51. Что такое дары Господу и что даяния царю？ ⧸⧸ Вопросоответы к Фалассию

Преподобный Максим Исповедник. Вопрос и ответы к Фаласию. Вопрос пятьдесят первый. Имнози приношах у дары Господу в Иерусалим, и даяния языки царю Иудину, и возвышен быть предать часы всех языков. Что такое дары и что даяния? Почему дары приносятся Богу, а даяния – царю? И что означают слова, возвышен бы из предочасы всех языков. Ответ.

Бог привел в бытие все зримое естество, но он не позволил ему быть движимым в соответствии с одним только чувством, а посеял в каждой из составляющих это естество видов, духовные логосы премудрости и способы учтивого поведения, чтобы не только через молчаливые твари велеречиво возвещался Творец их являемый логосами своих созданий, но и чтобы человек, воспитываемый естественными законами и способами поведения, мог легко найти путь праведности, ведущий к нему. Ибо высочайшей благости Божией было свойственно не только учредить божественные и нетелесные сущности ума постигаемых вещей в качестве подобий неизреченной и божественной славы, воспринимающих, насколько то дозволенно и соразмерно им, непостижимую зрелость недосягаемой красоты, но и примешать к чувственным вещам, весьма нуждающимся в умопостигаемых сущностях, отражение своего величия, могущее доставить человеческий ум, возносимый ими, прямо к Богу. И тогда этот ум оказывается превыше всех зримых тварей поскольку он сразу восходит к высшему блаженству и оставляет позади себя все промежуточные сущности, через которые он прокладывает свой путь. Но не только для этого было сотворено сие, но и для того, чтобы никто из служащих твари вместо Творца не имел бы повода оправдывать свое неведение, слыша глаз всякой твари, ясно возвещающей о своем Создателе. Поскольку естество зримых тварей содержит в себе и духовные логосы премудрости, и способы учтивого поведения, естественным образом посеянные в нем Творцом, постольку всякий ум, разумеется, увенчанный добродетелью и видением, получает в удел наподобие великого языки царствования над Иерусалимом, то есть над навыком восприятия одного лишь мира или же над душевным устроением, лишенным всяческих страстей. ибо Иерусалим толкуется как видение мира. Такой ум имеет в своем подчинении все творение, благодаря составляющим это творение видом, через него приносящие Богу, словно дары, духовные логосы видения, сокрытые в твари, и предлагающие самому уму, словно даяния, способы осуществления добродетели, содержащиеся в творении соответственно естественному закону. В следствии обоих, творение радушно принимается Богом, а любомудрый ум, достигший совершенства в делании и созерцании, может быть весь прославлен соответственно обоим, то есть соответственно правому разумению и жизни.

Писание определяющее назвало дарами, приносимые Господу, одаяниями, приносимые царю, поскольку, как говорят сведущие в этом люди, дарами метафорически обозначается что доставляется людям, не нуждающимся ни в чем, а даяниями то, что дается нуждающимся. Поэтому в обычном словоупотреблении приносимое царям именуется дарами, поскольку здесь имеется в виду отсутствие нужды у принимающих. И если кто скажет, что именно по этой причине все, щедро принесенное волхвами Господу по своему человеколюбию, родившемуся ради нас, названо дарами, то он ни в чем не отступит от истины. Итак, принося Господу отсозданных вещей духовной логосы, мы приносим Ему дары, поскольку Он, по естеству Своему, не нуждается во всем этом. Ибо никак нуждающемуся в других приносим мы Господу логосы сущих, но делаем это для того, чтобы нам самим, насколько то возможно, воспеть его, дающего нам в долг от твари его. Одаяние принимает тот, кто ревностно добогается божественного любомудрия, как нуждающийся по естеству и в способах осуществления заповедей для добродетели, и в логосах тварей для видения. Однако можно и иначе истолковать слово «дары». Поскольку дар есть, даваемый тем, кто раньше ничего не приносил, то дары от созерцания сущих принимает ведущий ум, то есть он принимает преподносимые через него без всякого рационального доказательства основополагающие учения веры, сверх которой никто никогда не приносит ничего Богу.

