52. Что такое воздаяние Езекии？ ⧸⧸ Вопросоответы к Фалассию

Преподобный Максим Исповедник. Вопрос и ответы к Фаласию. Вопрос пятьдесят второй. И не по воздаянию ежебог даде ему воздаде языке, но вознесесе сердцем его, и быс на него гнев, и на Иуду, и на Иерусалим. И смиресе языке от высоты сердца своего сам, и живущие во Иерусалиме, и не прииде на них гнев Господень во дни языке иной. 2 Паралипоминон, 32 глава 25-26 стихи. Что такое воздаяние и то, что следует за этим? Ответ.

Поскольку после многих и различных благодеяний, которые Бог своевременно оказывал языки, спасая его и избавляя от всякой нужды и превратности, Он всю благодать спасения не вменил, как должно Богу, но некая человеческая нечистота вскичилась в нем и разделилась сила обретенных преуспеяний, то, разумеется, не по воздаянию, еже Бог даде ему воздаде Язекия. Ибо за божественные преуспеяния свои он не воздал с должным благоразумием благодарение Богу, но вознеслось сердце его, а поэтому не избежал Язекия болезни гордыни, кичащейся добродетелю и ведением. и быть на него гнев, и на Иуду, и на Иерусалим. Гнев Божий есть, согласно одному толкованию, тягостное чувство воспитуемых, а тягостным чувство делается вследствие наведения невольных тягот. Через такое наведение Бог часто приводит ум, чванящийся добродетелю и ведением, к смирению и умолению, даруя ему познание самого себя и сознание собственной немощи. Ощутив их, ум оставляет суетное возношение сердца. Ибо Писание гласит, что после того, как был гнев Божий, смирись и языки от высоты сердца своего сам и живущие во Иерусалиме, и не прииде на них гнев Господень во дни языки ины. Или еще.

Гнев Господень есть прекращение даруемых божественных которое случается со всяким высокомерным и надменным умом для его же пользы, хвастающимся дарованными от Бога благами, словно собственными достижениями. Достойно рассмотрения и понимания также и то, почему не только на одного языки и вознесшегося сердцем пришел гнев Господень, но и на Иуду и на Иерусалим. Это место в особенности убедит строго придерживающихся одной только буквы Писаний в том, что боголюбцам следует обратить все свое усердие на духовное рассмотрение написанного, если, конечно, ценнее всего для них разум истины. Ибо если мы будем следовать только одной букве, то, естественно, обвиним Божественный суд в великой несправедливости, так как он несправедливо карает вместе с грешниками тех, кто не согрешил. И разве истинным будет тогда Писание, гласящее «Да не умрут отцы за сыны, и сынови не умрут за отцы, кижда за свой грех да умрет». Также «Душа же согрешающая, та умрет». И еще «Ты воздайся кому жда поделом Его», как-то сказано Давидом, обращающимся к Богу. Писание гласит «Вознесися сердце и языки».

Но оно не добавляет «и сердца населяющих Иерусалим и Иудею». Каким образом вместе с виновным были наказаны и невиновные? Постигнуть этого, если понимать данные слова буквально, я не могу. Ведь сказано «И вознесесь и сердце языки, и быть на него гнев, и на Иуду, и на Иерусалим». А о них в Писании не написано, что они вознеслись сердцем. Итак, поскольку защищающие букву Священного Писания и предпочитающие ее смыслу Его не в силах объяснить эти вызывающие затруднения слова, мы обратимся к духовному толкованию написанного и там постараемся обрести истину, сокрытую неприступной буквой. Ибо эта истина, наподобие света, озаряет путь любящим ее. Каждый ведущий и любомудрый ум содержит в себе и Иуду, и Иерусалим.

