64. Каков таинственный смысл написанного об Ионе？ ⧸⧸ Вопросоответы к Фалассию

Преподобный Максим Исповедник. Вопрос и ответы к Фаласию. Вопрос 64. Какую мысль заключает высказывание Пророка Ионы, который говорит о Нинивии? В нем же живут множайшие неже двенадцать тем человек, иже не познаше деснице своея, неже шуйце своея. Ибо в буквальном толковании этого места я не нахожу никакого утешения. Ведь Пророк не говорит здесь о чадах и не подразумевает младенцев, но высказывается о людях. А какой человек, если рассудок его не поврежден, не ведает деснице и шуйце своей?

Поэтому скажи мне, о каких людях, какой деснице и какой шуйце здесь идет речь? согласно смыслу духовного толкования. Ответ. Ничто из описываемого в Писании, будь то лица, места, времена или другие вещи, одушевленные или неодушевленные, чувственные и умопостигаемые, не может мыслиться всегда одним и тем же образом так, чтобы находилось в полном соответствии с самим собой повествование и умозрение. Поэтому тому, кто непогрешительно упражняется в божественном ведении Священного Писания, следует, погружаясь в разнообразие событий и повествований, воспринимать их различно, рассматривая отдельно каждое из рассказываемого и надлежащим образом применять умозрение, согласуя его с местом и временем. Ибо каждое из имен, указанных в Писании, имеет много смысла согласно значению того или иного еврейского слова. Это мы, несомненно, обнаруживаем и в приведенном выше тексте. Ведь имя Иона, соответственно различным произношением его, толкуется как «отдохновение» и «жилище Божие», как «исцеление Божие», «благодать Божия, дарованная им», как «труд Божий», как голубь, как бегство от красоты и как утверждение их.

Иона оказывается и в Иопии, и в море, и в очреве кита, и в Ниневии, и под тыквой. Иопия же толкуется и как взирание на радость, и как чудная красота, и как сильная радость. А пророк Иона носит отпечатление Иодама, и общей природы человеческой, и Христа, и пророческой благодати, и народа иудейского, которого Бог постоянно преображал всяким добром, но который оставался неблагодарным и всегда клеветал на божественные милости, явленные ему. Например, Иона носит отпечатление Адама и общей природы человеческой, когда убегает из Эопии в море а поэтому, согласно одному из смыслов своего имени, он обозначается как «бегство от красоты». Иопия же являет отпечатлеваемый в ней рай, который подлинно есть и называется взиранием на радость, сильной радостью и чудной красотой вследствие наличия в нем богатства нетления. Рай этот некогда был насажден рукой Божией, ибо Писание И насади, Господь Бог, рай в Ваедеме, и введе там у человека его же созда. Также Он насадил некие деревья в нем, либо созерцаемые, либо постигаемые умом. Еще насадил Он посредине рая некое древо жизни.

Адам получил повеление вкушать от всех деревьев кровьми древа познания, но, возможно, ему было запрещено касаться их. Ведь говорится «От всякого древа ежевраи снедию снеси». Опять же, Иопия означает добродетель и ведение, а также мудрость, которая в них. Она и есть добродетель, когда толкуется, как чудная красота, а ведением является, когда постигается в смысле взирания на мудрость. Мудростью же она бывает, когда означает сильную радость. Человек, совершенствующийся в этой мудрости, обретает неизреченную радость, сильную и подлинно объемлющую в себе божественное и по Богу устроение человека. Древо живота есть всем, держащимся ея, согласно написанному, и восклоняющимся на ню, як оно Господа твердо. Мы видим, что природа человеческая через непослушание, подобно Адаму в раю, всегда убегает вследствие того, что мысли ее усердно погружаются в лукавство из иопии, то есть из навыка добродетели и ведения, а также из благодати мудрости, которая в них и добровольно влечется в море, то есть в соленую воду греха.

И, подобно тому, как праотец Адам пал из рая в этот мир Так и эта природа, скатившись вниз, в неустойчивость материальных вещей, бросается и бывает бросаемо из одного заблуждения в другое и заботливо лелеет смешение. Те, кто привязан к такому смешению, обретают одно, как говорится, возлияся на мя вода, до души мая я, бездна о быде мя последняя, понрея голова моя в расселенный гор, с недох в землю Ея же верии, Ея, заклепи вечни. Эта земля темная и мрачная, земля вечной тьмы. Иди же не из света, не же видите живота человеческого, как говорит где-то великий Иов, обвязающийся в сильных борениях за истину. Итак, пророк обозначает Адама или общую природу Таинственно отпечатлевая их в каждом из слов своего видения. Природу он обозначает как естество, ускользающее, словно из эопии, из дарованных ему божественных благ. Оно уносится, словно в море, в страдания здешней жизни и тонет в бушующих волнах океана пристрастия к материальным вещам. Поглощается духовным китом, и ненасытным чудовищем-дьяволом.

Это естество погружается вплоть до души, в окружающую его со всех сторон воду злых искушений, поскольку жизнь человеческая обычно захлёстывается волнами искушений. Его кружит, увлекая до самой глубокой бездны, то есть ум человеческий заключается в темницу полного неведения, а разумение затопляется тяжестью порока. Голова его зажимается в расщелинах гор, то есть первое учение веры о Единице, как голова всего тела добродетелей, является зажатой, словно в мрачных расщелинах гор, в мыслях лукавых сил и разделяется на многие мнения и мечтания. Писание называет расщелинами гор мысли, кружащиеся о крест, заблуждения, а также духов лукавства, находящихся где-то в глубине предельной бездны неведения. И природа человеческая снизошла в эту землю, запоры которой вечно удерживают ее, то есть она опустилась в навык греха, лишенный всякого божественного чувства и всякого живого движения добродетелей. Здесь нет никакого чувства благости и движения души, устремляющейся к Богу. Наоборот, здесь простирается мрак неведения, влекущий к себе подобно бездне и разверзается губительная пропасть порока. В этой же земле укореняются горы заблуждений, то есть духи лукавства.

