АЗ-01. Лекция А. А. Зайцева об исихазме (2022.07.02)

Итак, друзья, запись пошла. Звук теперь есть. Все переподключились. Все нормально? Да. Ну что ж, в таком случае регламент остается прежний. Сначала лекция Алексея, затем наши вопросы. Передаю звук.

Так, все, меня слышно теперь, да? Да. Ну все, тогда давайте без уже лишних предисловий. Итак, истихазм, да? Вот, но обычно принято считать, это мнение так распространено и среди христиан, что, дескать, истихазм – это что-то такое очень специальное для каких-то особо одаренных людей. Но если мы посмотрим тексты Корифеев и истихазма, то они, в общем-то, говорят, ну, начиная с апостола Павла, например, в непрестанном молитве. И вот на эту тему у поздневеселепийских и не только поздних, и ранних, и сирийских, и прочих отцов очень много. Вот у главного идеолога истихазма, это Григорий Полома, по всей видимости, да, есть даже специальное поучение о том, что заповедь о непрестанной молитве дана вообще всем христианам.

То есть истихазм – это не такой изыск для гурманов, а такая пища для того, чтобы жить и не умереть от голода. Другое дело, что, говоря истихазм, мы можем иметь в виду разные ступени, разные уровни истихазма. Вот. И, ну, например, Паисий Величковский, наш такой руки традиции истихазм, собиратель текстов и возродитель истихазма, он говорит, что есть два истихазма. Один для делателей, то есть для тех, кто на уровне практики, практика, а другой для созерцателей. Вот о чем здесь речь? Речь о том, что для того, чтобы что-то там созерцать, нужно сначала что-то делать. Когда мы говорим делать и говорим умное делание, под деланием в данном случае имеется в виду не просто какие-то телесные видимые дела, а сделание с помощью нашего усилия, когда, условно говоря, мы там в мысленной своей умной деятельности гребем вёслами.

А стадия созерцания – это где-то вот там для нас, ну, что-то такое далекое, отдаленное. О ней, конечно, нужно иметь представление, можно и нужно читать, но применять к себе, наверное, не стоит. Поэтому, когда мы открываем тексты, скажем, пятого тома «Добротолюбие», где об истихазме уже в специальном смысле, и какой-нибудь Григорий Синаид говорит, что новоначальным нужно сидеть в своей кельи в темном углу, на какой-нибудь скамеечке, опустить голову, прижавшую подбородком к груди и, там, не сводить ум из владычественного места, то есть из головы в сердце, ну и так далее. И вот эти самые многих интересующие из любопытства, как правило, психотехники. То есть это всё, хотя Григорий Синаид говорит о новоначальных, это новоначальные, ну, в таком техническом монашеском смысле, новоначальные в безмолвии, которые уже прошли искусство в монашеском общежитии и достигли совершенства и вот начали, собственно, умное делание на созерцательной стадии. То есть они уже способны обрести умом сердце. И эти поучения для них. Но тут нужно иметь в виду такую важную вещь, что об этом говорят, опять-таки, корифеи и сихазмы, и у нас российский корифей, то с помощью техники сердце не войти.

То есть сердце это некий, не просто там физический орган, а это такое место метафизическое, которое является, ну, своего рода порталом в мир иной. И войти сквозь этот портал можно только мановением Божиим. И отцы постоянно предупреждают, что те, кто пытаются это сделать своим собственным усилием, так, наскоку, они могут оказаться просто, ну, не там, куда хотят. То есть не к Богу попадут, а к его некоторым оппонентам, к нашим братьям по разному в кавычках. Они, конечно, постараются и что-нибудь покажут. И эти вещи нам в виду обязательны, поэтому Игнатий Бринчанинов иногда некоторым занудным постоянством предупреждает о разного рода опасностях. Что вот давайте начинать не с середины, и тем более не с конца, а с начала. То есть эсихазм предполагает некий путь от а до я.

Это путь спасения. И, в общем-то, вот именно поэтому отцы говорили, что и апостол Павел, и, в общем, Евангелие, и вообще, в Писании текстов, которые это могут показать, очень много, что умное, то, что мы называем умным деланием или таким специфическим термином, как эсихазм, буквально безмолвие, покой, это практика, которая, в общем-то, для всех христиан. Просто эсихазм, эсихазму рознь, и начинать нужно сначала, а не с конца. То есть, если мы идем от а до я, ну и нужно начинать с а, потом б, потом в. Ну, некоторые так быстро идут, некоторые настолько, может быть, подготовлены к какой-то предварительной жизни, что там перескакивают сразу несколько букв алфавита, но правило таковое, закон таков, что нужно идти по ступенькам, так поднимаясь постепенно вверх. Вот. Григорий Синарид упомянутый говорит в одном месте, что путь спасения совершается двумя способами. Один способ длинный, извилистый, медленный и трудный, а другой быстрый, прямой и легкий.

И далее разъясняет, что первый способ предполагает исполнение всех вообще заповедей до мелочей, а другой вот это умное делание. И говорит, что первым путем идти трудно, долго, можно сбиться, запутаться в этих самых заповедях, а вторым легко. Ну, ясно, что это своего рода реклама, но не разводила. То есть, это реклама как раз для тех, к кому он обращался. То есть, реклама истихазма. Реклама в хорошем смысле. Вот. И, в общем-то, никакого противоречия здесь нет.

В том смысле, что, с одной стороны, те, кто идут путем исполнения, тщательного исполнения всех заповедей, они, конечно же, должны исполнять и заповедь о молитве. Вот. А те, кто всецело посвящают себя молитве, они не освобождаются от исполнения заповедей. То есть, ну, вообще истихазм нельзя рассматривать как какую-то автономную, изолированную от всей остальной жизни, от всей остальной христианской жизни, практику, какую-то технологию. Ну, вот это мнимое противоречие можно пояснить, наверное, примером из понимания иерархии добродетелей. Ну, как-то оно у многих отцов описано. То есть, есть некая определенная иерархия добродетелей, есть добродетели главенствующие, есть подчиненные, есть частные, есть родовые. И вот такой пример приводит, например, по-моему, не помню кто, неважно.

Ну, кто-то из отцов. Они часто повторяют друг друга. Ну, например, есть частная заповедь о десятине в связи вот с сребролюбием, что нужно себя как-то в нем ограничивать и что-то жертвовать. Есть заповедь о десятине или есть частная заповедь о подаянии милосты не нуждающихся. Вот. И отцы рассуждают так. Вот все подлежат этой заповеди. Но есть те, которые не исполняют эту частную заповедь, а исполняют сразу родовую.

То есть, те, кто взяли на себя обет нестижание и вообще исполнили главенствующую по отношению к этой заповеди. Продай свое имение и раздай нищим. И он как бы уже ничего не имеет. Естественно, что ни десятина, ни заповедь о подаянии нищим на него не распространяется, потому что он все раздал. Вот в этом смысле молитва это не просто такая родовая добродетель среди какого-то подвида добродетеля. А это вообще главенствующая, главная, кардинальная заповедь и кардинальная добродетель в результате исполнения этих заповедей. Поэтому тот, кто всецело посвятил себя молитве, он естественно уже освобожден от всех других заповедей, относящихся к Богу почитанию. Потому что он непрестанно этим богослужением внутри себя занят.

Ну, конечно, при этом это не какое-то самочинное такое самообъявление. Все, я ничего делать не буду с этого момента. Я суперэссехаз, да, и поэтому оставьте меня в покое. Вот нет. Ну, тот же человек, который служит Богу внутри себя, он служит именно Богу. И поэтому Бог его вставит в те или иные условия, испытывая, искушая или, может быть, исправляя его. И все равно дает ему поводы к исполнению тех или иных, в том числе и частных заповедей. Вот это нужно иметь в виду.

И поэтому, когда речь заходит об эссехазме в таком узком специальном смысле, отцы даже вот из этого самого пятого тома Добротолюбия, они все равно оговариваются о целом ряде предварительных условий. Что нужно прежде исполнить заповеди, идти путем очищения и так далее, и так далее. То есть соблюдать послушание. Послушание, кстати, вот одно из таких важнейших условий для того, чтобы с эссехазмом заладилось. Если не будет этого самого послушания, то не будет никакого эссехазма. Ну, вот о каком послушании речь? Ну, понятно, что послушанием может быть только Богу. Но оно может быть воздаваемо Богу или таким прямым, непосредственным путем.

Бог явился Аврааму и сказал, пойди туда, не знаю куда. Авраам послушался Бога и пошел. Вот. Оно может быть опосредовано через человека, который непосредственную связь с Богом имеет и знает поле Божие в отношении не только себя, но и в отношении других людей. Скажем, своих гипотетических учеников. Но отцы говорят, ну, они всегда так предупреждают, вот таких руководителей уже мало и предупреждают о том, чтобы смотри, чтобы вместо пастыря не нарваться на волка и так далее. А с течением времени такие предупреждения все чаще и чаще. И вот наш Игнатий Бринчанинов, он уже говорит о том, что жительству вот такого рода послушания, оно нашему времени не дано.

И таких вот руководителей, как он их называет, богодухновенных, их настолько ничтожно мало, ну, может быть, в поколении один встречается, но настолько ничтожно мало, что можно сказать, что их нет. Но при этом сама заповедь о послушании Богу, она никуда не девается. То есть нельзя идти путем христианской жизни, путем этого самого исихазма, самочинно. Поэтому Игнатий, исследуя там уже сложившиеся традиции, идущие от Нила Смолнского, который, в свою очередь, опирался на бизантийских отцов, на того же Григория Синаита, предлагается другой способ. То есть если вот после усиленных исканий руководителя в таком смысле, как богодухновенного старца, который непосредственно имеет контакт с Богом и может волю Божию являть своим ученикам, если такого нет, я думаю, что в наше время, скорее всего, мы даже если будем усиленно искать, не найдем. Тем более, что что-то усиленно не в нашем правиле делать, а мы так все делаем в полсилы, в лучшем случае. Поэтому лучше сразу иметь в виду, что послушание никуда не девается, но оно должно быть реализуемо другим способом. Этот способ Игнатий Брянчанин называет жительством по совету.

