прекрасны меры и постепенность. Опять-таки в детали пускаться здесь не будем, тема у нас все-таки не о мерах воздержания, а о его, так скажем, общем принципе. И вот этот общий принцип предполагает, что движение вспять из стороны изгнания обратно к райской сладости, к вкушению от древа жизни, то есть от Бога непосредственно, для самого начала этого движения возвратного необходимо как раз воздержание. И чем меньше наполнены, можно сказать и в узком смысле, и в широком, наполнены тленной пищей, тем больше освобождается в нас место для пищи божественной.

И понятно, что пост не сводится к одной только диете, а воздержание, освобождение места внутри нас должно обязательно сочетаться с молитвой, чтобы освобожденное в нас место не оказалось пустым и не было в итоге занято чем-нибудь похуже избыточной еды и всякого переедания и так далее. Переедание плохо, но если мы будем поститься жестко, но при этом не молиться как надо, то ничего хорошего не будет и будет намного хуже, чем переедание. То есть важно понимать, что мы ведь не просто наполняем едой свой желудок в таком нашем невоздержном состоянии, мы что намного хуже заполняем едой свой ум. Как на этот счет иронизировал Игнатий Брянчанинов, бедный человек, говорил он, он так много и так высоко мечтает о своем уме, а ведь он в полной зависимости от желудка. Ну и так откровенно говоря, мы же действительно почти постоянно заняты в той или иной мере заботой о еде. Что нам есть, это первичная наша забота. А уж затем от чувства присыщенности возникает и множество других, скажем так дипломатично, других забот еще менее высшего качества, заботы пожеланий. Поэтому, утесняя, как говорится, чрево, освобождая желудок от чрезмерного наполнения тленной пищей, мы должны во главу угла ставить освобождение ума от его заполненности образами этой самой тленной еды, ну то есть страстными образами, связанными со страстью чревоугодия, ну и со всем тем, что чревоугодие за собой влечет.

То есть на повестке у нас не просто великопостная диета, а воздержание ума, то есть пост ума. Освобождение ума от пищевой зависимости, в частности. Ведь почти все мы в этом пищевом отношении так или иначе аддикты, то есть зависимые, ну даже если не прямо в таком медицинском смысле, а только в эскетическом, как подвержены в той или иной мере страсти чревоугодия и гортонобесия. И вот если даже воздерживаться только телесно, мысленное следование предмету страсти – это все равно проявление страсти, то есть страсть никуда не делась и нужно подсекать сам ее корень. Так что есть в чем поупражняться не только на уровне телесного подвига, но и мысленно. Пусть даже легкое чувство голода начинает в дверь ума стучать мысли о еде, их можно отгонять и вместо них, важно не просто их прогнать, а что дальше, важно память о еде заполнить памятью Божией. То есть место освободилось, мы вытеснили память, помышления о еде, образы еды и так далее, а место нужно заполнять памятью Божией, то есть по возможности непрестанной умной молитвы. Тогда ум постепенно начинает входить в свои изначальные права и устремляться уже к той пище, для которой собственно и предназначено, то есть к райскому древу жизни и в зависимости от силы этого своего устремления ум будет увлекать за собой и все прочие силы души, ну и в конце концов и само связанное с душой тело.

То есть пост, повторяю и как бы подвожу итог, это движение вспять, движение противонаправленное грехопадению. Из места смерти, из места изгнания памяти, которым не случайно же установлен накануне поста изгнания Адама Израиля, вот из этого места нужно нам двинуться в место, откуда изгнаны, вместо райской сладости к древу жизни. Ну или можно сказать иначе. Пост это путь к Пасхе. Наш церковный календарь это предполагает. Пасха это переход от смерти к жизни. То есть из, скажем так, безумной тьмы египетской к умному божественному свету земле обетованной или там царстве небесного. Путь этот проходит по не всегда приятным местам, через мертвую пустыню воздержания, там самоумершление.

Самоумершление настолько, насколько оно необходимо ради как раз исцеления зависимости от тленного и смертного мира, ну и в частности зависимости пищевой от тленной пищи, чтобы есть только соответственно потребностям нашего организма в идеале. Но вот проходя через эти такие тяжелые подчас требующие терпения места, мы должны помнить, что заканчивается этот путь не просто там пасхальной трапезой, что вот я потерплю, чтобы потом хорошенько наесться. А заканчивается этот путь, должен заканчиваться, если мы будем проходить его правильно, когда пост совмещаем с молитвой, умным деланием, то заканчивается свободой чад божьих. Конец этого пути в божественной жизни вечно цветущего рая. Вот так. Ну поэтому тут не только скорбь поста, но и некое предвкушение пасхальной радости. Редактор субтитров А.Семкин Корректор А.Егорова