5. На Святой Земле ⧸⧸ Вятский исповедник： святитель Виктор Островидов

На Святой Земле. 25 января 1905 года указом Синода иеромонах Виктор Островидов был назначен в Иерусалимскую миссию. Прибыл он в Иерусалим в конце марта и с 1 апреля приступил к исполнению своих обязанностей старшего иеромонаха миссии. Очевидно, отец Виктор проделал до Святой Земли обычный в то время путь. На поезде до Одессы и из Одессы на корабле до Яффы. К сожалению, не осталось никаких записей его впечатлений. Какие думы и мысли владели им на пути? Что он чувствовал, увидев святую землю и святой град, столь дорогой для сердца каждого христианина?

Вот как описывает Иерусалим архимандрит Киприан Керн. Разноплеменной и многоязычный Иерусалим захватывает всякого пришельца шумом и красочную своего пёстрого содержания. Бедуины и филлахи в нарядных бурнусах, евреи в лисьих шапках, лапсердаках и спейсами, армяне в своих острых монашеских кукулях, копты с татуированными руками и синими кистями на фесках, темнолицые эфиопы, чистые сердцем дети далёкой Абиссинии с доверчивым и грустным взглядом светлых глаз, пёстрое латинское воинство, белых доминиканцев, коричневых фраторов из Кустодии, тёмных бенедиктинцев, чёрных иезуитов, англиканские присты в тропических шлемах, спокойно величественные, полные невозмутимого достоинства в своих крылатых рясах греки, полновластные и исконные хозяева святых мест, вынесшие изумительную беспримерную в истории борьбу за них против страшных полчищ Магомета и против фанатичных и хищных легионов латинских поработителей, борьбу без оружия, без армии, почти без средств, без дипломатической защиты, с единой надеждой на поспешествующую десницу Божие промысла. Все эти племена и языки, рясы, сутаны, кумбазы, фески и камеловки наполняют храмы, базары, и кривые закоулки Иерусалима. Но картина не была бы полна, если не вспомнить тех, кто искренне и глубже их всех со всей силой порыва возлюбил Христа и Его Матерь, Его землю и Его пути и тропинки в ней, а именно русского паломника, тысячами ежегодно шедшего в Палестину, в лаптях или босого, пасконного, заплатанного с клюкой и котомкой, с горением веры, в наивном сердце и бездонной печалью в глазах. Больше всего паломников направлялось в Иерусалим великим постом. Так, вероятно, и романах Виктор плыл из Одессы на одном из кораблей вместе с паломниками, простыми русскими мужиками и бабами. Ежегодно по нескольку тысяч собиралось их к празднику Святой Пасхи.

В массе свои крестьяне, простой, малограмотный но чрезвычайно благочестивый народ. На своем пути они претерпевали невероятные лишения и невзгоды, перенося их кротко и смиренно, благодаря Богу за все и почитая себя самыми счастливыми людьми, удостоившимися вступить на святую землю. Местные жители, не только православные арабы, но даже и мусульмане, невольно преклонялись пред подвигом паломников и проникались уважением к русским. И романах Виктор об этом позднее скажет в своем докладе на Миссионерском съезде, подчеркнув, что причина ослабления мусульманского фанатизма, особенно в отношении к русским, лежит исключительно в паломниках, в их невозможных духовных трудах поста, непрестанной молитвы, в их кротости, незлобивости, всепрощении и сострадательности к бедным и убогим. каковыми добродетелями они стяжали для русского народа, даже среди мусульман, великое имя – святого народа. Русский народ – святой народ – это ходячее мнение среди арабского и вообще восточного населения. И поистине наши паломники – это странники Божии, подобные самим святым апостолам. Они, так же, как и святые апостолы, сеют семена веры Христовой среди язычников и утверждают православную веру свою среди еретиков».

Будучи сам выходцем из простого народа, иеромонах Виктор не мог не сочувствовать паломникам, в полном смысле этого слова. «По человечеству бывает скорбно за них, – говорил отец Виктор, – в виде непосильной труды их, но потом думаешь, пусть несут эти труды, пусть понесут больше сих труды, во сто крат больше, ибо в этих трудах их славится имя Божие, укрепляется их собственная вера, и невидимо сеется эта вера среди язычников. В этом своем паломничестве наш русский народ инстинктивно исполняет свое вечное Божие определение о себе, быть светом миру, светом мира и братского единения всех во Христе». О подвиге русских паломников ярко повествует в своей книге англичанин Стефан Грехем. совершивший почти в то же самое время паломничество с простыми русскими крестьянами. И хотя его предупреждали, что в последнее время паломники уже не те, что с увеличением их количества понизилось, так сказать, качество, но собственные наблюдения привели его к убеждению, что семь тысяч русских паломников в Иерусалиме представляют те семь тысяч, которые делают народ достойным Бога. Англичанин подробно описал многих паломников, их простоту и глубокую веру, трогательные моления, суровое воздержание. Все держали строгий пост, не допускавший ни мясного, ни молочного, а многие всю дорогу удовольствовались лишь сухарями, размоченными в воде.

Если к ним добавлялась капля постного масла или несколько маслин, то это была уже праздничная трапеза. В Иерусалиме на подворьях борщ и каша, да квас с хлебом составляли всё незамысловатое меню. Однако не эта скромная диета, к которой мужики могли привыкнуть и в обычной своей крестьянской жизни, была главным в посте паломников, а воздержание от табака и водки. Размышляя о причинах, заставляющих русского крестьянина идти в Иерусалим, английский наблюдатель замечает, что для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к самым глубоким тайнам человеческой души, народной психологии, и тем не менее все равно останется нечто невысказанное, неосознаваемое. Русский эписалон – это вулканы, потухшие или затихшие, находящиеся накануне извержения. или извергающейся. Под поверхностью, спокойной и оцепеневшей, будто глупой, скрывается ядро расовой энергии, внутренний огонь и тайна духа человеческого. Когда дух руководит человеком в его таинственной глубине, тогда его внешние поступки могут казаться странными.

Самый отчаянный деревенский пьяница В один прекрасный день вытаскивает себя из грязи, отказывается от выпивки и отправляется в Иерусалим. Скупой старый мужик, копивший деньги в течение полувека, просыпается в одно прекрасное утро, отдает кому-нибудь свои сбережения, а сам идет поклониться далеким святыням и кормится по дороге ради Христа. Скрытный, молчаливый крестьянин, скрывавший всю жизнь свои мысли и чувства от самых близких, любящих его людей, встречает странника, со слезами рассказывает ему историю своей жизни и открывает тайну своего сердца, и сам отправляется в паломничество. В России, как нигде в мире, случаются неожиданные и таинственные». Конец цитаты. Так что же это за паломник? который не раз посещает Иерусалим. Для объяснения английский паломник приводит слова основателя и секретаря императорского православного палестинского общества Хитрова о том, что паломник ищет и находит на святых местах сердечную молитву, и что именно сладчайшие моменты духовного восторга, которые он переживает на святых местах, заставляют его вновь возвращаться к ним.

