5. Св. Григорий Нисский выразил сущность имяславия ⧸⧸ Антоний Булатович. Оправдание веры

Глава 2. Святой Григорий Низкий не только не является обличителем неправомыслия имяславцев, но его доктрина «Действенности имен Божьих в тайне благочестия» составляет сущность имяславия. Но не только святого Григория Низкого невозможно почитать за обличителя имяславцев, но, напротив, он полагает краеугольный камень имяславию своим исповеданием действенности имен Божьих в таинствах и существенного значения исповедания имен в тайне благочестия». Вот что он говорит по сему поводу. Евноме пишет, что ни исповедания имен, ни обычаи церковные, ни таинственные символы не составляют тайну благочестия. А мы, дознав от Святого Голоса, а еще кто не родится свыше водою и духом, не войдет в Царствие Божие, и что еды мою плоть и пияй мою кровь, тот жив будет вовеки, уверены, что тайна благочестия состоит, собственно, в исповедании имен Божьих, разумею, Отца и Сына и Святаго Духа. И спасение утверждается на общении таинственных обычаев и знаков». Этими словами святой Григорий ясно исповедует действенность божеских имен в таинствах, что утверждал также и святитель Иоанн Златоуст, и таким образом уже этим одним изъявляет единомыслие свое с имиславцами и несогласие свое с господином Троицким и его сторонниками.

Но кроме того, он устанавливает положение, что тайна благочестия состоит, собственно, в исповедании имен Божьих. Что же мы должны понимать под понятием тайна благочестия? Думаю, что каждый согласится с тем, что под тайное благочестие следует понимать тайную сущность христианской жизни, которая состоит в богообщении и в боговселении. И таким образом этим положением святого Григория Низского устанавливается непосредственная и существенная зависимость тайны богообщения от исповедания собственно имен Божьих. Начало этой тайны полагается в Таинстве Крещения, а затем тайна продолжает деяться через всю жизнь христианина, который, благодаря исповеданию имен Божьих в Таинствах Церковных и в частном своем молитвенном подвиге входят в богообщение, которое в совершенных достигает степени боговселения. Слова святого Григория, что тайна благочестия состоит, собственно, в исповедании имен Божьих, делают это признание существенной действенности имен Божьих в тайне благочестия особенно сильным и отнюдь не допускают приравнивать имена Божьи к символам, ибо последние, по его словам, служат в священодействиях лишь вспомогательным средством, утверждением спасения. К символам относятся и символические действия в богослужении, и крестные знамени, и вещества, символически употребляемые в таинствах, как, например, вода в крещении, елей в еле освящении и прочее. Таким образом, святой Григорий отнюдь не ставит имен Божьих по священно-действенному значению и тайно действующей силе на один ряд с разными символами, но строго различает имена Божьи от разных символов, признавая в первых главную церковную зиждительную силу, а в символах вспомогательное средство.

Что Святой Григорий именно различает имена Божьи от символов, видно из того, что вышеприведенные слова он противопоставляет словам Евномия, в которых тот ставит как имена Божьи, так и символы и обряды в один ряд, равно отвергая их значение для благочестия. Говоря, ни исповедания имен, ни обычаи церковные, ни таинственные символы составляют собственно благочестие. Итак, в то время как Евномий отождествляет значение имен Божьих с символами, что именно и делает господин Троицкий, святой Григорий строго различает имена Божьи от символов, что делаем также и мы, и говорит, что в исповедании имен Божьих состоит, собственно, тайна благочестия, а в употреблении символов – утверждение спасения. Понятие тайна благочестия и утверждение спасения отнюдь не суть синонимы, но первое стоит неизмеримо выше второго. Святой Григорий видит крепость христианства в общении святых таинств, в коих с подаванием символически употребляемых веществ, как, например, елея, мира, воды в крещении, подается благодать Божия в исповедании имен Божьих и деется тайна благочестия, состоящая, собственно, в исповедании имен. В употреблении же христианами разных символов, понимая крестные знамения, святые иконы и проч., видит охрану благ душевных. Ибо эти символы, воспоминая нам божественные истины, отвращают наш ум от всякой суеты и лжи, наводимой на нас по наветам Лукавого. И поэтому святой Григорий говорит о Евномии, который пренебрегает священными именами.