Под Иудой мы, исходя из духовного постижения, понимаем образ заповеди или навык в покаянии вместе с помыслами, которые он в себе заключает. Этот навык деятельно совозрастает вместе с преуспеянием по мере восхождения ума горе, ибо Иуда толкуется как исповедь. А Иерусалим, согласно аллегорическому пониманию, означает мирный навык бесстрастия вместе с составляющими этот навык божественными умозрениями. Или, говоря кратко, ведущий ум обладает Иудой, то есть деятельным любомудрием, и Иерусалимом, то есть созерцательным тайноводством. Поэтому, когда боголюбивый ум, по благодати Божией, отражает всякую супротивную силу с помощью добродетеля и ведения, стяжаемых в деятельном и созерцательном любомудрии, то он увенчивается совершенной силой против духов лукавства. Однако, если при этом он не воздает должного благодарения Богу, виновнику своей победы, но сердце его возносится, ибо он признает лишь самого себя за причину всякого преуспеяния, то тогда, как не воздавший Богу по воздаянию, возданному ему, он принимает гнев богооставленности не только на самого себя, но также на Иуду и на Иерусалим, то есть на навык духовного делания и на навык созерцания. И тогда, по попущению Божьему, страсти бесчестия сразу же восстают против делания, оскверняя, да то ли, чистую совесть, а ложные мысли сплетаются с созерцанием сущих, искажая, да то ли, правое мнение ведения. Ведь Божественное установление и Божественный закон подлинно существуют по промыслу Божьему в сущих, чтобы ими воспитывались, обращаясь к Богомыслию, те, которые при благоприятном течении жизни проявляют неблагодарность к Богу, и чтобы, сообщив им опыт противоположного, породить в них познание Божественной силы, совершительницы всех благ.

Ибо иначе, поддавшись самомнению, не подчиняющемуся при благоприятных обстоятельствах промыслу Божьему, мы впадаем в богопротивное расположение гордыни, считая, что стяжания добродетели и ведени присущи нам по природе, а не есть дар благодати. В таком случае оказывается, что мы пользуемся благом для рождения зла и через то, благодаря чему должно было укрепляться и пребывать нерушимым, Божественное познание в нас Через это мы совсем не должным образом заболеваем неведением Божественного. Ибо один, считая, что он достиг цели добродетели, уже не будет искать причину и источник всех благ, замыкая только в самом себе силу устремления к Божественному и вследствие самого себя теряя закон спасения, то есть Бога. Другой же, наоборот, постоянно ощущая свою естественную немощь в благах, не перестает усиленно стремиться к тому, кто может восполнить его недостаток. Поэтому на гордый ум праведно обрушивается гнев, то есть богооставленность или попущение Божия, в силу чего осаждают его бесы и во время духовного делания, как Иуду, и во время созерцания, как Иерусалим, дабы ощутил он собственную естественную немощь и познал Божественную силу и Божию защищающие его и доставляющие ему все блага, и дабы смирился он полностью, отринув от себя чуждое и противоестественное возношение. Тогда не придет на него другой гнев Господень, то есть лишение дарованных харизм, как не пришел он на Язекию, который после того, как случился первый гнев, то есть богооставленность, сразу же смирился и ощутил подателя благ. Ибо Писание гласит и бысть на него гнев, и на Иуду, и на Иерусалим. И смирись, языки, от высоты сердца своего сам, и живущие во Иерусалиме, и не приидя на них гнев Господень во дни языки ины».

То есть не пришел другой гнев, лишение харизм, который вслед за попущенной прежде богоостановленностью научает ум прекрасному благомыслию. Ибо очевидно, что невразумленный первым видом гнева Божьего, то есть богооставленностью, и не смирившийся, принимает на себя второй гнев, лишающий его благодатного действия божественных харизм и отбирающий от него, оберегающий его до сих пор силу. От иму ограждение Его, говорит Бог о неблагодарном Израиле. и будет в разграблении, и разорю стену его, и будет в попрании, и оставлю виноград мой, и к тому не обрежется, ниже покопается, и взыдет на нем, як ужин на лядине терния, и облаком заповем, ежи не дождите на него дождя, как возвестил, страдая Исаул, первый царь Израиля. Ибо он вместе с царством воспринял через помазание и благодать пророчества, но когда не сохранил ее, то принял на себя первый гнев Божий – действие лукавого духа. Когда же не осознал этой своей вины, был изобличен другим гневом, лишился царского трона и через свое безумие оказался перед смертью, не имеющим никакого благочестия. Это обнаруживает сам Саул, когда, страдая, Он сначала был одержим бесом, а затем с помощью волшебницы перебежал добровольно к бесам и, подобно безбожникам, совершил служение этим бесам через волхвование. Итак, под языки мы понимаем любомудрый ум, под Иудой – духовное делание, а под Иерусалимом – созерцание.