Эта высокая духовная настроенность русских паломников хорошо была знакома и ромонаху Виктору еще на родине, в России. И, конечно же, она не могла умолиться и здесь, в Иерусалиме, в самом сердце христианского мира, на земле, орошенной слезами и кровью Спасителя, куда со всех концов России ежегодно стекались тысячи паломников в самом возвышенном религиозном настроении человека, в сознании им своей греховности и всецелого отдания себя на служение Богу. «Это паломничество в России вовсе не случайное, – говорил отец Виктор, – не случайное явление, совершаемое по чувству простого любопытства, но оно являет собою в жизни русского народа особенный подвиг народного служения Богу». И не потому наше паломничество – подвиг спасения, что оно часто бывает обставлено массою невозможных трудностей и всяких неудобств, что особенно и было в первые времена. Нет, паломничество русского народа есть подвиг само по себе, как путешествие благочестивой души поклониться Господу, явившемуся или являющему себя на известном месте и в известном лице, а особенно там, где совершенно где совершено Богом самое домостроительство нашего спасения. Будут ли условия паломничества тяжелы или совсем облегчатся, оно все равно останется подвигом поклонения Господу и всецелого служения Ему и духом, и телом хотя бы на короткое время своего путешествия по святым местам». Конец цитаты. Традиция паломничества на Святую Землю русских людей уходит вглубь веков.

С первых же лет после принятия христианства начинают они совершать путешествия в Палестину. Путевые записки такого путешествия начала XII века, хождения игумена Даниила, являются замечательным произведением православного благочестия, не потерявшим своего научного и нравственного значения до сих пор. Любовь и тяга к Святой Земле не ослабляются на протяжении веков. При такой великой духовной связи русского народа со Святой Землей естественно было ожидать, что и русская государственная власть, и церковные иерархи должны были бы проявлять интерес и оказывать помощь как своим паломникам, так и Иерусалимской Патриархии и тем самым содействовать в целом укреплению православия на Востоке. Однако этого не происходило, и долгое время паломники оставались предоставлены сами себе. Речь идет не о далеких и тяжелых для Руси временах монгольского иго и последующих веках выживания и собирания русской земли, а о времени расцвета и политического могущества великой державы, достигшей не только Тихого океана, но и перешагнувшей через него и утвердившейся на берегах американского континента. В Иерусалиме не было никакого официального российского представительства и связи с восточными патриархатами у русской церкви не только не укреплялись, но и совсем ослабли в синодальный период. Лишь в середине XIX века ситуация начала меняться.

В Иерусалиме создаются представительства и церковная русская духовная миссия и дипломатическое консульство. Налаживаются регулярные рейсы пароходов из Одессы, приобретается недвижимость в Палестине и начинается строительство русских храмов и подворий. Казалось, наконец-то великое дело будет сделано общими усилиями. Тем более, что попечением о паломниках стали заниматься и русское общество под председательством брата государя, великого князя Константина Николаевича. Но не тут-то было. Дело-то делалось. но отнюдь не общими усилиями и чуть было совсем не погибло под мертвящим давлением бюрократической системы. Спасла его лишь личная инициатива незаурядных церковных и общественных деятелей, сумевших этой системе противостоять.

Вся полувековая деятельность русской духовной миссии была наполнена борьбой с консульством и другими учреждениями, которые в лице своих чиновников всячески препятствовали миссии и стремились вообще ее упразднить. История этих взаимоотношений, как и в целом история русского присутствия на Святой Земле – отдельная тема, и мы лишь кратко отметим основные ее моменты, чтобы понять то состояние, в котором застал ее и романах Виктор в 1905 году. В 1847 году Святейший Синод учреждает русскую духовную миссию во главе с архимандритом Порфирием Успенским. Миссия должна была представительствовать от имени Русской Церкви перед иерархами Востока и турецким правительством. Однако архимандрит и трое его помощников отправлялись в Иерусалим лишь в качестве паломников. И им даны были инструкции не предавать себе никакого иного характера, кроме поклоннического, не вмешиваться в житейские дела русских паломников и всячески стараться о том, чтобы не возбуждать подозрений в иностранных агентах и не подавать повода к толкам о каких-либо скрытых намерениях России. Но в то же время в инструкции было пожелание, чтобы миссия старалась мало-помалу преобразовать само греческое духовенство, управляющее православными христианами на Востоке, возвысив его как в собственных глазах, так и в глазах православной паства его. И это была не случайно брошенная мысль, а вполне устоявшееся мировоззрение, причем не только светских, но и церковных кругов.

После Крымской войны, в связи с которой деятельность архимандрита Порфирия и его миссии была прекращена, в 1857 году была создана новая миссия, уже как официальное церковное представительство во главе с архиереем. Для этого специально был рукоположен архимандрит Кирилл Наумов, инспектор и профессор Петербургской духовной академии. Отправляя его в Иерусалим, Святой Синод не только не спросил, но даже не уведомил Иерусалимского патриарха. Эта вопиющая нетактичность, не говоря уже о нарушении основных канонических правил, воспрещающих епископам вмешиваться в дела чужой епархии, вместо укрепления грозила вообще испортить отношения с восточными иерархами. И только личные качества епископа Кирилла, чуткость, обаятельность и искренняя расположенность к греческой церкви позволили ему установить доверительные, а потом его и самые сердечные отношения с Иерусалимским Патриархом. И за время недолгого служения владыке Кирилла никаких осложнений во взаимоотношениях с греками у Миссии не было. Зато проблемы, и какие, сразу же возникли во взаимоотношениях со своими же соотечественниками. Государственные чиновники, консулы и агенты общества пароходства, а также высшестоящие инстанции в Петербурге всячески мешали миссии осуществлять свою деятельность и не просто вмешивались в её дела, но постепенно её совсем от всех дел отстранили.

Сложившаяся в Российской империи за два века система, подчиняющая церковь государству, не могла позволить самостоятельной деятельности церкви. И епископ Кирилл, незаурядный и энергичный церковный деятель, а потому и неугодный, стал жертвой этой системы. По бесчестному доносу консула в 1863 году владыка Кирилл был уволен на покой и отозван из Иерусалима, несмотря на его протест, просьбу канонического суда над собой, заступничество патриарха и его синода, ходатайство почетных граждан Иерусалима и т.д. Консульству оказался неугоден и преемник владыки на посту начальника миссии архимандрит Леонид Кавелин. Не прошло и двух лет, как его постигла участь владыки Кирилла. Назначенный на его место в 1865 году архимандрит Антонин Капустин в Иерусалиме удержался надолго и на должности начальника миссии оставался без малого три десятилетия до самой своей кончины в 1894 году. Архимандрит Антонин замечательный человек, отзывчивый и сердечный пастырь, талантливейший ученый, научные его труды по археологии и востоковедению публиковались в различных изданиях и были признаны во всем мире. Он получил множество наград и избирался в почетные члены Академии и десятки научных обществ как в России, так и за рубежом.

