7. О действии души после смерти и о состоянии тела после воскресения. Прп. Максим Исповедник. Письма

Преподобный Максим Исповедник, письмо. Письмо седьмое. Пресвитеру Иоанну о том, что душа и после смерти сохраняет действия мысли и не утрачивает ни одной из своих естественных способностей. Второго числа наступившего месяца августа, первого настоящего индикта, наш общий друг передал мне драгоценное послание Вашего Отеческого Священства прочитав которое, я, разумеется, утешился, что вы, господа мои, и после Бога первые благодетели, пребываете в здравии. Настолько во всем соединился с вами Святой Дух Божий, что и созерцая вас, отсутствующих лишь очами ума, я, насколько способен, исправляю и жизнь свою, и разум, как если бы видел и стыдился Бога, явленного в воспоминании о вас. Но и огорчился я безмерно из-за учения о Душе, которое, как Вы пишете, кое-кто безбоязненно провозглашает у Вас, помыслив, какую силу и свободу возумело у нас это зло. А еще сильнее наполняет меня унынием, как бы придавливая душу тяжким облакам, новоявленное учение о Воскресении, исповедуемое здесь уже почти всеми. А пуще всего это учение проповедуется тут видными монахами, так что у кого хоть сколько-нибудь есть способности рассуждать, не предполагает больше гадательно, что близится пришествие Антихриста, а скорее верит и без колебания утверждает, что он уже пришел.

О каковой беде свидетельствует де сама нелепость этих речей. Говорят же эти люди, на всем безбоязненно изощряющие свой язык и ничего не почитающие страшно, чтобы нечестивого не сделали и не сказали, будто после воскресения жизнь в телах снова будет поддерживаться флегмой и кровью, и желчью светлой и темной, и вдыханием воздуха, и вещественной пищей, так что по сравнению с теперешней жизнью ничего вовсе иного не явится. Разве что снова умереть будет невозможно. Уже не знаю, как удалось им нарочно затворить свой слух и закрыть глаза души, чтобы не слышать и не замечать всего, что о душе и воскресении мертвых объявлено в Священном Писании пророками и апостолами, и самим воплоте учившим нас Богом Словом, а пуще всего Боговдохновенным Павлом в послании к Коринфинам Настолько ведь это все ясно, внятно и никакого истолкователя не требует для постижения, в то время как учит их тому же, чему и божественные откровения и сама природа вещей, сумевшая даже варваров привести к познанию истины, являя в себе ясное разрешение исследуемых вопросов, но они и ее не стыдятся. Кто же не знает? если только не лишился полностью дара разума, что всякая природа, сущностно определяемая собственными свойствами и этим выявляющая и образ собственного бытия и отличия, по которым совершенно ограничивается от других природ, если лишится свойств, в которых заключается ее сущность то либо вовсе не будет существовать, либо станет не тем, чем была, если только при устранении свойств вообще допустимо говорить о ее существовании. Ведь с уничтожением природных свойств уничтожается всегда и то, что ими обладает. Чем или где будет бык и конь и лев и подобные существа, если не станет свойств, в которых и содержится природа каждого из и не постигаю, как кто-нибудь, не пораженный безумием, осмелится утверждать, что первые могут существовать без последних.

Если же правда, что ничто сущее не может существовать или познаваться без свойств, которыми отмечена его природа и сущность, то совершенно ясно, что устраняющий из души то врожденное ей по сущности, то есть разум и ум. которым она всегда и существует и действует как мыслящая и рассуждающая, устраняют одновременно, даже если об этом умалчивают, и само ее бытие. И по их учению душа выходит подверженной тлению и смертной, не имеющей бытия по смерти тела. А что этого нелепия? Раз уж опасаюсь, что иначе все их будут опровергать Они учат хотя бы на словах, а не по сути, что душа живет, то она непременно и движется. Ведь жизнь всего рожденного выказывается в движении, а раз движется, то непременно и действует, ведь любое движение обнаруживается через действие. А раз действует, то уж действует, движимое непременно естеством, а не чем-то внешним или случайным. и не кругообразно или поступательно, или, кратко говоря, телесно, а умом и разумом.