при призывании которых силою божественнейшего рождения подается благодать, которая говорит, что таинственные символы не служат, согласно нашему верованию, к охране благ душевных и средствам к отвращению того, что наводится на верующих по наветам Лукаова. Не ясно ли, что он проповедует людям не что иное, как то, чтобы таинства христианства почитались вздором? посмехались над досточтимостью имен Божьих, обычаи церковные признавали игрушкою и все тайнодействия каким-то пустословием и глупостью». Итак, разобрав те самые слова, которые господин Троицкий сам приводит в своем труде, как наиболее сильные якобы против имяславия обличения, спросим беспристрастного читателя, против кого же эти обличения на самом деле направлены. Против имяславцев или против имяборцев? Прочтите наши сочинения и сочинения наших противников, и вы увидите, что сущность спора заключается именно в этом. Наши противники доказывают, что тайна благочестия не состоит в исповедании имен Божьих, что в таинствах имена Божьи служат лишь посредством, но не освещающей силой. что в молитве Иисусовой бездейственно имя Господа Иисуса, что чудеса именем Господним никогда не совершались, и что если где в Писании говорится о таких чудесах, то это суть лишь описательные выражения, что тайна молитвы не состоит якобы в исповедании имен Божьих, но что имя Божие в молитве нужно якобы лишь для первого обращения к Богу, а затем молящийся, дескать, беседует, так сказать, с Богом лицом к лицу.

Мы же утверждаем, что в таинствах действенно имя Божие, и в молитве Иисусовой тайная ее заключается в сердечном исповедании имени Иисусова, и что вообще действенность всякой молитвы заключается в исповедании имен Божиих, что имя Господне сильно творит чудеса и изгоняет бесов. Одним словом, через все наши сочинения красную нитью проходят мысли что тайна благочестия состоит в исповедании имен Божьих, а в сочинениях имяборцев той же красной нитью проходит другая мысль, что тайна благочестия состоит, собственно, в исповедании самого Бога, а не имени Его. Итак, кто же из нас глумится над досточтимостью имен Божьих? Имеславцы или имяборцы? Не имяборцы ли писали имя Иисус на бумажке и глумились над ним, пряча в карман? бросая на пол и тому подобное. Не они ли глумились над именами Божьими, говоря, что имя Божье все равно что ряско, одну снял, а другую надел? Не этими ли глумлениями они возмутили духовное чувство благоговейных иноков?

Не они ли глумятся над нашей верой в силу и действенность исповедания имени Иисусова в молитве Иисусовой? и называют это магическим суеверием, талисманом. Не они ли стараются умолить досточтимость имени Иисус по сравнению с прочими именами Божьими, говоря, что это самое позднейшее имя, относящееся якобы только к человеческому естеству Господа? Итак, как видите, те самые и единственные тексты святого Григория Низкого который господин Троицкий приводит, чтобы доказать, что Святой Григорий якобы почитал имена Божьи наравне со всеми прочими символами, и из которых он позволил себе заключить, будто Святой Григорий решительно отстаивает почитание имен Божьих не самих по себе, а как религиозных знаков. На самом деле доказывает совершенно обратное, а именно, что не Святой Григорий, а Евномий решительно отождествляет имена Божьи с символами, заодно отрицая существенную действенность тех и других в тайне благочестия, говоря, что ни исповедания имен, ни обычаи церковные, ни таинственные символы составляют собственно благочестие. Святой же Григорий, наоборот, установил ту доктрину о значении имен Божьих, что исповедание имен составляет тайну благочестия, а употребление прочих символов, символических веществ в таинствах, символических обрядностей богослужения и всей прочей символики, коей так богата наша Церковь, служит лишь к утверждению того, что достигается исповеданием имен, к охране тех благ, которые сообщаются нам Богом в исповедании имен Из этого разбора мы видим, на каком ложном основании построил господин Троицкий обвинениями славцев в явномянстве, и как фальшиво обосновал он свою теорию тождества имен Божьих с символами и со святыми иконами на означенных текстах святого Григория. Из вышепереведенных слов Троицкого, что святой Григорий отвергает почитание имен Божьих самих по себе, независимо от принадлежности к Богу, Он приписывает нам. Но такое обвинение ни на чем не основано.