Совет предполагает обращение за какими-то подсказками, наводками, инструкциями к тем, кого Игнатий Брянчанин называет преуспевшей братьей. То есть люди, которые там на несколько шагов или может быть хотя бы на полшага идут впереди нас, которые уже так немножко плавали и что-то знают. Которые, что немаловажно, лучше нас разбираются текстом, то есть в инструкциях этих истихазских и могут дать совет именно от текста. Вот этим способом пользовался уже упомянутый Нил Сорский. Он никогда не давал совета, не подтвердив его каким-то текстом святых отцов. Но при этом все мы прекрасно сейчас знаем, что текст, если так от него абстрагироваться, это просто набор букв, в которые каждый может читать какой угодно смысл. Поэтому и преуспевший брат и опытный может с текстами тоже не разобраться и где-то что-то напутать. Поэтому совет этот, он имеет такой обоюдоострый характер.

То есть наше обращение за советом и полученный совет мы должны проверять текстами, а тексты проверять советом. Понятно, что это ничего не гарантирует, но тем не менее других вариантов нет. Главная наша гарантия, единственная, это Бог, который всем желает спастись. Если мы к нему обращаемся, он поможет советщиками с пониманием текста и так далее. Вот к чему мы приходим? К тому, что есть масса рекомендаций, которые мы должны обязательно исполнять. Мы должны вести христианскую жизнь, исполнять заповеди, должны выполнять заповедь о послушании таким вот, скажем, слабым, медленным, малоэффективным способом, как жительство по совету. Спрашивая совета, проверяя совет чтением отцов, а чтение отцов опять уточняя советом более преуспевшим.

Мы должны следовать и техническим рекомендациям, которые дают отцы уже на ранней стадии. И вот если мы там по ступеням исихазма от ада-я продвигаемся, то советы меняются. Все это должны учитывать, но при этом должны понимать, что исихазм и вообще христианская жизнь это не какая-то технология. Если мы все кнопочки правильно нажмем, оно и заработает. С стиральной машиной так бывает, с компьютером. Сегодняшний наш опыт первого чата показал, что с техникой не всегда работают технологии. Что-нибудь вмешается, оно не заработает. Связь плохая.

А тем более, когда речь не о технологии, а о Боге. Помните, не очень православный, но в некотором смысле хороший автор говорил, что он не ручной лев. Это не ручной Бог. Это же не Бог какой-то вообще, а Бог тот самый. Абраама, Исаака, Якова, Пророков, Апостолов и отцов наших. Включая Григория Полону и прочих отцов-исихазцев. Нужно иметь и некоторые представления об этом Боге. То есть нужно знать догматику.

Потому что исихазов, он, еще раз повторю, это не технология и это не какая-то автономная практика. Что любой человек там с улицы пришел, сказал научите меня. Стиральную машину может включить любой человек. Не важно, что у него на уме. Если он правильно освоит техническую инструкцию, наверное, кнопочки нажмет и заработает. А здесь не заработает. Нужна, во-первых, вера. Не пойми какая вера, а вера православная, которая предполагает исихазско-паламитский синтез.

Ну и много чего другое. Это все должно как-то так в процессе уточняться по принципу сформулированному Исааком Сириным, что истина познается душой по силе жития. То есть мы там открываем какой-нибудь догматический текст, видим какие-то формулы, ничего не понимаем и думаем, ну какое это отношение имеет к моей практической жизни. Ну вообще-то имеет и самое непосредственное. Открываем исихазский текст, что-то нам в поле зрения попало, мы увидели какую-то технику и можем подумать о вот оно. Сейчас я вот сяду, вот так вот напрягусь, сосредоточусь и что-то там во мне фаворски, нетварно засияет. Ну просто так не засияет. Потому что еще раз повторю, что сияние нетварного света это сияние самого Бога.

Паламитское учение, то есть православная догматика предполагает именно это. А Бог, он от наших усилий напрямую не зависит. То есть мы не можем его заставить засиять, не можем запустить его как какой-то механизм. Ну здесь можно наверное аналогию провести с средневековым латинским католическим учением о таинствах. Я думаю многие слышали или как-то представляют, что латинское учение о таинствах предполагает, что таинства действенны в силу совершенного действия. То есть если законно поставленный священник совершит, имея намерение совершить то, что совершает Церковь, совершит все правильно, то есть произнесет тайно-совершительную формулу, при этом совершит определенные манипуляции с так называемой материей таинства, с веществом, то таинство совершится. Ну конечно с точки зрения средневековых католиков, ну и современных отчасти, это может быть и возможно, потому что у них учение о тварной благодати. Тварную благодать, что-то такое все-таки отдельное, частное, можно как-то прикрепить к какому-то механизму.

Генератор заработал, электрическая энергия вырабатывается. А вот с православной точки зрения никакой тварной благодати не существует, а есть только нетварный бог. И поэтому никакая такого рода технология не сработает, она превращается в магию. Поэтому здесь только вера и только исполнение обетований Божьих, которые он нам дал. И тогда через исполнение этих обетований Божьих мы вступаем с ним в Завет. Завет он не односторонний, а двусторонний. И в Завете с Богом мы можем добиться того, что он нам обетовал. Вот.

Чтобы ну как-то иметь некоторый ориентир, когда мы начинаем вот этот самый исихаз, ну кроме догматики, с которой все мы как-то знакомы, ну обычно, вот насколько я знаю из своего опыта преподавания догматики, соотнести ее со своей жизнью обычно людям трудно дается. И опять-таки мой такой скудный опыт показывает, что когда говоришь о догматике в ее части, относящейся к антропологии, то есть когда говоришь о человеке, становится немного понятнее. Вот у исихазма, конечно же, есть кроме собственно такой богословской, относящейся к самому Богу, привязки к учению о Боге Троице, развлечений сущности энергий. Ну сущности энергии это вообще технические термины, которые на самом деле ничего нового не означают. Термины, да, взяты из античной философии, но всегда слова откуда-то мы берем. Вот отцы жили в период, когда в тренде была античная философия, но этими словами они пользовались. А какие-нибудь библейские авторы пользовались другими словами, но согласно нашей вере, согласно моему личному убеждению, реальность, с которой имели дело Абраам, Исаак, Иаков и пророки и апостолы, и реальность, с которой имели дело отцы, она одна и та же. То есть слова могут быть разные, но описывают они одну и ту же реальность.

Поэтому, когда мы говорим о энергии Божией, нетварный свет, то речь о библейской славе Божием, синоним которой, кстати, было имя Божие, имя Божие там вселилось в храм, имя Божие жило во святом святых и так далее. И вот эта слава Божия, она всецело в полноте сошла на Иисуса Христа, в нем она по апостолу присутствовала, вся полнота божества телесно, а потом от исполнения его, от полноты его излилась и на нас, то есть излилась Пятидесятницу на церковь и передается по приемству общине верных в истории, то есть являет себя через святых. То есть речь вот, собственно, об этом, ни о чем другом. Поэтому, когда мы говорим о энергии Божией, мы имеем в виду, если энергия в единственном числе, Аполлама говорил, что слово энергия можно понимать и в единственном, и во множественном. Если в единственном, то имеется в виду полная слава Божия, излившаяся на Христа. А если мы говорим об энергиях во множественном числе, то речь идет о каких-то отдельных частных дарах, харизмах, изливающихся на отдельных верующих. То есть в церкви, как в теле Христовом, вся полнота, но каждый из нас, восходя от А до Я, он усваивает те или иные частные дары, чтобы в итоге в обожине приобщиться всей полноте. Вот.

Ну, это вот, что касается, собственно, богословской привязки. Каждый из нас ее может уточнить. А вот антропологическая. Антропологическая привязка очень интересная, и она из области того, что настолько хорошо забыто, включая самих православных христиан в веках последних, в новое время, что когда сейчас говоришь об этой антропологии, многие воспринимают это как что-то вообще несусветное, новое, какой-то дикий модернизм. То есть, а на самом деле, ну, это вещи, о которой говорили, ну, может быть, прекровенно на своем мифологическом языке библейские авторы и говорили отцы. Ну, например, есть такая замечательная книжка «Духовные поучения преподобного Авва Дорофея», которая имеет такую репутацию азбуки монашеской жизни. Ну, и вообще азбуки христианской аскетики. Я думаю, что большинство из нас с этой книжкой так или иначе знакомы.

Она, хотя и древняя, с 7 века, но она написана таким достаточно легким языком. Перевод, по-моему, хороший, легко читается и, в общем-то, она достаточно понятна, даже при первом прочтении. Другое дело, что при каждом новом прочтении, как и в любой серьезной, а тем более духовной книжке, новые-новые пласты смыслов. Но вот, тем не менее, там есть смыслы, которые доступны самому новоначальному читателю. И вот в одном из поучений, кажется, это четвертое поучение, называется оно «О совести». Он говорит, что в совести есть естественный закон. А естественный закон – это некая вот искра Божия, которая по самому факту творения присутствует в человеке. То есть искра Божия.

Что это такое? Ну, это вот та самая частица божества, о которой Григорий Богослов говорил более откровенно. А здесь Авва Дорофея так говорит несколько прикровенно. Искра Божия. Говорит, что она проявляет себя, как некий таинственный помысел, зовущий нас, как всякой добродетели, являющей в нас веру и так далее. То есть вот, согласно светоатической антропологии, но она и библейская, ну, чтобы там далеко ходить, далеко не ходить, точнее, апостол Павел говорит, что Бог повелел из тьмы воссиять свету и озарил сердца наши. Светом. Ну, каким светом?