Но как начальник духовной миссии он был по-прежнему неугоден консульству и Палестинскому комитету и подвергался не меньшим нападкам, чем и его предшественники. «Сама миссия стоит на пути и мешает тем, кто в церкви привык распоряжаться, как в своей вотчине», – писал он. И против миссии ее ученого, талантливого и трудолюбивого начальника ведутся подкопы и систематическая борьба, в которой не гнушались никакими средствами. И если противники не смогли сместить его самого, но навредить и ему, и миссии им удалось изрядно. Консул со своими сторонниками в Петербурге едва не добились упразднения миссии, и лишь заступничество государыни Марии Александровны, настоявшей на отмене уже принятого решения о низведении миссии на степень консульской церкви, спасло миссию в 1880 году. Архимандрит Антонин поначалу недоумевал, в чем же причина такого отношения и какова его вина? Позднее он получил откровенный ответ от одного из деловых людей, который сказал ему в поучении, что не он, никто другой не виноват в таком положении дел и что тут действует не та или другая личность, а система. Поняв, что бесполезно бороться с системой, Архимандрит Антонин отступил, но не сдался.

Он мог бы уйти в свои научные занятия, ведь для них в Палестине было широкое поприще. и он успешно продолжал их до самой своей кончины. Однако не наука, а прежде всего православие заботило отца Антонина, и для его укрепления он нашел в себе деятельность, единственно возможную в тех условиях. В письме секретарю палестинского комитета и палестинской комиссии Мансурову, своему основному оппоненту и гонителю, отец Антоний писал. Чтобы не столкнуться ни с кем, ни на политическом, ни на церковном, ни даже на миссионерском поприще, я ограничился одним, чисто паломническим значением своей миссии и нашел способ путем территориальных приобретений и устройств в разных местах русских приютов поставить ее и крепче, и весче, и, пожалуй, даже более блестяще, чем когда бы то ни было в другое время в Палестине. Могла простить мне эта система? Я не дитя, чтобы поверить этому. Но обращаюсь к вам, превосходительнейший Борис Павлович, человеку честному и искреннему, в чем погрешил я перед Отечеством, Царем, Богом, что стал приобретать в собственность России то, что еще осталось Божиим провидением в Святой Земле ценного, незахваченного католиками, протестантами, армянами, иудеями.

Ведь во всякой другой стране христианской подобного ревнителя, по крайней мере, осыпали бы похвалами. Действительно поразительно, что удалось сделать отцу Антонину. Им было куплено, и миссия этим вполне законно владела, 13 участков общей площадью около 425 тысяч квадратных метров и стоимостью в то время до миллиона рублей золота. Среди этих приобретений – драгоценнейшие для христианства участки в Хевроне со знаменитым мамврийским дубом, на Ильонской горе в Иерихоне, в Горней в девяти километрах от Иерусалима, в Яфе у гробницы праведной Тавифы, в Тевериаде на берегу Галилейского озера, где и были построены подворья, возведены храмы, устроены монастыри, школы и учительские семинарии. Архимандрит Киприан Керн писал «Побывавшие в Святой Земле невольно поражаются всему тому, что сделано в течение столь краткого времени волей, умом и энергии одного человека. Действительно дивные и величественные русские храмы, в которых совершается славянское богослужение, обширные и хорошо оборудованные приюты и подворья, в которых паломник находит отдых и гостеприимство после утомительного пути, зноя и непогоды. Участки земли с богатой растительностью и необходимыми постройками и, наконец, самое, может быть, существенное и внушительное – это памятники древней библейской истории и археологии, исключительной ценности и первоклассного значения. И все это – рассеянное по всей Палестине от Тевериадского озера до Хеврона, от Яфы и до Иордана.

Интересно, как относилось наше правительство к такой деятельности отца Антонина? Можно с уверенностью сказать, что на Западе была бы память такого человека давно уже увековечена, или уж во всяком случае ему бы помогали, его дело защищали, его бы в работе поощряли. У нас же, человеку, спасшему для России и для Православия такие сокровища, как Елеон, горню, гробницу Тавифы и т.д. в его деятельности мешали, его самого взяли под подозрением, а через 25 лет после его смерти крепко забыли его имя». Когда архимандрит Антонин начал приобретать участки земли в Палестине, католики и протестанты уже владели огромными угодьями на которых устраивали монастыри, школы, вели пропаганду среди местного арабского населения и постоянно расширяли свою деятельность. Весь католический мир слал пожертвования своим миссионерам в Палестину, и финансовых трудностей они никогда не испытывали. В то время как начальник русской миссии не только не имел никаких средств, поскольку отпускаемых миссии денег едва хватало для ее содержания, но не мог объявить и тарелочный сбор по церквям в России, так как это было воспрещено консульством. Поэтому приходилось рассчитывать только на частные пожертвования.

Но мало того, что у отца Антонина не было официальной поддержки в столь, казалось бы, для России важном деле, даже в политическом плане, не говоря о духовном, да еще и всячески препятствовали, консулам и чиновникам Палестинского комитета не нравилось приобретение миссии земельных имуществ. В конце концов, они даже добились запрещения дальнейшего приобретения земельных участков ради якобы сохранения статус-кво в Палестине, в то время как католики, нисколько не волнуясь о сохранении статуса, продолжали расширять свою деятельность и приобретать имущество. Ситуация улучшилась с созданием в 1880-х годах Российского Императорского Православного Палестинского Общества, которому были переданы функции прежней Палестинской комиссии вместе со всеми капиталами и имуществом на Святой Земле. Теперь неравнодушные бюрократы, а искренние родители о православии занялись русскими делами в Палестине, заручившись непосредственной государственной помощью и августейшим покровительством, так как председателем общества стал брат государя, великий князь Сергей Александрович. Риппо строила храмы, новые подворья, производила важнейшие научные изыскания, археологические работы, открывала школы для арабских детей и учительские семинарии. Просветительская деятельность общества была особенно успешной и очень актуальной. Инославная пропаганда отторгала от православной местной паства ее овец, а Иерусалимский патриархат не мог ей серьезно противодействовать. К 1880-м годам у него было всего лишь две православные школы, при том, что католики и протестанты имели на Святой Земле уже 82.

В 1882 году императорским палестинским обществом была открыта первая школа для арабских детей, а к 1904 году по всей Палестине и Сирии их было уже 87, при 417 преподавателях и 10 225 учащихся. И с каждым годом открывались новые, причем финансировались школы из российского государственного казначейства по рескрипту императора. Учителями и учительницами в Паэлистину ехало немало молодых людей из русской интеллигенции. Бетджалильское и Назаретское семинарии готовили преподавателей, которых требовалось все больше для вновь открывающихся школ. Духовное окормление русских учителей осуществляла духовная миссия. По инициативе секретаря палестинского общества ежегодно великим постом миссия направляла в Назарет, Дамаск и Триполи иеромонаха, у которого исповедовались учителя. С 1902 года такие поездки совершал обычно старший иеромонах миссии. и в 1905-1908 годах старший эеромонах миссии Виктор Островидов объезжал школы в Назарете и Сирии.