Ибо никогда и нигде мы не утверждали достопоклоняемость тех имен, коими именуется Бог, независимо или вне, или отдельно от самого Бога. Такое извращение наших мыслей является одной из тех полемических клевет господина Троицкого, которые довольно часто в его сочинениях, написанных против нас. Дабы воочию показать, насколько вся апология моя пропитана духом, высказанного Святым Григорием низким мнением, что тайна благочестия состоит, собственно, в исповедании имен Божьих, положение которого я не знал во время написания книги, но которое открыли нам наши же противники, я позволю себе привести здесь следующие места из своей Имя-борцы не только отрицают действенность призывания имени Господня в чудесах и видят в этом призывании лишь силу посредствующую, но отрицают действенность призывания имени Господня и в молитве. Они отвергают необходимость в молитве умно-сердечной заключать ум в слова призываемого имени Господня, но учат молиться независимо от имени Господня. молиться самому Существу Божьему, вне имени Его. Призывания же имени Божия признают нужным лишь при начале молитвы, как посредствующую силу для обращения ко Господу, для призывания Его по Его собственному имени. Но что же иное есть такое учение о молитве, как не учение новое, отвергающее все святоотеческие учения об Иисусовой Ибо она именно заключается в частом, повторительном, умно-сердечном призывании имени Иисусова с несомненной живой верой в присутствие Господня, как в сердце верующего, так и в исповедуемом и призываемом имени Его, которое, сый Сам Он, имеет силу очищать сердца и сообщать душе божественную благодать». Конец цитаты из Апологии.

Новая цитата. «Хрисанв считает имя Иисус лишь относящимся к человечеству во Христе». Но что есть такое учение, как неразделение Христа на два лица – божеское и человеческое? с приписыванием каждому лицу особого имени – Божескому Сыну Божий и других, а Человеческому Иисус. Но возможно ли допустить такое разделение имен? Возможно ли допустить новое учение имя борцев, которые говорят о имени Иисус, что оно есть имя меньшее всякого имени и относится лишь до человечества Христова? Отрицание ими борцами в имени Господнем Божественной силы к чему же иному должно логически и необходимо привести, как не к поколебанию веры в непреложную совершимость святых таинств? До сих пор святая православная церковь верила, что призванное в таинстве имя Божие и самые слова молитв таинства присущую и неотделимую от них силою Духа Святого, столь же неотделимую, как Слово неотделимое от Отца и Дух Святой от Слова, совершают таинство.

Мы признаем действительность всякого призывания или во спасение, или во осуждение. Ибо веруем, что Имя Божие есть Сам Бог. Поэтому веруем, что таинства, хотя бы совершенные не вполне достойно, все-таки непреложно совершаются, будучи освящаемы именем Божиим, и молитвою, и именно словным крестным знаменем, заменяющим имя – Иисус Христос. Имиборцы, лицемерно величая имя Иисусова самыми высокими титлами – Сладчайшим, Прелюбезнейшим и даже Святым само по себе – покушаются отнять у православных их живую и действенную веру во имя Господня. Но если поколеблется в христианстве и в монашестве вера во имя Господа Иисуса, то к чему же иному это неизбежно приведет, как ни к подрыву последних устоев подвижничества? Ибо если отымется в подвижниках вера во имя Иисусова, а Нем же подобает спастись о нам, то возможно ли будет подвижникам посвящать свои духовные и умственные силы на всегдашнее призывание имени Иисусова? Утратив же веру во имя Иисусова и держа в уме свое неспасительное сие имя, которое якобы принято Христом лишь по необходимости иметь какое-либо имя в человечестве, но не сам он, христиане, а в особенности монахи, утратят необходимейшее звено для воссоединения своего с Богом. А всем необходимейшем звене спасения Не ясно ли свидетельствует самый чин монашеского пострижения, когда настоятель, вручая постригаемому четки для всегдашнего призывания имени Иисусова, говорит «прими, братья, меч духовный» и же есть глагол Божий.

То есть меч духовный значит имя Иисус, коим, как мечом, посекаются дьявольские прелоги. И это имя есть не простое, но глагол Божий, то есть словесное действие Божества. или сам Бог – Слово. Прими, братья, ко всегдашней молитве Иисусовой. Всегда бы имя Господа Иисуса в уме и в сердце и во устех твоих имейте должное сей, глаголя, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Итак, не просто указывается церковью призывать имя Иисусова, но с верою, что оно есть меч духовный. глагол Божий, или иначе сказать, Сам Господь Иисус Христос, исповедуемый устами нашими во имени Своем и живущий в сердцах наших от бани Крещения. Но думаете ли, что обет Всегдашнего Призывания может быть исполним без такой живой веры в Само Имя Господне?

