8. Идея новых церковных структур ⧸⧸ Дедушка и смерть. Житие Михаила Новосёлова

Дедушка и смерти. Епископ Григорий Лурье. Житие Михаила Александровича Новосёлова. Глава «Идея новых церковных структур». Епископ Виктор Островидов. Реакции многих архиереев на действия Сергия было залечь на дно. Зачастую они на всякий случай брали у него официальное разрешение уйти на покой и устранялись от церковных дел. Тем самым они освобождали свою совесть от соучастия в грехах Сергия, но почему-то сбывали о грехах перед паствой.

Ведь их рукополагали в архиереи не для того, чтобы они, столкнувшись с чем-либо недопустимым, оставляли паству и уходили в частную жизнь. Церковное право еще допускало уход из архиереев ради особой подвижнической жизни, как поступил, например, упоминающийся Высший Сын Льва Тихомирова, епископ Тихон, потому что подвижничество приносит наивысшую пользу и для человека, и для Церкви в целом. Но большинство архиереев отходили просто в тихую, спокойную, частную жизнь, хотя и скелейным богослужением в кругу нескольких самых близких лиц. Такое поведение запрещается канонами и является греховным. Все были уверены, а Сергий на это рассчитывал, что никакой другой оппозиции не будет. Или почти никакой. Еще были так называемые «непоминающие». Особенно сильным это движение было в Москве, в том числе в открытых храмах.

Они поминали за богослужением в качестве своего правящего архиерея, патриаршего и местоблюстителя Петра, но не поминали его заместителя Сергия. При этом они оставались в евхаристическом общении с сергианами. У Сергия поначалу не доходили руки подавить их умеренную оппозицию указами и запретами, но через несколько лет с этим быстро справилась ГПУ. С их позицией Новоселов никогда не соглашался и считал недопустимым быть в церковном общении также и с ними, поскольку это все равно было участие в общем культе с сергианами. Были ещё, конечно, некоторые горячие головы, даже из епископов, но немного. Например, епископ Глазовский, Ижевский и Воткинский, Виктор Островидов, он обвинил Сергия в измене истиней, отложился от него со своей епархией ещё в декабре 1927 года, повлияв своим примером на одновременные события в Петрограде, где разворачивалась деятельность Новосёлова. Епархия за ним последовала и сохранилась в катакомбах, то есть в тайных общинах, о которых, впрочем, все вокруг знали до начала 1990-х годов, а отдельные общины и даже один катакомбный монастырь, где живет несколько старушек очень строгой подвижницкой жизни, сохраняются до сих пор. В советское время на территории его епархии особо поощрялись сергиане, но в их храмы ходили немногие, так как верующие обычно молились в тайных домашних церквах.

Такая жизнестойкость наследия епископа Виктора стала следствием того, что он создал доброкачественную церковную структуру. Она продолжала работать и тогда, когда епископа давно уже не было в живых, он умер в 1934 году. Это, кстати, и ответ на вопрос, который скоро кем-то из читателей может быть задан. Почему вообще такой сербор вокруг церковных структур? Зачем нужны все эти тайные и явные церковные организации? А затем, чтобы по печени христиан друг от друга, а они всегда в нем нуждаются, работало бы не под настроение и волнами, неизбежно затухающими, а в режиме автоколебаний, стабильной и при постоянном подводе энергии в систему. Для этого и нужна система. Епископ Виктор был исключением даже среди лучших архиереев как по своим пастырским способностям, так и по ясности понимания того, с чем Церковь столкнулась в лице сиргианства.

У Новоселова, да и почти ни у кого, такой ясности не было. Разумеется, до революции епископ Виктор дорос лишь до настоятеля монастыря, и епископство ему едва ли грозило. Был, однако, рукоположен у епископа в 1920-м. В 1928 году он присоединится к митрополиту Иосифу Петроградскому, за что вскоре окажется на Соловках. О его пребывании там вспоминал Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Он писал, «Иосифлян было большинство, вся верующая молодёжь была с Иосифлянами». И здесь дело не только в обычном радикализме молодёжи, но и в том, что во главе Иосифляна в словках стоял удивительно привлекательный владыка Виктор Вятский Островидов. От него исходило какое-то сияние доброты и веселости.

Всем стремился помочь и, главное, мог помочь, так как к нему все относились хорошо и его слову верили». Этот добрый человек первым стал говорить о том, что сергиане утратили благодать таинств, мнение которой около 1935 года станет среди антисергиан всеобщим, но для 1928 года, когда его выскажет епископ Виктор в своем окружном послании, еще совершенно непривычное. Цитата «Смесив в одно великом святейшем таинство Евхаристии, вопреки Слову Божию, верных с неверными, Святую Церковь и борющих на смерть врагов Ея, митрополит Сергий этим своим богохульством нарушает молитвенный смысл Великого Таинства и разрушает его благодатное значение для вечного спасения душ православно верующих. Отсюда и богослужение становится не просто безблагодатным по безблагодатности священно действующего, но оно делается мерзостью в очах Божьих, а потому и совершающий и участвующий в нём подлежит сугубому осуждению. Являясь во всей своей деятельности еретиком-антицерковником, как превращающий Святую Православную Церковь из Дома Благодатного Спасения верующих в безблагодатную плотскую организацию, лишенную Духа Жизни, митрополит Сергий в то же время через свое сознательное отречение от Истины и в своей безумной измене Христу является открытым отступником от Бога Истины. В 1997 году мощи епископа Виктора были обретены нетленными после 63 лет лежания в сырой почве. Во святых его прославили не только истинно православные, но и те самые сергиане, чье богослужение он назвал «мерзостью в очах Божьих», то есть языческим культом. В Библии слово «мерзость» обычно означает «идола».