Понятно, что светом нет важно. Вот. И вот это сокровище, далее он говорит, это, по-моему, второе, что ли, послание Коринфянам. Кому интересно, можно найти текст и посмотреть. Вот это сияние света, которым он озарил сердца наши, оно в нас, мы его носим, как некое сокровище в скудельных сосудах, в глиняных сосудах. Ну, понятно, что глиняный и скудельный сосуд – это отсыл к сотворению тела Адама, да, из земли, из персти земной. А вот в этой персти земной заключена вот эта искра Божия, это первичное такое сияние света, а всякое сияние нефарного света – это сам Бог. Поэтому Григорий Богослов, он так достаточно смело говорил о частице Бога, которая в каждом человеке.

Вот душа, о которой мы говорим в христианском смысле – это частица Бога, помещенная в животное, взятая от земли. И тут, в общем-то, с христианской точки зрения неважно, что значит взятие от земли, или это какое-то готовое, одушевленное существо, там, в процессе эволюции, или чего угодно, или там как-то иначе – неважно. То есть вот от земли взято тело, но не просто вот тело, как бездыханный труп, а тело, как некое одушевленное существо. И оно может быть даже и разумное в таком земном смысле. А вот от Бога дыханием духа, о котором говорится во второй книге библейской, во второй главе, в первой книге библейской, во второй главе книги «Бытия», когда взятый от земли Адам был введен в Эдем, Бог в него вдохнул дыхание жизни. И вот это дыхание жизни отцы толкуют как раз, как нетварное присутствие. То есть вот нетварное присутствие потенциально в нас присутствует. Где оно присутствует?

Вот отцы говорят, что оно присутствует где-то там в сокровенной глубине. У Абва-Дорофея говорится об образе, в той самой главе о совести говорится об образе колодца. На дне колодца некий источник живой воды. Но поскольку мы естественный закон не соблюли, а отпали от Бога и этот источник живой воды в нас перекрыт всякими нашими грехами, страстями, пристрастиями. Ну и плюс еще есть некие мысленные филистимляне, которые этот колодец постоянно норовят как-нибудь засыпать. И Абва-Дорофей приводит такой образ, что библейский Иаков колодцы отрывал, а некие филистимляне эти колодцы зарывали, пытаясь им жизнь испортить. И вот бесы, они как раз есть некие такие мысленные филистимляне, которые хотят нам испортить жизнь, хотят нас сбить с пути Божия и поэтому они вот этот наш внутренний колодец всячески зарывают и от нас скрывают. Диатог Фатихийский говорит, что у бесов нет вообще другой заботы, кроме той, чтобы скрыть от нас и присутствие Божие в первую очередь и свое собственное присутствие.

А мол, дескать, вы сами по себе такие мальчики, вот живите, наслаждайтесь жизнью, смотрите только в эту прекрасную наружу, а внутро не суйтесь. Потому что там первое, что вы встретите, вы встретите нас. А мы вам там будем вас или обманывать, а если обмануть не удастся всякими прелестями, то будем как-то с вами жестко обходиться и тогда начнется настоящая война. Не на жизнь, а на смерть. Вот, то есть, ну я думаю понятно о чем речь. Что вот мы сами по себе представляем из себя некий сосуд глиняный, внутри которого источник жизни. Он может описываться в Писании и у отцов как огонь, как живая вода, как свет. Но мы должны иметь в виду, что все это такие словесные метафоры одного и того же нетварного света, который чувственно и даже мысленно, умопостигаемо, то есть нашим естественным умом не видим, не познаваем, не чувствуем, не ощущаем.

Вот. Но тем не менее, у нас все-таки, поскольку мы сотворены по образу Божию, есть некая интуиция. Но с интуициями тоже нужно быть осторожным. И одной интуицией к свету не выберешься. Интуиция – дело хорошее. Ну, то есть, собственно, хорошая интуиция – это вера наша. Но мы должны руководствоваться еще и инструкциями, которые написаны людьми богопросвещенными, которые в этом свете пребывали, не слепцы какие-нибудь, которые плавали, знают, видели и могут другим как-то постараться описать и явить. Вот.

То есть, мы, ставшие внешним человеком всецело, должны с помощью эсихазма пробиться к самим себе внутренним. Ну, апостола Павла, все помнят, есть эта позиция – внешний человек, внутренний человек. Внутренний закон или закон ума и закон внешний, закон телесный, закон плоти, который борется с законом ума. То есть, человек – это, грубо говоря, такая разумная обезьяна с нетварным цветом внутри. Собственно, отцы так и говорили примерно. Василий Великий определял человека, как животное, призванное ко Божьему. Поэтому наше животное, оно ищет своего. То есть, по своему естеству, оно стремится к свойственному себе.

Что есть, что пить. А поскольку животное разумное и не покрытое шерстью и с плоскими ногтями, как кто-то из античных авторов уточнял, то нужна какая-то одежда. А поскольку разумное, мы хотим еще как-то и пошиковать, чтобы одежда и вещи у нас были получше и так далее. Но все это, тем не менее, животное. И вот этому животному соответствует наше внешнее, наружное сознание. Вот термин из психологии сознания, он, конечно, относится к животным. Это нечто внешнее. И слово ум, обиходное, понимаемое как интеллект, это тоже нечто внешнее.

А цы говорят, что кроме этого сознания, кроме этого ума, посредством которого мы действуем в этом видимом мире, в нас есть некий сокровенный ум. И он как раз, если ум как интеллект мы ощущаем локализованным где-то в головном мозге, потому что душа соединена с телом и, соответственно, различные силы души, они так или иначе, хотя она, как говорят отцы, вся душа растворена со всем телом и она внутри тела и в некотором смысле вне него. То есть и вне и внутри. Но, тем не менее, они же говорят, что одна сила локализована в одном телесном органе, другая в другом. Мы пользуемся головным мозгом как инструментом разумной способности. Этому служат наши телесные чувства. В первую очередь зрение, слух и посредством зрения видим, читаем, посредством слуха как словесные существа слышим не просто там звуки, а членораздельные слова, которые для нас имеют какой-то смысл и так далее. Вот.

Но все это вот относится к внешнему человеку. И вот этот внешний человек, уверовав, он начинает искать себя настоящего. То есть я наружная, вот эти кожаные ризы по описанию библейскому опять-таки, что Адам через грехопадение, в результате грехопадения был обличен Богом в кожаные ризы. Вот. И в общем-то вот в таком наличном состоянии человек себя ничем кроме вот этих кожаных рис и не сознает. Ну кожаные ризы, ну там с компьютером в голове, разумные. А вот самого себя как сокровенного сердца человека никто в обычном состоянии не знает. Вот это состояние с помощью эсихазма оно как раз и открывается.

Вот. И отцы говорят, что войдя внутрь себя человек тем самым обретает Бога. Почему? Потому что еще раз повторю мы образ Божий и в сокровенном сердце человека в нас внутри таинственно тлеет вот этот вот нетварный огонь или можно сказать таинственно светит нетварный свет или таинственно истекает из нас источник живой воды. Воды в жизнь вечную. Вот. Когда человек туда вошел, что тоже самое родился от Духа Святого, то он уже не столько сам движется, сколько движен Богом. То есть его усилия они уже, ну то есть он получает вот то помазание жизни, о котором говорит апостол Иоанн.

Которая саму научает человека всему. Вот. И вот на этом уровне отцы часто пишут, ну вот опять таки упомянутый сегодня уже не раз Григорий Синаид говорит о том, что молитва это Бог движущийся в нас. Вообще там ну вообще отцов если посмотреть всем известного Иоанна Лесвичника у него тоже такие определения, которые если так серьезно вдуматься иначе как определение молитвы. Такие, которые иначе как понимать их говоря языком паламизма нетварной энергии нельзя. И кстати добродетелю святых отцов это тоже нетварная энергия, который движется в нас. А мы только им содействуем на первых этапах созерцательной жизни. А в состоянии обожения уже им не содействуем, потому что как бы всецело доверяемся Богу и отдаемся ему.

Уступаем ему саму свою свободу. Вот. Но вот если по существу молитва это сам Бог и добродетели всякие это сам Бог. А мы то вот сейчас мы же все-таки не по существу. Мы так сказать акцидентальны. Мы случайны. Брехнисть случайность и кожаные ризы в которые Бог нас облег в результате грехопадения в этом смысле тоже случайность. Вот нам то что делать?

То что по существу в нас никак оно в нас есть, но сидит настолько глубоко. Напомню образ колодца Ава Дорофея. В колодец заглянули, а там какой-то мусор. Ну и где там вода, извините. Ну нам там говорят, что она где-то там есть. Ага, до свидания. А как ее пить? Никак.

Мы не по существу, значит нам нужно что делать? Нам нужно копать. А вот чем копать? Отцы говорят, что своими силами ни до чего не докопаешься. А вот есть, ну и своим вниманием тоже. Если мы там напряжемся, сконцентрируем внимание и будем пытаться копать, ну ни до чего не докопаемся. Потому что в любом случае до нетварного Бога можно докопаться с помощью самого нетварного Бога. Это вот один из законов нашего абраамического паламизма.

Что мы Богом живем, движемся, существуем на всех этапах. Хотя может быть никаких проявлений Бога еще не знаем. Поэтому отцы говорят, что начало вообще христианской жизни, начало богопознания и начало этого самого исихазма, оно начинается, ну если там пользоваться языком Дионисия Репогита и других близких ему стилистически отцов, то через символы. Через тварные символы. А в каком смысле они символы? Слово символ предполагает некое соединение двух реальностей. Этимологически она происходит, насколько я знаю, благово соединять, связывать. Вот христианские символы, они символы в том смысле, ну вот в современном языке слово символический это значит что-то такое, часто употребляется в таком значении, что это что-то нереальное, отвлеченное к делу, отношение не имеющее.