Кроме того, он совершал богослужения в храмах миссии, прежде всего в Троицком соборе, где службы были ежедневными, в церкви святой царицы Александры, домовом храме миссии, в церкви Марии Магдалины в Гефсимании, в храмах горней и элеонской женских общин, а также в храмах и молитвенных домах на других участках миссии. Фактически это было единственным делом миссии наряду с обычным обслуживанием паломников, совершением треб, сопровождением паломнических караванов по святым местам и проведением ежедневных чтений или бесед. Во время паломнического сезона, когда прибывали тысячи паломников, и это обычное обслуживание было нелегким делом, ведь в составе миссии было менее сорока человек, из них всего четыре-шесть иеромонахов и два-четыре иеродиакона. Остальные монахи – послушники и мирские лица, певчи, переводчик, служащие, кавас, чернорабочие, как правило, местные мусульмане. Кроме того, миссия вела огромную хозяйственную деятельность, особенно при возглавившем миссию в 1903 году архимандрите Леониде Сенцове, который старался продолжить дело архимандрита Антонина. Он приобретал участки земли по всей Палестине, на них и на прежде купленных строил храмы, дома, гостиницы для паломников, некоторые из них вмещали до тысячи человек, постоянно производил благоустройства прежде построенных зданий, благоукрашал храмы. И все же эта деятельность для духовной миссии являлась по меньшей мере недостаточной. По словам миромонаха Виктора, у Миссии не было внутренней жизнедеятельности и действительной работы, она по-прежнему была от дел оттеснена, а с созданием жизнеспособного палестинского общества – даже более, чем прежде.

Конечно, прежнего антагонизма с официальными структурами не было, и ничего уже не угрожало ее существованию. и само дело в Паалистине было спасено. Вот теперь понимали и важность присутствия на Святой Земле, и необходимость приобретения имуществ, и строительство храмов, и в целом расширение миссионерской деятельности. Но получалось, что именно духовная миссия никакой миссионерской деятельности и не вела. Да и не могла ее вести в том положении, в которое она была поставлена с самого начала своего возникновения. связанная по рукам и ногам, словно пленник бюрократической системы. После трехлетнего пребывания на Святой Земле иеромонах Виктор свидетельствовал. Единственное занятие, какое всегда находили себе члены миссии, это служение молебнов, панихид, исполнение незначительных треб церковных и собирание пожертвований.

Такое положение миссии, как требует исправительницы, более чем печально. Да и это поделие в течение полугода за отсутствием паломников пропадает и легко может совсем пропасть, для чего достаточно одного слуха о надвигающейся, например, заразной болезни, что неизбежно затормозит само паломничество русского народа, и вся миссия останется уже совершенно вне всякой работы. Миссия не могла осуществлять даже духовно-пастырское руководство русскими паломниками. Исполнение же треб, чтения, входившие в обязанность членов миссии, которые совершались формально и людьми малограмотными, такой деятельностью являться никак не могли. Еще в 1885 году архимандрит Антонин писал «Миссии никто не поставил ни в право, ни в обязанность руководить посещающих святые места. Заикнись теперь духовная миссия о своей пригодности к пасению словесного стада нашего на лугах святой земли. Ее и свои, и чужие приравняют, несомненно, к волку. Спустя четверть века иеромонах Виктор, упоминая слова отца Антонина, а также его замечание о том, что без благотворного, просветительного влияния на народ миссия, как духовное учреждение, существовать не может, с горечью констатировал, что миссия в таком печальном положении находится до сих дней наших.

Не это ли ненормальное положение миссии в Иерусалиме, миссии Требоисправительницы? было причиной тяжкого состояния духа и романаха Виктора, о чем он писал в письме Саратовскому епископу Гермогену в январе 1907 года. Сам я лично после ухода из Хвалынска живу постоянно в великой скорби. Не раз просил благословения у Преосвященного Антония, чтобы вернуться назад в Хвалынск, но он не отвечает на сие. Правда, внешнее моё положение куда лучше, но оказывается, всё ничто, если нет внутреннего мира радости сердечной. И вот сейчас, когда пишу это письмо, я не знаю, что мне делать, или лучше не знаю, что будет завтра. Владыка Антони пишет, чтобы я крепился и занимался для будущего языками, а я написал ему решительное просительное письмо, чтобы куда-нибудь перевёл меня из Иерусалима. Утешение и забвение нахожу в изучении наитруднейшего арабского языка.

Письмо подписано. Ваш, уже многажды раскаявшийся прислушник и молитвенник пред живоносным гробом Господним, Иеромонах Виктор. Можно предположить, что Иеромонах Виктор сам желал отправиться на служение в Иерусалим и не послушал епископа Гермогена, отговарившего его от этого. А советовать ему поехать мог никто иной, как Преосвященный Антоний, которого Иеромонах Виктор теперь в письме просит перевести из Иерусалима, то есть архиепископ Антоний Храповицкий, его первый духовник и наставник. Вполне вероятно, что по предложению владыки Антония Иеромонах Виктор в Иерусалимскую миссию и был назначен. В дальнейшем Владыка старался поддерживать своего ученика и, состоя с ним в постоянной переписке, пребывал в курсе всех дел и проблем Иерусалимской миссии. Летом 1908 года он предложил иеромонаху Виктору, приехавшему в Россию в отпуск, выступить на 4-м миссионерском съезде в Киеве. Этот съезд, подготовленный и проводимый под руководством архиепископа Антония, стал заметным событием религиозно-общественной жизни страны и из собрания узких специалистов приобрел значение общецерковное.

На съезд явились 233 действительных члена, то есть командированных епархиями и пользующихся правом голоса на всех заседаниях. 199 волонтеров из священников и начетчиков, из них многие прибыли издалека. Эти члены допущены к участию также и в комиссиях, и в общих собраниях. Кроме того, к присутствию допущено 208 лиц из ревнителей православия. На открытии съезда 12 июля 1908 года в зале религиозно-просветительского общества присутствовали три митрополита – Санкт-Петербургский Антоний, Московский Владимир, Киевский Флавиан, 30 архиепископов и епископов, оберпрокурор Святейшего Синода и его товарищ, Киевский генерал-губернатор Сухомлинов и участники съезда в количестве 640 человек. Этот давно-давно небывалый, невиданный в жизни церковный на Святой Руси собор многих архипастерей Церкви во главе с первоирархами представляет собой глубоко назидательный акт для миссии, сказал в своем выступлении один из участников и подчеркнул, что обращается к Святейшему Синоду не только с благодарностью, но и с усердной просьбой Богомудрым попечением вашим поспешите исполнением тех предначертаний наших, которые вы услышите. Поспешность исполнения этих предначертаний обусловливается настоятельностью времени». В докладах участников Съезда поднимались вопросы не только о проповеди христианства языческим народам или обращении уклонившихся в расколы и ереси что обыкновенно для миссионерского дела, но также о необходимости миссии среди самого православного народа России, поколебавшегося в вере и подвергшегося страшному воздействию пропаганды нигилизма и безверия, о необходимости радикальных и решительных мер для благоустроения церковной жизни.