А раз умом и разумом она и живет, и движется, и действует, то непременно и рассуждает, и мыслит, и познает. Если же не познает и не рассуждает, то не действует, не движется, не живет. Невозможно ведь жизнь без врожденного движения. не может и естественной движений проявляться, когда нет сродного действия. Вдобавок душа либо сама по себе разумна и умна, либо благодаря телу. И если она разумна и умна сама по себе или же по своей сущности, то непременно обладает самостоятельным существованием. А если душа обладает самостоятельным существованием по своей природе, то и сама по себе. и соединенность с телом будет действовать по естеству, умству и рассуждаю, и никогда не прекратит осуществлять по природе присущие ей умные способности.

Ведь что по природе присуще чему бы то ни было сущему, от него неотъемлемо, пока длится существованием. Значит, душа, существующая после рождения, вечно, благодаря Богу, таковой создавшему ее. Самостоятельно и по собственной природе всегда и мыслит, и рассуждает, и познает и сама по себе, и в соединении с телом. Невозможно ведь изыскать какую-нибудь причину, чтобы способностей, присущих ей по естеству, а не благодаря телу, душа лишилась после его разрушения. А если душа разумна и умна благодаря телу, то прежде всего тело окажется ценнее души, созданной де из-за него. Затем умные и рассудительные способности души будут происходить из него же по обладанию, так как она создана из-за него. Ведь если без тела душа никак не может ни мыслить, ни рассуждать, значит мышление и рассуждение присущие непременно через тело. А если способность мыслить и рассуждать душа приобретает из тела и без него, как утверждают эти люди, ее им иметь не может, то, разумеется, не будет обладать и самостоятельным существованием.

Откуда же возьмется оно у души, которая сама по себе без тела, лишена того, что ее отличает? Если же душа не имеет самостоятельного существования, то очевидно она не есть и сущность. А не будучи самостоятельной сущностью, будет превходящим свойством, совозникающим лишь при существовании тела, а после его распадения уже никоим образом не могущим быть. И ничего больше не останется столь безумным лжеучителям устранившим бессмертие души, кроме суисловия Эпикура и Аристотеля, связью с которыми эти благородные личности, естественно, и превозносятся. Довольно об этом. Слушай же, что говорят они о Воскресении, кто из пекущихся одобродетелей и благочестей не стяжет без страсти через страсть, я говорю о негодовании против этих людей. Ведь если, как они говорят, Безо всякого изменения по образу теперешней жизни восстанет тело, составленное из взаимоборствующих соков, и будет поглощать пищу по страшным Божьим пришествиям после скончания мира сего, то и не знаю уж, что иное защищают они этими речами, чтобы кратко выразиться, отбросив многое, что тут можно было бы сказать, как невечность смерти и бесконечность гибели. Ведь коли смерть и изгибель тел такого состава, а составное тело всегда повреждается притоком пищи, развеиваемая потоком из-за природного взаимопротивостояния своих соков, из которых и состоит, то значит, утверждая, что благодаря им тело будет существовать после воскресенья, эти лжи-учители провозглашают, что смерть сохранится навсегда.

Должно верить, что само тело восстанет по сущности и виду нетленным и бессмертным, и, говоря словами апостола, вместо душевного – духовным. Ибо ничего в нем не останется от входящего в его состав свойства меняться к гибели, как ведает Бог, который превращает тело в нечто неизменное и драгоценное, а о большем знании нечего попросту хлопотать. Видя, как многие радуются и наслаждаются этими лжеучениями, я онемел и смирился, и умолчал о благом, решив, что всякому благоразумному человеку полезнее молчать, нежели говорить. И хожу сам по себе, сокрушаясь и огорчаясь, и рассуждаю, какую погибель сотворят душам эти безответственные речи, разлетаясь повсюду точно искры. И по преобладанию порочности в наше время нет никого, кто смог бы или захотел защитить истинное разумение от опасности. Отчего я и оплакиваю еще горше удаления от вас, лишающие меня всемогущего близкого присмотра вашего отеческого священства, который хранил бы меня и спасал от всякого вреда, постоянно поддерживая словом, когда оступлюсь.