А вот в христианском понимании слово символ это наоборот имеющее самое непосредственное отношение к реальности. Символ предполагает встречу двух реальностей. Можно его определить как некое тварное место или тварное средоточие нетварного присутствия. То есть условно говоря символ это некая тварная священная вещь, в котором присутствует, раз она священная, значит сам источник святости присутствует, то есть сам Бог. Она освящается Богом, ничем другим ничто не освящается. Какие символы? Ну в первую очередь вот символ это имя Божие. Иоанн Лесочник говорит что нет больше лучшего оружия ни на небе, ни на земле, как имя Иисусово.

Именем Иисусовым и копай и поражай вот этих самых супостатов, бесов. И отцы говорят что само очищение наших грехов происходит благодатью Божией, само соединение с Богом, благодатью Божией. То есть все мы делаем Богом, посредством Бога, стремимся к Богу и достигаем его посредством него самого и познаем Бога Богом и нашими собственными силами и усилиями. Поэтому вот молитва, которая относится к новоначальным, самым-самым новоначальным, не новоначальным о которых пишет Григорий Синаид и другие отцы, то есть новоначальным в безмолвии, в созерцательной жизни, то есть во втором умном делании, а новоначальным в первом умном делании, то есть в нас. Вот молитва она невозможно иначе чем через обращение к нетварному Богу через тварные посредства, через тварные символы. Ну в данном случае речь конечно о словах молитв. И потому первый вот такой совет, который на всем этапе практического делания практикса, ну три этапа духовной жизни по отцам, праксис, делание потом созерцания или естественная философия и затем феория или там обожгение, иногда богословие. Терминология разная, три этапа.

Во второй этап, мы его пока отложим, некоторые представления о нем нужно иметь для того, чтобы иметь ориентиры. Про обожгение мы вообще так особо ничего сказать не можем на первых ступенях. Кроме того, что прочитаем у святых отцов, то и сто процентов, что не поймем о чем. Но все равно должны иметь ввиду, отложить в запасниках памяти их определение. А вот на первых этапах, мы на первом этапе и на всех его ступенях, мы должны следовать вот этому, можно сказать, всеобъемлющему правилу молитвы, которая сформулирована опять-таки аном лестничным, что ум в данном случае это внимание, то есть некое око нашей разумной силы. Вот той силы, которой мы заучиваем тексты, сосредоточенно обсматриваемся, пытаясь запечатлеть в памяти образ чего-то, посредством которой мы напряженно о чем-то думаем и так далее. Можно назвать эту силу вниманием. Вот ум должен заключать слова молитвы.

Часто возникает вопрос, а что значит слова молитвы? Какой-то их смысл? Или иногда я даже слышал такое, что нужно представлять как имя там звучит Господи Иисусе Христе Сыне Божий или как оно там видимо на бумаге. То есть люди, которые пытаются это делать, у них иногда возникают разного рода такого затыки, так скажем, что делать. Мне кажется, что тут не надо особо заморачиваться. Во-первых, смысл имен Божьих и смысл слов молитвы, включая вот, казалось бы, краткую и простую Иисусову молитву Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй меня грешного, он не является результатом нашей какой-то мысленной деятельности. То есть до смысла молитвы с помощью каких-то рассудочных рассуждений мы все равно не дойдем. Этот смысл он является нам через веру.

А если человек начинает зачем-то молиться, ну так в большинстве случаев можно предположить, хотя оговорюсь, что не факт, что он человек верующий изначально. Тут всякое может быть, но будем исходить, что человек верующий. Если он человек верующий, то значит в нем, а вера это опять-таки нетварный дар, это сам Бог. А Бог, он же не может быть результатом наших рассуждений. Он некий вот нетварный дар, который может быть нами вот ощущается и воспринимается как некий едва уловимый целостный такой и немысленный, и нечувственный, ну какой-то вот интуитивный целостный образ чего-то такого, к чему нам хотелось бы стремиться. И поэтому вот мне кажется, когда речь, я почему на этом останавливаюсь, потому что на предварительном этапе вопрос об этом был. Когда мы встречаем у отцов, Игнатий Бричанинов это постоянно повторяет, что нужно заключать слова молитвы. Вот здесь мне кажется не нужно заморачиваться, а нужно просто вот все внимание не рассеивая, не отсекая, а вот просто вкладывать слова молитвы, как мы их произносим, не пытаясь рассуждать, не пытаясь анализировать, не пытаясь раскладывать имена Божьи на звуки и буквы, там на мысли и так далее.

А имея ввиду некий целостный образ веры, который вот эти слова являют. Мы же этими словами обращаемся к Господу Иисусу Христу, к которому мы верим. И мы должны иметь ввиду, что он здесь и сейчас. Игнатий Бричанинов говорит, что нужно совершать молитву в ощущении присутствия Божьего. С другой стороны, здесь опять-таки засада, потому что, а как ощутить того, кого мы еще может быть и вполне не ощутили. Но никак. Опять-таки, если мы люди верующие, то наверное все-таки как-то ощущаем. Если человек начал вдруг заниматься исихазмом, не будучи верующим, такое тоже бывает, но это другая история, они как-нибудь в другой раз.

Сейчас мы исходим из того, что я обращаюсь к людям верующим. Поэтому здесь больше вот того, что я уже сказал, наверное, не объяснишь. И вот нужно просто исполнять это правило, что не должно быть никаких посторонних мыслей, а они, конечно, будут. Отцы, которые давали эту рекомендацию, сами через это прошли, они понимали, о чем речь, они говорили. Ум, опять наш, он привык скитаться вовне, в этой прекрасной наружи. У него в памяти там куча запечатлений. В конце концов, у нас страсти, потому что, собственно, кружение нашего ума, причиной кружения ума является не природа ума, а наши страсти. Потому что наш ум, он обычно кружится в тех образах, картинках и помыслах, к чему имеет пристрастие.

То есть, вот это, кстати, один из способов распознания, какие страсти у нас были. Вот те картинки, те помыслы, и те позывы, которые нас всего больше одолевают, но они вот наши страсти обнаруживают. Вот мы должны ум заключать в слова молитвы, он тут же выскакивает, опять заключать и вот тогда сколько? Сколько есть времени и сил. А тогда вот Бог, видя наше усердие, наше упорство, может быть, начнет нам что-то давать. Потому что и само настоящее внимание, оно дар Божий. Причем, как говорят отцы, это один из первых таких даров молитвы. И речь, конечно, в этом случае идет не просто о способности концентрировать внимание, научиться концентрировать внимание можно без всякой молитвы, без всякой веры, с помощью научной деятельности или аутотренинга какого-нибудь.

Концентрация внимания – это только результат наших каких-то усилий. Но тут тоже нужно не перестараться. Начинать нужно молитву по возможности, так спокойно. Допустим, Григорий Синаид пишет, что нужно с напряжением. Но он обращался к конкретному начинающему безмолвнику Лонгину, который вот с нашей точки зрения был каким-то уже таким совершенным суперменом. А вот для новоначальных начинать нужно молитву спокойно, без какого-то особенного напряга, с усилием, конечно, но без перенапряжения, чтобы не надрываться. А дальше, как говорят отцы, молитва сама будет учить. Опыт сына ошибок трудный, будет обучать.

Подробнее, мне кажется, нет смысла говорить, потому что есть текст. Вообще, лучше всего отсылать и самих себя и других, если спрашивают. С улицы пришел человек, спросил – ну, иди книжки почитай. Какие книжки? Да очень просто. С чего начать? Есть пятый том «Недобротолюбие» А.И. Брянчанинова «Приношение современному монашеству».

Чем хорош этот том? Тем, что там инструкция в виде вот таких кратеньких глав. Вот там 20 какие-то главы, несколько глав подряд о молитве Иисусовой, о делании молитвы Иисусовой. Еще там 2-3 главы буквально. Это, ну, не знаю, 3-4-5 страничек. И там вот тот минимум, с которого можно начать, он дан. И.И. Брянчанинов говорит, что надо же с чего-то начать, а начинать нужно с минимума.

Вот. И начать, в общем-то, дело не такого уж и сложное. Сложное дело – продолжить. Потому что, ну, обычная история – это когда мы начинаем, а потом бросаем. Потом через какое-то время вспоминаем что-то, спохватываемся, опять начинаем, опять бросаем. А вот тут главная задача – начав, не бросить. Потому что И.И. Брянчанинов, он даже предупреждает, что, может быть, лучше тогда и не начинать, чтобы бросить.

Потому что, ну, особенно если так горячо человек начинает и даже чего-то достигает, может быть, каких-то действительных первых даров, а потом бросит, тогда вот по евангельскому слову, последняя горши первого. Потому что вот тот самый враждующий с нами персонаж, он, как известно, из Евангелия может быть изгнан из нашей внутреннего жилища. А потом через какое-то время будет возвращаться, посматривать, что с нами происходит. Если увидит, что дом пуст, но не занят, то есть человек начал, а потом расслабился, то он идет и берет там еще семь себе помощников и они приходят, вселяются и там последняя горши первого. Вот в этом смысле лучше не начинать. Но обычно мы так не с первой попытки. Ну, большинство людей, по крайней мере, из того, что человек начнет, потом как-то оставит, опять начнет. Здесь я ничего не могу сказать.