Епископ Виктор был учеником и, по всей видимости, духовным сыном светского человека, хотя и профессора Казанской Духовной Академии, ровесника Новоселого Виктора Ивановича Несмелого, годы жизни 1863-1937. Того самого несмелого, которого Новоселов хвалил в забытом пути опытного богопознания еще в 1902 году, первого выдающегося русского патролога, специалиста по учению Отцов Церкви и при этом по-настоящему православного богослова. Будучи милинином и при том весьма пожилым, он занимается организацией истинно православной церкви в Казани. За это подвергается аресту в 1931 году, но вскоре амнистируется, и через несколько лет умирает у себя дома от пневмонии. По совершенно экзотической причине – из-за сына. Его сын Валентин после революции стал чекистом, из-за чего отец порвал с ним отношения. В июне 1918 года он принял участие в операции по изъятию церковных ценностей из Раевского монастыря под Казанью. Но монастырь оказал успешное сопротивление, так как в нем скрывалось законспирированное белогвардейское подполье, которое ожидало и потом дождалось освобождения города белыми.

Нападавшие понесли потери убитыми в количестве семи человек, и среди погибших был Валентин Несмелов. Посмертно его наградили званием героя и из уважения к сыну отпустили отца. Бывало и так. Этого сына заменил несмелого епископ Виктор. Влияние идеологии епископа Виктора на деятельность Новоселова станет ощутимым во второй половине 1928 года. Тогда же церковная организация епископа Виктора объединится с Новоселовской, то есть Иосифлянской, по имени митрополита Иосифа Петроградского. Глава. Фёдор Андреев.

Одной из главных арен противостояния сергиан и истинно православных станет Петроград. В это время в нём нет правящего архиерея. Назначенный в сентябре 1926 года в Петроград митрополит Иосиф пробыл там только три дня. а потом уехал, и власти больше не впускали его в город. Он живет под фактическим домашним арестом в Ростове-Великом, в месте Брежнева служения. Реальное управление Большой Епархии поделено между несколькими векарными, то есть вспомогательными епископами. Два векарных епископа из пяти – Алексей Семанский, будущий второй советский патриарх, бывший обновленец, и Николай Ярушевич. Всецелая Засеркия.

Один – Григорий Лебедев, епископ Шлиц-Лебурский, выходец из консервативных кругов московского Данилового монастыря начала 1920-х годов, Наверняка встречавшийся там с Новоселовым поддержит отделившихся от Сергия, но нерешительно. В 1928 году он покинул Ленинград и до самого расстрела в 1937 году жил частной жизнью вне общения с митрополитом Сергием. Настоящей опорой истинно православной церкви стали два остальных викария – Дмитрий Любимов, епископ Гдовский, и Сергий Дружинин, епископ Наровский. Это будут фактически руководители Иосифлянского епископата, причём их номинальный глава, архиепископ Иосиф Петроградский, присоединится к ним чуть позже. Идеология их отхода от митрополита Сергия была выработана стараниями Новосёлого и его ученика, священника Фёдора Андреева, довольно молодого, но уже очень любимого пастыря. Осенью 1927 года её выражала процитированная выше письмо к другу от 22 октября 1927 года. До революции Фёдор Андреев начинал как молодой, но многообещающий учёный, специалист по славянофилам. Его работа «Славянофилы и Московская Духовная Академия», напечатанная его другом Флоренским в «Богословском вестнике», сохраняет значение и поныне.

В 1920-е годы в Петрограде он приобрел уважение в качестве одного из лучших пастырей Тихоновской церкви. В конце 1927 года ему пришлось открыто выступить в качестве главного идеолога движения тех, кто прервал общение с сиргианами. Многие знали, что за ним стоит Новоселов, но Новоселов был вынужден скрываться. Их отношения с Новоселовым предполагали партнёрство и соавторство, а не механическую трансляцию младшим слов старшего. За несколько месяцев до смерти, в декабре 1928 года, Фёдора Андреева, арестованного в сентябре того же года, выпустят из тюрьмы, как тяжело больного, умирать дома. Тогда ещё такой гуманизм властей был возможен. Он скончается 10 мая 1929 года. Толпа на его похоронах соберется такая, что сторожилы вспомнят похороны Достоевского в 1881 году.

