АЗ-15. Чудеса святых и стремление к Богу (2024.01.23)

Иоанн Кронштадтский и Иоанн Максимович молитвой совершали настоящие чудеса. Это из-за того, что у них в главном жизни было устремление к Богу, как получить хотя бы часть такого устремления? Без него все усилия очень тяжелы. Тут, мне кажется, два вопроса, и я бы их разделил. О Даре Чудотворения отдельно и отдельно об устремлении к Богу. Неразрывной связи, по-моему, тут нет. Совсем не обязательно, что из второго с необходимостью следует первое. Хотя первое, ну, очевидно, второе предполагает.

Попробую пояснить. Что у святых Иоанна Кронштадтского и Иоанна Максимовича, Иоанна Шанхайского в главном жизни было устремление к Богу, ну, с этим, наверное, не поспоришь. И само собой, что и чудотворцами они стали, потому что это устремление у них было. Хотя, повторю, что между устремлением к Богу и Даром Чудотворения какой-то жесткой причинно-следственной связи, наверное, все-таки нет. Ну, устремление к Богу было главным делом жизни вообще у всех святых, при этом не все же святые были чудотворцами. В прошлой, по-моему, серии, хотя и по другому поводу, я уже напоминал, что Бог один, Дух Святой один, а дары Духа различны. И служение святых, и дарование святых, которое они получили, тоже различны. Раздаяние даров зависит от Бога, от Его усмотрения, от Его промысла.

Ну, Он знает, кому из святых какие дары уделить. А вот такие экстраординарные дары, как чудотворение – это всегда особый случай, и даются такие дары не столько ради самих святых, которым даются, сколько ради пользы тех, кто, благодаря этим чудотворениям, смогут обратиться или уверовать, или что-то еще, выйти из уныния. Ну, как говорил апостол Павел, знамения нужны не для верующих, а для неверующих. Более того, многие святые считали такие особые экстраординарные дары искушением для себя, таким искушением, через которое легко приткнуться, от гордости и тщеславия не застрахован фактически никто, и бывало, что святые молились об отъятии таких даров, а лучше, дай мне Господи непадательное смирение, а дар возьми от меня. И бывали, увы, и такие случаи, что чудотворцы превозносились и падали, ну, вплоть до полного падения от Бога. Поэтому тут, с одной стороны, да, слава Богу, что Бог дает в утверждение нашей веры таких чудотворцев и вот даже в совсем недавнее время дал упомянутых святых, они нужны для обращения неверующих и для укрепления веры маловерных. Однако, хотя тут же апостол Павел пишет, что нужно ревновать о дарах духовных, ревнуть о дарах духовных, говорит он, как-то специально ревновать конкретно о даре чудотворения – дело не очень, так скажем, в церковном предании одобряемое, точнее, совсем не одобряемое, и вообще на себя такие дары лучше как-то не примерять, а так немножко поскромнее быть. Вот.

А вот вопрос, как получить устремление к Богу, он такой общезначимый, более чем значим для каждого из нас. Даже трудно, наверное, представить, что без устремления к Богу можно как-то спастись, хоть какое-то устремление должно быть, иначе – увы. И в отличие от дара чудотворений, устремление к Богу напрямую зависит от нашего желания, нашей воли, нашей решимости. Преподобный Серафим на вопрос, почему в наше время не стало таких духовных дарований, как у древних христиан, а Серафим Саровский жил, можно сказать, в наше время с точки зрения истории христианства, ну, каких-нибудь там 100-200 лет – это несущественно. Вот. И оговорюсь, что в этом случае не шла речь специально о знамениях и чудотворениях, а скорее о духовном преуспеянии вообще. Так вот, на вопрос, почему у нас нет такого духовного преуспеяния, как у древних христиан, Серафим Саровский ответил, потому что у нас нет такой решимости, какая была у них. Это вот как раз та самая решимость, решимость устремиться к Богу.

И выражается она в готовности исполнять волю Божию, в готовности исполнять Его заповеди в самом таком широком смысле. Маркером этой решимости является самоотречение. Ну, понятно почему, да, что ведь, чтобы устремиться к Богу и начать исполнять Его заповеди, нужно отрекаться от себя, от своей воли, которой мы привязаны к миру, к его наслаждениям и утешениям. Ну, как Господь говорит в Евангелии, а кто хочет последовать за мной, отвергнись себя и иди. Или апостол Иоанн пишет, любовь к миру есть вражда против Бога. Вот пределом этой решимости, как указывает Марк Подвижник, пределом этого устремления к Богу, ну, или пределом исполнения заповедей и вообще готовности следовать за Христом является мученичество, смерть за Христа. И святые отцы поясняют, что буквально принять смерть за Христа, стать таким кровным мучеником Бог дает далеко не каждому. Нарываться на мученичество самому без особого призвания Божия, ну, это не то, что запрещено, но, скажем так, сильно не приветствуется, как и вообще любое самоочение и любая произвольная ревность.

