Александр Каломирос. Снова об экклисиологии

Александр Коломирос. Снова об экклесиологии. Весь шум, происходящий вокруг уний церквей, говорит о невежестве как простых верующих, так и богословов в вопросе о природе церкви. Они понимают кафоличность церкви как юридическую связь, как взаимозависимость, регулируемую определенным правом. Для них церковь – это некая организация с законными правилами, похожими на государственные. Как и государственные чиновники, епископы в церкви разделяются на высших и низших – патриархи, архиепископы, митрополиты, епископы. Епископ для них – это не что-то совершенное, но часть гораздо большего целого, часть автокефальной церкви или патриархата. Опять же, для самой автокефальной церкви необходимо принадлежать к еще более высшей иерархической структуре.

Когда этому препятствуют внешние причины, политические, исторические или географические, тогда автокефальные Церкви ощущают неопределенное чувство недостаточного единства или разделения. Такое понимание прямо приводит к папизму. Если кафоличность Церкви такова, тогда Православная Церковь достойна жалости, поскольку она до сих пор не смогла подчиниться Папе. Но на самом деле все не так. Кафолическая соборная церковь, которую мы исповедуем в символе веры, называется кафолическая не потому, что она объединяет все христиан на земле, но потому, что каждый верующий находит в ней всю благодать и богоданные дары. Понятие кафоличности не имеет ничего общего с понятием универсальной организации, как его понимают паписты и те, кто мыслит так же, как они. Конечно, Церковь предназначена к распространению веры по всей Земле, независимо от стран, народов, рас или языков, и не будет ошибкой называть её из-за этого кафолической. Но как человечество стало абстрактным понятием, так же и Церковь рискует им стать, когда мы рассматриваем её как абстрактное универсальное понятие.

Чтобы понять, что такое человечество, достаточно хорошо знать одного человека, поскольку природа этого человека общая для всех людей на Земле. Точно так же, чтобы понять, что такое Кафолическая Церковь Христова, достаточно хорошо знать одну Поместную Церковь. И так же, как для людей человечество означает не подчинение одному, объединяющему всех авторитету, но их общую природу, так и Поместные Церкви объединяются не Папой и Папийской Иерархией, но их общей природой. Поместная Православная Церковь, даже ограниченная местом и числом своих верующих, является сама по себе кафолической, независимо от всех других, поскольку она ни в чем не лишена благодати и богоданных даров. Божественная благодать такой малой и очень малочисленной Церкви ни в чем не уступает благодати поместных Церквей всего мира вместе взятых. У неё есть свои священники и свои епископы таинства, тело и кровь Христова в Святой Евхаристии. В ней любая достойная душа может почувствовать присутствие Святого Духа. Она владеет всей благодатью и всей истиной.

Что тогда ей не достает до того, чтобы быть кафолической? Она есть одно стадо и епископ, есть ее пастырь, образ Христа, единого пастыря. Она на земле есть образ единого стада своим единым пастырем и образ нового Иерусалима. В ней чистое сердце вкушает еще в этой жизни Царство Божие, задатки Духа. В ней чистое сердце находит мир превыше разума, мир, не имеющий ничего общего с миром человеческим. Мир мой даю вам. Павел – призванный апостол Иисуса Христа, Церкви Божией, находящейся в Коринфе. Да, она была настоящей Церковью Божией, хотя находилась в Коринфе, в конкретном ограниченном месте.

Это и есть Кафолическая Церковь, нечто в конкретном месте во времени в личностях. Это конкретное может повторяться в любом месте в любое время, не переставая быть в своей сущности одним и тем же. Ее связи с другими церквами – это не юридические и административные связи взаимозависимости, но связи любви и благодати. Поместная церковь едина с всеми другими поместными церквами всего мира связью тождества. Одна церковь Божия, другая церковь Божия, и все остальные тоже. Их не разделяют ни национальные границы, ни политические стремления государств, в которых они живут. Также их не разделяет то, что одна не знает о другой, ибо одному и тому же телу Христову причащаются и эллины, и негры в Ганды, индейцы православные в Аляске и русские в Сибири. В их венах строится одна и та же кровь Христова.