в расщелины которых природа человеческая сначала опустилась, а затем стала здесь вследствие своего навыка в худшем опорой и восприемницей заблуждения и лукавства этих духов. Кроме того, Земля эта имеет, словно вечные запоры, внутренние пристрастия к материальным вещам, не позволяющие мысли избавиться от мрака неведения и увидеть свет истинного познания. Навык сей, о котором я говорил чуть раньше, Великий Иов назвал землей темной и мрачной и землей тьмы вечной. Темной, поскольку в ней отсутствует всякое истинное видение и созерцание, а мрачной, потому что она лишена всякой добродетели и всякого духовного делания. И где же несть света, говорит, то есть видения и истины, ниже видите живота человеческого. то есть образа жизни, подобающего разумным существам. Вероятно, во всем этом оказывается Пророк, когда он, отпечатлевая в себе страсти человечества, жалкую участь которых оно уготовало для самого себя, усвоил то, что присуще общему человеческому естеству. И ему, отпечатлевающему Адама, надлежащим образом соответствует смысл его имени, изъясняемого как «бегство от красоты».

Однако, когда он предотпечатлевает Бога, ради нас родившегося посредством одушевленной и одаренной умом плоти, в том, что за исключением одного только греха принадлежит нам и соответствует нам, и когда он предначертывает таинство домостроительства, и домостроительных страстей Господних, тогда Он обозначает схождение Бога с Небес в этот мир посредством перехода из Иопии в море. А таинство смерти, погребения и воскресения Господа Пророк являет тем, что, будучи поглощен китом, Он через три дня и три ночи был извержен им неповрежденно. Поэтому подобающим образом соотносится с этими событиями смысл имени Иона, понимаемого как «Отдохновение и Исцеление Божие» и «Благодать Божия», а «Утруждением Божиим» он верно называется по причине добровольного страдания. Ибо Пророк таинственно предначертывает посредством собственных несчастий, отдохновений, обремененных мучениями, исцеления их, пораженных болезнями, а также благодать отпущения грехов, которые и есть Христос Иисус, истинный Бог. Ведь Господь и Бог наш стал человеком и обитал в пучине нашего житейского моря. Он сошел с неба, словно из иопии, изъясняемая как взирание на радость, в это море здешнего мира, согласно написанному. который вместо надлежащей ему радости претерпел крест, пренебрегший посрамление. Он добровольно спустился в сердце земли, где, поглотивший нас посредством смерти враг, держал нас в заключении.

А затем, посредством своего воскресения, вытащив нас оттуда, он, будучи поистине отдохновением, исцелением и благодатью, возвел все побежденное естество человеческое на небо. Господь есть отдохновение, как расторгающий посредством этой, приходящей жизни, закон случайного рабства во плоти. Он есть исцеление, как излечивающий нас посредством своего воскресения от пагубы смерти и тления. а благодать, как распределяющие усыновление в духе через веру и благодать обожжения соответственно достоинству каждого. Ибо необходимо было, и подлинно необходимо, чтобы свет и сила Бога и Отца оказался в той земле, в которой пребывали тьма и запоры вечные, чтобы Господь, расторгнув узы тьмы неведения, как духовный и, сокрушив запоры зла, как воепостасная сила Божия, освободил естество, заключенное лукавым, в ужасную темницу, и даровал ему неугасаемый свет истинного ведения и неуничтожимую силу добродетели. Когда Иона в самом себе отпечатлевает пророческую благодать, ушедшую словно из некой Иопии и из считавшегося до толи славным служение Закону и, соответственно, Евангелию, перешедшую к язычникам, лишив иудейский народ за его неверие благодатной радости, а также когда он отпечатлевает в себе обращающуюся, словно не невие, к Богу церковь язычников, которые сподобились скорби, опасности, превратности, утруждения, преследования и смерти, тогда обнаруживается прообразовательный смысл исхода пророка из Эопии. Оставив служение соответственно закону, он обозначает благодать пророчества, оказавшуюся в море невольных несчастей, сопровождаемых борениями, утруждениями и опасностями, а также поглощаемую китом смерти однако полностью не уничтоженным. Ибо ничто из существующего здесь не в силах воспрепятствовать шествию благодати, по-евангельски возвещаемой язычником.

Ни скорбь, ни теснота, ни гонения, ни голод, ни опасность, ни меч. Наоборот, благодать через это укрепляется, одолевая всех восстающих на нее. Претерпевая, она еще более побеждает их и, впавшие в заблуждение естество человеческое, обращают к Богу, Живому и Истинному, как обратил Иона Нинивию. И даже если кажется, что посредством злобы, проистекающей от гонений, лукавый полностью скрывает благодать, как кит сокрыл пророка, однако удержать ее до конца ему невозможно, поскольку он не способен изменить мощь силы, приводящей в действие благодать. Вследствие чего он делает эту благодать, после испытания её супротивниками, ещё более сияющей и заставляет её обнаруживаться в учениках настолько, насколько он сам в нападениях своих истощил собственную силу. И Лукавый видит, что благодать не только неуязвима для него, но ещё и то, что естественная немощь святых, возвещающих её среди язычников, становится мощью. уничтожающий его силу и полностью истребляющий его самого, превозносящегося, превыше всех высот, против видения Божия. Также он видит, что в том, кто телесно, как кажется, поражается злобой, благодать духовно делается более сильной.