Конечно нет. Всегдашнее призывание имени Иисусова есть подвиг притрудный. И кто станет посвящать свои силы на призывание пустого и текучего имени? Кто станет отвращать мысль свою от всякой другой мысли и упражнять ее в призывании имени Иисус, если будем почитать сие имя именем меньшим всякого имени? Не найдут ли тогда обезверевшиеся монахи призывание имени Иисусова и делание умной молитвой делом пустым и не стоящим, или прелестью. Воистину так. Это уже и сейчас видно из той ненависти, с которой неделатели умной молитвы вооружаются на делателя ее. И не только ныне, но уже издавна.

Ибо о сем гонении на имя Иисус мы находим следы и у епископа Игнатия Брянчанинова, и у поисия Величковского, и у святого Григория Синаита. Итак, что же иное покушаются сделать ими борцы, как не отнять у монашества и у всего христианства то оружие, о котором великий Иоанн Лествичник сказал «бей супостатов Иисусовым именем, ибо против него нет более сильного оружия ни на небе, ни на земле». Приведенные слова из первой главы Апологии показывают, что сама цель ее написания была ради оправдания того тезиса что тайна благочестия состоит в исповедании имен Божьих и вообще им и имени Иисуса в частности. Прошу обратить внимание на заглавие 4 главы «Всякая молитва о имени Божьем деется». Разве этими словами не то же ли сами исповедуются, что тайна благочестия состоит собственного исповедания имен Божьих? Предлагаю прочесть заглавие нашей 5 главы. Исповедание имени Иисусова в Иисусовой молитве есть Сам Господь Иисус Христос. Не та же самая истина и здесь с нами исповедуется, что тайна молитвы Иисусовой, вернее сказать, тайна таинственного соединения с Иисусом, ради которой и деется эта молитва, достигается путем исповедания имени Иисусова.

Одно заглавие этой главы опровергает ту, возведенную на нас клевету, будто мы всю силу молитвы полагаем в одном лишь беспрерывном повторном произношении имени Господа Иисуса, не считая нужным при этом возносить ум и сердце к Богу. И действенность такого делания полагаем, будто бы в какой-то магической силе этого имени. Для читателя, который даст себе труд прочесть вышеприведенную выноску из четвертой главы Апологии, сделается несомненной совершенная ложность такого обвинения. Приведу следующую выдержку из этой главы. Цитата. «Имейборцы в умной молитве отрицают освящающую силу призываемого и исповедуемого имени Господа Иисуса Христа. Высказывают также мысль, что призывание имени Божьей в молитве не необходимо, но что можно молиться и без именования Бога, прямо так сказать, Самому Существу Его. Так они говорят, считая имя Божие случайно и внешне связанным с Богом.

и таким же отделимым и не необходимым для Бога, как фамилия для человека. Так что, например, можно вполне быть в общении с человеком и не знать его фамилии. Или, например, написать фамилию только на адресе письма, а в самом письме больше не упоминать ее. Так и имя борца учат молиться. Призови Бога по имени, а потом имя больше не нужно. И продолжай молиться ему самому. Такое извращенное употребление имени Божьей в молитве происходит, очевидно, вследствие весьма узкого и неправильного понимания ими борцами имени Божьей и имени человеческого. Наша молитвенная беседа с Богом отнюдь не может деяться иначе, как о имени Божьем, ибо имя Божье есть истинное определение свойств Божьих, и все, что только не ведает человек о Боге, выражается в именах Божьих.

Человек, разносторонне познавая другого человека, может составлять в себе множество всевозможных определений его, и, руководствуясь ими, вступать во взаимную с ним беседу. Но о Боге весьма мало, что известно человеку, и все, что известно, известно из имени Божия. Ибо человеку известно о Боге лишь то, что сам Бог благоизволил о себе открыть, и что выражается именем Его. Поэтому утверждать, как то делают имя борцы, что молиться Богу возможно независимо от имени Его, есть совершенная бессмыслица. Для того, чтобы обратиться к Богу, молящийся необходимо должен вообразить в уме своем какое-либо определение свойств Божьих. То есть, какое-либо имя Божие, как, например, или Благий, или Страшный, или Великий, или Спаситель наш, или Творец наш, или Иисус Сладчайший, или заповедавший нам всего просить у Него и веровать в исполнение просьбы, или запретивший под страхом вечной муки тот грех, который я сделал – это все суть определения или имена Божии, держа в уме Которые, молящийся, руководит, соответственно, свои молитвенные слова. Также необходимо человеку иметь в сознании своем и некое свое собственное определение или имя, как например, что я немощен, несчастен, грешен, или что я облагодетельствован Богом, или что я сын Божий по благодати, или что я прах и пепел. Только при истинном сознании какого-либо свойства Божьего имени его и какого-либо своего свойства и может совершиться молитва.