Каждая конкретная история, это каждая конкретная история. Но вот если мы все-таки хотим что-то слышать, о молитве и в выходной день собираемся и тратим какой-то час-два на то, чтобы об этом поговорить, послушать, это пообсуждать. Ну, наверное, какой-то у нас все-таки интерес, какая-то мотивация есть, чтобы начать и не бросать. Вот когда мы думаем, как бы нам начать, мы должны сразу, еще раз повторю, помнить о важнейшем условии начала, это условие не бросать. Поэтому начать нужно с минимума. Вот А, о котором я говорил, вот А до Я, первая буква Исихазма в таком техническом преломлении по Игнатию Бринчанинову это полчаса занятия Иисусовой молитвой в день. Ну, Игнатий Бринчанинов писал в середине второй половины 19 века, уже позапрошлого. Ну, тогда народ был как-то во всех смыслах покрепче.

Ну, может быть сейчас полчаса это уже много. Ну, пусть будет 15 минут, пусть будет 10. Но в любом случае нужно выбрать какой-то вот обязательный минимум, который взявшись уже не оставлять. Вот Игнатий Бринчанинов говорит о полчаса, получасе времени и он говорит, что в течение этого получаса нужно вот ничем другим не заниматься, только вот этой самой Иисусовой молитвой. Я думаю, никаких проблем, какой бы у нас сверх занятый образ жизни не был, для того, чтобы технически реализовать вот эту первую заповедь Исихазма, наверное, нет. Ну, полчаса каждый день. Понятно, что бывают всякие там из ряда вон ситуации, но они в общем-то бывают не часто. А так вот в обычной нашей жизни она так более-менее размерена, мы ее представляем, как она у нас движется.

Выбрать полчаса или там 15-10 минут, пусть даже 5. Вот всегда можно. Но эти полчаса условных у нас должны быть железно каждый день. Это может быть там, ну не знаю, если очень уж заняты, на полчаса раньше встать или на полчаса позже лечь. Ну, как правило, мы не настолько заняты, что вот нам прям выкраивать нужно полчаса. Достаточно просто отказаться от какого-нибудь дела в течение дня, которое в общем-то и не дело. Ну, какого-нибудь там блуждания в интернете без какой-то конкретной определенной цели. Ну, мы так иногда там зависаем, пошли по делу, потом подзависли.

А да, я еще туда загляну, сюда. Ну, вот можно взять так стоп, это обрезать. Можно обрезать там продолжительность чаепития и там вместо 12 раз в день попить чая хотя бы там 7 раз в день. Ну, понятно, что чаепитие, попить чайку это такое не столько потребность организма, сколько психологическое утешение. Вот. Иногда может быть и полезно или, по крайней мере, не вредно. Но в основном вредно. То есть оно становится от праздности, от уныния, как правило.

Поэтому всегда есть что-то сократить. Есть даже дела, которые вот реальные дела, но без которых мы можем обойтись. Их тоже можно как-то подсократить. То есть найти время, я думаю, не проблема. Вот. И в эти полчаса Игнатий Брянчанинов лучше ориентироваться на него, как близкого к нам по времени отца, который при этом отцов византийских, сирийских и прочих изучил досконально, проверил опытом и вот адаптировав к нашему времени их нам преподал с предельной ясностью. Хотя сейчас тоже уже нужны комментарии к Игнатию Брянчанинову. Вот времени все-таки прошло достаточно.

Вот. Он говорит, что вот в эти полчаса нужно… Тут он предлагает на усмотрение молящихся варианты, связанные с положением тела. Ну, оптимально стоять. Если человек здоров, можно встать. Вот. Другой вариант, тоже по-своему нормативный, это сидеть. Вот.

Игнатий Брянчанинов даже уж для совсем там каких-то немощных, больных, если там занят, но это, я думаю, что нас не касается, не настолько мы уж больные и расслаблены, чтобы лежать. Он допускает такой вариант. Вот. В какой бы позе не молиться, лишь бы молиться. Вот. Ну, я думаю, что лучше вот, если учесть, что мы читаем какое-то молитвенное правило перед иконами, там, молитвенника, да, еще там что-то, может быть, читаем, псалтирь или что-то, то можно, ну, вот где-нибудь там сесть так тихо, чтобы в эти полчаса у плавных нас ничто не отвлекало. Перед тем, как сесть, нужно так четко подумать – точно я сделал все? Потому что только сядешь, сразу в сознании начнут всплывать сто наиважнейших дел, которые нужно сделать срочно.

Ну, вот эти дела нужно забанить. Если они действительно наиважнейшие и их нужно срочно сделать, нужно их сделать, а потом сесть. А потом никаких срочных дел, кроме вот самой молитвы, не должно быть. И вот в течение этой молитвы нужно там, по Игнатию Брянчанинову, молиться по возможности медленно, чтобы наше внимание не рассеивалось. Но тут, на мой взгляд, это совет не универсальный. Есть люди со складом ума, которые, если будут молиться так медленно – это люди, у которых оперативная память на самом высоком уме, которые быстро соображают – может быть им удобнее как раз молиться быстрее. И сам Игнатий Брянчанинов оговаривается, что одно дело – люди, имеющие интеллектуальные способности и навык интеллектуальной деятельности, а другое дело – это люди, таких способностей и такого навыка не имеют. Здесь, опять-таки, опыт.

Но душа молитвы новоначальных – это внимание. И поэтому вот темп молитвы должен быть подчинен вот этой цели, этой душе. То есть мы должны молиться со вниманием и поэтому скорость молитвы должны соразмерять. Но это, опять-таки, покажет опыт. Но вот такой среднестатистический опыт уже показал, Игнатий Брянчанинов писал, что все-таки нужно молиться неспешно. Вот все неспешно, оно лучше усваивается, лучше напечатлевается в нашей душе, в нашем сознании. При этом мы должны иметь в виду, что мы не просто наедине со своими способностями интеллектуальными, со своими навыками и со своим вниманием и умением его концентрировать. Мы вообще-то предстоим перед Богом.

И призывая имя Божие в молитвы, мы призываем самого Бога. То есть мы должны иметь в виду, это такая догматическая паламитская и имиславческая установка, что в имени Божием, как в тварном символе, как в словах присутствует имя Божие с большую букву, как он сам, как его нетварная энергия. И поэтому, вот только поэтому имя Божие как тварный символ, оно и достопоклоняемо, оно и оружие, которым мы можем поражать и отражать атаки этих самых бесов, которые приражаются с помощью всякой мысленной ерунды, каких-нибудь навязчивых полмыслов и так далее и так далее. И можем так постепенно очищать внутреннее скляннице, то есть свою внутреннюю клеть. Далее еще одна важная вещь, о которой те, которые начали так молиться, они… У меня низкий заряд батареи, поэтому быстро подключаюсь к подзарядке и перемещаюсь. Алексей, видимо, отключился. Подождем, пока подключится.

Показывает, что Алексей отключен. Видимо, телефон сел. Сейчас вернется все. Алексей, с возвращением. Да. Так, ну вот так сегодня как-то с приключениями всякими. Так, что там у нас было там? Так, как со звуком и со всем?

Со звуком и со всем хорошо. Было у нас про скорости молитвы. А, да-да-да, вспомнил, все. Вот еще такая вещь, о которой, ну как неизвестно, вот спрашивают и интересуются те, которые вот так начали и не бросили, продолжают. Возникает вопрос о телесной локализации внимания. Все, я думаю, знают или слышали, что вот те самые отцы пятого тома добротолюбия говорят о русского добротолюбия, о том, что внимание должно быть в сердце. Кто-то, может быть, встречал, что есть еще какие-то там промежуточные в верхней части груди, там, гортани и так далее. Вот.

Вот когда мы начинаем на эту тему, нам лучше, вот откровенно говоря, не париться вообще. А потом, опять-таки, опыт покажет, что, ну, внимание, да, оно где-то стремится вот к тому, чтобы, если вот его заключать в слова молитвы, все равно оно ищет какой-то вот, какой-то телесно ориентированный, что ли, привязки. Вот. И Иоанн Лествичник, когда обращается не просто там к новоначальным второго умного делания, то есть созерцательной части, а вот к новоначальным первом смысле, то есть те, которые только-только христианских подвижничеств начинают, он говорит, что наше внимание, наш ум не должны покидать пределы тела. Но при этом, ну, тело у нас там, у нас ноги есть, но не пятки же внимание держать. И вот Игнатий Брянчанинов, он тут оговаривается и дает такое уточнение, что поскольку мы ум заключаем в слова молитвы, а слова молитвы мы на начальном этапе, вот на первых ступенях, на уровне там А, Б, В, Г, Д, Е, мы произносим все-таки устно. Устно это не значит вслух. Вообще-то, ну, вот правило гласить, что можно слегка вслух произносить слова молитвы, когда ты вот один, никто не мешает.

Вот в эти полчаса. И тоже смотреть, вот поначалу гласная молитва, то есть молитва вслух, она способствует вниманию. Когда ум его, как говорят отцы, окрепнет, внимание тоже появится какое-то начальное, то эффективнее молиться мысленно. Но вот поначалу, а потом может быть совмещать и то и другое. И даже Григорий Сыновит, обращающийся вот к тому самому продвинутому Лонгину, он говорит, что иногда так, иногда эдак. То есть иногда и вслух молись, когда вот мысленная молитва не идет, допустим. То есть само звучание слов посредством голоса, оно будет способствовать вниманию, способствовать теплоте сердечной и так далее. Потому что вот слова звучащие, это же не просто какие-то слова, какие-то звуки, это слова священные.

И в них, в звучащих словах тоже присутствует тот самый Бог Авраама, Исаака, Якова и отцов наших, включая Паломой Брянчанинова. Поэтому вот к чему я подвел? К тому, что на первом этапе мы заключаем ум слова молитвы, но при этом слова молитвы мы произносим не обязательно вслух, но все равно устно, то есть устами. То есть некая, пусть не эксплицированная что ли, артикуляция все равно у нас совершается. И поэтому Игнатий Брянчанинов и советует тогда вот, если вопрос вот этот встал, то специально им заморачиваться не нужно. А если он встал, то вот где-то на устах. А потом постепенно движение от внешнего человека к внутреннему, оно будет совершаться посредством внимания, его локализации ум будет постепенно опускаться сам. То есть опять-таки экспериментировать с этим без руководства, ну как-то самочинно, а дай-ка я попробую, отцы запрещают.