Узнав об этом в обновлении Духа, а не в ветхости буквы, а также из страданий, В подобном испытании Павел, великая труба истины, ставший служителем пророческой благодати во Христе для язычников, говорит «Сокровища сие мы носим в глиняных сосудах». Сокровищем он называет слово благодати, а глиняным сосудом – тело это, подверженное страданиям. Либо он подразумевает то, что считается невежественностью в искусстве произнесения речей, той невежественностью, которая побеждает всю мудрость мира сего или вмещает в себя, насколько то доступно, совсем непостижимую для мира премудрость Божию, и наполняет светом ее истинного познания всю Вселенную, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам. Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены. Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся. Мы гонимы, но не оставлены. Незлагаемы, но не погибаемы. Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем.

Ибо мы живые непрестанно предаемся на смерть, ради Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей, так что смерть действует в нас, а жизнь в вас. Ведь глашатое слово благодати невинно и по доброй воле подвергающейся смерти в страданиях, производит, соответственно, познанию истины в язычниках жизнь в духе, как таинственно предозабразил эту благодать страдающий Иона, который выдержал и преодолел столь многочисленные опасности, чтобы обратить неневитин от заблуждения к Богу. Поэтому он, соответственно, внутреннему смыслу своего имени правильно толкуется как «дар Божий» и «труд Божий». Ведь он есть дар и даяние Божие, как человеколюбец, благорасположенный ко всем людям, а достахвальный Божий труд – как достахвальная благодать пророчества, обращенная к язычникам. Эта благодать есть дар, как дарующее свет истинного ведения, и сообщающие нетление жизни тем, кто воспринимает ее, а Божий труд – как убеждающая своих служителей прославляться трудами ради истины и научающая их в периоды страданий за веру и в периоды послаблений еще более распространяться своей проповедью на тех, которые еще весьма пекутся о жизни по плоти. вследствие чего естественная немощь плоти в отношении страданий становится для этих служителей основой преизобилующей духовной силы. Ибо слово благодати, придя через многие искушения к естеству человеческому, то есть к церкви из язычников, подобно тому, как Иона через многие скорби пришел в Ниневию, град великий, убедила царствующий закон естества встать с престола своего т.е. восстать из прежнего навыка во зле присущего чувству, снять облачение свое, т.е.

разогнать чад мирской славы, ставший привычным, облачиться во вретище, т.е. в сокрушение, в тяжесть и суровость злострадания, которые подобающим образом возводят к жизни по Богу, и сесть на пепел. Пепел есть нищета Духа, в которой находится всякий, научаемый жизни, благочестивый и имеющий всегда при себе бич совести, больно хлещущий его при грехах. И слово благодати, возвещая истину, убеждает верить в Бога не только царя, но и мужей, которые, разумеется, составляют все вместе естество человеческое удостоверяя их в том, что следует исповедовать Единого Бога, Творца и Создателя всяческих, и приготовляя их к тому, что они должны объявить о своем полном отречении от прежних лукавых нравов. Оно убеждает их всех, от мала до велика, облачиться во вретище и усердно стремиться к злостраданию, умершвляющему страсти. Под малыми и великими, как я полагаю, в Писании, согласно духовному смыслу, уличенные одни в меньшем, а другие в большем пороке. И веровавши мужие неневистие Богови, и заповедавши пост, и облекавшися во вретище от великоих даже до малоих, и дойдя слово к царю, ненивийскому и восста с престола своего, и свержи риза своя с себе, и обличися во вретище, и седия на пепле. И проповедася и речено бысть в ненивии от царя и вельможьего глаголющих.

Человецы и скоти, и волови, и овцы, да не вкусят ни чесожи, не допасутся, ни же воды допьют. Царь, то есть царь естества, есть закон естества. Начальники этого естества – суть разумная, яростная и желательная начала души. Мужи, населяющие этот город, то есть естество, суть при первом рассмотрении те, которые ошибаются в своем разуме и обладают ошибочным видением относительно Бога и вещей божественных. Скоты – суть те, которые согрешают в своем желательном и несут на себе тяжкое бремя телесных страстей. Валы – те, которые всё движение своего яростного начала устремляют долгу, то есть к стяжанию земных вещей, ибо говорят, что выпиваемая кровь в вала тотчас же причиняет смерть пьющему её. Очевидно, что кровь является символом яростного начала. Овцы, разумеется, достойные порицания овцы, суть те, которые неразумно и, соответственно, одному только чувству, питаются, словно травой, созерцанием зримых вещей, ведущим к страсти.

Все это, как мы предполагаем, употребляется в названном месте писания в зазорном смысле. И это до тех пор, пока слово, восприняв их, не преобразует в лучшее. да не вкусят ни часо же, ни допасутся, ни же воды допьют». Здесь подразумевается, что в каждой из названных расторгаются причины, ведущие к образованию страстей. После их уничтожения слово, являя изменение к лучшему тех, которые прежде находились во власти злых нравов, добавляет и облекошися во вретищи человецы и скоти, и возопиши прилежно к Богу, и возвратися кижде от пути своего лукавого и от неправды, сущая в руках их». Как я уже сказал, под человеками мы понимаем тех, которые одержимы душевными страстями и которые впадают в ошибочные суждения собственного разума. а под скотами тех, которые, будучи одержимы телесными страстями, пригвождены к наслаждению, злоупотребляя своими яростными и желательными силами души. Все они, облачившись словно в овретище в умершвление своих земных членов, то есть в умершвление перстного закона и помышления, прилежно возносят глаз свой к Богу, то есть громким голосом и смело возвещают об освобождении от наказания за прошлые грехи, отвратившись, словно от некого пути, от обычного для них поприща неправды и от усуществления неправедных деяний.