И когда мы мысленно достигаем, что ум каким-либо образом претерпевает нечто, мы убеждаемся, что вместе с ним сопретерпевают вследствие сочетающих их вместе идей его деятельные и созерцательные способности. Ибо когда претерпевает подлежащее, невозможно, чтобы вместе с ним не сопретерпевали и те силы, которые находятся в этом подлежащем. Смысл такого духовного толкования полностью соответствует словам Писания поскольку он не предполагает упреков несправедливости приговора Божьих судов и не побуждает к неиспровержению другой Божественной заповеди. Ведь, согласно изложенному толкованию, когда один только языкия, то есть ум, возносится, кечась своими достижениями, то невозможно не возноситься вместе с ним Иуде и Иерусалиму, то есть деланию и созерцанию, ибо их нельзя рассматривать как обладающих ипостасным бытием. И гнев Божий обрушивается не только на одного языки, то есть на ум, но и на Иуду и на Иерусалим, так как, когда оскверняется чем-либо ум, то вместе с ним делаются грязными духовное делание и созерцание, даже если они не участвуют в том, что породило гнев. Стало быть, нам следует придерживаться смысла, а не буквы написанного. Ибо если то, что некогда происходило прообразовательно в истории, но ради нас было записано в наставление духовное, и это записанное постоянно соответствует происходящему, то когда супротивная сила выстраивается на духовную брань против нас, мы должны, по возможности, переместить в свой ум все Писание. Тогда наш ум просветится божественными умозрениями, тело украсится образами добродетели, возникшими вследствие постижения божественных логосов, которые соделают это тело разумной мастерской путем отвержения врожденных страстей.

Итак, всякий боголюбивый и добродетельный человек припоясывается, наподобие языки и духовной силой, на брань против бесов. Если случится прирожение лукавых духов, в уме незримым образом вступивших с ним в схватку, то он через молитву получит помощь в виде ангела, посланного ему от Бога. Я имею в виду, получит могущественное слово мудрости, которое рассеет и уничтожит все фаланги дьявола. Однако, если он не признает Бога за причину этой победы и спасения, а всю победу припишет самому себе, то таковой человек не воздал Богу по воздаянию его, ибо полнота благодарения не является равной величию спасения, и душевное расположение спасенного не возмещает благодеяния спасшего. Ведь воздаяние есть душевное расположение спасенного к спасшему, проявляющееся в делах, соизмеримых с благодеянием. Наоборот, когда такой человек возносится сердцем и кичится полученными дарами, словно чем-то неполученным, то по справедливости обрушивается на него гнев Божий, поскольку Бог попускает дьяволу незримо сплестись с ним, сотрясти до основания образы добродетелей, осуществляемые в духовном делании, и сделать мутными просветленные логосы ведения, обретаемые в созерцании, дабы он, познав собственную немощь достиг разумения той единственной силы, которая не спровергает в нас страсти, и, раскаявшись, смирился и отверг высокомерия гордыни. Лишь тогда он умилостивит Бога и отведет от себя гнев, обрушивающийся на нераскаявшихся, отнимающий у души, оберегающий ее благодать и оставляющий покинутым неблагодарный ум. Днями же царя языки и писания, вероятно, называют различные озарения, которые воспринимаются всяким благочестивым и боголюбивым умом, предающимся созерцанию тварных вещей для постижения премудрости Божией, разнообразно проявляющейся через все твари.

И до тех пор, пока делание и созерцание находятся в гармонии с этими озарениями, они не лишаются добродетели и видения, поскольку солнце правды своим восходом, всегда творит в подобном уме эти дни.