В этом плане доклад Иеромонаха Виктора о проблемах Иерусалимской духовной миссии, на первый взгляд столь далек и от насущных проблем России, оказался весьма актуальным и вызвал живейший интерес и сочувствие. «Случайно я здесь присутствую, случайно и буду говорить пред всем священным собранием», – начал свой доклад Иеромонах Виктор на общем заседании съезда 18 июля 1908 года. А потому и речь моя не будет представлять собой какого-либо ученого исторического трактата о нашей духовной миссии в Иерусалиме, а есть просто только живое слово о живых же нуждах ее. Подводя итог полувековой деятельности миссии, отец Виктор откровенно сказал, «Как это ни странно, в отношении к нашей духовной миссии в Иерусалиме, где сосредоточены религиозные интересы почти всего земного мира, христиан, магометан, евреев, где, по выражению святых отцов, место матери всех церквей и куда Россия ежегодно посылает тысячи своих православных чад с их пастырями и даже высшими иерархами. И однако, несмотря на такое наиважнейшее местоположение тамочней нашей миссии, о ней о её задачах, целях и вообще жизнедеятельности совершенно невозможно сказать какое-либо определённое ясное слово, и это уже после 50-летнего существования миссии. Полная безжизненность и наличная бесцельность миссии всё-таки остаётся во всей силе и до сих пор, что нечаянно и засвидетельствовал один из посетивших Палестину наших иерархов. На обеде в здании миссии в честь этого редкого в Палестине гостя, после обычных тостов за государя и местных деятелей, владыка пожелал сказать слово и за нашу миссию. Теперь прилично, начал святитель, предложить слово за…

Ну, впрочем, что здесь такое? Монастырь? Не монастырь. Приют? Богодельня? Не похоже. Постоялый двор? Тоже не то.

Но в чем ее миссия? Ну да, – говорит, – просто пожелаем здоровья здесь живущим. Такой неожиданный инцидент рассмешил всех присутствовавших. Но только на этот смех прилично было ответить словами нашего великого писателя. Что смеетесь? Над собой смеетесь. Таким образом, вопрос, быть или не быть нашей Иерусалимской миссией, остался во всей силе и до наших дней. Но не потому он существует, чтобы наша миссия и в самом деле не могла иметь внутренней жизнедеятельности, какой-либо действительной работы, которая давала бы ей смысл и значение.

Такое печальное ее положение, в котором она находится, есть явление чисто случайное для нее, созданное историческими условиями самого ее возникновения. Далее Иеромонах Виктор, кратко повествуя об истории Иерусалимской и первых ее начальниках также откровенно подчеркнул, что у нас еще и не было в Иерусалиме духовной миссии, как посланничество высшую духовную властью Русской Церкви духовных лиц с определенными чисто церковными и религиозными целями. Вместо всего было только посольство светскую властью духовных лиц со спекулятивными целями. А результаты такого посольства, как для нашего миссионерского в видах поддержания православия, так и вообще для наших отношений с Восточной Церковью, вышли весьма плачевны. Недоразумения между миссией и восточными иерархами не могли не возникнуть, во-первых, из-за самого неканонического посольства духовной миссии с светской властью без согласования с восточными святителями, во-вторых, из-за тех инструкционных данных, которыми должны были руководствоваться русские церковные деятели на Востоке. И хотя в основании этих инструкций, по-видимому, лежала верная и великая мысль поддержания православия на Востоке, но в действительности они при практическом своем осуществлении привели не к поддержанию православия, а, как-то не странно, к ослаблению его вообще и наших братских отношений с Восточной Церковью в частности. По словам иеромонаха Виктора, объяснялось это тем, что полученные нашими духовными деятелями инструкции вырабатывались светскими государственными лицами, руководящими началами, для которых, конечно, были прежде всего интересы русского государства, а не интересы православия. При помощи последних всегда надеялись получить первые, то есть влияние русского государства на Востоке.

Отсюда начальники миссии вместо ревности о православии не должны были выходить из границ чисто дипломатических отношений ко всем, с кем они вынуждены были столкнуться в Иерусалиме. Эта русская церковная дипломатия в связи с отстаиванием каких-то своих личных русских интересов вместо общих интересов православия, а в отношении к греческой церкви крайним небрежением, необращением на нее Вместо братских отношений любви и взаимопомощи, все это и поставило нашу Иерусалимскую духовную миссию на тот ложный путь, который привел ее к полному омертвению. Духовным деятелям на Востоке внушалось с самого начала преобразовать все греческое духовенство в лица архипасторей и самих первосвятителей Востока. Эти инструкционные внушения – преобразовать, перевоспитать восточную иерархию, выдержавшую страшную вековую борьбу за православие и сохранившую его во всей его чистоте – это тенденция слишком смела, если совсем не наивна, и могла она вырасти только в умах, далеких от понимания религиозных истин жизни. Помимо всего, самый тон подобных отношений, влияние свысока от сознания своего какого-то превосходства, это не тон взаимоотношений двух церквей в общих интересах их веры и деятельности. В основание такого отношения кладется не братская любовь смиренного служения, а горделивое чувство превозношения, а в данном случае превозношение пред гораздо старшими нас, нас, породившими духовно и воспитавшими. И это не могло, конечно, не оскорбить восточных Но главное зло от этого горделивого начала и романах Виктор видел в том, что оно проникло незаметно в сознание всего русского народа, особенно пастырей. Нам нечего учиться у греков, мы сами их должны учить, у них нет ничего, прошли те времена.

И прочие и прочие рассуждения в этом духе мы слышим на каждом шагу, и особенно у людей, побывавших на Востоке и увидевших внешнюю бедноту греческих церквей и вообще угнетенное положение восточного духовенства под турецким игом. Не буду опровергать этого неправого по существу мнения, но скажу только, что в деле религиозной жизни и просвещения первое место от времени самих апостолов никогда не занимала образованность, ученость с внешним блеском, а вера и любовь. чего ни от кого, ни при каких условиях отнять невозможно, а следовательно и от восточных христиан, несущих на себе тяжелый крест рабства. Отец Виктор подчеркнул то великое духовное преимущество восточных церквей, которые на протяжении многих веков живут без государственной поддержки. Мы еще только вступаем на путь самостоятельный, вне государственной помощи жизнедеятельности. А восточные церкви живут этой самой самостоятельной жизнью под чужим, часто злодеющим для них турецким правительством уже многие сотни лет и в страшном огне борьбы со свободно гуляющим на Востоке папизмом и протестантизмом и всяким другим сектанством. Не поразится ли нам этим духовным могуществом Восточной Церкви в борьбе за православие, за Святыни Востока вместо горделивого и часто молчаливо презрительного отношения к восточному духовенству, которое проникло во все слои нашего общества, разве кроме простого народа, и которое в самой Восточной Церкви вызвало по отношению к нам недоверчивость, подозрительность и породило тот холодный антагонизм которым проникнуты наши последние церковные взаимоотношения. Причиной такого печального положения служило именно то неправое начало не братской помощи, а некоторое притязание на Восточную Церковь, которое положено было в основу всей нашей живой деятельности на Востоке.

