6. Московский раскол： факты и ＂легенда Иосифа＂ ⧸⧸ Русское православие

Русское православие между Киевом и Москвой. Глава 1. Процесс разделения Киевской митрополии. Раздел 2. Параграф 2.8. Предпосылки московского раскола. Около семи лет с 1459 по 1466 год западная часть Киевской митрополии успешно сопротивлялась насильственному введению Ко второй половине 1466 года это сопротивление принесло победу. Король Казимир предпочел смириться с тем, что православные останутся православными и отказаться вообще от планов введения Унии.

По крайней мере, в ближайшей перспективе. Он сам принимает решение упразднить униадскую митрополию митрополита Григория, после чего митрополит Григорий обращается к константинопольскому патриарху с покаянным посланием Оно не сохранилось, но о его содержании мы можем судить по ответу Патриарха, о котором скажем в следующем разделе. Упразднить униадскую метрополию можно было только одним способом – вернув в православие. Таким решением автоматически ставился вопрос о метрополите Киевском и всея Руси. Если метрополит Григорий покается и будет принят в качестве православного, то как быть с возглавлением все еще единой митрополии Киевской и всея Руси? Разумеется, на такой вопрос можно было давать разные ответы, в зависимости от тех или иных церковно-политических предпочтений. Если бы в те годы нашлась церковно-политическая сила, которая поставила для себя в качестве приоритета сохранение единства Киевской то ей было бы несложно найти вполне каноничное разрешение для этой коллизии, не отвергая ни митрополита Филиппа, ни митрополита Григория. С точки зрения церковного права вопрос имел совершенно однозначный ответ, основанный главным образом на прецедентах, самый известный из которых – ситуации в Антиохии в конце IV века.

Временно в митрополии сосуществуют два митрополита сохраняя под своим управлением те епархии и приходы, которые у них были во время раскола. После смерти одного из них или другой канонической эквивалентной ситуации, управление его епархиями и приходами переходит ко второму. И только тогда происходит окончательная унификация метрополии. Однако в ситуации 1466 года Не было ни одной стороны, которая могла быть заинтересованной в таком решении. На стороне Великого Княжества Литовского, не только для короля Казимира, но и для литовских епископов, митрополит Филипп мало чем отличался от самозванца. Король хотел сохранить свое традиционное право на согласование личности кандидата на митрополию. А епископы хотели сохранить свое не просто традиционное, а каноническое право на участие в выборах митрополита. Поэтому они предпочли исходить из того, что Киевская митрополия вдовствует, и их точка зрения была канонически безупречна.

На стороне Московии для Ивана Третьего было принципиально сохранить ровно противоположное. право бесконтрольного назначения главы церкви для собственного государства. Государство уже было на грани того, чтобы окончательно стать унитарным, в отличие от того плохо сбалансированного конгломерата княжеств, который представляла собой Восточная Русь при Василии II. В то же время было уже ясно, что за пределами Москвы Православие нельзя будет конвертировать в серьёзную политическую силу без опоры на всю ту же Московию, ни в Великом Княжестве Литовском, ни в захваченном мусульманами христианском Востоке. Поэтому Москва выбирает в качестве приоритета для своей церковной политики курс на монополизацию православия. С точки зрения церковно-канонической этот курс может представляться слишком самоуверенным и просто разбойным. Но зато он был совершенно реалистичен с точки зрения светской политики, с которой только и мог его рассматривать Иван Третий. Было понятно, что всякое православие за бортом Москвы будет маргинализировано.

И хотя бы косвенно, но всё равно зависимо от московской дипломатии, не церковной, а светской. Успех таких планов мог зависеть только от успеха самых главных планов Великого Князя по собиранию земель, но никак не от внутрицерковных процессов. Со стороны Константинопольского патриархата ситуация также представлялась довольно однозначной. Патриархат был заинтересован только в таком решении, которое будет обеспечивать ему внешнюю поддержку внутри Османской империи. При прочих равных этому условию соответствовало лишь такое решение при котором Киевская митрополия сохранялась под его управлением хотя бы номинальным. Это предлагалось только со стороны короля Казимира. В Патриархате не знали о том, что в Москве избран уже второй митрополит без согласования с Патриархатом. Но хорошо помнили, что такого согласования не было при избрании митрополита Ионы.