Естественным образом и без всяких искусных логических приемов в виде своего Творца насколько его являет творение, что можно сравнить с верой, приносимой первой, ибо она приносится Богу как долг, а не как дар. Ум принимает в качестве даяний естественные законы сущих, воспроизводя их в способах осуществления добродетели. Разумеется, стяжав указанные основополагающие учения веры, он принимает и труды покаяния, благодаря которым ему присуще совлекать с себя прежнего ветхого человека, а затем приступать к сбору плодов праведности, собирая способы, сотворенные Богом в сущих для осуществления добродетели. Но к ним ум не может приблизиться до тех пор, пока он многими трудами и потом не снимет и не сбросит с себя, как змей старую кожу, ветхого человека. Поэтому ведущий ум принимает, как дары Богу, основополагающие учения веры, не принося и не даруя ничего ему, прежде них, ибо сказано, кто дал ему наперед, чтобы он должен был воздать. А как даяне он принимает естественные законы сущих, воспроизводя их в способах осуществления добродетели. Я говорю о следующем – различающий В соответствии с естеством, воспроизводя небесный закон, принимает даяние, всегда имея и сохраняя в себе ровное и то же самое движение добродетели и ведения, которое вращает вокруг сущих, словно светозарные и блестящие звезды, логосы их. А от Орла ум воспринимает прямоту взгляда очей на божественное сияние чистого света.

и при этом все светлые лучи света не обжигают умное око. Ведущий ум подражает и оленю. Подобно ему, устремляясь на высокие горы божественных умозрений и разумом, обладающим высшей способностью развлечения, он губит страсти, которые, словно ядовитые присмыкающиеся, зарылись в естество сущих. С помощью же памяти он унимает пагубное действие яда-порока случайно попавшего в многоразличные источники ведения. Еще он подражает зоркости газели и устойчивости в полете птицы, благодаря добродетели издалека различая тенета бурящих бесов и легко перепрыгивая через них, словно газель, а благодаря ведению пролетая над ловушками ведущих с ним брань духов, словно птица. Некоторые говорят, что если ударять друг от друга кости льва, то можно добыть огонь. Ведающему и боголюбивому уму также по природе присуще подражать и льву, поскольку он, исследуя истину, ударяет друг от друга, словно кости, благочестивые помыслы и таким образом добывая огонь ведения. Ведающий ум становится мудрым, как змей, и простым, как голубь, всегда сохраняя веру, словно голову, несокрушаемый и мудро отстраняя от себя, наподобие голубя, раздражение и ярости, а поэтому он не помнит зла своим обидчикам и притеснителям.

От горлицы же он воспринимает, словно Даяни, образ целомудрия, по доброй воле исполняя все дела, которые свойственны естественному ходу вещей. Итак, любомудрейший ум, с помощью видения, проходя бытие сущих соответственно Логосу, и способу существования каждого естества принимает как ведущий словно дары духовные логосы их, приносимые Богу от твари, а как подвязающийся в духовном делании он принимает словно даяние естественные законы сущих, воспроизводя их в способах осуществления добродетели. И в самом себе он открывает все великолепие Божьей премудрости, незримо привносимой в сущие вещи еще в течение здешней жизни. Если кто скажет, что Писание, говоря о приношении даров Богу, разграничивает их, дабы явлена была беспредельность Божьей благости, ибо прежде наших приношений она воспринимает от нас даяние как дары, вменяя все нам в уплату подати, то высказывающийся подобным образом не выйдет за пределы должного понимания. Ибо Он покажет величие и неописуемость благости Божией, распространяющейся на нас, поскольку Бог принимает, словно наши, то, что принадлежит Ему, но приносится Ему от нас и засчитывается нам в уплату долга. И возвышен бысть языки пред очасы всех языков Тот, кто через делание и созерцание достигает высот добродетелей и ведения наподобие языки, разумеется, возвышается над всеми языками. Я имею в виду, что он оказывается, соответственно, деланию превыше плотских и позорных страстей, а, соответственно, созерцанию превыше так называемых естественных тел. Или, говоря просто и кратко, превыше всех чувственных видов, умозрительно пройдя все виды, которые в них.