Ещё большее зло и романах Виктор видит в инструкциях, определяющих покровительство и отстаивание национальных интересов местного арабского населения, но не перед католиками, протестантами или местными турецкими властями, а перед собственными архипастрами. Этот и без того болезненный вопрос взаимоотношений иерархов восточных патриархатов, греков по национальности, и их местной паствы большей частью арабов, был обострен до предела, так что многие немощные даже отпадали от православия. Отец Виктор считал главной причиной этого несчастья именно русское влияние. Не церкви русской, нет, Бог ее сохранил от этого соблазна, а вообще русских, и в частности русской светской власти. При таких условиях и романах Виктор заключил. Иерусалимская миссия никоим образом не могла и до сих пор не может осуществить того великого своего назначения, под флагом которого она была послана правительством – поддержание православия в центре религиозных интересов всех христиан во Святой Земле. А между тем, какая действительно великая нужда там на Востоке в нашей помощи в деле поддержания православной веры и в деле охранения православных святынь? Иеромонах Виктор рассказал, какую активную деятельность ведут на Святой Земле представители самых разнообразных вероисповеданий со всех концов мира.

Даже атеистическое и социалистическое общество открывает там свои школы с тем, чтобы вытравить у местных жителей всякое религиозное чувство и надругаться над главными христианскими святынями. И бороться со всеми этими волками в овечьей шкуре, по убеждению отца Виктора, можно лишь общими усилиями, оставивший горделивое себелюбие и вставший на путь искренних братских отношений, отношений любви всех православных поместных церквей и отдельных чад их между собою. Единство Вселенской Православной Церкви, вне всяких национальных интересов, безусловно, должно быть поставлено во главу возможной общей нашей деятельности на Востоке Только этот догмат единства, как бы вновь исповеданный нами, может дать Церкви Православной как внутреннюю крепость, так и силу борьбы со всяким иноверием, наводнившим и Палестину, и нашу собственную страну. Мы необходимо должны исповедать этот догмат умом, сердцем и всею возможную открывающуюся пред нами деятельностью церковную. Святая Церковь Православная столб и утверждение истины. Уже не раз и не два обуревалась всяким суемудрием в виде разного рода ересей, она жила в этом огне от самых первых дней своих и часто, казалось, она стояла уже на краю гибели. Но, однако, ничто не сломило ее. Такая твердость в православной церкви была ни в чем ином, как в ее внутреннем, живом, всеобщем единении.

Антиохийская, Иерусалимская, Константинопольская и прочие церкви поместные не потому выходили победительницами в борьбе с врагами, что были сильны только внутри себя своим собственным единением, а потому, что все они вместе жили в неразрывном единении между собою и составляли одно живое целое. Кто искал истины, кто смущался ложью, кто требовал удостоверения, тому говорили, ступав в Иерусалим в Александрию, в Эфес, там святыми апостолами посеяна истина, как везде учат, так и веруют. И это все везде всегда стало термином, характеризующим истину христианскую, и оно сообщало ей твердость нерушимую. Есть ли хоть подобие этого живого общения церквей теперь у нас, в настоящее время? К великой скорби нашей мы должны сознаться, что его давно нет. Духовно мы, то есть вообще все православные церкви, совершенно поглощены собою, своим горделивым национальным чувством и всегубящим внутренним обособлением друг от друга. Внешне же наше церковное единение давно уже выражается только в формальных донесениях, указных сообщениях. Где те древние апокрисиарии, эти полномочные представители поместных церквей и живые органы живого обмена мыслей по всем волнующим каждую православную церковь вопросам.

Их не только здесь нет, а нет и вообще при церквах. Преодоление обособленности православных церквей важно и для самой русской церкви, и на этом делает особый акцент и романах Виктор. При открытии сего славного съезда мы неоднократно приглашались здесь и через первосвятителя Русской Церкви, и через других лиц к миру и единению между собою. Ибо в этих добродетелях вся собственная сила наша и вся крепость Церкви Русской. Но допростят мне мое слово, если скажу, что главная крепость Церкви нашей не в единении нас только внутри себя. Этого единения весьма и весьма недостаточно ни для непоколебимости Русской Православной Церкви, ни для силы и авторитетности каких-либо наших постановлений и решений. Наша родная Церковь сделается твердую и непоколебимую от наплыва всякого лжеучения и страшную для врагов Церкви только тогда, когда будет находиться в живом и духовном и внешнем единении со всею Вселенскую Православную Церковью. Эти заветные мысли романаха Виктора созвучны мыслям о Вселенской Церкви архиепископа Антония Храповитского, перекликаются и с мыслями архимандрита Антонина Капустина, неоднократно высказываемыми в разных письмах, но наиболее ярко в письме митрополиту Филарету 1861 года.

Стремление к единению православных церквей предполагало возврат к древнеатейческому православию. то есть устранению тех порядков и обычаев, нарушающих каноны, которые вошли в практику и греческой, и русской церкви за последние века. Это возвратное движение к каноническому положению церкви порой называли обновлением. Со временем этот термин будет скомпрометирован и опорочен теми недостойными клириками, которые при поддержке богоборческих властей в 1920-х годах затеют свое «обновление» или «оживление» Церкви. С таким «обновлением» и его деятелями, обновленцами или обногленцами, как их стали звать в народе, отцу Виктору тоже придется вести самую непримиримую борьбу и за это самому подвергнуться гонениям. Конечно же, его понимание обновления ничего общего не имело с обновленческим. Последние, в большинстве своем, руководствуясь земными, корыстными мотивами, о церкви мало заботились, и под лозунгом обновлений не только не восстанавливали, но напротив совершенно разрушали карнонический строй церкви. В то время как ревнители православия стремились этот строй восстановить и не столько ввести что-то новое, сколько вернуть хорошо забытое старое.

Как писал по поводу своих смелых, на первый взгляд дерзновенных предложений тот же архимандрит Антонин, «Не отражается ли в свидетельствах моих перед Отечественной Церковью дух эпохи, меряющий всякое совершенство неопределенную и неустановленную меру и прогресса? Не желаю ли я, отрицаясь прошедшего и забегая в будущее, одних только бесцельных и бессмысленных нововведений под именем восстановления древнего чина Церкви? Совершенно противное сему. Я желаю и считаю обязанностью желать, чтобы нововведения нашей Церкви были отставлены. Если бы можно было достигнуть всего, это был бы действительно прогресс. Нововведения наши принадлежат различным временам. Наиболее вопиют те из них, которые летоисчисляются началом минувшего столетия. Разумеется, реформы XVIII века, упразднение патриаршества и введение синодального управления являлись наиболее вопиющими нарушениями канонов.

Возвращение церкви к каноническому положению предполагало, устранение этих нововведений. Только после этого можно было думать об успехах всех других преобразований и о подлинном возвращении к древнеотеческому православию как в Русской Церкви, так и в масштабах всей Вселенской Церкви. Это, очевидно, понимал и ромонах Виктор, будучи сторонником истинного обновления Церкви. Но в своем докладе он не касался других аспектов и подчеркнул лишь важность обновления единства православных церквей, благодаря чему, как он надеялся, возможно было бы с большим успехом и восстановить канонический строй в русской церкви и возродить ее внутреннюю духовную жизнь. Самая мысль об этом объединении православных не на словах, а в жизни для большинства являлась чем-то новым и неожиданным. И это при том, как отмечал Отец Виктор, что ежедневно миллионами уст православные произносят «Верую во единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь». Однако понятие «единой», как это ни странно, ограничилось пределами своего государства. Отсюда происходила и слабость православных в борьбе с врагами Церкви.