В Константинополе думали, что митрополит Ионы все еще жив. О благословении митрополиту Ионе от патриарха Геннадия Схолари то ли искренне не знали, забыли, потеряли при чехольде патриархов на Константинопольском престоле, то ли предпочли забыть чисто дипломатически. Подробности тут не имеют значения, так как признание Ионы патриархом Геннадием получило бы смысл для церковной дипломатии лишь при совсем другой позиции Москвы. если бы Москва продолжала бы настаивать на своей формальной лояльности высшей церковной власти, как она это делала в 1448 году. А двадцать лет спустя и в самой Москве предпочли о такой грамоте забыть. Ведь она доказывала бы, что еще не так давно и в Москве признавали необходимость избирать митрополита лишь с санкцией Константинополя. Наконец появился и новый игрок на этом поле – Иерусалимский патриархат. В условиях непримиримого противоречия между Константинополем и Москвой можно было заключить церковно-политический союз с Москвой против Константинополя.

Иерусалим будет завоеван Османской империей только в 1514 году. И лишь после этого администрация Иерусалимского и Константинопольского станет фактически общий, то есть формирующийся из одного и того же круга номенклатурных кадров. Если даже и в XVII веке противоречия между восточными патриархами иногда давали место международной интриге, мы с этим столкнемся в истории русского раскола, то тем легче это происходило в интересующую нас эпоху, когда могли различаться интересы не только личные но и целых патриархатов. Таковы были предпосылки развития церковно-политической ситуации после того, как король Казимир решил уступить православию. Наиболее ожидаемый сценарий был предельно жестким. Параграф 2.9. Московский раскол. Факты и легенда Иосифа.

Русские церковные историки XIX века включая митрополита Макария Булгакова, искренне полагали, что уже митрополит Феодосий был возведен на митрополию после получения от константинопольского патриарха грамоты с предоставлением автокефалий. Как мы упоминали выше, об этой грамоте говорили в Москве еще в 1520-е годы. Этот миф воспроизводится у конфессиональных историков до сих пор. Примечательно, что он опровергается в примечаниях Б.Н. Флори к тому Нового Макария, посвященному истории западнорусской митрополии, но оставлен без исправления в комментариях архимандрита Макария Веретенникова к тому, посвященному, собственно, Московской Церкви. В действительности оказалось, что грамота Константинопольского Патриарха и на самом деле была. но содержание ее было в точности противоположным. Ее текст был найден и опубликован Я.Н.

Щаповым в 1976 году. Это ответное послание Константинопольского патриарха Дионисия митрополиту Григорию, датированное 14 февраля 1467 года. Патриарх принял покаяние митрополита Григория и, в свою очередь, подтвердил полномочия Григория в сане митрополита всея Руси, включая Москву. Кроме того, он запретил кому бы то ни было вступать в сношение с Ионой. Патриарх еще не знал, что Ионы к тому времени не было в живых. Грамота подразумевала, что Иона и вообще никогда не получал признания в Константинополе. Несмотря на неясность, создавшуюся грамотой относительно статуса покойного митрополита Ионы, грамота создавала предельную ясность относительно статуса действовавшего митрополита Филиппа. Он получал клеймо Раскольника.

Митрополит Григорий немедленно предъявил свои права на Восточную Русь. Нам неизвестно, возобновлялись ли именно в эти годы сношения по церковным вопросам между королём Казимиром и Иваном Третьим. Но относительно некоторой части событий мы можем судить с определённостью. Именно к этому периоду относится послание Ивана Третьего к новгородскому архиепископу Ионе. Текст представляет собой сокращённое изложение, где почти каждый новый отрывок предваряется словами «Князь Великий повествует». Это послание было неопределенно датировано А.С. Павловым периодом с 1465 по 1470 год. По упоминанию митрополита Филиппа и году смерти архиепископа Ионы.

Но теперь можно определенно датировать его вторым полугодием 1467 года. В этом послании впервые утверждается право отказать в подчинении даже и православному Патриарху Константинополя, причём это делается в контексте ответа на притязание Григория ходатайствовать о принятии которого в Москву был отправлен посланец Патриарха. Такая ситуация сложилась не ранее весны или даже лета 1467 года. От февраля должно было пройти несколько месяцев до получения послания в Великом Княжестве Литовском и направления посольства в Москву. Из текста послания видно, что оно было написано вскоре после официального отказа Ивана Третьего принять такое посольство, так что получаем для даты послания второе полугодие 1467 года. Епископы Великого Княжества Литовского признали митрополита Григория беспрекословно, как этого и следовало ожидать. Со стороны Москвы не было никаких существенных попыток повлиять на их выбор. И напротив, Москве было нечего беспокоиться за восточно-русские епархии, которые все находились под ее жестким контролем.