Игнатий Брянчанинов вообще категорически настаивает, что все должно идти своим чередом и если там человек вот начал сначала, дальше сама молитва, точнее сам Бог будет руководителем и будет вести, оно все будет естественным способом совершаться. Но вот чтобы иметь в виду, если у нас что-то такое начало совершаться, то ли у нас совершается или может быть у нас совершается совсем не то, а что-то странное, мы должны иметь некоторое представление о том, что писали отцы. Вот в этом смысле есть такая замечательная книжка архиепископа Антония Голынского-Михайловского, ну там вот есть некоторые вопросы с его биографией. Ну так вот кратко это такой катакомбный ипцешный епископ, он жил в послевоенные годы, сидел в лагерях во время войны, немножко после войны и аж в 76-м, по-моему, или в 78-м году, 1976-м году скончался. Вот он оставил такую книжку, которую издают под названием там трактат об умном делании или просто умное делание, возможно там авторского заголовка никакого и не было. Ну вроде как она действительно ему принадлежит, но в таком случае это был, наверное, человек святой жизни, хотя там среди разной групп катакомбников о нем там разные слухи ходили, вплоть до того, что провокатор, но тогда там параноика детектат и все друг друга подозревали и оно понятно. Но дело не в этом. Вот книжка, она очень хорошая.

Вот ее те, кто так вот попробовал и не оставил и понимает, что ему надо как-то куда-то продвигаться, ее нужно читать. Я, может быть, в конце, вот если не забуду, если забуду, напомните, вот кроме того, что я уже сказал, что пятый итог добротолюбия, еще, может быть, несколько текстов порекомендую для такой начальной подготовки. Вот. Вот он, Антоний Голынский-Михайловский, говорит, что он, ну, как бы поэтапно описывает вот этот начальный, начальную ступень или начальный этап делания Иисусовой молитвы и первые ступени расписывает подробно, а последнее говорит так, в общих чертах показывает там некие плоды, ни про какое вхождение умом в сердце уже он там ничего не рассказывает, оно и понятно. Он обращается к конкретным, далеко не продвинутым людям, вот как мы с вами. Поэтому нужно вот знать свою меру. Вот знание своей меры, это тоже такой вопрос серьезный, его нужно, так просто не решишь. Вот.

И он говорит, что вот сначала на устах, потом на определенном этапе, там он прям настойчиво советует, что на уровне где-то гортани, вот здесь, внимание, потом оно спускается, а потом ум уже сам как бы начинает искать вход в сердце. Игнатий Брянчанин тоже об этом говорит. Но я кратко скажу, вот не в качестве такого практического руководства для нас, а просто, чтобы иметь некоторое представление. Еще раз повторю, что в сердце вводит сам Бог, как Игнатий Брянчанин говорит своим перстом. И этот ввод, он может быть таким постепенным, когда наш ум вниманием своим постепенно, постепенно спускается. Вот сначала, как отцы говорили, по-славянски учат в персе, то есть в область груди, где локализуется так называемая сила словесности. То есть некие первые духовные ощущения наши, они далеко не у каждого человека есть. И вот чтобы они как-то появились, тоже требуется христианская жизнь, подвиг очищения, борьба со страстями.

Потом вот что-то такое начнет как-то вот так проклевываться. И это первые такие явления того самого света, который являет себя вот такими тонкими ощущениями. Тоже нужно иметь ввиду, что все плоды духовной жизни, даже само видение грехов, как пишут отцы, особенно в одном из гимнов у Семенового богослова, ярко и красочно, как всегда. Он говорит, само видение себя во тьме возможно только уже будучи в свете. То есть когда человек видит себя в греховной тьме, он может увидеть себя только будучи в свете. То есть само покаяние это явление света Божия. То есть, ну, единая энергия, она неделима, делится в различных дарах и так далее. Вот ум спускается, а потом он, естественно, сам начинает искать вот этот сердечный вход, о котором, я думаю, все слышали, но не все понимают о чем речь.

Вот о чем речь? О том, что, ну, можно это описать, как Игнатий Брянчанинов делает, что сердце, оно находится в падшем состоянии в неком раздрае с умом. Ум хочет одного, он хочет молиться, а оно как-то противится, оно хочет как-то развлечься и нас к этому склоняет. Поэтому поначалу сердце всячески противится молитве, отсюда молитва сухая, трудная, через не хочу, но все равно надо. Вот это через не хочу, оно по аскетическим меркам ценится намного больше и дороже, чем молитва, когда она дается легко. Ну, когда молитва идет легко, не имею ввиду в данном случае, что это мы там в каком-то приличении или под каким-то там левым, простите, кайфом. А действительно молимся легко. Ну, легко, значит, Бог помогает, а цену больше имеет та молитва, которая дается с трудом.

И поэтому вот, когда она с трудом, тогда и нужно еще больше стараться и больше усердствовать. Вот. То есть сердце сначала сопротивляется, но, как говорит Игнатий Бринчнинов, рано или поздно оно начинает сочувствовать уму. То есть нравится, не нравится, в общем дальше знаете. То есть оно начинает сочувствовать и ум как предводитель, как вот кормчий, рулевой, как владыка, он подчиняет себе сердце и все сосредоточенные в нем силы и чувства. А Григорий Палама то же самое описывает более глубоко и в рамках другой терминологии. Когда, ну, Игнатий Бринчнинов употреблял дух, который там исходит из сердца, Григорий Палама употреблял слово ум. Ну, хотя и у Игнатия Бринчнинова есть такая терминология.

И он говорит о том, что ум, когда мы говорим, что ум входит в сердце, на самом деле мы подразумеваем, что он входит в самого себя. Потому что сердце это, ну, как бы вместилище ума или там чертог ума, престол ума и так далее. То есть вот ум как сущность по Паламе, он находится вот в глубине, в таинственной вот этой метафизической сокровенной глубине сердца. И он является порталом в иную нетварную жизнь. И ум, вот вспомним колодец Ава Дорофея, частицу Бога, помещенную вот в скудельный сосуд. Вот ум, он в определенном смысле нетварен, а в определенном тварен. То есть, ну, тот вот образ зеркала у отцов. Что вот некая тварная амальгамная подкладка, а в ней нетварное сияние Божественного Солнца.

И вот ум, который через грехопадение был через силу разума вытолкнут наружу, он через умное делание возвращается в себя. А вернувшись в себя, он там соединяется с Богом. И поэтому вот движение ума в сердце – это вот по Паламе соединение его с самим собой. То есть мы, получается, я, как умное существо, таким образом обретаю себя подлинного. Нахожу не просто вот свой, как бы дополнительный источник существования от тленных родителей по образу животных. Я вот через страстное зачатие родился. А поскольку каждый из нас образ Божий, мы имеем начало жизни от Бога. То есть в нас два начала жизни.

И наша жизнь, естественно, она движется в соответствии с вот этим страстным животным началом. А мы должны переподпочинить себя, как животного, своему подлинному началу. То есть родиться, найти это рождение, которое от Бога. И вот умное делание как раз к этому источнику приводит. Царствие небесное, Царствие Божие внутрь вас есть. Это об этом, как толкуют отцы. Поэтому, с одной стороны, есть некое влечение туда, естественное влечение искать сердечное место, искать свой храм, свое вместилище. Но с другой стороны, этот храм поруган, запущен, загажен.

И в нем там какая-то банда разбойников. И первое, с чем встречается человек, который вот идет правильным путем. Ну, если у него в бэкграунде не чистая какая-то жизнь, а все-таки там череда каких-то грехопадений. То он встречается вот с этими разбойниками, которые препятствуют ему вступить в храм, который является его естественным обиталищем, естественным домом и святилищем. И вот отцы в этом смысле говорят, что когда ум входит в сердце, то он познает и злое, и доброе. Но сначала злое, а потом доброе. Поэтому вот это тоже надо иметь в виду. И почему вот отцы, особенно Игнатий Бричнинов, так тщательно предостерегают нас, что без руководства не стоит там соваться, куда не просят.

Потому что там встретим не свет нетварный, а сначала все-таки некую духовную тьму. Но эта духовная тьма, она имеет такую привычку и особенность рядиться в образ ангелов свет. То есть это профилактическое правило предостережения от того, что называется прелестью. Потому что если мы так самочинно куда-то ринемся, то они нас обманут. Они же поопытнее. Поэтому не надо делать резкие движения, а надо иметь некоторое представление о перспективе на несколько шагов вперед, о конечной цели. Но знать свою меру и в общем-то все усилия, все внимание и весь интерес. То есть праздного любопытства не должно быть, а интерес должен быть практический.

Вот что меня в моем нынешнем состоянии непосредственно касается, те вещи я должен и узнавать с помощью книг. А то, что относятся к людям, которые их может быть сейчас и нет, или там где-то есть, да мы не знаем, а может быть знаем, да и не разглядели. Это как бы другого уровня пилотаж, то есть не мой. Я еще пока к взлетной полосе только подбираюсь, а они уже где-то там летят. Ну да, интересно. Некоторое представление об этом нужно иметь. Хотя, ну как мы это представим? Мы увидим слова, а в эти слова мы вчитаем все равно какие-то свои левые смыслы.