Именно в обновленном единении со всею Вселенскую Церковью и романах Виктор видит выход из такого положения. «Вместе с этим обновлением общения церковного вся та нравственная сила, которая в огромном запасе лежит в сердцах всего православного народа без различия национальностей, эта сила забьет ключом и не устоять будет пред ней ни изолгавшемуся католицизму, ни обмертвевшемуся протестантизму, Если и теперь эта православная мощь, прорываясь в отдельных церковных случаях, в отдельных лицах, как, например, в апостоле Японии при освященном Николае, являет собой чудеса непонятные и страшные для врагов Православной Церкви, то тогда при общем единении всех чад Православной Церкви Вселенской эта нравственная сила веры, любви к Богу и ближнему поставит нашу и внешнюю, и внутреннюю на недосягаемую для еретиков высоту. Только обновивши таким образом свои отношения с Восточной Церковью на началах Единого Православия, наша Русская Церковь будет в силах исполнить через Иерусалимскую миссию свою главную задачу – поддержание веры на Востоке. А вместе с этим она будет иметь возможность осуществить через эту же миссию не менее важную обязанность и по отношению ко всему русскому народу, и, в частности, по отношению к раскольникам. О той миссии, которую может и должна осуществить Иерусалимская миссия по отношению к русскому народу, иеромонах Виктор подробно говорил во второй части своего доклада. Он подчеркивал, что несмотря на внешнее положение миссии вне пределов российского государства, У нее есть огромная возможность не только служить внутреннему русскому миссионерскому делу, но даже стать одним из главных центров религиозно-нравственного просвещения русского народа. Возможность этого, говорил он, заключается в огромнейшем десятитысячном ежегодном скоплении русского народа со всех концов России и при том в самом возвышенном религиозном настроении человека, сознании им своей греховности и всецелого отдания себя на служение Богу через подвиг паломничества. Еще издревле паломничество по святым местам внутри России имело одну из самых значительных сил в деле религиозного научения нашего народа.

А в последнее время такие места паломничества обратились, по выражению одного из архипасторей, в народные богословские университеты. Как же русской церкви не использовать этой стороны паломничества народа во Святую Землю и особенно, если мы хотя немного обратим свое внимание на то, как русский народ относился в глубине своей души ко Святому Граду Иерусалиму и всему, что выходит из него или вообще имеет какую-либо с ним связь. Уже одно имя Иерусалим вызывает невольный радостный трепет, благоговение, и это даже у людей, индифферентных к религии и холодных к делу своего спасения. Иеромонах Виктор живописал, с каким благоговением русские люди относятся ко всему, что исходит из Иерусалима. Самые простые картинки, листочки, брошюрки бережно сохраняются паломниками и привозятся домой на родину. Сколько раз какой-либо пустой по своему содержанию листочек перечитывается паломниками на месте, сколько сотней рук он обойдет по домам, прежде чем совсем уж замасленным вернется к своему счастливому хозяину? Иерусалим – ведь это в сознании русского человека та самая праведная земля, в которую так верит он и мыслью, о которой он только и живет и может жить. Сознание русского человека всегда носится идеал этой праведной земли, которая где-то находится там далеко и в которой одна правда живет, только не юридическая, а нравственная.

И решение сомнений, постановления в делах, которые уже никакой апелляции не могут подлежать. И эта праведная земля есть Иерусалим. И земной, но прежде всего небесный. Разве не приходилось всем нам слышать такое выражение? Да ведь это из Иерусалима. Или так в Иерусалиме бывает. То есть из такого места противоречить которому совершенно недопустимо в сознании простого русского человека. На основании своих наблюдений иеромонах Виктор заключает, что именно искание нравственной правды побуждает большинство паломников идти в Иерусалим.

И потому так важно, что они здесь обретут. Враги церкви уже тоже обратили свое внимание на русского и на его отношение к Святому Граду и решили воспользоваться этим святым местом для своей пропаганды. Какой страшный смертоносный яд может разлиться через эту дьявольскую работу врагов Православной Церкви по всей нашей Руси, восклицает ромонах Виктор, если мы сами не примем никаких мер для напоения наших паломников целительным бальзамом церковного учения. На русской духовной миссии и лежит долг благового воздействия на паломников и русский народ. Средства к тому, по мнению отца Виктора, могут быть те же, что и в России. То есть, прежде всего, систематические чтения, беседы об истинных православной веры, которые могут совершаться в церквях Миссии и вообще на святых местах, где имеется достаточно помещений Миссии, а на пропитание паломников довольно будет и пожертвований. При настоящем положении дела, когда у миссии нет ни права, ни обязанности руководить паломников, и при полном отсутствии хотя сколько-нибудь способных лиц вести религиозно-нравственное просвещение народа, это дело совершенно невозможно. По существующей инструкции состав миссии Иерусалимской заполняется людьми простыми, необразованными, которые присылаются из монастырей и часто затрудняются по своей малограмотности даже исполнением своих прямых обязанностей, служением панихид и молебнов.

Да и притом эти труженики присылаются всего только на два года и смотрят на свое пребывание в Иерусалиме, как на отбывание какой-то повинности. Иеромонах Виктор подчеркивал, что миссии нужны люди, способные вести миссионерское дело, которые могли бы говорить с народом и в простоте слов своих вести его на пути религиозно-нравственного просвещения и руководить им в путешествии по святым местам. Содержание возможных на этой почве бесед глубоко врежется в сознание паломников, а через них пройдет буквально всю нашу Россию, ибо ото всех концов есть свои посланцы ко гробу Господню. В последнем случае весьма большую услугу окажет второе средство религиозно-нравственного Это издание листков, брошюр и книжек, как это практикуется и у нас в России в лаврах и больших монастырях. Относительно содержания этих листочков и книжечек отец Виктор заметил, что в отличие от издания такого характера на родине, они должны носить догматико-полемический характер, разъясняя основные положения православного вероучения и его отличия от лжеучений, с представителями которого паломники часто сталкиваются на Святой Земле. Это учение Церкви Православной и Соборичьих Еретических с коротким обличением их лжеучений окажет великую пользу для России, ибо каждый подобный листочек Иерусалима обойдет тысячи рук и предохранит многих от увлечений пропагандой католиков, протестантов, особенно если принять во внимание, что большой процент паломничества падает на юго-западные Изложение догматов веры на святой земле может приурочить к тем или иным святым местам, где происходили священные события. О Таинстве Крещения лучше всего говорить на Богоявлении, когда поклонники отправляются на реку Иордан. Учение о Святом Духе хорошо изложить в День Сошествия Святого Духа на апостолов, который проводится всеми на Сионе.