Однако пока еще за одним исключением – епархией Новгородская Республика всерьез рассматривала сценарии политического единства с Великим Княжеством Литовским, а не с Москвой. А до первого похода Ивана Третьего против Новгорода 1471 год еще оставалось четыре года. Впрочем, так называемая Московская, то есть сохранившаяся в Великокняжеском летописании повесть о походе на Новгород составлена вскоре после около 1472 года. Вменит новгородцам в вину планы перехода под митрополита Григория и даже сделает их религиозным обоснованием похода. Но пока что получалось, что только в отношениях с Новгородом Москва нуждалась в церковной дипломатии. Ее единственным памятником, и то сохранившимся не вполне, является наше послание Ивана Третьего архиепископу Иони. Великий князь повторяет архиепископу прежние аргументы против митрополита Григория, но теперь их недостаточно, да и вообще они не очень уместны. Ведь Григорий теперь представляет вовсе не унеадского, а православного патриарха Константинополя.

Поэтому и у Великого князя появляется новый и ключевой аргумент. Он заходит несколько издалека и прибегает сначала к авторитету уже знакомого нам епископа Иерусалимского Патриархата, рукоположенного в Москве митрополита Кессарийского Иосифа. Иван Третий пересказывает грамоту, полученную им от митрополита Иосифа, которой описывает посольство митрополита Григория в Константинополь. Согласно этому рассказу, мы будем называть его легендой Иосифа. Посольство застало над Патриаршем престоля еще прежнего Патриарха Симона. Имеется в виду не Симон, а Симеон I Трапезумский, бывший на престоле трижды – весной 1465, с конца 1471 до начала 1475 и с апреля 1482 до весны 1486. Между первым патриаршеством Симеона и первым патриаршеством Дионисия был еще краткое время патриарх Марк II Ксилокарав 1466 с начала года до весны, когда его сменил Дионисий. Но о нем в Москве, кажется, вообще ничего не знали.

Помимо искажения имени патриарха, тут и кажущийся на первый взгляд анахронизм. Весна 1465 слишком ранняя дата для миссии митрополита Григория. Но ведь автор говорит вовсе не о той миссии, которая имела место в действительности, а о ее неудачной репетиции. Так что хронологию автор легенды Иосифа выбирает достаточно точно. Этот патриарх Симон был человек рассудительный, видимо, не в пример нынешнему патриарху Дионисию. Посольство митрополита Григория привезло ему богатые дары, а взамен просила признать его митрополитом и послать с извещением об этом патриарших послов к великому князю в Москву. Но патриарх, благодаря своей рассудительности, как говорится в легенде, не согласился, даров не принял и в благословение отказал. В Константинополе в это время все главные церкви были превращены в мечети а на оставшихся не осталось крестов, да еще и запрещен колокольный звон.

Ни звону у них нет, поют без звону. Видимо, эта колоритная деталь создавала совсем уже нестерпимый образ православия в Турции. Находящийся в таком положении патриарх ответил послу митрополита Григория. Аз сам живу в убожестве, в бессерменских руках, в чужой неволе А наше ся уже православие изрушило. А наше православие уже разрушилось. На этом великий князь прекращает пересказ грамоты митрополита Иосифа, а переходит к собственным выводам. По контексту видно, что эти выводы относятся к нынешней ситуации, когда нужно реагировать на уже состоявшиеся утверждения патриархам митрополита Григория, а не к ситуации из недавнего прошлого о которой только что была речь. Трудно сказать, имеем ли мы тут дело со стилистической небрежностью автора послания или же с лакуной, не отмеченной переписчиками.

Якобы, имея на руках такие известия о патриархе и о патриархате, но столкнувшись теперь с необходимостью дать ответ посольству от патриарха и митрополита Григория Великий князь посоветовался со своим отцем-метрополитом, имеется в виду Филипп, со своей матерью, братьями и архиереями, которые по именам не называются, но, очевидно, имеются в виду все восточно-русские епископы, кроме Новгородского. И они пришли к выводу, чтобы в землю свою пущать не велеть ни метрополита Григория, ни патриаршего посла. И даже более того, они не остановились перед самыми радикальными выводами относительно самого Патриарха. «Не требую Его, то есть не нуждаюсь в Нем, – пишет Иоанн Третий, – ни Его благословения, ни Его неблагословения. Имеем Его от себя, самого того Патриарха, чуже и отреченно, и Его Посла, и того Окаанного Григорья». Разрыв с Патриархом и отказ принять посланного от него митрополита был обоснован только тем, что у самого Патриарха в Патриархате православие разрушилось. С точки зрения канонической, такую аргументацию нельзя назвать плохой. Ее вообще нельзя назвать аргументацией.

