5. ＂Новая хронология＂： митрополит Иона и его преемники ⧸⧸ Русское православие

Русское православие между Киевом и Москвой. Глава 1. Процесс разделения Киевской митрополии. Раздел 2. Параграф 2.5. В кавычках новая хронология Киевской митрополии. Митрополит Иона. В своих новых посланиях Иона постоянно обличает нечестивого патриарха Григория.

Мы остановимся на некоторых, впервые появляющихся в этих примечательных уточнениях. Все они более нюансированные, нежели соборное послание 1459 года. С одной стороны, авторитет Ионы был значительно меньше, чем авторитет собора, то есть ему нельзя было с такой же непосредственностью говорить на черное, что оно белое. На его долю выпали те самые объяснения, которые понадобились после того, как боевое взаимодействие с литовскими епископами было установлено. В послании литовским светским властям, князям и панам, а также вообще литовской пастве от 20 декабря 1459 года Иона косвенно, но недвусмысленно настаивает на православии патриарха Митрофана. Цель заключения Исидора в монастыре в 1441 году определяется словами доколе Господин и Сын мой Князь Великий обошлется, то есть спишется с Великим Собором Царя Града, то есть с Патриархом и пребывающим при нем в Соборе Епископов, и увесть о бывшем их Соборе, то есть о Флорентийском Соборе, истину, как будто для уяснения этой истины не было достаточно подлинных документов, привезенных Исидором из Флоренции. а также рассказов остальных членов русской делегации, не говоря о сведениях, получавшихся через греческих антиуниатов, вроде упоминавшихся выше афонских монахов. После этого, говорится, будто и Сидор сбежал, познав свое отступление от нашего православия, то есть понимая, что ответ из Константинополя должен будет стать для него обличением.

Наиболее подробным в этой серии идеологически значимых документов является послание митрополита Ионы литовским епископом от 1460 года. Относительно причины бегства Исидора тут сказано еще подробнее. Якобы после того, как великий князь его заточил в монастырь, а сам написал царю и патриарху с его собором вопросы о причинах устроенного Исидором еретического развращения православной веры, как мы помним в действительности в этом послании Василия к патриарху Митрофану от 1441 года, не было ни слова сомнения в санкционированности патриархом действий Исидора. Исидор бежал, беснуясь и такуя немало времени, пождать и настерпи срамы ради обличения своего о злых ересе. Митрополит Иона тут утверждает, будто и Сидор, не выдержав даже малого времени ожидания и, стыдясь того обличения его ереси от Патриарха, которое якобы должно было воспоследовать, предпочел тайное бегство. Разумеется, Иона нигде не пишет, что на послание Василия Второго вообще никакого ответа не было. Впрочем, данное послание Митрополита Ионы не отличается внутренней логикой. Оно просто содержит аргументы, которые являются убедительными для какой-то части аудитории, но не заботятся о взаимном согласовании этих аргументов.

Прежде всего, это относится к апологии избрания Ионы в 1448 году. Иона по-прежнему остается верен идее своего поставления по благословению тогда еще православных, теперь он это подчеркивает, царя и патриарха Не только не появляется идеология автокефалии, но для политики единства Киевской митрополии остается важным настаивать на непричастности сепаратизму. Итаку, Божию волю, Царь же и Патриарх, по своему благословению и по всего святого и вселенского сбора, опять имеется в виду Собор Епископа Вселенской Патриархии в Константинополе, повелеша бытями на Русьте земли по Сидори Митрополитам. Но самое интересное, как Митрополит Иона оправдывает свое поставление в 1448 году? В принципе, он признает, что надо было тогда совершить еще одну поездку в Константинополь, но вновь, как мы уже видели в его Апологиях до 1459 года, сначала оправдывается техническими затруднениями. Другаго же шествия долгаты пути великаго не сотворихам, ежеко царствующему граду, богоуставного закона, до царя же и патриарха не придох, но уже ради путем великие тесноты, насилованием множества от поганых. Дальше Иона приводит еще и примеры тогдашних нападений на купцов и путешественников на пути в Царьград. Эта формулировка канонически очень важна, поэтому переведем ее дословно на современный русский язык.