Таким образом, мыслимая в духовном плане неневея всегда является проповедующего в ней, то есть в общей природе или церкви из язычников иону. Это и есть слово пророческой благодати, каждый день обращающее к Богу заблудших. Если же мы рассмотрим неневию по отношению к каждому человеку, то можем сказать, что под ней понимается душа каждого человека – град великий. К ней, поступающей противозаконно, посылается слово Божие, провозглашающее покаяние для обретения истинной жизни. Под царем этого града мы подразумеваем ум, под начальниками прирожденной душе силы, под человеками – страстные помыслы, под скотами – похотливые волнения, связанные с телом, под валами – движение яростного начала души, алчущего материальных вещей, под овцами – побуждение чувства, стремящегося воспринимать чувственные вещи помимо мысли. И царь-ум, встав, словно с некого трона, с навыка прежнего неведения, свергает с себя, словно ризу, ложное мнение относительно сущих, облекается, словно во вретище, в раскаяние о своих прошлых дурных помышлениях и садится, словно в пепел, в навык нищеты по духу. Он повелевает человекам, скотам, валам и овцам поститься, т.е. не есть пищу порока и не пить воду неведения, или же воздерживаться от злых деяний и порочного созерцания, которое вводит в заблуждение чувства.

Еще он повелевает облечься во вретище, т.е. в навык, умиршуляющий противоестественные страсти и созидающий добродетели и ведения. Также Он повелевает возопить прилежно к Богу и усердно исповедовать Ему, Могущему даровать прощение в совершенных прежде прегрешениях прошлые Свои дурные деяния, умилостивить Его Своим смирением и просить Его подать способность к осуществлению лучших свершений и силу, сохраняющую наше доброе произволение неизменным. Его, Который охотно дарит эти блага просящим. И все это необходимо для того, чтобы воспрепятствовать мысли, шествовать как бы лукавым путем, проторенным прежними заблуждениями, а также не позволить ей осуществлять деятельными силами души изощренный навык порока. В этом великом граде, то есть в общей природе человеческой или в церкви, состоящей из язычников, или в душе каждого В этом граде, спасаемом Словом Добродетели и Ведени, или же верой и благой совестью, находилось множество, или двенадцать миллиард человек, не ведающих ни десницы, ни шуйцы своей. Как я предполагаю, под двенадцатью миллиардами, согласно духовному толкованию Писания, здесь подразумеваются смыслы времени и природы. Те смыслы, без которых невозможно достижение ведения относительно зримого естества.

Число 12 составляется из 5 и 7. Природа же пятирична вследствие чувства, а время – седьмирично, вследствие чего природа и время вместе отчетливо являют число 12. В Писании же со значением сказано о более чем 12-ти дабы познали мы и это описующее число и то, что беспредельно превосходит его своим множеством, которым производится количество сверх числа 12. Однако очевидно, что Всехвальная Церковь Божия, обладающая смыслами добродетели и ведения, которые превосходят смысл времени и естества и достигают величия вечных и умопостигаемых вещей, имеет в себе больше, чем двенадцать миллиард человек, не ведающих ни десницы своей, ни шуйцы своей. Ибо тот, кто через добродетель, сообразную духовному закону, придает забвению плацкие страсти, как относящиеся к шуйце, а посредством непритыкающегося ведения, сообразно духовному преуспеянию, не впадает в болезнь кичливой гордыни, стал мужем, не ведающим ни десницы своей, то есть стал мужем, освободившимся от словолюбия, не шуйцы своей, то есть стал мужем, избегшим смятения плотских страстей. Итак, как кажется, слово Божие называет десницей тщеславное превозношение собственными духовными свершениями, а шуйцей – распущенность постыдных страстей. А всякая душа, просвеченная созерцаниями умопостигаемых вещей, обрела мужей, о которых речь шла выше, то есть тех, которые не ведают ни десницы своей ни шуйцы. Ведь всякая душа, отвлекающая свою мыслящую силу от созерцания того, что относится к тварной природе и времени, обладает, словно мужами, естественными смыслами, выходящими за пределы числа 12.

Она перестает утруждать себя теми смыслами, которые подчиняются природе и времени и обращаются уже к тем смыслам, которые касаются познания Божественных тайн. вследствие чего они не ведают ни десницы своей, ни шуйцы. Ибо веденью добродетелей, которое соразмерно Слову Божию или действенному познанию причины добродетелей, присуще производить и совершенное неведение подобное деснице и шуйце, излишество и недостатка, расположенных по обе стороны среднего пути добродетелей. Если в разуме нет ничего по природе противоразумного, то ясно, что тот, кто будет возводиться к разуму добродетелей, никоим образом не сможет познать состояние противоразумных вещей. Ведь невозможно сразу же и одновременно охватывать взором противоположные вещи и мысленно постигать их, как являющиеся одно вместе с другим. Если в вере нет никакого слова неверия, а также если свет по естеству не является причиной тьмы, а дьяволы не присущие являться вместе со Христом, то очевидно, что с разумом не может сосуществовать ничего противоразумного. Если же совершенно невозможно для противоразумного сосуществовать наряду с разумом, то, как я уже сказал, возведенный к разуму добродетели не может познавать состояние противоразумных вещей. Он ведает одно только добродетель, причем ведает ее такой, какая она есть, а не какой считается.

А поэтому он не знает ни десницы, бывающей вследствие изобилия, ни шуйцы, бывающей вследствие недостатка, ибо видит неразумие этих крайностей. Если разум есть предел и мера сущих, то равным образом движущееся вопреки пределу и мере или же сверх предела и меры ведет к неразумию, а поэтому оно достигает противоразумного. И для тех сущих, которые движутся либо в одну, либо в другую сторону, для них обоих это влечет в равной степени от падения от подлинно сущего. Ибо, с одной стороны, отклонение Одесную побуждает людей двигаться по пути неясному и неопределённому, целью и заранее намеченным концом которого не является вследствие неумеренности их ума Бог, а поэтому они начинают блуждать, всё более и более уклоняясь направо. С другой стороны, отклонение Ашуию побуждает людей идти вопреки цели, двигаясь к одному только чувству и считать вследствие немощи своего ума заранее намеченным концом пути то, что ограничивается чувством. Тот, кто сочетается с одним только разумом добродетели, не ведает ни десницы, ни шуйцы и ничего не претерпевает от них, ограничивая этим разумом все движения своей умной. силы, а поэтому он не может мыслить ни того, что превышает разум, ни того, что идет вопреки ему. Если же кто-нибудь, преисполнивший рвение, желает постигнуть умом более возвышенный смысл указанных слов, то под десницей ему следует понимать смыслы не телесных вещей, а под шуйцей – смыслы вещей телесных.

