9. Полуобновленчество ⧸⧸ Вятский исповедник： святитель Виктор Островидов

Полуобновленчество. Верующие в Ижевске не без оснований не доверяли епископу Алексию и отказывались его принимать. В августе 1922 года он действительно фактически переходил к обновленцам, признавал ВЦУ, вступил в организацию «Живая Церковь» и разослал по епархии ее устав и программу. Благодаря этому ему удалось не только избежать ареста, но и зарегистрировать органы церковного управления. Тем не менее, свое отпадение в раскол он отрицал. И после выхода патриарха Тихона из тюрьмы, как ни в чем не бывало, заявил ему о своей приверженности, о своей действии объяснил как тактический маневр, необходимый компромисс с целью сохранить в своих руках управление епархией. избежать расколов и раздоров и в целом дезорганизации церковной жизни. В этом же убеждал патриарха Тихона и направленный Алексием в Москву его доверенный клирик, протаерей Николай Люперсольский, благочинный церквей города Елабуки.

Он также, как и епископ Алексий, придерживался такой компромиссной тактики, продолжая поминать патриарха Тихона, старался избежать репрессий и перерегистрировал свой приход на обновленческих началах. А в 1925 году с назначенным на Елабужскую кафедру епископом Иринеем Шульминым стал инициатором новоцерковного движение «Новоцерковничество», которое православные справедливо рассматривали как скрытое тайное обновленчество и называли полуобновленчеством, поскольку его сторонники фактически проводили ту же обновленческую политику, только замаскированную внешними каноническими признаниями патриаршего местоблюстителя митрополита Петра и его заместителя. Елабужские новоцерковники декларировали, что приветствуют социальную революцию и признают ее справедливость, объявляют решительную борьбу мерами морального воздействия со всякой контрреволюцией в своей общине и признают своим долгом всемерную поддержку своему социалистическому Отечеству. Устав Спасского религиозного общества признавал необходимость широких реформ в соответствии с социальным строем СССР, в том числе необходимость пересмотра христианского норовоучения, церковных канонов, включая введение брачного епископата наряду с монашеским, второбрачье духовенство и нового календарного стиля. Более того, члены Соборной общины заявляли о признании обновленческого Поместного Собора в кавычках 1923 года и его хотя и считали необходимым пересмотр постановлений о патриархе Тихоне. Согласно пятому параграфу устава, новоцерковники признавали главой Российской Православной Церкви патриаршего местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра Полянского, однако утверждали при этом, что не имеют ничего общего с Тихоновщиной. В дальнейшем Ириней Елабужский и Протеирей Николай Всячески продвигали идею примирения обновленцев и староцерковников. Призывали к участию в готовящемся обновленцами объединительном соборе 1925 года.

Затем признавали Григорианский в ВЦС, объявляли автокефалию Елабужского собора, пытались объявить самостоятельность своей новой епархии, ради чего даже отлагались от своего епископа Сарапульского Алексея. Затем на какое-то время расходились между собой из-за разногласий по новоцерковнической автокефалии и отношении к митрополиту Сергию, но в конце концов после беседы с митрополитом отказались от своих автокефалий и примирились с епископом Алексием. Не будем останавливаться на всех перипетиях развития полуобновленчества в Елабыге и в целом в Сарапульской и других епархиях. Они довольно подробно изложены в основательных статьях у Фимской исследовательницы, изучившей это ранее малоизвестное явление. Важно отметить её выводы, сделанные на основании скрупулезного изучения архивных источников. Полуобновленчество, как форма соглашательской политики, было не единичным фактом, а получило довольно широкое распространение В середине 1920-х годов, когда ряд архиереев, пытаясь избежать гонений и получить легальный статус, переходили на обновленческие позиции во взаимоотношениях с властями, при этом сохраняя общение с канонической церковной властью и заявляя себя староцерковниками. «В связи с беспрецедентным давлением со стороны ГПУ ОГПУ некоторые из них шли на негласные договоренности с властями и определенные компромиссы с обновленцами, официально оставаясь при этом в составе православной иерархии. Ценой уступок являлась личная безопасность, а легализация органов хиперхиального управления и всей церковной деятельности», — пишет уфимская исследовательница Зимина.

Следствием указанных договоренностей стало появление с конца 1923 года так называемых деклараций, официальных заявлений архиереев о принципах своей церковной платформы. которые являлись одним из условий легализации. Первым неизменно декларировался принцип абсолютной лояльности советской власти, подразумевающий полное и безусловное одобрение всех ее действий в отношении к церкви. Завершилась же эта эпоха полуобновленческих компромиссов в 1927 году, декларации заместителя патриаршего местоплюстителя митрополита Сергия Строгородского, выступившего уже от имени всей Российской Церкви. И эта его декларация неслучайно нашла безоговорочную поддержку у сторонников полуобновленческих компромиссов. Так в Сарапульской епархии бывший оппонент епископа Виктора в полемике по Ижевской епархии епископ Алексий не только активно поддерживал митрополита Сергия, но сразу же обвинил владыку Виктора в расколе за несогласие с митрополитом. А единомысленный с ним Николай Люперсольский оказался одним из самых активных борцов с викторианским течением, то есть с антисергианской оппозицией в Вятской епархии, возглавленной епископом Виктором. Но об этом подробнее в следующих главах.

