71. О тонкой душевной организации

Для современного монашества есть еще один актуальный вопрос, его задают нередко. Как быть людям с, так иронически назовем, это тонкой душевной организацией? Потому что действительно проблема-то есть. То монашество, причем хорошее, которое как-то нам сохранилось в более-менее осязаемой традиции, оно создано крестьянами. И в XIX веке хорошие монахи были из крестьян или из каких-нибудь купцов, что примерно то же самое, что крестьяне. А людей, ученых, в монашестве как-то особо не было. Или даже они были какие-то предания, которые все равно не создавали традиции, потому что среди их учеников таких уже ученых не было. Я разумею сейчас, скажем, поэзия Величковского или даже Игнатия Бринчанинова.

И вот такой традиции ученого или просто более интеллектуального монашества у нас нет. Хотя все мы помним, что в Византии она была. И более того, самое основание даже монашества было таким. Но оно имело много разных истоков. Это были не только египетские крестьяне, но и Григорий Богослов и Василий Великий. Их монашеские уставы и представления о монашестве потом все века заслужили и до сих пор служат чем-то основополагающим. И вот получается, что сейчас людям, которые склонны к интеллектуальному труду, а это означает, что они, собственно, без него начинают также сходить с ума, как какие-нибудь крестьяне без физического труда, они, оказывается, предоставленные сами себе или неизвестно что хуже, попадают в такие условия, где начальство не понимает их нужд. Даже, может быть, и хочет понять, но им с этим трудно.

Вот здесь, прежде всего, надо, так сказать, принять себя как-то есть и не стесняться. Потому что то, что есть разные душевные устроения, и каждому свой вариант монашества, это нормы, которые святые отцы во все века говорили. И это вовсе не означает, что всем надо вот так окрестьяниваться и заниматься сельским трудом каким-нибудь физическим. Совершенно ничего подобного. Тут, конечно, в какой-то степени всем полезен такой труд, особенно в молодые годы, но одно дело, когда он составляет какую-то часть твоей жизни, другое дело, когда основную часть. Вот здесь надо спокойно себе разрешать быть тем, кем ты есть, кем ты являешься. И вот вспоминаю именно Григория Богослова, который с любыми учеными или не учеными занятиями совмещал свое монашество. Я уж не буду говорить про Максима Исповедника, про Фотия, который, как про него говорят, Иисусову молитву освоил, внутреннюю молитву, еще будучи царедворцем.

Но как бы то ни было, это все возможно. Когда ты уже знаешь, что это возможно, тогда легче за это взяться, искать как. Хоть ты не знаешь как, но когда знаешь, что задача имеет решение, причем ты точно знаешь заранее, то решение легче найти. Ну, конечно, хорошо, как найти уже конкретное решение для себя, когда ты уже знаешь, что оно есть. Ну, конечно, хорошо бы спросить кого-нибудь, кто нашел доброго совета. Это понятно. Ну, а если нет возможности спросить доброго совета? Ну, надо самому для себя что-то пытаться по книгам делать, и главное, чтобы не быть в праздности.

Когда ты оказываешься вообще в праздности под предлогом того, что физический труд не очень для тебя, то тогда это все плохо. А когда ты не в праздности, то есть там есть тоже какие-то свои нагрузки, ты тоже делаешь что-то, что неприятно в данный момент, но что нужно для успеха дела. Наконец, есть очень хороший критерий для отличающий интеллектуальный труд от интеллектуального безделья. Это дедлайны, так сказать. Потому что когда ты занимаешься трудом, то обычно там хотя бы частично он связан с необходимостью выдавать какой-то результат к какому-то сроку. И это тоже очень дисциплинирует и помогает. Надо сказать, что улучшает качество труда в конце концов, просто интенсифицирует. Вот получается, что ты также загоняешься, особенно если неразумно к этому подойдешь, как человек, который занимается физическим трудом, ты не меньше устаешь.

Но естественно, что ты работаешь теми органами, которые у тебя более развиты, и меньше работаешь теми, которые менее развиты. Это вполне гармонично. Я только напоминаю, что гармонию надо оценивать исходя вот из чего, что никакой труд для монаха не является целью. Труд, который может иметь свои какие-то цели сам по себе, но для монаха он всегда средство. И средство для того, чтобы держать ум в порядке относительно, потому что в полном порядке это средство недостаточно, чтобы удержать ум. То есть, чтобы меньше помыслы всякие куда не надо увлекали. Увлекать они, причем будут все равно, но просто меньше. Вот в этом смысл труда.

Не надо в нем искать никакого другого смысла. Мы работаем не для того, чтобы был какой-то полезный результат от нашей работы, кроме как для нашей души. Но если мы хотим полезный результат работы для нашей души, мы должны выбирать какие-то разумные цели нашего труда, которые были бы разумны и с точки зрения какой-то общественной пользы, и прежде всего опять же геистической точки зрения наших собственных способностей и потребностей.