Однако ум, неудержимо стремящийся к причине сущих, совершенно не будет ведать эти сущие, поскольку он не узрит никакого тварного смысла в Боге, который, если соотносить его с любой тварной причиной, превышает всякий смысл. Такой ум, сосредоточившись на Боге и отрешившись от всех сущих, не знает никакого смысла тех вещей, от которых он удалился. Неизъяснимым образом он зрит одно только слово, оказавшись по благодати рядом с ним. Этих и подобных им людей Бог, ведая о них, щадит, а через них щадит и весь мир. Он щадит их, как мужей, поистине не познавших недостойной лукаризмы десницы своей, не такой же шуйцы. Ведь следует знать, что почти все в Писании воспринимается либо в достохвальном смысле, либо в достойном укоризных смысле. Бог щадит таких людей, даже если безрассудный, неблагодарный и человеко-ненавистнический народ иудейский, злобный враг всякого человеколюбия, у которого спасение людей вызывает одну только досаду, возмущается, отвергает жизнь божественную и скорбит о спасении язычников во Христе. Этот народ, вследствие своего неведения, считает тыкву лучше, чем спасение язычников.

И видя, что она засохла, поскольку червь подточил ее, огорчается. Я уже раньше говорил, что великий Иона прообразовательно предизображает в самом себе безумие. Но предизображает не так, словно он сам претерпел что-либо из свойственного Иудея. Ни в коем случае. А предизображает так, что заранее изобличает иудейское нечистие, вследствие которого они отпали, словно от иопии, от прежней славы. Поэтому Святой Дух таинственно нарек Его этим именем Ионы, которая может быть истолкована различным образом в зависимости от душевного расположения всех тех, кого Он предизображает. Стало быть, когда Он в самом себе прообразовательно изобличает Безрассудство Иудеев, то безрассудство, которое скорбит о спасении язычников, приводится в замешательство парадоксом их призвания, кощунственно отвергает божественную волю и, вопреки ей, предпочитает смерть жизни, на что указывает засушенная тыква. Тогда имя Ионы толкуется как их утруждение.

Как бы пригваждая это безрассудство к позорному столбу, Слово Божие изрекает. И, видя Бог дела их, Подразумеваются, естественно, неневитени, Яко обратишися от пути своих лукавых, И раскаяся Бог о зле ежеглаголоши, Сотворите им, и не сотвори. И о печалися иона и рече, Ныне, Владыка Господи, прими душу мою, и около неми умрете, нежели жите. И далее. И повели Господь Бог червью раннему воутри, и подъеде тыкву и исше. И бысть вкупе внегда воссияти солнцу, и повели Бог ветру знойну, сжегучу. и порази солнце на главу Ионину, и малодушество ваше, и отрицавшееся души своея, и рече. У Неми умрите, нежели жите».

В Неневе есть церковь язычников, воспринявшие слово благодати, отвратившиеся от прежней лжи и долослужения, и вследствие этого удостоившиеся славы небесной. Куще, которую сотворил себе Иона, выйдя из города, изображает долний Иерусалим и рукотворный храм в нем. Тыква предизображает приходящую тень телесного служения Закону, состоящего в постижении одной только буквы его и совсем не имеющего ничего прочного, а также немогущего просветить ум. Червь есть Господь и Бог наш Иисус Христос. который о самом себе говорит через пророка Давида «Аз есмь червь, а не человек». Он действительно стал червем и называется им, поскольку воспринял плоть без семени мужского. Ибо как червь не имеет саития и плотское смешение не предшествует его рождению, так и подобное же смешение не предшествовало рождению по плоти Господа. Кроме того, Господь насадил словно наживку свою плоть на крючок Божества для обмана дьявола, чтобы этот ненасытный духовный дракон, поглотив своей пастью плоть, был пойман на крючок Божества и чтобы он полностью изрыгнул, благодаря воспринятой от нас Святой Плоти Слово, уже поглощенную им природу человека.

Ибо, как прежде, дьявол поглотил человека, насадив в качестве приманки для него надежду на обретение божества, так и потом, будучи сам обманут восприятием человечества, изрыгнул обманувшегося ожиданием божества, поскольку сам был обманут ожиданием человечества. И превосходящая всё сила Божия явлена была через немощь слабейшего естества, победив посредством Стало очевидно, что победил Бог, воспользовавшийся покровом плоти, а не дьявол, обещавший человеку божество. Он есть тот червь, который поразил тыкву и иссушил ее, то есть упразднил законническое служение, как тень, и иссушил превозношение иудеев, гордящихся этим служением. И быть вкупе внегда воссиять и солнцу, вкупе потому, что после того, как прошли прообразовательные загадки закона и прошло определенное время телесного служения по закону, взошла благодать нового таинства, произведя новый день, то есть день высшего ведения и божественной добродетели, той благодати, которая обоживает держащихся ее. Ведь после того, как червь сии поразил тыкву и солнце стало палить голову ионы, Ибо Сам Господь есть червь и солнце правды. С одной стороны, Он есть червь, поскольку бессеменно родился по плоти, и Его зачатие невозможно постигнуть мыслью человеческой. С другой стороны, Он есть солнце, поскольку оказался ради Меня под землей по таинству смерти и гроба, будучи по природе Своей вечным светом. Он взошел из мертвых через Своё воскресенье.