Но иногда отцы говорят, что можно что-то, то что выше твоей меры, почитать в те минуты, когда там уныние. Ну чтобы как-то вот взбодриться, что вот посмотри к чему ты призван. Но так вот нужно читать тексты об эсихазме как инструкции, которыми я сам пользуюсь. Поэтому нужно начинать с первых ступеней. И ум заключаем в слова молитвы полчаса в день. Ну то есть это вот такой вот начальный порог. Я не знаю, я говорю, не знаю даже кто тут собрался может быть. Люди там, которые больше и лучше меня понимают.

Но мы говорим вот сегодня о самом начале. Если какие-то вопросы у кого-то есть, можно попробовать обсудить. Так. Все. Друзья, можно включать тогда микрофон и задавать вопросы Алексею. А может быть и не Алексею, может быть что-то дополнить, кто-то хочет сам высказаться, может быть подправить. Алексей, можно вопрос? Да.

Меня слышно хорошо, да? Слышно хорошо. Вот. Ну вот ты на этой веселой ноте закончил. Есть хороший образ Максима Исповедника про Отрока Евтиха, помнишь? Который, что значит, забрался на третий этаж. Который, ну это он говорит, что это он, который сразу перескачивал через ступеньку и не смог на нее держаться, упал и убился там. Вот.

А у святителя Игнатия все-таки есть такой момент. Он говорит, что нужно, помнишь, иногда сбрасывать листья ради плодов. Вот в письмах одному иноку. Можно пояснить эти слова? Ну вот пример простой. Например, как узнать человеку практически, что Бог его призывает к чему-то большему. Например, вот человек читает, ну простой самый пример, читает правила, он знает, как человек, который высших себя не ищет, что самопение базовое, да, вот ты сказал, там святитель Игнатий сказал полчаса в день молитва, и вот он дует это самопение в течение 30-40 лет. Сколько он вообще подвизается поклону, там еще что-то делает.

Ну и может быть его и тянет к чему-то высшему, но он думает, может быть я самочина, то, сё, пятое, десятое. И вот что значит, на практике это, как узнать, это сбрасывание листьев ради плодов. Я, может быть, не точно выразился. Я понял, да, мысль я понял, но я думаю, что речь тут о том, что все-таки плоды ощущаются, и при этом человек как бы из предосторожности не рискует сбрасывать вот эти самые листья, вот как бы чего не вышло. А если ничего не ощущается, ну тогда и вопроса нет. А если плоды ощущаются, ну значит, ну они ощущаются, потому что как узнать, а никак не узнать, потому что плоды это же плоды Божьи, да, как узнать Бога, по каким признакам. Я сейчас перечислю какие-то признаки, это будут человеческие слова, да, тварные. А у Бога нет тварных признаков.

Он же не тварный, и он превосходит все тварное. Мы о нем можем говорить только с помощью каких-то аналогий, метафор и так далее. При этом в расчете, что рыбак рыбака видит издалека и поймет. А человек, который совершенно не в теме, он будет думать что-то свое, то есть амонимия сработает. Слова одни и те же, а смыслы будут разные. Поэтому если плоды ощущаются, значит ты уже узнал, что они ощущаются. А если просто человек прочитал у Игнатия Брянчанинова такую фразу и начинает думать, а что бы это значило, значит ничего не ощущается и не надо об этом думать. А нужно продолжать.

Помнишь, что пусть для тебя будет как бы признаком, что душа твоя вступила на более высший уровень, если умножились скорбь и страдания. Как бы тут тварный контекст присутствует. Ну ты помнишь это место? Все равно, ну тварный контекст конечно всегда присутствует, по крайней мере до определенной точки. Но он же все равно, эти тварные признаки проявления, они как раз существуют в нетварном контексте. И поэтому если вот этого нетварного контекста нет, то лучше, если ты начинаешь гадать, что бы это значило, то я думаю, что не тебя конкретно, тебя гипотетического, нас, то нас это не касается. Потому что мы начинаем придумывать. А когда нас касается, ну Бог как-то до нас доведет.

Он себя явит и плоды ощутятся. Тут другой вопрос, если человек 30-40 лет стоит на первой ступени, ну это же тоже вопрос. Вопрос к самому себе. А что со мной не так? Есть там путь от А до Я. Ступенька А предполагает 30 минут занятий молитвой Сусовой. Проходит год, другой, третий. Может же получиться так, что наша практика, наша молитва превратится в какой-то барщину.

Непонятно кому уплачиваемую. В какую-то рутину. То что называется начетничеством. Всякие есть. Я уже забыл. В ампачной среде употреблять. Когда там правила ради правила. Правила же не ради правила, а правила ради Бога.

Тут тоже палка о двух концах. С одной стороны, самонадеянно раньше времени пренебрегать правилам, это очень плохо. С другой стороны, полагаться только на правила. Как некую барщину или десятину, что я просто механически что-то исполнил. Богу заплатил дань. А дальше иду заниматься своей жизнью. Тут же что-то с моей жизнью вообще какая-то проблема. Потому что когда Игнатий Брянчанинов говорит про полчаса занятия Иисусовой молитвой, он имеет в виду и все другие отцы, что речь только о специальном правиле Иисусовой молитвы.

Неком четочном правиле. Это может быть удобнее всего по четкам совершать это правило. Можно по времени в принципе. Непринципиально. Нужно выбирать для себя удобнее. Но при этом он говорит, что вся жизнь должна быть продолжением молитвы. В некотором смысле молитв. В остальное время тоже нужно всегда молиться.

Но полчаса выделить специально для молитвы. А в остальное, это же приписывается Иоанну Златоусту. Есть такой трактат, какой-то Иоанн Синаид был или кто-то, я не знаю, Владыка Григорий знает. Но тем не менее, я встретил в толкованиях у Иоанна Златоуста, у него есть прообраз этих слов. То есть эти слова не точно принадлежат Иоанну Златоусту, но восходят к нему. Или может быть совпадают просто. Всем известны слова, что там говорится монах, а у Иоанна Златоуста в оригинале говорится христианин. Вообще, что ест ли он, пьет ли, куда-то идет, путешествует, чем-то занят.

Иоанн Златоуст в своем толковании говорит даже, женится ли он. Он всегда должен призывать имя Божие, то есть иметь память Божию. То есть непрестанно молиться. Поэтому, когда мы говорим о 30 минутах, это вот некая основа, неотменимая из разряда правила. Правило предполагает, что мы выполняем нечто такое вот ежедневно, методично. Но при этом отсюда же не следует, что наша христианская жизнь только ограничивается правилом. И наша молитвенная практика, она же не ограничивается этим правилом. Мы по молитвослову с помощью псалтири что-то совершили, 30 минут еще посидели в углу, помолились Иисусу свою молитву и все.

А дальше вырвался на свободу и умом своим там бросился во все тяжкие. Нет, ну это только правило. То есть это некие рамки, в которые мы себя загоняем, некий ранжир, чтобы и в остальной жизни в соответствии с этими рамками жить и себя вести. Поэтому 30 минут это только некий концентрат. Тем не менее мы всякую свободную минуту должны посвящать памяти Божией. Память Божия должна быть нашим дыханием. Имя Божие досоединится с дыханием твоим и тогда познаешь пользу безмолвия. Поэтому если наша христианская жизнь и наше молитвенное делание, наша память Божия будет ограничиваться только новоначальным правилом, то мы же никуда не будем двигаться.

На первой ступеньке так и останемся, никуда не пойдем. А первая ступенька, она потому первая, что за ней следуют другие. Вторая, третья, четвертая, пятая. Поэтому поговорив о самом начале, мы же должны иметь в виду, что у начала есть некое движение и перспектива. То есть начав с 30 минут, кто быстрее, кто раньше должен от 30 перейти к часу, от часа к двум может быть и так далее. То есть должна быть какая-то перспектива, какая-то динамика. Духовная жизнь вообще, ну и вообще человеческая жизнь, всякая человеческая деятельность невозможна без развития, без динамика. Потому что если ты встал на месте, то значит ты уже падаешь назад, сползаешь.

Нужно значит двигаться, нужно непрестанное усилие. Не просто какую-то ступеньку освоил и все, здесь буду жить. Нет, освоил ты же промежуточную ступеньку, значит надо там дальше двигаться. А вот движение по ступеням молитвы, оно предполагает, нравится нам это или не нравится, но это такой закон. Тесный путь, протестный путь и про то, что царствие Божиим усилием берется и про плоть там распяли со страстьми и пахотьми, это не сихасты византийские придумали, не монахи и тем более не мы. Это же исписание, это апостол, это Господь сам говорит. Поэтому чем больше мы расширяемся, так сказать, в молитве, в хорошем смысле расширять, тем больше мы сужаемся в какой-то вот такой жизни внешнего человека. Такой закон без этого.

Значит мера поста, потом воздержание не только каких-то дурных вещей, это само собой. С помощью молитв мы от них избавляемся, но мы и естественным образом сокращаем свои естественные потребности, потому что упираемся в них, понимаем, что они нам мешают. Чтобы как-то в духовном немножко там пространство лишнее отвоевать, нужно значит сократить пространство своего присутствия, своей жизни. Но это все постепенно, это не должно быть искусственно, но оно должно быть. Вот, ну как-то так. Алексей, следующий, даже не то что вопрос, но ты в начале лекции сообщил, что психазм не технология в четком ключе, а закончил в общем-то тем, что объяснил технологию. Просто видимо не в пелагеанском смысле, а так вот со стороны человека некоторую технологию соблюдать надо. В этом смысле можно?

Можно. Я же там по-моему пояснил, что Игнатий Бринчанин говорит, он тоже эту технологию, он говорит, что это не технология и всячески там предостерегает делать слишком большую ставку на технике, вот эти психотехники. Но при этом он сам эти психотехники приводит. И это не только он, это и сами те отцы, которые эти психотехники. Ну тот же там Никифор Уединенник, Никифор Монар, автор вот «Слово о трех образах», метод Семенова богослова, который приписывали. Там и другие. Они говорят, что это не некий естественный способ, а мы же верим в сверхъестественные плоды. А это некий естественный способ, инструмент, который помогает.