Все такие священные события весьма живы в сознании паломников и рассказ о них поможет избежать той сухости изложения догматического учения, которое неизбежно связывается с ним. Здесь, в России, нам приходится только отвлеченно беседовать о тех или других истинах православной веры, например, хотя бы о единстве нашем со всею Вселенскую Церковью, а там, в Иерусалиме, к этому еще прибавляют созерцание живой картины самого единства, выражаемого в единстве молитвословий с греческой церковью и взаимообщений, и сие созерцания, безусловно, окажутся много действеннее на душу, чем сухие выкладки ума. И это приложимо почти ко всякому догматическому учению о спасении, о жизни, о погибели, о кресте, о ирисях. Каждое такое учение будет получать в глазах паломников плоть и кровь, а не пребывать в одних отвлеченных образах. Таким Для паломника в листочках, а через паломников и для всей России можно постепенно раскрыть все тайны христианского видения в положительной форме. Вся область духовных предметов может сделаться доступной для народа. И все это не будет какой-либо мертвый богословский трактат, непонятный для ума простолюдинам. Нет, вся такая работа будет жизненна, ибо тесным образом соприкоснется с внутренним настроением паломника и будет необходимым ответом на требования взволнованной его души, а вследствие этого вызовет в паломнике деятельное религиозное чувство, которое он и унесет с собой на родину.

В этом великом влиянии, которое может оказывать при правильной организации деятельности Иерусалимской миссии в целом на весь русский народ, иеромонах Виктор отмечал еще одну важную сторону. В последнее время началось паломничество раскольников, русских старообрядцев на святую землю. Это для многих из них принесет, по мнению иеромонаха Виктора, большую пользу. Рассеет их ожесточенность, предвзятость против Российской Православной Церкви через невольные наглядные созерцания ее единства с Матерью Церквей, Церковью Иерусалимской, а в ней и со всей Вселенской. Одно дело просто знать об этом, иметь отвлеченные и совсем иное живое созерцание этого единства через общую церковную молитву. И как знать, что это наглядное созерцание общности исповедания православной церкви не тронет душу, отпадшую от единства, и не заранит в ней хотя бы искры сомнения в своей правоте? А ведь это сомнение будет уже твердое начало для обращения раскольников от пути заблуждений. Болезнь, скорбь сердца – вот главное что нужно для раскольников и чего теперь мы не в силах, бываем, достигнуть при всех наших рассуждениях с ними.

Ведь многие из них искренне мучаются своим тяжелым положением и стремятся в душе к единению с Церковью. На этом-то и получило свое начало наше единоверие. Вне сомнения, такие лица пред живоносным гробом Господним из глубины своей истерзанной души вздохнут ко Господу, чтобы Он открыл им очень сердечные, разуметь истину, а вместе с ним они невольно проникнутся тем благодатным настроением, которое озаряет всякого верующего, приходящего ко гробу Господню. Чувство самоосуждения за недостойную жизнь с благоговением пред безграничным милосердием Божиим и теплое молитвенное обращение к Богу вместе со всеми стоящими пред гробом Господнем с надеждой на помилование Все это производит и произведет в Раскольниках неизъяснимое умиротворение внутреннего духа человека. Такое настроение паломника, Раскольника, не ожесточенного сердцем, ведет его в самую истину нашей православной веры – общую жизнь всех в Боге, и они уразумеют эту истину самым делом, чувством, а не холодным разумом. Та оторванность от общей жизни безжизненность, в которой раскольники пребывают теперь, падет сама собою, и благодать Божия оживит их мертвые сердца, заставит их как бы впервые зажить, задышать единую православную веру, и нигде уже никакими лжеумствованиями они никогда не отторгнутся от Церкви. И как важно в такие великие моменты жизни, если со стороны членов Иерусалимской старообрядцы ощутят искреннее участие, заботу и попеченье. Кроме того, полагал отец Виктор, важно привлечь к этому русскому делу и Восточную Церковь в Лицею и Архипастерии.

Тем более, что в свое время они приняли участие в Московском Соборе 1666-1667 годов, когда были наложены клятвы на старые обряды, окончательно отделившие старообрядцев и усугубившие раскол. Восточные святители не безучастны к делу о старообрядцах-раскольниках, и в этом убедился сам и романах Виктор во время беседы с патриархом Дамианом. Узнавшись, что я из Поволжской губернии, блаженнейше заметил, что, кажется, это одно из главных мест жизни ваших раскольников. Трудно поверить, чтобы первосвятитель Церкви Восточной, отделенный от нас тысячами верст и национальностью, знал наши раскольнические центры. И мало того, что знал, но и скорбел об них, как о своих чадах. Бедные, несчастные они люди, продолжал он. Их надо жалеть, любить, по апостолу, немощи немощных носить. Когда же я заметил ему, что они делают много зла для церкви, то он недоверчиво махнул рукой.

И полно! Что они там могут нам сделать? И я больше, чем уверен, что простое, немудрое Но любви и благодати исполненное слово такого первосвятителя Востока, обращенное к нашим раскольникам, будет весьма действенно для их ожесточенных сердец. Но чтобы это слово дошло до ухов, отпадших от единства Церкви, нам нужно самим уже вести их к Востоку. И в этом мы успеем главным образом через паломничество, так сильно развитое у нашего русского народа, пока не наступят более счастливые времена наших тесных живых и постоянных взаимоотношений со всею Восточной Церковью. Вот и все, что вложил Господь сказать мне пред лицом Вашим. «Не говорю, я думал сказать, ибо я ничего подобного и не думал, и не предполагал, а все сложилось само собою, и даже для меня самого неожиданно», — сказал в заключении иеромонах Виктор. Если так неожиданно оказалось для него самого его участие и выступление на Миссионерском то насколько более неожиданным это явилось для начальника Иерусалимской миссии архимандрита Леонида.

Он очень негодовал, узнав о докладе иеромонаха Виктора. В своих письмах от 4 ноября и 28 августа 1908 года архимандриту Леониду архиепископ Новгородский Арсений писал, что выступление иеромонаха Виктора на съезде без ведома и помимо начальника явление отрицательное, что он вполне разделяет возмущение архимандрита Леонида. Доклад Иеромонаха Виктора обсуждался на заседании Святейшего Синода и от начальника Иерусалимской миссии потребовали отчет о деятельности и методах решения обозначенных проблем. Неизвестно, как были решены все проблемы и едва ли были решены Но главная проблема, которая для начальника миссии на тот момент, несомненно, заключалась в самом старшем эрамонахе, была решена в самом скором времени. В январе 1909 года кончался срок второго двухлетия служения эрамонаха Виктора в Иерусалимской миссии, и на третий срок он, конечно, оставлен не был. Определением синода От 10-13 января 1909 года отец Виктор был назначен смотрителем Архангельского духовного училища, и уже 30 января он вступил в исполнение своих обязанностей. Так, из Иерусалима в Архангельск, после четырехлетнего пребывания в южных краях на самый север России, хотя и не на крайний из теплой палестинской зимы с проливными дождями в русские снега и лютые морозы. Очевидно, нелегко было иеромонаху Виктору по возвращению на родину.

Тем более, что в родные края он не попал, хотя надеялся. Еще из Иерусалима в письмах епископу Гермогену в случае возвращения на родину он просил принять его как блудного сына под свой кровь. Хотел вернуться в полюбившийся ему Хвалынский монастырь. и продолжит свое делание среди земляков-старообрядцев. Однако не суждено было отцу Виктору служить в родном Поволжье, и все последующие годы он проведет в северных губерниях.