А повторно мы не стали совершать столь значительного по протяженности путешествия к Царьграду, как это определено согласно Богоустановленному Закону, то есть каноническим установлением православия. Так что я не явился к Царю и Патриарху по причине значительных пути из-за множества насилий от язычников. Имеется в виду мусульмане. Теперь это самооправдание войдет в логическое противоречие со следующим аргументом митрополита Ионы, но напрасно искать в его послании внутренней логической согласованности. Это документ пропаганды. В пропаганде прощаются внутренние логические противоречия, так как она обращается не к логическому восприятию. Зато в ней не прощаются пропуски привычных пропагандистских штампов. Поэтому, коль скоро ссылка на невозможность добраться до Царьграда в 1448 году все еще оставалась привычным штампом, отказываться от нее было делом рискованным.

Митрополит Иона, в отличие от собора епископов, на это не дерзает. Но теперь у митрополита Иона появляется новый аргумент, который он излагает сразу же вслед за вышеизложенным. К тому же еще и о сих известне уведохам, за не уже по грехом прииде тогда раскол и мятеж цветей велицей сборней, то есть соборной церкви, гречести с Римскую, прелести ради богомерзкого Сидора. Ежи в восьмом си-сборе, то есть на восьмом своем соборе, имеется в виду Флорентийский обльсти царя же и патриарха греческого, и сотвори им, якожи Иудеи, Христу сотвориши. Сидор же, прельстив царя и патриарха, разлучи от закона их святаго, имеется в виду закон в значении вера, то есть православия, и по гибели исполни их. Вы сами знаете, обращается далее к своим адресатам что после этого сделалось богозданному же Царьграду, который был захвачен неверными. Митрополит Исидор теперь уже превращается не просто в лидера Унии на Руси, но и вообще в главного идеолога Флорентийского собора, что, разумеется, не имело никакого отношения к истине. Зато Патриарх и Император становятся пассивными жертвами Исидора.

В действительности император Иоанн VIII был главным организатором собора с греческой стороны, а патриарх Митрофан был избран униатами из собственной среды. В этом объяснении митрополиты Ионы намеренно создается хронологическая неопределенность, как будто отпадение патриарха и царя совершилось незадолго до падения Константинополя, что соответствовало бы уже периоду патриаршества столь нелюбимого ионой Григория. Тем самым удается скрыть или, по крайней мере, затушевать унеадство патриарха Митрофанов. Здесь ион изближается с той линией защиты антиунеадского курса, который был сформулирован Собором Епископа в грамоте от 13 декабря 1459 года. Именно он строился на грубых анахронизмах. Между тем собором и настоящим посланием Ионы уже прошло какое-то время и уже стало ясно, что московские труды над новой хронологией оказываются востребованными в Литве. Логическое противоречие между двумя оправданиями самостоятельного поставления Ионы в 1448 году очевидно. Если нужно принимать во внимание, что к тому времени патриарх и император отпали от православной то тогда было не просто излишне ехать к ним за благословением, но этого и вообще нельзя было делать, дабы не приобщиться к еретикам, то есть не впасть в ту самую опасность, о которой Иона так настойчиво предупреждает литовских епископов и мирян.

Ведь действительно, общение с Патриархом, если он уже был унеад, ничем не лучше общения с поставленным от того же самого Патриарха унеадским митрополитом. Но, повторим, Иона не боится впадать в логические противоречия. В 1460 году он уже достаточно уверен в востребованности своей антиуниадской программы в Литве. Поэтому ему просто надо переслать литовским епископам ящик боеприпасов для их собственной информационной войны. Вот он и пишет такое длинное послание, которое на современном жаргони назвали бы чем-то вроде темника, то есть руководящих указания журналистам, какие тезисы нужно проводить в публикациях относительно тех или иных событий. Эти тезисы не должны быть логически согласованы друг с другом, а лишь способствовать форматированию информационного пространства. Повторим также, что при всей внутренней противоречивости аргументации метрополита Ионы Его статус лояльного митрополита Константинопольской митрополии никоим образом не подвергается сомнению. Это положение по-прежнему остается в фундаменте единства Киевской митрополии.