Святой Дух просвещает их ум и приводит их к познанию одной и той же истины. Конечно, между поместными церквами существуют связи взаимозависимости, регулируемые канонами. Но эта взаимозависимость является не отношением юридического принуждения, но связью уважения и любви в полной свободе, в свободе благодати. И каноны являются не правовыми законами, но мудрыми путеводителями, плодами векового опыта. Церковь не нуждается во внешних связях, чтобы быть единой. Церковь объединяет не Папа, не Патриарх или Архиепископ. Поместная церковь – это нечто совершенное, а не часть большего целого. Впрочем, отношения между церквами – это отношения церквей, и они не сводятся исключительно к отношениям их епископов.

Один епископ без паствы или независимый от своей паствы – это нонсенс. Церковь – это тело Христово, а не один епископ. Его называют патриархом, когда он управляет патриархатом, и архиепископом, когда его церковь является архиепископией. Уважение и честь подобает поместной церкви и, в широком смысле, ее епископу. А финская церковь, например, сегодня самая большая и самая важная поместная церковь Эллады. Поэтому ей подобает наибольшее уважение и наибольшая честь, чем любой другой латской церкви. В решении обычных проблем ее роль велика, ее мнение весомо. И совершенно справедливо она называется архиепископией.

Следовательно, епископ этой церкви, представляющий столь важную церковь, столь же важное лицо, и совершенно справедливо он назван архиепископом. В степенях священства диакон, священник, епископ – нет степени выше епископа. Титулы митрополита, архиепископа, патриарха или папы не выражают порядок старшинства церковной харизмы, поскольку нет благодати больше, чем благодать данная епископу. Эти титулы указывают лишь на различие важности возглавляемых ими церквей. Значимость одной церкви по отношению к другим непостоянна и зависит от внешних обстоятельств. При изучении истории церкви видно, что первенство по значению и чести переходит от одной церкви к другой в естественной последовательности. В апостольские времена Иерусалимская Церковь бесспорно имела первенство по авторитету и значению. Эта Церковь знала Христа по плоти, слышала Его слова, видела Его распятым и воскресшим.

На нее первую снизошел Святой Дух. Все, находившиеся с ней в общении веры и жизни, были уверены, что они идут путем Христовым. Именно поэтому Павел, когда его обвинили в том, что он не проповедует Евангелие Христово, поспешил изложить своё Евангелие Иерусалимской Церкви, чтобы согласие с ней было ответом, заставившим замолчать его врагов. Позже, мало-помалу, это первенство перешло к Риму, который был тогда столицей Римской империи. Множество различных христиан составляло эту церковь. Там жили и учили два верховных апостола. Множество мучеников оросило ее землю своей кровью. По этим причинам ее мнение было уважаемым, и высок был ее авторитет в разрешении общих проблем.

Но это был авторитет Церкви, а не ее епископа. Когда ее спрашивали об общих проблемах, Её эпископ отвечал не от своего имени, как это делает сегодня Папа, а от имени в своей Церкви. Своё послание к коринфянам св. Климент Римский начинает так. «Церковь Божия, находящаяся в Риме, Церковь Божия, находящаяся в Коринфе». Он пишет в примирительном и умоляющем стиле для того, чтобы передать свидетельство своей Церкви и свое мнение о том, что произошло в Каринфе. Святой Игнатий Богоносец в своем послании Церкви Римской никоим образом не упоминает ее епископа. Он обращается к Церкви, обладающей первенством современной ему иерархии Церквей.

