6. Доносы и огульные обвинения на имяславцев ⧸⧸ Антоний Булатович. Моя борьба…

Глава шестая. В то время как отец Иероним Ковалковый против своих братьев отправлял доносы, чтобы добиться поддержки властей церковной и правительственной, дабы сохранить свою власть над иноками, коварная и хитроумная главарь комитета, по выражению отца Климента, наиболее убежденные защитники божественного достоинства имени Господня, ничего подобного не предпринимая против своих противников. Решив смену отца Иеронима, братья обратили свои взоры на отца Давида, которого решила избрать на место первого, и на отца Антония, который находился на пристани и собирался покинуть Святую Гору. Братья послала просить его не покидать ее в эти решительные минуты и возвратиться в Скид, чтобы помочь ей. Мною же было помянуто, что еще 30 декабря я прибыл на пристань и на следующий же день должен был отбыть на Солоникском пароходе. Но на море поднялась такая буря, которая не давала приставать пароходам. И таким образом я прождал до 9 января, когда около захода солнца показался на горизонте дымок парохода, шедшего из скавалы и который должен был отвезти меня в Солоники. Но в это самое время прибыл с скита отец Константин и передал мне всеобщую просьбу братья возвратиться в обитель и не оставлять ее в эти трудные минуты.

Выданные мною расписки отцу Иерониму во время нашего примирения на келье Благовещения, я не отрицался возвратиться в скит, аще то угодно будет Господу, Богу и аще с любовью соизволят игумены братья. Теперь Игумен фактически был незложен, братья же с любовью единогласно зовет возвратиться к ней на помощь в родное гнездо, в котором я воздал Господу обеты мои при пострижении, и я считал своим долгом исполнить эту просьбу, тем более что я видел в этом волю Божию. Господу угодно было так удивительно удержать меня на святой горе от предпринятого мною отъезда необычайной бури. В тот же вечер я возвратился на Корею к большому неудовольствию моего старца, настоятеля Келия Благовещения отца Порфения, из благословения которого я должен был ехать в Афины. Но узнав обстоятельства дела, он не стал противиться моему намерению, и на следующий день после ранней литургии в 9 часов утра я отправился в Андреевский скит. У святых ворот меня встретила большую часть братьев с любовью и с сердечными приветствиями и лапзанами. И мы пошли в паломническую гостиницу, где имелось просторное помещение. Братья земная кланялась, просила меня не оставить их одних в эти трудные минуты, не оставить беспомощных.

Так как стало известно, что отец Раним, который накануне согласился было на свою смену, вызвал ватопецких проистосов, которые сейчас должны приехать для усмирения бунтовщиков. Я утешил братья, как мог, и напомнил ей слова Спасителя. «В мире скорбне будете, дерзайте, як вас победих мир». Вслед за мной пришел и отец Давид, которого братья тоже вызвало к себе. Здесь мы впервые встретились с отцом Давидом после 23 июля, когда я случайно с ним увидался около его кельи, ибо как я, так и он, мы оба вели весьма замкнутую жизнь и не общались друг с другом. Братья обратились к отцу Давиду с той же просьбой, как и ко мне. Старец растрогался и прослезился. В то же почти время прибыли скит-проэстосы, и их принял отец Ронин со сторонниками своими и провел их в парадной комнате скита.

Прибыв в обитель и видав святые ворота открытыми и царяющие в скиту спокойствие, проэстосы были весьма удивлены и сказали «Вы писали, что у вас бунт, но у вас все спокойно». И так игумен призвал проэстосов, дабы они удержали за ним игуменство. Но братья со вчерашнего дня считало уже отца Иеронима незложенным, так как устав явно предоставлял братьям право смены игумена в случае недовольства им, и поэтому вчерашнее единогласное заявление Остема Игумена было выражением воли подавляющего большинства собора, имевшим официальный характер. Следовательно, Оставалось теперь оформить на бумаге то, что словесно было сделано накануне, и братья решили идти в соборный храм и созвать туда всеобщий братский собор для предания вчерашнему низложению письменной формы и для выбора нового игумена. Ударили большой колокол и собрались в собор. Но в то время, как братья собирались в собор, ближайшие сторонники отца Иеронима в парадных комнатах угощали проистосов обедом и прилежно вадили, как говорит Писание, на братьев. Братский собор открылся торжественным молебном, сакрафистом сладчайшему Иисусу, после которого соборный старцы Сергий и Фортунат и старший братский духовник отец Пантелеймон предложили братья высказаться в том, желает ли она оставить прежнего игумена или желает избрать нового. Все в один голос ответили, что требует смены отца Иеронима.