и повеле Бог ветру зною нажигуще, и порази солнце на главу Ионину. Ибо с восходом солнца правды, то есть после воскресения и вознесения Господа, Он, сжигающий и испопеляющий зноем искушение человеческие грехи, обратился на непокаявшихся иудеев и стал поражать лучами своего праведного суда головою Обратив, по написанному, болезнь их на главы их, как они и сами предвосхитили, возопив, кровь его на нас и на детях наших. Ибо ясно, что после воскресения и вознесения Спасителя испепеляющий ветер чрезвычайной силы и лекара через язычников постиг их. И, поразив лучами славу и мощь всего народа, словно Мое солнце правды припобедило их, поскольку иудеи закрыли мысленные очи свои для него и не познали света истины. Или иначе, ветер знойный, опаляющий неверующих в слово благодати иудеев, есть богооставленность, не позволяющая пролиться дождю ведения, уничтожающая росу пророчества и ссушающая в сердце естественный источник благочестивых мыслей. Эта богоставленность праведно постигла иудеев, как обогревших свои руки невинной кровью, предавших истину ради лжи и отринувших Бога Слово, непреложно пришедшего в виде человека для спасения рода человеческого. А потому они были преданы самозаконию осуждения, в котором никоим образом невозможно обнаружить признаков внутреннего расположения души, хоть как-то схожего с благочестием и страхом Божиим, но в котором проявляется одна лишь жесткая и сухая воля. Ее характеризует спесь, проклятая страсть, возникшая из сочетания двух пророков – гордыни и тщеславия.

Причем гордыня отрицает причину добродетели естества, А тщеславие, прелюбодеянием, развращает саму добродетель и естество. Ведь ни один гордец не делает ничего по Богу, и ни один тщеславный человек не поступает в соответствии с естеством. Из смешения этих пороков, как говорилось, и возникает спесь. По отношению к Богу есть свойственное презрение, из которого проистекает богохульное отвержение промысла Божия. А по отношению к естеству ей свойственно отчуждение, которое ведет к тому, что естественное через злоупотребление им превращается в противоестественное, губя благолепие естества. И, чтобы кратко сказать, мысль иудейского народа вследствие его неверия во Христа была, по попущению Божию, скована разрушительным бесом гордыни. И иудеи равным образом возненавидели как Бога, так и людей. Бога, поскольку считали Его ниже плотского наслаждения, вследствие чего отвергли всякое служение в духе.

Людей же, поскольку считали, что прочие народы не ведут свой род от Иакова, а потому являются чуждыми для Творца. Еще они полагали, что пролитие крови христианской есть родение о благоугождении Божеству. Суетный сей народ вследствие несмысленности своей не ведал, как кажется, что не столько тело и телесные происхождения ведут к близости с Богом, сколько душа, заботящаяся о том, чтобы все прочие люди обладали тем же самым характерным свойством веры и внутренним тождеством со всеми относительно добра, достигаемым усилием воли. Согласно этому тождеству, полностью угасает закон плоти, наоборот одно лишь слово Божие со всей очевидностью обнаруживается через дух, приводя к единообразию всех верующих в их умном начале для единого познания Божия и для единой для всех любви и согласия друг с другом. И хотя верующие телесные и пространственные находятся далеко друг от друга, но, пребывая в этой любви, они духовно не отделяются один от другого. Итак, ветер знойный есть спесь, страсть одновременно и богоненавистническая и человеконенавистническая. Ведь эта страсть иссушает сердца неверующих и на подобии Жаром своим уничтожает в душе благочестивые помыслы о божестве и приводит к увяданию правильной смысла естества. Говорят, что такой знойный ветер возникает из смешения восточного и южного ветров, а поэтому он иссушает влагу, рассеянную по земле.

Этот ветер называется эвроклидон или тифонический. Первое название происходит из того обстоятельства, что он повсюду, как на земле, так и на море, вызывает смятение. А второе название – потому, что этот ветер производит пыльный мрак. То же делает и спесь, ибо она наводит великое смятение на душу, а мысль преисполняет мраком неведения. Бог пробуждает этот знойный ветер после бесчинств Иудеев на Христа, то есть Он не препятствует тому, чтобы душевное расположение, подобающее такому бесчинству, нашло на Иудеев и чтобы для всех стал очевиден выбор их, касающийся Бога и людей. Вследствие чего они, теснимые мраком неведения, добровольно ушли в удел, противоположный Богу. И им не оставалось ничего другого, как мучиться и терзаться, видя спасение по вере и славу, которые выпали на долю язычников, а также скорбеть об уничтожении законнических установлений по плоти, говоря «И ныне, Господи, прими душу мою от меня, яко у неми умрете, нежели жите». Их скорбь объясняется тем, что была иссушена тыква, то есть упразднено служение закона, бывшее в тенях.

Служение это происходило под покровом ночи, пришедшей и ушедшей, и оно ограничивалось одними загадками и образами символов, не содержав в себе никакого умного света, могущего просветить свет души. Мы же духовно через веру и сопутствующий ей правду радостно приветствуем Духовную Нинивию, я имею в виду Церковь Языков, которая подлинно является, как и написано, Градом Великим Богу. Сей Град был спасен Своим усердным покаянием в течение трех дней, определенных ему для обращения. И мы должны из всех сил стараться, чтобы через покаяние и изменения к лучшему стать гражданами этого Великого Града, Богу. Ибо Писание нарочито называет этот град Божий великим, говоря «Не невеже бяши град велик Богу». Где Иудей, пекущийся об истине Дольнего Иерусалима, найдет такое изречение, относящееся к этому Дольному Иерусалиму? Много раз, прочитав все Священное Писание, я нигде не встретил высказывания «И Иерусалим – град великий Богу». кто, дерзко уповая на силу своего разума и на богатство своих умозрений, сможет объять и измерить величие того града, который есть и называется градом великим Богу.