И если человек искренне осознает как истинное определение Божьего, так и своего определения, тогда молитва бывает всегда услышанной, ибо тогда человек молится Духом и истинною. Если же человек во время молитвы, хотя и молится, но искренне не осознает, во-первых, призываемого имени А во-вторых, имени своего, то есть побуждения, которые заставляют человека обратиться к Богу, тогда молитва называется лицемерной и не бывает угодно Богу, ибо не совершается духом истины. «Аще Отец есмь, то где слава моя? И аще Господь есмь аз, то где страх мой?» говорит пророк Малахия. Так требует Господь истинного сознания его свойства. «Духом и истиною достоит кланитеся», говорит в Евангелии от Иоанна Господь. Смысл всех слов «дух и истина» есть двоякий и относятся, во-первых, к самому Богу, Который есть дух и истина, а во-вторых, к самому себе. Итак, духом и истиной должен человек молиться в себе, то есть нелицемерно именуя Бога и нелицемерно смиряя себя пред Богом.

и Духом ощущать истину Своих слов. И тогда Бог, видя такое истинное молитвенное настроение человека, Сам способствует его молитве, и человек начинает молиться тогда Духом и истинною. То есть Сам Дух Святой возбуждает Дух человека к молитве, и Само Слово Истина глаголит в истинном сердце человека. Тогда происходит то, о чем говорится в Писании. «Истина от земли во всея, и правда с небесе приничья». Пс. 84. «Ибо, пословиси Господню, без меня не можете творить и нечасоже, а часом бы помолимся, як уже подобает невемы.

Но сам Дух ходатайствует о нас в воздыхании низглаголанными». Послание к римлянам. Глава 8, 26 стих. Итак, «Духом и истиною Своею и Духом и Истинною Божией должно деяться всякое словесное служение Богу, которое именно и состоит, как о том свидетельствует молитва церковная, в призывании и поклонении имени Святого Божия. Иерейская молитва на шестопсалме. Этот процесс молитвы, то есть умное взирание на имя Божие и возвращение ума от имени Божия к имени или определению своему Прекрасно выражен у святых Каллиста и Игнатия Ксамхопулов. «Молитва, – пишут они, – со вниманием и трезвением совершаемая внутрь сердца, без всякой другой какой-либо мысли, словами «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий», невещественно и безгласно воспростирает ум самому призываемому Господу Иисусу Христу, словами же «Помилуй опять возвращает и движет к самому себе. Добротолюбие, часть 5, стр.

396. Итак, неясно ли свидетельствуют этими словами святые отцы, что душа наша не иначе может сочетаться с Богом, как сочетавшись, во-первых, умом с истинною, выраженную в имени Божьем, и сердцем почувствовать эту истину, и тогда на истинствующий ум и сердце человека проникает с неба Дух и Истина, и земля сердца нашего даст плод свой. Тогда исполняется и другое обещание Господне, что Дух Святой мя прославит, яко от моего приимет и возвестит вам. Но что же именно взимает Дух Святой от Сына и Слова, и что возвещает истинным молитвенникам, которые молятся Духом и Истиной? Взимает от Сына и Слова, во-первых, Имя Божие и Имя Иисусова, и слова молитвенные, и слова пророческие, и слова всякого тайноведения, и всякого созерцания, и слова всякого понимания Писания и всякой Божественной Истины. Одним словом взимает от Сына всякое словесное действие. И это, вземлемое от Сына словесное действие Его, Он возвещает Духу Молящегося, и не только возвещает но и прославляет. То есть, научив, как молиться, исполняет всякое прошение наше.