Тогда были поставлены столы для подписи под братским заявлением о смене отца Иеронима. Заголовок был составлен мною, и по обсуждению старших братьев принят и предложен к подписи. Он гласил, «Я ниже подписавшийся верую и споведую, что имя Божие и имя Господа Иисуса Христа Свято само по себе неотделимо от Бога и есть Сам Бог. как то многие святые отцы исповедали, хулителей и уничижителей имени Господня отметаясь, как еретиков, и посему требуя смены игумена и ранима. Отец Климент уверяет, будто к этой формуле заставляли принудительно подписываться и тех, которые не хотели. Это ложь, ибо могла ли быть речь о принуждении, когда в самом скиту присутствовали монастырские власти? Уверяет также отец Климент, что братья не знала, под чем подписывается. Но и это неправда, ибо предлагаемая формула не только была тщательно обсуждена в присутствии все братьев и вслух неоднократно прочитана, но подписана на том самом листе, на котором подписывались.

Причем каждый грамотный, подходя подписываться, считал своим долгом сначала внимательно прочитать заголовок и затем свободно или подписывался или отходил, если не хотел. Эта формула не предполагалась к предъявлению греческим монастырским властям, ибо мы не хотели вводить греков в наши внутренние богословские споры. Для смены же игумена особых мотивов не требовалось, ибо устав предоставлял право смен по одному неудовольствию братья-игуменам. Поэтому наряду с этой формулой была предложена и другая, и для нее поставлен особый стул. Эта вторая формула гласила «Мы, ниже подписавшиеся, потеряв любовь и доверие к гумену нашему, Архимандриту отцу Иерониму, требуем его смены». И сказанного явствует, что мы не собирались делать судьями нашего богословского спора греков, которые по духовной жизни своей и по характеру своему совершенно для того не подходили. К великому сожалению, монастырская жизнь среди греков на Святой Горе, столь высоко некогда стоявшая, ныне упала, в особенности в штатных монастырях, каким был ватопед. Представителям монастырей избирались обыкновенно люди, отличавшиеся ни подвижнической жизнью, ни постом, ни молитвой и ни богословской начитанностью, но хозяйственностью и деятельностью их заключалось в разъездах по управлению многочисленными имениями монастыря.

Кроме того, греки известны своим коварством и русофобством, и поэтому они могли воспользоваться возникшим богословским спором среди русских, как оружием против нас же, ибо увеличение русского населения на фоне давно уже возбуждало тревогу греков и побуждало их принимать меры к воспрепятствованию увеличения численности братий в русских обитерях. Исповеданную формулу с изложением истинных причин, вынудивших братью Андреевского с Китая сменить своего игумена, мы намерены были представить на суд российской церковной власти, той самой власти, которой мы несколько месяцев тому назад принесли жалобу на архиепископа Антония Волынского. Поэтому это исповедание и было послано нами при докладных записках в Святейший Синод, а также и в Константинопольское посольство. Представляя наше исповедание в Святейший Синод, мы просили по рассмотрению известить нас, правильно ли мы формулируем нашу веру во имя Божие. и в случае, если требуется исправление сей формулы, то исправить. Однако в основании этой формулы легли выражения, исконние употреблявшиеся в церкви по отношению к имени Господня, ибо о том, что имя Божие свято само в себе, гласит катехизис, что оно неотделимо от именуемого, выражали святые отцы. Слова же «имя Божие и сам Бог» есть выражения отца Иоанна Кронштадтского, столько лет допускаемой церковной духовной цензурой. Подписка шла очень успешно, братья на перерыв подписывались под листами и вскоре число подписи превзошло 300.

Таким образом более 4-5 наличного состава скита требовали смены игумена и оставалось теперь только представить этот список ватопет, а с ним вместе и списки подписей избирателя нового игумена и просить об утверждении последнего монастыря. Приступили к избранию нового игумена, и я предложил назвать несколько кандидатов и произнести закрытую баллотировку, как то обычно делалось. Но старцы и все братья в один голос возразили, какие там еще кандидаты, мы все просим отца Давида. «Кто желает отца Давида, переходи направо, кто не желает – налево», – воскликнул отец Сергий. И все триста человек оказались на правой стороне. Глаз народа – глаз Божий. Выборы были сочнены совершившимися, и точно же был ослужен благодарственный Господу Богу Малевин. И вся братия, поклонившись Кресту, Евангелию и чудотворной иконе Божьей Матери, подходила к отцу Давиду, делала ему земной поклон и брала от него благословение, как от своего нового игумена.