Однако, хотя стать мучеником буквально, ну, таким явным образом дано далеко не каждому, тем не менее тайным бескровным мучеником, мучеником в намерении сердца должен быть каждый христианин. Об этом пишет, например, Петр Дамаскин, но это, можно сказать, вообще такой апостольский и святоотеческий консенсус. То есть в душе, в сердце каждого христианина должна быть внутренняя решимость к смерти за Христа. Ну, как не пафосно это звучит, ну, вот так другого христианства у нас нет. Внутренняя готовность к мученичеству, в том числе, если Бог сподобит и к явному, она должна быть, а там, сподобит Бог на мученичество фактическое или нет, это уже не от нас зависит. Вот апостол Павел о себе самом говорит как о приговоренном к смерти еще задолго до того, как его действительно приговорили к смерти. И он там всю жизнь, по его признанию, носил в своем теле язвы Христа, то есть вот в душе сораспинался непрестанно. И вот с этим приговором к смерти, внутренним приговором, он жил каждый мгновение своей жизни.

Поэтому пока Бог не сподобил нам мученичество, но добровольную смерть за него как на пределы стремления к нему и соответственно такое предельное полное отречение от мира, пока этого нет, святые старались исполнять волю Божью и соответственно отрекаться от мира в том, что есть вот здесь и сейчас. Пусть это будет по видимости что-то малое, незначительное, какие-то там повседневные мелочи, но тем не менее вот есть, значит нужно с этим и иметь дело. Без пасти львов на арене амфитеатра, но зато ежеминутно и постоянно, не откладывая на потом, на завтра-послезавтра, на как часто рассуждают, а вот когда-то будет то-то и то-то и тогда мол и я буду ого-го, а пока все это вот как оно есть, то и я вот так себе. Нет, ну согласно святым отцам нужно именно что здесь и сейчас, как там говорится, здесь родость, здесь прыгай. И примеры такого самоотречения, устремления к Богу в том и большом и малом, что есть здесь и сейчас, мы как раз видим в жизни святых Иоанна Кронштадтского и Иоанна Шанхайского Максимовича. Ну можно что-нибудь вспомнить из их жизни, вот например Иоанн Кронштадтский еще задолго-задолго до получения дара чудотворения, ну об этом мы можем прочитать в его жизнеописании, он эту самую решимость, решимость по максимуму исполнять волю Божию, исполнять его заповеди имел во всякой казалось бы самой такой штатной ситуации и на фоне тепло-хладности своего времени он выглядел эдаким религиозным экстремистом. Такая история, будучи молодым еще священником в Кронштадте он не раз приходил домой без сапог, увидел разу то на улице, снял сапоги и отдал, а в день зарплаты его жене приходилось его буквально пасти как какого-то алкоголика, алкоголик сразу все пропивает, а отец Иоанн сразу все раздавал. Это кстати на мой взгляд ответ на вопрос почему в поздние годы жизни он мог жить среди видимой роскоши, часто имея просто крупные суммы денег на руках и тому подобное без всякого вреда для себя.

И вот так у него было во всем, даже в казалось бы самых мелких мелочах. В его дневниках, например, миллион, например мы встречаем как он реагировал на малейшие проявления страстности, зависимости от еды до чревоугодия и того что называют гортанобесием. Поел по случаю с услаждением какой-нибудь несчастной селедки и для него это уже очень серьезная проблема. Такой тревожный сигнал привязанности к миру и соответственно угасание вот этой самой устремленности к Богу. Проблема не в том что поел, а в том что поел там с услаждением или поел лишнего и он сразу на это все реагировал чтобы как-то ситуацию исправить и там на корню отрубить все ростки страстности. Вот это одно из того чем у отца Иоанна Кронштадтского в его дневниках в частности соблазняются многие честные православные миролюбцы. Он из года в год борется с этими услаждениями обычной едой и прочими казалось бы мелочами которыми мы живем и считаем что ничего страшного в этом нет и вещь обычная и даже хорошая. Ну я уж не говорю о том что для нас снять сапоги и отдать это какой-то трэш и угар, радикализм, а поесть селедки с удовольствием или там вполне нормальная вещь или мелочь которая не стоит даже внимания, а вот у святых и то и другое становится поводом для проявления их ежечастного и ежеминутного устремления к Богу.