Но никакой другой аргументации до нас не дошло. Да и мог ли великий князь не поделиться ею с новгородским архиепископом, если бы она у него была? Итак, где-то во втором полугодии 1467 года на созванном великим князем в Москве каком-то собрании восточно-русских епископов без участия архиепископа Новгородского был утвержден разрыв с Константинополем. Тем самым был учрежден и разрыв с западной частью Киевской митрополии. Часть прежней митрополии с центром в Москве впервые продекларировала свою автокефалию. Показательно, что даже на этом этапе Москва попыталась вновь хотя бы фиктивно опереться на авторитет Патриарха, противопоставив нынешнему Патриарху Дионисию, прежнего рассудительного в кавычках Симона. Абсолютная эффективность истории в первом и неудачном посольстве митрополита Григория, фактически представлявшего короля Казимира, в Константинополь видна хотя бы из того, что в 1465 году, точно так же, как и в 1467, подобные вопросы не решались патриархом без оглядки на турецкую власть. Это был вопрос договоренности между султаном и королем Невероятно, чтобы он мог быть решен в 1465 году иначе, чем в 1467.

Если бы аргументация, построенная на легенде Иосифа, имела бы иной характер, нежели чисто символический, то на ее основании были бы сделаны логичные выводы. Не вообще разорвать с патриархатом по причине уничтожения в нем православия, а лишь не подчиниться конкретному решению конкретного патриарха и пытаться решить проблему методами церковной и светской дипломатии. Но фикция первой поездки Григория имела характер именно символический. И этот символизм как раз и заключал в себе суть новой идеологии московской автокефалии. Символический смысл легенды Иосифа в нескольких словах сводится к следующему. Константинопольский патриархат в лице своего последнего разумного патриарха в кавычках Симона, констатируя собственную духовную смерть, в гроб сходя благословил митрополитов в Москве на полную самостоятельность. Идея 1448 года о константинопольском благословении для избрания митрополита в Москве тут дополнена идеями 61-го 1462-го годов, слово на латынью, о наследовании Москвой церковных прерогатив Константинополя. Усилен только момент уничижения самого Константинополя.

Едва ли следует сомневаться в авторстве легенды, как она атрибутирована в послании великого князя. Митрополит Иосиф прекрасно знал и московские, и греческие церковные дела. Но при этом играл за Москву, а не в партии Константинополя. Только после нескольких десятилетий церковной изоляции Москвы легенда Иосифа вытеснится еще более радикальной легендой о письменном благословении московской автокефалии константинопольским патриархам. Эта новая легенда наверняка будет впервые сформулирована в каком-то специальном документе, который, возможно, будет когда-нибудь обнаружен историками. Но для такого документа время наступит не сразу. Пока что в 1467 году требовалось несколько больше оглядываться на реальные факты. Само собой разумеется, что приняв легенду Иосифа в качестве обоснования автокефалии Московская Церковь обвинила Константинопольский Патриархат в отпадении от Православия, что было заведомо несправедливо.

А сама, с канонической точки зрения, образовала раскол. Параграф 2.10. Вторая попытка введения Унии в Литве. Положение, сложившееся на исходе 1467 года, как мы знаем из дальнейшей истории, стабилизировалось очень надолго, фактически до 1589 года, когда было установлено Московское Патриаршество и произошло официальное примирение Церкви Московии с Константинопольским Патриархатом и находящейся в его составе Киевской Митрополии. Но в 1467 году стабильности еще не было. Слабым звеном в сложившейся схеме церковно-государственных отношений была конфессиональная политика короля Казимира, в которой уступка православию была лишь тактическим отступлением. После смерти митрополита Григория в 1472 году королевское правительство предпринимает новые шаги в пользу Унии. хотя теперь уже и не прибегает к откровенному насилию.

Часть православной шляхты, одним из главных лидеров которой был весьма близкий к королю выдающийся государственный деятель Иван Хаткевич, пишет в 1473 году послание к папе римскому Сиксту IV, выражая согласие на принятие унии. Текст грамоты нам известен только из пересказа в следующей грамоте 1476 года, о которой мы скажем ниже. Но, по крайней мере, в пересказе упомянуто, что среди подписавших грамоту были епископы, их имена неизвестны. Послание передали через папского легата Антонио, который тут, кстати, возвращался через Великое княжество Литовское из Москвы. Ответа на это послание не было. На фоне тогдашних папских надежд на обращение в Унию Москвы оно смотрелось бледно, да и не могло быть у папы особого доверия ни к православной шляхте, ни к королю Казимиру. Отношения папы с последним опять стали осложняться из-за его войны за Чехию против короля Венгрии Матвея Карвина. Возникает патовая ситуация, в которой выборы нового митрополита задерживаются.