Так без заранее обдуманного плана совершилось низложение одного игумена и выбор другого. И совершилось это в то самое время, как в парадных комнатах скита с Иеронимой заседали, прибывшие усмирять несуществующий бунт Проистосы. перед которыми отец Ироним и сторонники нещадно всякие клеветы возводили. Мы же ничего этого не подозревали и не позаботились принять какие-либо предупредительные меры к защите себя от этих клевет. Приведу еще один факт в защиту от возведенного на меня обвинения хитроумии и коварствий, которые якобы проявил в Афонской смуте. Мое неожиданное возвращение в скит весьма неприятно поразило отца Иронима и сторонников его, которые предполагали, что я уже уехал. И поэтому Отец Иероним первым делом стал жаловаться Проистосом на меня и требовал, дабы, прежде всего, я был изгнан из Кита, как лицо постороннее, ушедшее из Кита и давшее в том расписку. Поэтому, как только приехали Проистос, Отец Иероним послал в хозяйственную канцелярию к секретарю с требованием доставить хранившуюся у него мою расписку.

Но тот был наш сторонник и немедленно сообщил это мне. В это время мы все были еще в паломнической гостинице. И Георгий, секретно сообщив о требовании уронима, предложил мне уничтожить эту расписку, дабы отнять повод уронима, основываясь на ней, требовать мое удаление. Я на это не согласился, хотя имел нравственное право это сделать. не лишен был права возвращения, а тем более, когда возвратился по воле всей братии и предоставил отцу Иерониму использовать мою расписку, как ему будет угодно. Выслушав отца Иеронима, проистосы потребовали к себе на допрос обвиняемых, но братья потребовала, чтобы этот допрос был произведен в ее присутствии и послала к проистосам отца Пантелеймона, старшего духовника и отца Константина, говорившего по-гречески. просить их пожаловать в собор. На это предложение Проистос ответили отказом и вторично потребовали, чтобы обвиняемые явились на допрос к ним.

Братья снова послала своих представителей просить Проистоса в соборный храм, но те не приходили к братье, а братья не шла к ним. Так прошло припирательство часов до трех пополудни, когда, наконец, пришли в собор два Проистоса, Герман, говоривший по-русски, и его брат Аркадий заправил его Тапецкого монастыря. В соборе Проистос Герман был встречен братья почтительно с поклонами. Он спросил, почему вы не хотите Игумена Иеронима? Мы ему ответили, потому что потеряли к нему любовь и уважение. Но почему вы потеряли к нему любовь и уважение, спросил он нас. Но не предъявлять на суд грекам религиозной причины недовольства Игуменом, не чернить его каким-либо жалобами, которых, конечно, можно было бы принести немало. мы не желали ответили, что причин к этому много, но перечислять нет надобности, так как это не требуется с китайским уставом, ибо в статье 4 ясно сказано, что достаточно одного недовольства игуменам, чтобы сменить его простым большинством голосов.

Престос Герман, которому хорошо был известен наш устав, ничего не мог возразить, убедившись, как мирно и спокойно совершается подписка, вышел с храма, сказав по-гречески «Эти овечки не сумеют сменить своего игумена». И действительно, чушь был имяславством тот дух коварства, систематической предумышленности и хитроумия, которое приписывает нам Отец Климент. Когда отец Иероним узнал о том, что под его незаложением уже собрано более трехсот подписей и новым мегуменом избран таким же числом голосов отец Давид, он стал, по откровенному признанию отца Климента, слезно умолять проистосов ни более, ни менее, как о том, чтобы все не желали бывшие его, были признаны неправославными, и не остановился перед тем, чтобы возвести такую клевету, будто братья о имени Божьем говорит, что оно есть самое существо Божие, сливая имя Божие с существом Божиим. Когда подписка была закончена, то мы все направились к парадным комнатам и представили списки Проистосу. Те сначала встретили нас горделиво и грозно, тогда мы рассказали им наше недоумение по поводу их прибытия в СКИД, ибо хотя мы очень рады, но мы все-таки желали бы узнать, почему ЗОО они приехали, так как по уставу они могли прибыть в СКИД лишь по приглашению, подписанному четырьмя эпитропами, а такового им послано не было. Нарушения устава явны, и они сбавили тон. Они заявили, что приехали потому, что отец Ранин принес им жалобу, что братья ему не повинуются и бунтуют. И спросили, по какой причине требуем мы смену отца Иеронима?