Ум непрестанно устремлен к Богу, а на земле в повседневной жизни каждую минуту есть тот или иной повод скажем так конвертировать это устремление в дела большие или малые. Про Иоанна Максимовича тоже можно привести пример в молодые годы учася живя в семинаре в Сербии в Белграде он был многократно замечен в скажем так несанкционированных ночных бдениях и по всей видимости они были у него чем-то таким постоянным. Все семинаристы спят как нормальные люди, а один отец Иоанн всю ночь ходит там тихонько по коридору и молится, а потом уже стал ходить по спальням и каждого из спящих благословлять. Можно привести еще мой любимый пример из жизни юного Бринчанинова будущего святителя Игдатия он не стал чудотворцем, но ему Бог дал другой не менее может быть даже более значимый дар церковного учительства и духовного руководства. Благодаря своим письменным трудам он стал поистине отцом современного монашества. Так вот в годы обучения в военной инженерной академии будучи еще юнкером он целый день учился, учился на отлично, был лучшим учеником, а ночью ложился как и все в кровать, но не спал, а чуть так приподняв голову, чтобы не засыпать видимо, творил Иисусову молитву и так до утра, до звона колоколов к заутренней, и потом вставал и шел еще на богослужение, а по возвращению снова весь день учился. Это опять-таки для обычных людей трэш, нельзя же так взять и всю зарплату раздать или раз за разом снимать сапоги или хотя бы кроссовки отдавать тому, у кого с обувью в этот день не задалось, да? Ладно бы один раз, а то регулярно в каждой подвернувшейся ситуации, так сказать, и нельзя же там всю ночь не спать, творить молитву, особенно если тебе завтра на учебу или на работу, например, ну честно говоря я и сам не хочу, да?

Вот тем не менее это вот все наглядные примеры почему у одних есть вот это все целое устремление к Богу и соответственно есть духовное преуспеяние и даже если Бог сподобит экстраординарные дары, а у других все как всегда то, что называется «ни шатка, ни валка», все как у людей, а не как у богов по благодати, то есть не как у святых. Вот святые отцы говорят, что именно поэтому, что все в конечном счете упирается в эту самую решимость, а значит в нашу свободу, в наше свободное желание или наоборот нежелание, решимость она полностью зависит от свободы и ни от чего другого, исполнить дело зависит от нас не всегда, это как Бог даст, а вот решиться на дело и тем самым по сути начать его в нашей полной власти и Бог судит не столько дела, сколько намерений. Намерения могут быть не реализованы, не конвертированы в дела, но они если есть, то есть, а если их нет, то их нет. Тут мы можем обмануть сами себя, а Бога обмануть не получится. Ну как-то вот так, то есть чтобы было устремление к Богу, нужно взять, решиться и устремиться к Богу. Ну и чтобы не закончить на такой ноте, по сути факта признания своего полного банкротства, хотя признать свое банкротство тоже немалое дело и требует большой решимости, но тем не менее лучше наверное закончить чем-нибудь таким снисходительным и утешительным для себя. Ну раз уж пошли рассказы и истории, то еще одна история. Вот преподобный Маккари Великий рассказывал о себе, что он пять лет был влеком помыслом в пустыню, но не исследовал этому помыслу сразу, а терпеливо его испытывал, пока не стало ясно, что да, надо идти, куда, зачем было еще не очень понятно, но он понимал, что надо идти и пошел.

Ну тут нужно заметить, что он ведь и так в общем-то жил в пустыне, ну хотя в пустыне такой более-менее по-монашески цивилизованный, но тут речь шла о совсем безлюдной такой дикой пустыне. И вот он пошел и ходил по ней, ходил и вдруг на берегу реки увидел, как к водопою подошло стадо антилоп, а среди них два человекообразных существа. Маккари подумал было, что это какие-то призраки, может там бесы искушают и сразу начал молиться, чтобы искушение прошло, но оказалось, что это не искушение, а были два реальных человека, это были так называемые воски, пасущиеся, был такой вид монашеского жительства, который просуществовал очень недолго, ну по причине своего полного вот такого радикализма, на который мало кто способен был решиться. И вот эти воски рассказали Маккари, как они живут, а он в ответ честно признался, что он так не сможет, что же мне тогда делать, я пришел в пустыню и что теперь? А они ему, ну пришел ты сюда, чтобы увидеть нас, а увидев нас познал бы свою немощь, поэтому не можешь как мы тогда иди назад и сиди в своей комфортной монашеской келии, оплакивай свою немощь и спасешься. И кстати этот рассказ преподобный Маккари предварил замечанием «сам-то я не монах, но видел двух монахов», это вот сказал Маккари Великий, «сам-то я не монах». Ну и последнее такое совсем уж утешение нам, есть пророчество кажется святого Нифонта Цареградского, если память не изменяет, он говорил примерно так, что те, кто в последние времена будут поистине благоугождать Богу, они не совершат знамений и чудес и не исполнят никаких великих подвигов, но они благоразумно сокроют себя свое богоугождение, сокроют от людей, то есть будут жить не особо отличаясь образом жизни, внешним видом от окружающих и они таким образом пойдут путем, как он выражается, растворенным глубоким смирением и Бог прославит их не ниже древних великих подвигов, вот так, то есть по сути тут то же самое, не понтуйся, а сиди в своей келье и оплакивай свою немощь, свои грехи, так что вот, ну, welcome!