Для меня это совершенно недоступно, но я полагаю, что это недоступно также и для всякого разумного человека, который хотя бы немного чувствует божественное величие. Кроме того, не следует оставаться в неведении относительно того, что божественные суды сходны с Богом. Как мог быть градом великим Богу первый город ассирийцев, где торжествовало смешение и обольщение, и где царствовало идольское безумие? И только одно можно предположить. Бог узрел этот град в величие веры церкви из язычников, веры, неописуемой и неизрекаемой никаким словом. Видя будущее, как уже явленное, он вселился в то, что, да то ли, было чуждым ему. И то, что прежде вследствие безбожие было самым дурным, стало, благодаря Слову Божию, божественным и самым почтенным. Оно также стало тем, чье будущее не может быть определено никаким словом человеческим.

Об этом ясно было изречено пророком «Не невие же бяш и град велик Богу». К ней было послано слово пророческой благодати, которая возвестила блаженное разрушение ее. Ищи три дни, и не невие превратитесь. Дойдя до этого местописания, гласящего о назначенных трех днях, я думаю не входить в рассуждение о том, что может быть сказано более ясно людьми, способными рассуждать о возвышенном смысле этого места. Себе же оставляю только рассмотрение точного смысла написанного, предполагая обратить внимание на то, что они выходят, насколько это возможно, за пределы истины. Итак, внимая ясно провозглашенным словам Пророка «Еще три дни, и Ниневия превратится», я понимаю их так, что здесь речь идет о неподлежащем обжалованию приговоре Ниневии или, если точнее сказать, о будущем божественном посещении этого града. Ибо я думаю, что после трех дней, которые Пророк прообразовательно провел в очреве кита, предизображая в себе трехдневное пребывание в огробе и воскресение Господа, Писание предполагает еще три других дня, в которые должны быть явлены свет истины и подлинное осуществление таинств, а также должно произойти полное разрушение города. Эти три дня уже не предначертывают будущую истину гроба и воскресения Спасителя, но ясно являют эту истину, как осуществившуюся на деле.

Предначертанием и упреждением ее было трехдневное пребывание Ионы в очреве кита. Ибо если всякий прообраз происходит от ожидаемой истины, а также если Иона прообразовательно провел три дня в очреве кита, то ясно, что прообраз должен был действительно явить следующее за ним и являющееся совершенно новым образом таинство, а именно истину того, что Господь провел три дня и три ночи в сердце земли. Об этом изрек и сам Господь. Как Иона был в очреве Кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи. Слово «еще три дни» означают, по своему сокровенному смыслу, что прошли три дня, иначе бы не стояло выражений «еще». То есть должно будет пройти трём дням, и Нинивия разрушится. Стало быть, не прообраз разрушил Нинивию по Божию глаголу, но истина, о которой и сказано «еще три дни». Этот Божий глагол словно и зрел.

пройдут в соответствии с воспринятым мною прообразом еще три дня таинственнейшего погребения Господа и Его воскресения, и Ниневия будет разрушена. Впрочем, может быть, кто-нибудь, приведенный в недоумение подобными рассуждениями, скажет, разве достоин доверия Бог, осудивший на разрушение Ниневию и не исполнивший своего приговора? На это мы ответим, что на самом деле Бог как разрушает, так и спасает ее. Он разрушает этот град тем, что уничтожает ложь, а спасает тем, что направляет жителей его к обретению истинного познания. Или, чтобы сказать лучше, он уничтожает ложь с помощью веры, вновь обретшей жизнь, а спасение осуществляет посредством умершления лжи. Ведь слово «неневея» толкуется и как грязная чернота, и как нежнейшая красота. А поэтому в созвучии с толкованием этого слова можно сказать, что Господь после трех дней Своего пребывания в огробе и воскресенье неспроверг ту грязную черноту лжи, которая присоединилась к человеческому естеству вследствие преступления заповеди, и восстановил нежнейшую красоту этого естества посредством послушания веры. Кроме того, он после воскресения явил в этом естестве кратчайшую красоту нетления, которой никоим образом не причастна грубости вещества.

Наконец, Господь гармонично сочетал такую кратчайшую красоту нетления и с общим человеческим естеством, и со Святой Церковью, и с душой каждого человека, отложивший через веру и благую совесть ветхого Адама и образ перстного, а также облачившийся в образ небесного. Не так ясно показано, что пророк Иона может многообразно рассматриваться по смыслу своего имени в духовном созерцании и что это многообразное проявление смысла имени при толковании вполне созвучно различным местам того же самого Писания. Ведь имя Иона, толкуемое как «бегство от красоты», означает Адама и общее естество человеческое. Оно, изъясняемое как «отдохновение и исцеление Божие», а также как «труд Божий», обозначает по смыслу приведенного нами высше толкования Господа и Бога нашего. Понимаемое как «благодать проповеди», оно указывает на богатство Духа, которое содержится в этой благодати. Ещё Иону называется Голубем – даянием Божиим и трудом Божиим вследствие тех многих борений, которые подъемлют ставшие служителями этого истинного призвания. Помимо этого, имя Иона, изъясняемое как утруждение их, показывает безумие иудеев, восставших против истины, их зависть к благам, изливавшимся на чужестранцев, и порождаемую этой завистью которое постигает завидующих. Такое зло стало второй природой иудеев, возненавидевших Бога и людей.

Вследствие этого они постоянно стремятся к тому, чтобы погубить через кровопролитие и убийство других народов естество человеческое. Однако в нашем изложении пропущено рассмотрение трехдней пути. Ибо в Писании говорится «Не невей же бяш и град вели яко шествия пути трех дней. Если будет позволено, то мы восполним этот недостаток. Путь на протяжении трех дней следует понимать как различные виды жизни и шествия по Богу или как определенный образ жизни, подобающий каждому из общих законов. А под этими общими законами я подразумеваю прежде всего закон естественный. Затем закон Писаный и, наконец, закон Благодати. Каждый из них имеет своеобразный образ жизни и соответствующее жизненное шествие, потому что обладает происходящим из него различным душевным расположением, соответствующим воле шествующих тем или иным путем.