Глава Дмитрий Гдовский Архиерейское управление всем движением, то есть бесконечную работу с клириками и приходами, которые стали переходить под омафор петроградских епископов по всей стране, возьмет на себя епископ Димитрий, а епископ Сергий станет его помощником. В отношении идеологии, а также стратегии и тактики, епископ Димитрий будет смиренно доверять Новоселову и Андрееву. Епископ и не обязан всё знать и уметь сам, но он обязан понимать свою ограниченность и искать таких сотрудников, которые позволят её преодолеть. Епископ Димитрий, подобно епископу Сергию Нарвскому и многим героям нашего рассказа, тоже едва ли мог стать архиереем при царском режиме. В глазах духовенства дореволюционные выделки оба этих епископа выглядели слегка ненастоящими. Поэтому они и оказались самыми лучшими. Архиерейская хиротония епископа Димитрия состоялась лишь в 1926 году, когда его вдового и почтенного протеерея, он родился в 1857 году, попросили принять епископ Ксесан, чтобы восполнить оскудение Тихоновского епископата, оставшегося на свободе. Однако в качестве протеерея отец Димитрий был священником выдающимся и даже потомственно выдающимся.

Его отец, протеорей Гавриил Маркович Любимов, много лет служил в Михайловском соборе Орниенбаума и был духовником отца Иоанна Кронштадтского. Орниенбаум – ближайший к Кронштадту городок на берегу Финского залива. До революции через него был путь из Кронштадта в Петербург. Владыка Дмитрий знал отца Иоанна с детства, и вся его семья была к нему очень близка. Он не ожидал, что последние годы его жизни станут временем его наибольшей деятельности, но принял это смиренно и безбоязненно. Был арестован в конце 1929 года в рамках большого дела об ИПЦ, истинно православной церкви. по которому будут проходить также и Новоселов, все, и Осифляне, супруги Лосевы, московские математики, профессор Егоров и другие, и еще сотни разных людей. На допросах будет держаться твердо и в качестве одного из главных обвиняемых будет приговорен к расстрелу, однако приговор тут же пересмотрят по возрасту и смягчат до 10 лет лагерей.

что фактически подразумевало пожизненное заключение, умрет в 1935 году в одиночной камере Ярославского политизолятора. Осенью 1927 года епископ Дмитрий возглавит большую делегацию Ленинградского духовенства и интеллигенции в Москву к митрополиту Сергию для увещания этого еще признаваемого имя, но впавшего в заблуждение архиерея. Их весьма поучительная беседа была записана. Это была последняя и самая масштабная попытка образумить Сергия. До этого делались и другие попытки. В том числе от себя лично к Сергию обращался и Новоселов, о чем свидетельствует близкий к нему человек, архиепископ Серафим Самойлович. Кульминационный момент диалога Ленинградской делегации с Сергием получил очень широкую известность. Первая реплика ниже принадлежит Сергию.

Это ваша позиция называется исповедничеством. У вас орёл. А кем же должен быть христианин? Ответ. Есть исповедники, мученики, а есть дипломаты, кормчие. Но всякая жертва принимается. Вопрос. Вы спасаете церковь?

Ответ. Да, я спасаю церковь. Что вы говорите, владыка? В один голос воскликнули все члены делегации. «Церковь не нуждается в спасении», — добавил Протерей Викторин Добронравов, 1889–1937 годы новомученик. «Врата ада не одолеют её. Вы сами, Владыка, нуждаетесь в спасении через Церковь». Я в другом смысле это сказал, несколько смущенно ответил митрополит Сергий.

Ну да, конечно, с религиозной точки зрения бессмысленно сказать «я спасаю церковь», но я говорю о внешнем положении церкви. Этот фрагмент не годился бы в качестве доказательства для строгого церковного суда, но прекрасно пригодился для разъяснения различия в самых подходах к вере. Люди увидели, что Сергий ставит перед собой и решает какие-то совершенно нехристианские задачи. В письме к отцам-настоятелям, отделившимся от Сергия и попросившимся под его амофор от 4-го, 17-го января 1928 года, епископ Дмитрий формулирует свои претензии к Сергию. Сергий должен покаяться в том, что он «обгрешил» не только против канонического строя церкви, но и догматически против ее лица, похулив святость подвига ее исповедников подозрением в нечистоте их христианских убеждений, смешанных якобы с политикой. Соборность своими и синодскими, имеется в виду синод Сергия, подобрана им без совета с другими архиереями и поэтому не имевшей никаких полномочий, насильственными действиями апостлиства, подчинением церкви мирским порядкам и внутренним, при сохранении ложного единения, разрывом с митрополитом Петром, не уполномочившим митрополита Сергия на его последние деяния, Начиная посланием от 16-го 29-го июля, то есть, декларацией всего года, стоит ошибочно. Тут впервые у будущих эсифлян появились догматические претензии к Сергию, то есть, фактически, обвинения в ереси. Среди перешедших к епископу Димитрию приходов был и кафедральный собор Тихоновцев, храм Спаса на Крови.

Теперь он станет эсифлянским и прибудет к кафедральным храмам эсифлян до закрытия в 1932 году.