И так весьма ошибаются те, которые думают, что в молитве к Богу возможно обходиться без имени Его. И они или в прелести представляют себе существо Божие, или сами не знают, что всякое мысленное представление именуемого свойства Божия есть имя Божие, почему они имнят что не называя Бога, например, главными именами Его, они тем творят молитву независимо от имени Его. О том, что даже и созерцания божественные деются о имени Божьем, свидетельствует великий тайнозритель, столь глубокий в своих тайновещаниях, что его не посмел переводить даже великий духовный писатель последних времен, епископ Феофан. Это именно Калист Катофагиот. «Всех желаний край есть божественное с душей и патчей ума соединение», – пишет он. И божественно ради соединения нужно есть ежи умом действовати, то есть стараться постигать истину произносимых имен Божьих и слов молитвенных. Сирич зрети, то есть созерцать и мысленного ока не спускать во время молитвы. Таково и божественное есть.

Отчего и имя Бог к сему определися. То есть это созерцание имени Божия есть путь или дверь к соединению с Богом, о котором сказано выше. И сие божественное соединение с Богом деется через созерцание имени Его, Который есть Сам Бог. Но убо ежезрети абия на мысль Бога восходит, вездебо И во всех аки некие лучи влагает Бог в зрителен ум, и ум зрителен, прямо положено, и мать Бога. Славянское добротолюбие, часть 6, лист 107 Видите, что здесь Святой Калист лучами Божества не иное, что именует, как имена Божии, восприняв которые зрительным оком ума своего, человек зрит в этих лучах самого Вспомните приведенные во второй главе слова Тихона Задонского, в которых он говорит, что «имя Божие, лучи славы Своей Я, издает в созданиях». Неименуемое имя и слово Божие издает лучи именуемых имен Божьих, в которых тварь зрит Бога. Непреложную истину, что всякая молитва деется о имени Божием, а не вне подтверждает все молитвы и возгласы церковные. Обратите внимание на все длинные молитвы церковные и на построение их.

В каждой из этих молитв большую часть ее содержания составляет перечисление различных именований и определений Божьих. Для чего? Для того, чтобы через эти определения и именования сочетать ум свой с Богом. сознав истину именуемых Божьих имен и тем, сочетав действие своего Духа и истины с действием Духа Святого и Слова, истины и Отца Любви. Неправильно понимая Имя Божие как лишь собственное Имя Божие, имиборцы осмеливаются внушать ту погибельную мысль, что частое призывание имени Господа Иисуса Христа в умно-сердечной молитве не нужно. Причём в оправдание своё приводят слова святого Василия Великого «Посредством памяти, водружённая в нас мысль о Боге, есть вселение в нас самого Бога». Эти слова имиборцы толкуют так, что якобы святой Василий Великий учит не призывать имя Господне, но только думать о Боге. Но на самом деле эти слова именно доказывают, что исповедание умносердечное «Имени Божия есть сам Бог, ибо низводит в душу нашу самого Бога, как то говорит Отец Иоанн Кронштадтский.

Память, водруженная в нас, мысль о Боге. Что в этом подразумевает Василий Великий, как несозерцание какого-либо из свойств Божьих, то есть имени Его? Да, возможно ли о Боге что помыслить, что не было бы в то же время написанием имени Его? Не суть ли все именуемые свойства Божьи имя Его? Не есть ли памятование всех дел Божьих, созерцание свойств Его? Не созерцается ли во всех словах Божьих премудрость, благость и истина Его? Куда ни обрати ума твоего – на Писание ли, на чудеса ли, на слова, либо на дела ли Его – всюду неизбежно имеешь созерцать Имя Его. И во всем Евангелии, и во всей истории искупления нашего Богом Словом прочтешь Имя – Иисус.

Бог-избавитель. Не можем мы не подивиться непоследовательности имя борцов. Они до сих пор не возражают против слов святого Григория Синаита, что молитва есть Бог, но против святоотеческих слов, что имя Божие есть Бог, возражают и отвергают. Не можем воздержаться, чтобы не воскликнуть по этому поводу словами Господними. Буи и слепи. Что бы более есть. Дар или алтарь, святяй дар? Не имя ли Божие в молитве святит собою молитву?