Но мы им дали тот же ответ, что дали в соборе Герману, что потеряли к нему любовь и доверие. Тогда сам отец Иероним выступил против нас по-гречески с обвинениями нас в ересе. Доказательство правильности нашего понимания мы принесли и греческую книгу святого Симеона Новобогослова, и раскрыв 62 главу, показали ясные свидетельства святого о нашей правоте. Престосы не возражали. Мы просили их принять от нас заявление о низложении гумена Иеронима и о выборе отца Давида, и принять выборные списки. Но они ответили, что хотя они ничего не возражают против нашего права менять по желанию игуменов, но они не имеют полномочия от монастыря на производство смены, а тем более не могут принять наши заявления, что мы сами протестовали против законности их прибытия в СКИД. Поэтому они предоставляют нам самим завтра приехать скид с бумагами и передать их собору старцев. Посмотрев бумаги, они нашли в них какую-то неправильность в форме и сказали, что надо переписать их и снова подписать, на что мы и согласились.

Таким образом, факт смены Иеронима был окончательно признан. Также признана по существу и законности эта смена. Вот тогда-то и произошло то, что описывает отец Кремент с большими умолчаниями. После ужина, когда ямеславцы разошлись по кельям, отец Иероним и имя борца, видя, что дело их проиграно, снова пришли настаивать, колено преклоненному молять про Иистосов, не соглашаться на выбор отца Давида, изгнать Антония и сторонников его, о чем отец Климент повествует. Иероним стал просить принять решительные меры к водворению порядка в Скиту. и при этом прослезился. Картина была трогательная, но слезная и коленопреклоненная просьбой имя борцов принять решительные меры, то есть изгнать, во-первых, большую половину братьев Скита вкупе с Ктитором, отцом Давидом и с Антонием Болотовичем, дабы удержать Иеронима на егуменстве, не могла быть исполнена Проистосами ввиду категорической статьи Устава, предусматривавшей право братья большинством голосов сменять своих егуменов, а поэтому отец Иероним, поплакав, безнадежно ушел в келью. Но отец Климент и другие меболцы были более настойчивы по откровенному признанию отца Климента, остались колено преклоненно умолять Проистосов об удержании на егуменство отца Иеронима.

Единственным средством для этого было признание всей братии, не желавшей отца Иеронима, отступившей от православия. И вот об этом умолял Престосов отец Климент. Мы дивимся такому ужесточению сердца у наших бывших любезных собратьев, ныне же ожесточенных врагов. Дивимся в особенности потому, что отец Климент, откровенно сознаваясь в том, считает себя, по-видимому, совершенно правым своих поступках и даже теперь, когда скоро минят два года, как изгнанных из Афона и удаленных в Россию замнимы неправославия понаветами борцов, по разбирательству их православие было признано и их приняли в церковное общение. Разве это неизвестно отцу Клименту? Спрашивается, поступил ли он по совести, что он прибегнул к пострекательству и клевете. Престосы, склонившись на настояние и слезные колено преклоненной мольбы ревнителей православия Клемента, Сафрония, Меркурия и других, предложили им написать осем письменное прошение монастырь. Отец Клемен сознается, что его рукой написан тот навет и донос на братью с прошением о признании неправославным отца Давида, отца Антония и всех единомышленных с ними и об изгнании их со Святой Горы.

В ту же ночь сторонники Иеронимы стали собирать подписи, для которых была предложена следующая формула – Верую Святую Соборную и Восточную Кафолическую Церковь. Этот заголовок был нами найден в келье отца Иеронимы по изгнанию его из Кита, причем он был отрезан, очевидно, от подписанного листа, и на его месте подшито прошение отца Климента же. Некоторые братья по малодушию подписались и тут и там. Всем предлагалось вычеркивать свои подписи из подписки в пользу отца Давида и подписываться за отца Иеронима. Таким образом, истинное содержание прошения отца Иеронима о признании неправославными исповедниками имени Господня было скрыто от братьев. Это подтвердили те братья, которые с военной хитростью сделали вид, что готовы подписаться за отца Иронима, и приходили в канцелярию, где собирали подписку, и просили дать им прочитать заголовок, но увидали там только те слова, что нами приведены. Таким образом, допущенный здесь подлог очевиден. Жалобу, пишет отец Климент, мы изготовили ночью и утром передали ее.