Когда святой Константин перенес столицу Римской империи – Византий, Рим начал постепенно терять свою древнюю славу. Он стал провинциальным городом. Взоры христианского мира начали притягивать к себе новая поместная церковь – Константининопольская. Рим ревниво стремился сохранить блеск прошлого, но так как всё складывалось не в его пользу, там понемногу стала развиваться хорошо известная сегодня папская экклесиология, и в теории закрепилось то, в чём обстоятельства отказывали ему на практике. Теория эта должна была привести к тому, чтобы объявить Папу непогрешимым в вопросах веры, даже если по своей греховности у него нет того света святости, которая была у Отцов Церкви. Константинопольская Церковь должна будет сыграть самую важную роль во время Великих Ересей и Вселенских Соборов. В свою очередь, её чадо должны были пролить свою мученическую кровь во время иконоборчества. С точки зрения всех упомянутых церквей, пользовавшихся по временам первенством авторитета, были другие, занимавшие второе или третье место.

были различные древние или новые патриархаты и другие важные церкви или метрополии. Была некая иерархия, но иерархия церквей, а не епископов. Святой Иериней советует христианам обращаться для решения своих проблем не к важным епископам, а к церквам с наиболее древними корнями, чтобы найти ответ вере и жизни этих церквей, имеющих апостольское происхождение. Итак, церкви, связанные между собой не юридической или административной организацией, но узами благодати и любви, таким же образом соединяющими друг с другом верных мирян и клириков каждой церкви. Отношение священника-епископ не является отношением служащих хозяин, но харизматической связью, сакраментальным отношением. Епископ – это тот, кто передает благодать священству Пресвитеру, а Пресвитер преподает Мирианам благодать Таинства. Епископ отличает от Пресвитера харизма Рукоположение. В остальном епископ ничем не выше пресвитера, будь он даже епископом какой-нибудь важной церкви с титулом патриарха или папы.

«Нет большей разницы между пресвитерами и епископами», — пишет святой Иоанн Златоуст. Пресвитеры назначены, чтобы учить и управлять Церковью, и, следовательно, к ним можно относить то, что относится к епископу. Они не равны только по рукоположению. Вот почему епископы считаются больше пресвитеров. Епископы не имеют никакого права становиться князьями не только по отношению к другим церквам, но и по отношению к пресвитерам и мирянам своей собственной церкви. Они должны наблюдать, отечески советовать, руководить бороться с ложью. С любовью и устрогостью делать выговоры заблуждающимся является собой милосердие, и свои обязанности они разделяют с пресвитерами. Пресвитеры, в свою очередь, видят в епископах источник священства, и они окружают их с привязанностью.

Всё в Церкви должно быть управляемо любовью. Различия суть различия харизм, не юридически, а в духовной силе. Так же и среди мирян есть те или иные харизмы. Единство Церкви таким образом не является вопросом подчинения высшему авторитету или послушания низших высшему. Единство осуществляется не внешними отношениями, даже не соборными решениями, пусть даже вселенскими. Единство Церкви дано в приобщении телу и крови Христовым, в общении со Святой Троицей. Единство литургичное и мистичное. Общие постановления Вселенского или Поместного Собора действительны только когда они приняты сознанием Церкви и согласны с преданием.

Папизм является по преимуществу подменой церковного единства, он превращает связь благодати и свободы в связь необходимости и тирании. Папизм есть неверие во всемогущество Божие и вера в могущество человеческих систем. Но не нужно думать, что папизм существует только на Западе. В последнее время он начал обнаруживаться и у православных. Его веяние слышится в некоторых новых титулах, например, архиепископ Афинский, эвсея Эллады, патриарх Московский, эвсея Руси, архиепископ Американский и так далее. Часто слышишь о патриархе Константинопольском, глава православия, или, русские говорят, Москва-Третий Рим, их патриарх управляет всем православием. Всё это обнаруживает тот же секулярный дух, ту же жажду господства и унионистские тенденции, столь характерные для сегодняшнего мира. Люди не могут почувствовать глубокое таинство единства во множественности.

Наша неспособность почувствовать это единство показывает состояние раздробления, в котором пребывает человечество. Из Личности люди превратились в отдельных и враждебных друг другу индивидов, и теперь им невозможно почувствовать глубокое единство своей природы. Однако человек есть одно и многое, Одно в своей природе, многое в своих лицах. Таково и таинство Святой Троицы, таково и таинство Святой Церкви.