Если каждое слово в молитве признаётся имеющим божественную силу, как словесное действие божества, то не тем ли паче сам Бог есть имя Божие и имя Господа Иисуса Христа в молитве? Можно ли допустить, чтобы прошение в молитве Иисусовой «Помилуй мя» было бы Богом? А имя Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, не Богом. Итак, если святой Григорий Синаид и Макарий Александрийский именуют молитву Богом, то очевидно, что этим они утверждают, что имя Божие и Господа Иисуса есть сам Бог. Апология, страница 45-55. Предлагаю прочесть и последние главы Апологии, в которых разобраны священные гласы и молитвы всего богослужебного круга, с той же точки зрения, то есть, что тайну благочестия всего богослужения составляет, собственно, исповедание имен Божьих. Я предвижу возражения противников, что текст святого Григория Низкого, из которого мы взяли эти слова, прямо не говорит о таком распространительном толковании, и поэтому его следует якобы понимать в отношении только к святым таинствам. Ну и о святых иконах в этом контексте прямо не говорится, однако сам господин Троицкий распространил понимание этого текста и на иконы, хотя совершенно превратно, как мы видели выше.

Это и нам дает право распространять понимание его в том смысле, что всякая тайна благочестия деется в исповедании имен Божьих. И на самом Если бы святой Григорий хотел отнести слова свои только к таинствам, то что мешало ему сказать, что сила таинства состоит, собственно, в исповедании имен Божьих? Но он говорит, тайна благочестия, очевидно понимая ту великую тайну сущности жизни христианина, которая есть Богообщение и Боговселение. Начало ей полагается исповеданием имён Божьих в крещении, но затем она деется непрерывно в течение всего христианского подвига, богатыми приобщениями благодати Божьей в таинствах, в непрерывном общении с Богом в молитве, деятельном подвиге жизни по заветам Божьим. И вся эта тайна Боговселения деется о имени Божьей. Вся эта христианская тайна благочестия состоит, собственно, в исповедании имен Божьих. И христианин всею жизнью святит имя Божие. Смотри катехизис.

Общение с Богом деется не одними лишь церковными таинствами, но и частной молитвой христианина. Поэтому слова святого Григория относятся не только к таинствам, но и ко всякому молитвенному деланию и к молитве Иисусовой. Поэтому в этом тезисе Святого Григория мы видим оправдание всех наших главных положений Апологии. Если бы мы знали этот тезис во время написания нами Апологии, то мы, несомненно, избрали бы его как эпиграф для всей книги. Пусть прочтет читатель вышеприведенную выдержку из 4 главы Апологии о том, что всякая молитва деется о имени Божьем и наше рассуждение о том, что значит молиться Духом и Истину, и что не может быть молитвы вне имен Божьих и убедиться, как мы единомысленны со Святым Григорием. Но господин Троицкий полагает, что тайна благочестия состоит в исповедании собственно самого Бога, а не имени Его. И в молитве имя Божие есть для него только идейный символ, напоминающий только нечто о Боге, за которым следует чистая мысль о Боге. И отрицая существенное значение имен Божьих в молитве, он глумится над тем значением, которое мы предаем имени Божьему в молитве.

Но если мы прочтем следующие слова святого Григория то мы увидим, что Последний не различает, но отождествляет чистую мысль о Боге с именем Его, ибо эта мысль слагается из всех понятий, выражаемых именами Божьими. И тысячами других имен, означающих высоту и благолепие, Святое Писание сумело наименовать Бога. Почему в точности дознаем из всего, что когда скажет одно какое-либо имя, этим одним безмолвно произносит весь список имен, пишет святой Григорий. Итак, в этих словах еще более поясняется тезис святого Григория, что тайна благочестия состоит, собственно, в исповедании имен Божьих. Заметьте, имен, а не имени. Эти слова ясно нам показывают, что имена Божьи – суть та, чистая мысль, о которой мнит господин Троицкий, будто она существует вне имен и будто о Боге допустимо какое-либо мысленное познание вне тех свойств, которые Бог Сам открыл в именах Своих. Святой Григорий ясно говорит, что при призывании которого-либо из имен Божьих безмолвно тем самым произносится весь список имен. То есть, иными словами, высказывает ту же мысль, которую и мы высказали, что каждое имя есть тот луч истины, в коем зрится все Солнце.