А вот и копия жалобы, черновую, с которой мы нашли при обыске кельи отца Иеронимы после изгнания 12 января. Высокопреподобнейшим отцам Священного Царского Ставропегиального Ватопедского Монастыря, что на Афоне. Святая гора Афон 11 января 1913 года. Братья Андреевского русского скита святого апостола Андрея Первозванного, жалоба на архимандрита Давида и его единомышленников. С живущим на покое в нашем скиту бывший настоятель Кобьевского в России на Кавказе монастыря Архимандрит Давид под влиянием книги «На горах Кавказа» хвал богохульную ересь. Ересь его состоит в том, что он упорно утверждает, что самое имя второй ипостаси Пресвятой Троицы есть сам Бог по существу, что к сему-то имени Иисус и должно обращаться как к самому Богу, ибо по архимандрита Давида мнению и его единомышленников это самое имя Иисус и есть сам Бог, что оно неотделимо от Святейшего Божия существа, что оно существом Божиим, самим Богом едино. Архимандрит Давид не только сам коснеет в этой ереси, но с ревностью фанатика учит ей братью из Китая и уже многих увлек сие богохульное учение, несмотря на то, что бессмысленность и богохульность учения уже доказаны и Акимом Граватой от 12 сентября 1912 года за номером 8522, и Антонием архиепископом Волынским статьей в русском инке за 1912 год номер 10, кое прилагается при всем. Архимандрит Давид, несмотря на помянутую грамоту Святейшего Патриарха, которая запрещает чтение названной книги на горах Кавказа, продолжает советовать всем читать эту книгу, как богоугодную и душеполезную.

Так как Архимандрит Давид человек почти совсем безграмотный, то для успеха пропаганды ереси он восхваляет сочинение своего единомышленника, ересья монаха Антония Болотовича. в коих излагается учение этой ереси и советую читать их как истинное учение церкви. Такого деяния Архимандрита Давида и распространяемой им ереси мы не можем терпеть. Но его единомышленники сего января девятого дня самочинно, без разрешения правящего собора старцев Скита, учинили незаконное собрание, клеветали на нем нашу высокочтимую достолюбезного высокопреподобного царха Мадрида, вполне православного дикея Скита Иеронима, Неслыханно досили ереси и мяборства. После всего приступили к выбору и подписи, запугивая их разного рода наказаниями, преимущественно изгнанием из кита, вследствие чего многие по своему малодушию подписали, сами не зная, к чему подписываются, ибо содержание бумаги не всем было известно. Достоверность его может установить следствие. Выше сказано было, что деяния Архимандрита Давида и распространяемой им ереси мы не можем терпеть, ибо богохульное учение последней может заразить не только весь скит, но и окрестность его, и посему необходимым и нужным является Архимандрита Давида удалить из скита, а если возможно, то и Сафона вместе с его единомышленниками. В чем смиреннейшее и всеусерднейшее просим вас, высокопреподобнейшие отцы, ради слав Божьей и вечного спасения душ наших, не откажите удовлетворить нашу усердную просьбу, за что Господь Бог наш вознаградит вас Своей милостью в сей и будущий век.

ваших высокопреподобий, нижайшие послушники. Иероним и 70 подписей. Эта смиреннейшая и всеусерднейшая сердечная жалоба высокопреподобнейшего, достолюбезного и высокочтимого Иеронима очень характерно обрисовывает всю деятельность имя Борсов. В то время как инославцы с текстами Священного Писания и Святых Отцов в руках обличали ересь имяборцев, они, имяборцы, искали защиту и у придержащих властей светских, и духовно, и слезно, и сердечно Всевысерднейшее и Всесмиреннейшее просили признать их противников и межславцев не более не менее как еретиками из Гнадца Святой Горы на основании неподписанного циркуляра Патриарха Иоакима, названного ими грамотою, в коем, между прочим, Патриарх догматического рассмотрения спорного вопроса ни одним словом не касается, а во-вторых, на основании статьи в Русском Инноке, архиепископа Антония, в коей тоже никакого догматического разбирательства нет, а только высказано огульное осуждение и припирание мнений отца Иллариона к хлыстовской ерести. Они старались убедить придержащие власти в юридичности учения имяславцев, для каковой цели в корне извращали понимание божества имени Божия имяславцами и и влагали им в уста слова, которых они не говорили и не могли говорить. Обожествление самого имени Иисус независимо от именуемого, то есть обожествление самих звукосочетаний с его имени. При таком положении дела только диву даешься, что придержащие власти, вместо того, чтобы грозно прикрикнуть на достолюбезных и высокочтимых клеветников и заставить их замолкнуть, Самым серьезным и усердным образом приступили к осуществлению сердечной их просьбы.