Ибо каждому закону присуще созидать определенное душевное расположение каждого человека. Например, естественный закон, когда он не позволяет чувству предъявлять непомерные требования к разуму, то без обучения склоняет человека с радушной любовью относиться ко всем людям, как к сродным, соплеменным и имеющим то же самое естество. Таким образом, этот закон становится учителем, убеждающим помогать нуждающимся и желать для всех того, что каждый желает получить для самого себя. Этому научает и Господь, говоря, «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Ибо те, в ком естество руководится разумом, те, само собой разумеется, обладают и одним душевным расположением. А те, у которых одно и то же душевное расположение свойственно обладать как одним и тем же образом нравственности, так и единым способом шествия по жизненному поприщу. А те люди, которые обладают этим единством по воле, имеют, как это очевидно, то, что соединяет их друг с другом единой духовной связью любви, ведущей их всех добровольно к единому логосу естества, в котором совершенно отсутствует разделение волавствующая ныне над человеческим естеством вследствие себелюбия. делаясь их второй природой, которая медленно и постепенно превращает такой страх путем волевого устремления к добру внутренним расположением души.

Это же расположение становится устойчивым навыком, очищаясь забвением прежних грехов и одновременно рождая взаимную любовь соответственно чему она, будучи исполнением закона, гармонично сочетает всех друг с другом. Ведь исполнением закона становится взаимная связь по любви всех причаствующих к человеческому естеству. Увенчивая логос этого естества духовным томлением братской любви и добавлением этого томления светло украшается закон естества. Ибо закон естества есть естественный закон, который своими способами бытия делает подвластным себе чувства. Писанный закон или исполнение писанного закона есть естественный логос, который присоединяет к себе духовный смысл, чтобы оказать помощь взаимной связи с родного. Поэтому Господь говорит «Возлюби ближнего твоего как самого себя», но Он не говорит принимая ближнего как самого себя. Ибо одно указывает на внутреннюю связь людей друг с другом только для одного бытия, а другое означает промысл Божий для блага бытия. Что же касается закона благодати, то он непосредственно научает тех, кто следует ему подражать самому Богу, который столь возлюбил паче себя нас, ставших вследствие греха, если позволительно так сказать, врагами его, что он, будучи сверхсущественным образом превыше всякой сущности и всякого естества, непреложно пришел в нашу сущность стал человеком и возжелал быть одним из нас, человеков.

Он не отверг того, чтобы наше осуждение сделать своим, и настолько обожил нас по благодати, насколько сам по домостроительству стал по природе человеком. Чтобы мы научились не только быть привязанными друг к другу, как то свойственно нам по природе, и любить друг друга духовно, как самих себя, но и божественным И чтобы показать эту любовь друг к другу, мы должны быть готовы добровольно умереть друг за друга смертью соответствующей добродетели. Об этом говорит Господь. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Итак, чтобы подвести итог, могу сказать следующее. Закон естества есть естественный логос, подчиняющий себе чувства для уничтожения неразумия, вследствие которого происходит разделение соединенных по природе. Писанный закон есть естественный логос, который после уничтожения неразумия соответствующего чувству воспринимает и духовное желание, объемлющее всех нас взаимосвязью со сродным. А закон благодати представляет собой логос, превышающий естество, который непреложно преображает человеческую природу для обожжения, и непостижимо являет в этой природе, словно в образе, первообраз, превышающий сущность и естество.

Данный первообраз становится для образа причиной вечного Стало быть, если смысл учения о трех законах подразумевает такой способ понимания его, то под градом великим Богу, разумеется, либо Церковь, либо Душа каждого отдельного человека, а под шествием пути трех дней, разумеется, то, что вмещает и принимает в себя правду, соответствующую естеству, закону и Духу. Этими тремя законами объемлется все прекрасное устроение Церкви. Описуемое по ширине – оно соответствует добродетели, описуемое по длине – видению, а описуемое по глубине – мудрости таинственного богословия. Поэтому не будем в своем внутреннем расположении отделяться наподобие народа иудейского от этого града, возлюбив словно кущу тела и радуясь словно тыкве приходящему телесному наслаждению. чтобы не напал на нас червь в совести, погубив наше внутреннее расположение, обольщенное наслаждением, а также чтобы не постигла нас, дурно проводивших жизнь свою, возмездия невольных искушений, подобных ветру, знойну, и мы, надломленную жизнью, не вознегодовали на суд Божий. Ибо каждый из нас, покорившихся прелести материальных вещей и радующихся телесным наслаждением, принимает Слово Божие, словно червя, поражающего до самой глубины совести и поедающего, словно корень тыквы, привязанность каждого к наслаждению. И таким образом, благодаря полному восходу и сиянию словес Духа, иссушается действие греха. А зноем Духа, то есть памятью о вечных наказаниях, это Слово Божие поражает, словно голову ионы, начало порочных страстей, чувственной прелоги.

И это для того, чтобы узнали мы смыслы промысла и суда, заставляющие нас отдавать предпочтение вечному перед вещами, приходящими, улишение которых обычно скорбит род человеческий. Ибо если слово «писание» представило человека, огорчающегося из-за кущей тыквы, а Бога оно показало как заботящегося о Нинивии, то ясно, что любезная Богу является намного лучшим и более ценным всего каким-либо образом существующего, которое приятно людям и почитается у них как нечто ценное. Тем более это касается тех вещей, которые не являются подлинно существующими, но только кажутся таковыми вследствие ошибочного и предвзятого суждения. Они вообще не имеют никакого логоса своего бытия. Призрак их существования обманывает ум, и пустая видимость не существующего, а нереальной бытие внушает нам страсть.