После какого-то периода промедления следующий ход делает православная партия, точный состав которой определить трудно. Но в Константинополь отправляется для рукоположения несогласованный с королем кандидат, выходец из Твери с передом. Патриарх Рафаил рукополагает его в Константинополе в 1475 году. Хронология недавно уточнена В. И. Ульяновским. 15 сентября 1475 года датируется не Хератония, а Белек, древнерусский термин тюркского происхождения, который впервые для данного случая был переведен Ульяновским и интерпретирован как «ставленническая грамота». Мне кажется, что дата выдачи грамоты должна совпадать с днем Хератонии, но Ульяновский допускает, что Хератония могла состояться существенно раньше.

А уже в начале 1476, не позднее весны, митрополит Спиридон прибывает в Великое княжество Литовское. Почти одновременно, уже не в качестве ли мгновенной реакции на херотонию Спиридона, литовские епископы без сношения с Константинополем избирают альтернативного митрополита, епископа Смоленского Месаила. Епископ ранее 1454 года скончался в 1480 году. Никаких сведений о попытках добиться признания Месаила в Константинополе хотя бы задним числом не дошло. Всего вероятнее, что их и не предпринимали. Казимир должен был считать, что Константинополь и непримиримая часть православной партии первыми нарушили коль скоро решились на рукоположение несогласованного с ним кандидата. Зато первым же делом новоизбранного епископа стало повторное обращение к папе от 14 марта 1476 года, которое было подписано значительной частью шляхты, но из духовных особ только тремя, причем лишь одним епископом, самим Месаилом. В послании он называет себя електом на метрополию, то есть избранным, но не утвержденным.

Утверждение тут предполагалось от Папы. На это обращение ответа из Рима опять не последовало. Во всяком случае, просьба прислать папских легатов для урегулирования положения тех, кто примет унию, удовлетворена не было. Отчасти виной этому могла быть недостаточная репрезентативность подписантов. Не было подписи значительной части православной шляхты и, главное, не было подписи епископов, если не считать Електона Метрополию. Вероятно, еще более важным фактором были отношения между папским престолом и королем Казимиром. В 1478 году они обострятся до того, что король будет повторно экскоммуницирован, а это значит, что и в период 1476-1478 годов для Папы было затруднительным иметь дело с Казимиром. Все это привело к тому, что король вновь отказался от активных действий по введению унии.

Тем не менее, митрополит Спиридон после своего возвращения в Великое Княжество Литовское находился на свободе недолго. К смерти митрополита Месаила ему пришлось дожидаться в заключении. Данных о том, кто в то время признавал которого из двух митрополитов, у нас нет. После смерти Месаила ситуация развивалась наиболее естественно для таких случаев путем. Король позволил православным избрать своего кандидата и получить для него утверждение в Константинополе. Таким образом Константинополю предлагался мир в обмен на отставку прежнего митрополита Спиридона. Такое решение было столь же канонически недопустимым, сколь исторически общепринятым. Мы еще встретимся с похожей ситуацией в Киевской митрополии в 1630-е годы.

Спереду он все еще сидел в заточении, а полоцкий архиепископ с начала 1470-х годов, Симеон, был избран на митрополию. Константинопольский патриарх Максим III Христоним вскоре прислал двух своих представителей в епископском сане, которые совершили настолование не ранее августа 1481 года. Митрополит Симеон получил всеобщее признание. а прежний митрополит Спиридон мог быть выпущен на свободу. Еще во время заключения Спиридона часть православной шляхты во главе с киевским князем Михаилом Олельковичем попыталась устроить против Казимира заговор, который был разгромлен в 1482 году. Предводители были казнены, но один из них, князь Федор Иванович сумел бежать в Москву к Ивану Третьему. Согласно гипотезе Ульяновского, именно он мог быть тем паном из Литвы, который ходатайствовал перед великим князем, за находившегося в заключении митрополита Спиридона, и предлагал сделать из него формальный повод для войны против Казимира. Но, как сообщает летопись, Иван Третий не увидел в деле митрополита Спиридона казус Белли.