В Писании они образно называются языками, ибо по природе они и народны, и чужеземны душе и уму. И Бог, безусловно, не повелевает сражаться с ними, если они сами не ведут брань с умом. Ибо нам предписано вести брань не с тварями, извне окружающими чувства, А повелено всегда сражаться с противоестественными страстями бесчестия, обитающими в нас, в земле нашего сердца. Сражаться до тех пор, пока не искореним их из него и не станем единственными обладателями этой земли, которая обретет безмятежность благодаря уничтожению чуждых страстей. Поэтому там, где говорится о приношении даров Богу и даянии Царю, изречения Писания очень точны. Здесь не говорится, что все приносили дары Богу и даяния Царю, но лишь многие, то есть не все народы, а лишь многие народы. Отсюда ясно, что есть народы, от которых ничего не приносится Богу или Царю. Ведь, разумеется, речь идет о том, что твари, составляющие естество созданных вещей, должны преподносить Богу в качестве даров только божественные логосы, как происшедшие от поскольку в соответствии с этими логосами они созданы.

А в качестве даяний царю твари должны приносить принадлежащие им по естеству законы, как утвержденные им. Тогда человеческий ум, приведенный в гармоническое созвучие с этими законами, образовывает основные образы добродетели. Но нельзя приносить Богу или людям неистинное бытие сущих в нас народов, то есть страстей которых не создав Бог, поскольку они не произошли от Бога. Ибо страсти бесчестия приведены в бытие не Богом, но нами, ослушавшимися Божьи заповеди. И от них ум никогда не приносит ничего Богу, поскольку они вообще не содержат в себе никакого логоса мудрости или ведения, а обрели свое существование вопреки ему, путем отвержения и мудрости, и ведения. Словами же, что царь Язекия возвышен быть предо часы всех языков, образно показывается, что тот, кто вследствие выпавших на его долю трудов духовного делания поселяется в бесстрастии, словно в Иерусалиме, избавляется и от греховного беспокойства. Его действия и слова дышат миром, миру он внимает и о мире размышляет. Затем он постигает с помощью естественного созерцания естество зримых вещей, через него приносящее Господу словно дары, божественные логосы, и преподносящее Ему Самому, словно даяние Царю, законы, содержащиеся в этом естестве.

Поэтому такой человек бывает возвышен предо часы всех человеков, через сделанье став выше всех плотских страстей, а через созерцание, оказавшись превыше естественных тел и всех чувственных видов. так как он прошел через все духовные логосы и способы бытия, которые в них. Так понимаю я слова мнози приношаху – «многие, но не все», то есть народы, которые вне нас или твари, а не народы внутри нас или страсти. Ибо все твари, наполняющие мир, воспевают Бога и славят Его безмолвными глазами. И их хвалебная песнь становится нашей песней. Поэтому великий Григорий, именуемый в честь богословия, говорит «Через творение Божие я понимаю, как должно воспевать Бога». Итак, как было показано, Священное Писание открыто для всех желающих сохранить истинный смысл его, и оно совсем не замыкается на каком-либо одном лице. Ибо каждый может стать языки, в духе подражаю ему, через молитву вознести зов свой к Богу, быть услышанным им и принять ангела от него.

Я имею в виду принять слово высшей мудрости и ведения во время восстания лукавых бесов. И посла Господь ангела и порази всех мужей храбрых и бранников, и начальников, и воевод. То есть страстные движения желания и ярости, а также пристрастия к чувственным вещам и словно воеводу – разумение, измышляющее способы греха. Подобным образом каждый обретает мир душевный через избавление от страстей и посвящение себя созерцанию сущих, чтобы воспринять всеобъемлющие логосы видения, словно дары, и основные способы добродетелей, словно даяния, приносимые ему от всего творения для прославления и для его собственного духовного преуспеяния. После этого он надлежащим образом бывает возвышен пред очасы всех языков, то есть подобродетеля оказывается превыше всех страстей, а поведению – превыше всех тварей, и через свое смирение сберегает благодать, не претерпевая того, что по Писанию следовало за этим.