Ну как костыли для Хромова. Но мы же верим не в костыли и полагаемся не на костыли, а на что-то другое. Так же и здесь. И Игнатий Бринчанин поэтому говорит, что сущность Иисусовой молитвы, сущность вообще дела в Боге и в имени его. Ну в имени, в имяславческом смысле. Из имени как тварного слова тоже же можно сделать какую-то технологию, какую-то мантру. это и не нарочито все делать. Ну, я не знаю, а что препятствует?

Вот учитель, он там по долгу службы должен готовиться к урокам. Вот он сел за стол, разложил учебники и там полчасика сидит и сто этих молитв Иисусовых совершает. При этом просит своих, я готовлюсь к урокам, прошу не мешать. Ближний смотрит, ничего странного с человеком не происходит, готовится к урокам. То есть тут некоторая вот такого рода конспирация. Мы же вообще христиане это такие штирлицы к тылу врага. Иногда вот можно этим пользоваться. Никакого демонстративного умного дела не должно быть.

Не то что там на показ, а просто не обязательно ставить кого-то там с учетом, что враги человеку домашние его. Тебя это не касается, отец Сергий, потому что смотрю и Галина тут. У тебя-то домашние друзья только, я про других говорю. Поэтому не знаю, мне кажется всегда можно найти вот и уединение какое-то потребное вот нашим запросам. Потому что ну вот ну абсолютное уединение, ну что греха таить. Можешь взять и попробовать там куда-нибудь, где-нибудь изолироваться. Но думаю дня через 3-4 мы так взгоем. А ты про исповедь еще не сказал Алексей.

Ну исповедь, ну тут вот с исповедью. Ну тут исповедь, я думаю, что у него речь идет, я не помню где это место. Вот в каких-то своих программных текстах он ничего такого не говорит, а это скорее всего в письмах какому-то конкретному человеку. Или в программных текстах он говорит, что чаще вот ну если уж там нет откровения помысла, то чаще сказать. То есть это в общем-то метод такой самой проверки. Ну чтобы, ну то о чем я перед этим говорил. То есть не просто исповедь в грехах, а вот некое откровение, чтобы не закукливаться опять-таки. Поэтому да, вот нужна исповедь.

Вообще исповедь вот она ну как-то никак не регламентирована церковно-каноническими и даже аскетическими. Ну там те, кто при старте живут, там откровения помыслов. Общее правило там чем чаще, наверное, тем лучше. Но с другой стороны, чтобы просто что-то искусственно не превращалось, может быть часто и не стоит. Здесь ну опять-таки каждый должен для себя какую-то меру. Потому что ну когда там приходят и так вот там по одной и той же бумажке из года в год там делом, словом, помышлением там что-то такое перечисляют. Ну это как-то тоже немножко профанация. То есть здесь мне кажется вопрос о том, что у нас, у всех, у новоначальных должно быть какое-то открытие себя кому-то.

То есть мы не должны закукливаться. Вот об этом речь мне кажется. Вот не просто вот исповедь в таком. А исповедь это же форма такого открытия. Мы не должны оставаться наедине с собой. Вот все-таки кто-то даже если там человек неопытный, как-то все равно просто такой обычный нормальный человек, он всегда может заметить, что с нами какие-то странности происходят. А вот странности каких-то не должно быть. Если человек как-то начинает себя вести странно.

Вот помните беседу Серафима Саровского с Мотовиловым. Ну как бы Серафима Саровского с Мотовиловым, мы не знаем ее происхождение. Скорее всего это какой-то поздний источник. Конца девятнадцатого начала. Неважно. Но она вот по моему убеждению, ну и вообще какое-то общее убеждение, такой консенсус христиан и истинно православных христиан двадцатого века сложилось, что это такая вот настоящая истина из опыта богодухновенной беседы и некое даже откровение нашему времени. То есть он говорит то, о чем говорили святые отцы. Вот так откровенно в наше темное время.

И там ну помните вот он там Серафим Саровский условно как солнце просиял вот этим нетварным светом, как Христос на фаворе. И при этом там условный Мотовилов замечает, что представьте себе такое, что вы видите как вот солнце, из этого человека. И он так спокойно, здраво рассуждает о чем-то. Вот можно вспомнить каких-нибудь образы католических святых. Не всем это нравится, но я с Игнатием Брянчанином в оценке. И сам вот иконописный образ. Это почему-то глаза куда-то там вверх нужно закатить. Какая-то внешняя психологическая ненормальность.

Она даже на иконах. Зачем закатывать глаза, если там Царство Небесное внутри вас есть. А здесь получается, что оно где-то там что ли. Григория Паламесе по этому поводу, что может быть даже имея латинские какие-то образцы, но скорее всего. Что те, которые пытаются умом при молитве исходить из себя, но они говорят умоиступленными и умолешенными и становятся. А мы-то учим, что нужно умом зайти сюда. И при этом антропология-то говорит, что есть ум и ум. То есть наш сокровенный сердце-человек, он может заниматься своим делом, а при этом внешний человек заниматься своим внешним делом.

Никакого конфликта у состоявшихся психастов нет. Поэтому некая ненормальность может на начальных этапах проявляться. Невротизм какой-то. За ней нужно следить. То есть она как естественное проявление в отдельные периоды. Даже там Абударафея. Помните, что там был период невротического чтения. Помните, когда день и ночь читал.

Это же тоже некая ненормальность. Он там хорошие книги читал, ну так вот. День и ночь там не ел, не пил. Вот такие вещи конечно со стороны они заметны. Мы можем увлечься. Можно также и с молитвой. Бывает, тот же Игнатий Брянчанинов об этом говорит, бывают какие-то такие периоды, когда нужно штурмом взять какую-то там ступень или что-то. Это опять-таки уже когда внутренняя брань началась.

Или с какой-то страстью человек борется. Бог ему попускает эту борьбу. И он там может какой-то период. Так Бог и создаст условия под этот период, чтобы не на работе, как чудик себя вел. Мы же верим в Бога, который обо всем промышляет. И он найдет место для каждого такого отдельного периода напряжения. А там закончится период, человек там выйдет в люди спокойно. Игнатий Брянчанинов он же сам уходил время от времени в уединение, когда была у него такая видна потребность.

Иногда даже он так вот сказывался больным, притворялся. Вообще притворялся хорошо и нам в этом не надо подражать Игнатию. Но у него ясно, что у него сокровенное сердце человек уже там жил своей жизнью. Он руководил внешним человеком. Но при этом он и даже для себя не рассматривал вариант полного уединения. То есть всегда был как-то вот так среди людей. И даже когда у него такая возможность была уже, получил отпуск на покой, он же все равно там своих учеников с собой взял, как-то обосновался с ними в Николобабаевском монастыре и был как-то так. Участвовал даже в монастырских делах по временам, по временам уединялся.

И он говорил, что нашему времени не дано послушания в том виде, как оно было у древних, послушания старцев. Нет такого рода старцев. Хотя были же, он же сам таким был. Но это он говорит, что можно настолько редки, что их нет. И нет подвига вот такого совершенно уединенного житья. Хотя может быть и есть эти случаи настолько экстраординарные и редки. Если они есть, то можно сказать, что их нет. Поэтому лучше как-то…

И вот для того, чтобы за нашим поведением кто-то так присматривал, совсем не обязательно, что это был какой-то духовный наставник. Это может быть там даже не обязательно преуспевший брат. Вот с этими обязанностями лучше всего справляются жены. Они так сразу просекут, что куда-то там не туда понесло. Вот. И на место поставят. Дай бог им здоровья. Но если же он нет, он найдется поблизости.

Или даже вдаль. Ну и надо не стесняться там и обращаться, спрашивать. Если есть вопрос, надо спрашивать. Даже бывает, что когда нет вопроса, можно просто с кем-то пообщаться, поговорить. Не на эту тему, а где-то близко. Проверить себя. Посмотреть на человека. Вроде он так, глаза не выпучил, значит со мной все нормально.

Так. Еще кто-нибудь? Да, три часа уже. А, ну с учетом всяких технических неполадок. Так, есть еще вопросы? Пожелания? Вижу аж 10 человек в сети. И все слушают.

Да, вот все вот начали говорить. Все вот сказали, что все слушают. 10 в сети, все слушают. Что? Твой вопрос. Да. Не зачитай. Ну, я не знаю, я не вижу вопросов.

Я могу спросить. Я написал, поэтому могу спросить. Что делать, если мотивация молиться постоянно пропадает? Ну, во-первых, понять, что это нормально. То есть, что мотивации молиться постоянно у нас нет. Она у нас, если мы верующие, только иногда. Это нормально. Было бы странным, если бы она у нас вдруг появилась, была бы постоянно.

Это бы нам сигнал тревоги. В какой ситуации, если вдруг. То ли перегрелся телефон Алексея, но остановилось и видео и звук. Подождем. Поэтому все нормально. Так, Алексей вышел из чата. Ждем, что вернется немножечко. Возможно, просто перегрелся смартфон.

Из этого видео будет где-то доступно? Я постараюсь поделиться им в группе вот в этой беседе об асихазме. Спасибо, спасибо. Я постараюсь, чтобы всем было доступно. Я запись делаю и запись я выложу в эту же группу. Вы все сможете скачать ее и распространять уже как посчитаете нужно. Хорошо, спасибо. У Алексея сломался телефон на сегодня.

Тогда может все. Тогда всем спасибо. Я прекращаю запись и остальное можно в группе дальше продолжать общаться. А там если наберется сделаем еще сеанс конференция. Благодарю. Всем спасибо. Счастливо. До свидания.

Спасибо.