Всякое имя, коим человечество именует Бога, есть слово текучее и пустое, когда оно не отнесено к Богу. Но когда эта обыкновенная идея, согласно Божественному откровению, употребляется нами для именования Бога, то она перестает быть безотносительной идеей, но становится истиной о с которой безгласно соединяются все прочие богооткровенные истины, весь список имен. Таким образом, всё, что может человек помыслить о Боге, и есть именно совокупность его имен, и вне его имени нет никакой мыслимой человеком чистой мысли о Боге, как то мнит господин Троицкий вопреки святому Григорию. Поэтому имена Божие отнюдь не суть идейные символы, разнородные с самой мыслью о Боге. Но суть – самая истина о Боге. Имя Божие, как мы выразили в апологии, есть истина отриепостасной истины. И с одной какой-либо истиной о Боге, когда мы именуем Его по какому-либо Его имени, безгласно мыслятся все прочие истины, выражаемые прочими именами. Поскольку, конечно, человек, именующий и призывающий Бога, способен вместить.

Поэтому-то и в молитве, когда мы приступим к вознесению ума и сердца нашего к Богу, то нам невозможно простирать к Богу умом нашим, обрести его в чем-либо ином, как не в имени Его. Эта мысль, кратко и сжато выраженная святым Григорием в вышеприведенных словах, особенно сильно развита святым Симеоном Богословом, который непреложно именует всякое имя коим Священное Писание именует Бога Светом и Богом Истинным, понимая всякое имя Божие как истину соестественную Богу, неразнородную с чистой мыслью о Боге. Из всего сказанного, несомненно, следует, что мнение господина Троицкого о разнородности мыслей, заключенных в именах Божьих, с чистой мыслью о Боге не разделяется святыми Отцами, ибо при призывании какого-либо имени Понятия, заключённые в нём, не служат для напоминания и символического изображения чего-то иного о Боге, но безгласно дополняются всеми другими понятиями прочих имён. Я предвижу, что мой противник, несколько изменив смысл моих слов, снова обвинит меня в явномеанстве. Ибо явноме говорит, что сущность христианства заключается в познании Бога из догматов и из имён Поэтому заранее приготовлю защиту против будущего выпада. Мы не говорим, будто познание имен составляет тайну благочестия, а исповедание, то есть, иначе говоря, не одной истиной достоит кланяйтесь, а Духом и Истиною. Выучить и познать имена Божьи может каждый, но почувствовать выражаемую именем Истину можно только содействующим уму и сердцу нашему, Духом «Никто не может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым» 1 Кор. Духом Святым, который открывает уму нашему разумение той истины, которая выражается призываемым именем, напоминает безгласно список других имен и дает сердцу восчувствовать эти божественные истины, чего одному человеческому уму достичь невозможно.

как неправильно мнил Евномий. Но опять-таки это тайно благочестие происходит не вне имен Божьих, а в исповедании самых этих имен, ибо в них заключается истина, а не в каких-то парительных безымянных мечтаниях имяборцев. Закончу эту главу следующими словами святого Григория. Уже ли не усматриваете, что Евномий ставит самого себя на место поклоняемого имени, так, чтобы со временем неслышно стало Господня имени и в церквах Христос заменен был. Уже ли не помышляете, что безбожная эта проповедь извергнута от дьявола, как попытка предуготовления и предназначения антихристово пришествия? Ибо как иначе о неантихристом можно в собственном смысле назвать того, кто усиливается доказать, что его собственные выражения, точнее слов Христовых, и веру в Божьи имена и таинственные обычаи и знаки заменить своим обманом». Нечто подобное видим мы и сейчас, ибо на самом деле не хочет ли господин Троицкий заменить ясно выраженную заповедь Господню о вере во имя Его, как в божественную силу по словеси именем Моим бесы и жденут, и, сияя из заповедь Его, доверуем во имя Сына Его и Иисуса Христа, о чем святой Иоанн Златоуст ясно говорит, что нам заповедано веровать во имя Его, так как Оно творило чудеса, Своею заповедью не веровать во имя Господне, ибо оно не есть ни божественная сила, ни реальная святыня в Бозе пребывающая и в которой пребывает Бог, но есть лишь якобы номинальный символ. И не хочет ли господин Троицкий заменить ясное и простое учение церковное о молитве и о взыскании и соединении с Богом, которое состоит в исповедании Духом и Истиной истиной, заключенной во именах Божьих Учение Макса Мюллера о какой-то безымянной молитве к Богу, состоящей в каком-то неопределённом ощущении существа Божия.

Смею думать, что этот, предлагаемый господином Троицким, путь весьма опасен и потрясает все основы благочестия.