А в завершении темы полуобновленчества следует понять, что архиереи издавали все эти декларации и искали возможности соглашения с властями не от хорошей жизни. С самого начала революции церковь была поставлена в советском государстве вне закона и не имела юридического статуса. Разрешалось существование отдельных общин и приходов, но ни епархиальные, ни тем более центральные органы церковного управления легализованы не были. В таких условиях архиереям как-то нужно было управлять Но по советским законам делать это они не имели права и потому постоянно рисковали подвергнуться наказанию со стороны властей. Официально они могли вести лишь богослужебную деятельность при условии их регистрации в качестве служителей культа при какой-нибудь приходской церкви. Как отмечал в своих записках петроградский протеерей Михаил Чельцов, советская власть не признавала их правящими, она регистрировала их только священно действующими за богослужениями в храмах. Поэтому всякое проявление их власти административной, а тем более судебной, в глазах советской власти было актом противления ей и даже контрреволюционным. В полной мере это испытал на себе епископ Виктор.

При арестах в Вятке ему прежде всего вменялась в вину незаконная административная деятельность. Так, в 1922 году было предъявлено обвинение в нарушении и неисполнении постановления Наркомата юстиции от 24 августа 1918 года о порядке проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви. В марте 1926 года по возвращении из ссылки от владыки потребовали подписку с обязательством не управлять епархией до зарегистрирования, а через два месяца арестовали как раз под предлогом нарушения этого обязательства. В постановлении об аресте было указано, Граждане Борисовски и Островидов, лишённые местной гражданской властью административно-церковных функций впредь до создания имени Губернского епархиального управления и давшие на сей счёт местной власти соответствующей подписки, присвоив себе все административные функции, отправление которых производили частью нелегальным, а частью легальным путём Это и есть прямое неподчинение распоряжением органов власти. Таким образом, вопрос о получении разрешения на организацию и легализацию церковного управления в целом был одним из насущных вопросов церковной жизни. Но если православные архиереи надеялись добиться хоть каких-то сносных условий для существования православной церкви, то богоборческие власти стремились использовать легализацию все в тех же своих разрушительных целях. Выдвигаемые ими условия как для местных и апархиальных управлений, так и для высшего центрального, фактически подчинения внутренней жизни церкви контролю ОГПУ, были совершенно неприемлемы. Потому их отвергли как патриарх Тихон, власти вели с ним переговоры с 1923 года, так и патриарший местоблюститель митрополит Пётр Полянский в 1925 году, за что и был лишён свободы и отправлен в далёкую ссылку в Заполярье.

Поначалу не дали желаемых результатов и переговоры с заместителем патриаршего местоблюстителя митрополитом Сергием Строгородским. Он составил проект декларации, разослал его всем епископам для ознакомления. и убедившись, что епископы, а с ними и вся церковь солидарны с ним, в июле 1926 года передал его Тучкову. Однако этот проект, в котором при всей лояльности к власти твердо отстаивалась духовная свобода церкви, Тучкова не устроил. И церковь по-прежнему оставалась юридически бесправной, фактически на нелегальном положении. В декабре 1926 года и самого митрополита Сергия арестовали и отправили в тюрьму. Но вдруг весной 1927 года неожиданное известие. Митрополит на свободе.

И в Москве начал работу его Временный Сенот. Думая, что наконец-то православным удалось добиться легализации, И, не зная, на каких условиях это произошло, а точнее еще и не произошло, а только было обещано, многие поначалу с радостью восприняли это известие. Так и епископ Виктор в письме Протерею Николаю Тронину в мае 1927 года писал «Для нас тоже как будто начинается просвет некоторого и успокоения. Сейчас получил сведения, что при заместителе Патриаршего Местоплюстителя в Метрополите Сергии функционирует Синод, который зарегистрирован. Открывается возможность и нашей епархиальной регистрации. Тогда еретикам уже нечем будет заманивать и приличать малодушных. Когда узнаю подробности, то сообщу вам. Увы, подробности оказались малоутешительны.

В самом скором времени Владыка Виктор убедился в тщетности своих надежд на просвет успокоения. И столь желанная легализация, которая была обещана, но на самом деле так и не достигнута, принесла ему, как и многим другим пастырям и мирянам, новые страдания и в целом обернулась страшным потрясением для всей Церкви.