Постепенно в своих трудах над в кавычках новой хронологией митрополит Иона вплотную приближается к рубежам, которые были намечены в соборном послании 1459 года. Так, в двух написанных по единому шаблону посланиях смоленскому епископу Месаилу и черниговскому епископу Ефимию от 1460 или начала 1461 года Иона спрямляет хронологию уже почти так же, как и написанное годом раньше соборное послание русских епископов. Возведение Ионы на Метрополию обосновывается тем, что после принятия Унии в Константинопольской церкви начались раздоры, так что даже храмы оставались без пения, так что посылать фактически стало не к кому, и русским епископам пришлось действовать самим. Фактически запустение храмов стало происходить лишь при турках, когда их стали массово обращать в мечети. Но Иона тут не пишет о турках, как это было бы в случае если бы он в точности повторял линию аргументации постсоборного послания. Но прежде падения Константинополя ничего подобного не было. Так, в уже упоминавшемся у нас выше послании киевскому удельному князю Александру Владимировичу, написанном между 1449 и 1450 годом, Иона показывал свою прекрасную осведомленность о положении в Константинополе во время его поставления на митрополию. Там он пишет, что папина имя возносится только в церкви Святой Софии и в церкви Императорского дворца, а во всех остальных храмах патриархата всё остается по-старому.

Это соответствовало той ситуации, которая и вынудила унеадского патриарха Григория покинуть Константинополь в 1451 году. Тут дело не в том, что в других храмах не поминали папу. Папу были обязаны поминать лишь при патриарших служениях и в патриаршем соборе, а также в домовой церкви дворца. А в том, что в этих храмах не поминали самого патриарха, поминавшего папу. Как бы то ни было, послание митрополита Ионы к Киевскому князю доказывает нам, что в пору своего поставления он был прекрасно осведомлен о действительном положении дел с храмами Константинопольского Патриархата, которые не только не пустовали, но с точки зрения самого же Ионы сохраняли православное богослужение. Тогда Иона еще не успел придумать ту версию, которую начнет рассылать через десять лет епископам Великого Княжества Литовского. Поскольку два наших послания 1460-1461 годов написанной разве что не под копирку, то следует предположить, что в свой последний год жизни митрополит Иона рассылал литовским епископам стандартные послания, содержащие очередную официальную версию событий 1448 года. Из этой рассылки до нас дошло только два образца.

Итак, Иона оправдывал свое возведение на митрополию отпадением патриархата Но всё-таки ещё не присоединял сюда завоевание Константинополя турками, как это уже успели сделать авторы соборного послания 1459 года. Но отпадение патриархата он старался представить таким образом, чтобы выгородить первого униадского патриарха Митрофана, так как в противном случае уния слишком прямо компрометировала бы и его самого. Митрополит Иона обходит вопрос об отношениях с современным православным патриархатом Константинополя. Тем не менее, он до самой смерти продолжал настаивать на своей лояльности православному патриархату Константинополя и даже на факте своего благословения на митрополию константинопольским патриархам. Это было для него в том числе и важнейшим принципом сохранения единства Киевской митрополии. которая при нём избежала раскола и начала успешное сопротивление униадской политики литовских властей. Митрополит Иона скончался 31 марта 1461 года, ничего не подозревая о том, что войдёт в официозную историю Русской Церкви в качестве её первого автокефального митрополита. Проблема преемства митрополиту Иони.

Позднейшие историки будут писать, будто Константинополь вскоре после избрания Ионы митрополитом Киевским признал автокефалию Московской Церкви. Этот историографический миф стал довольно рано элементом официальной московской идеологии, так как уже в 1525 году за отказ поверить в легитимность московской будет осужден Максим Грек. Но в действительности Константинополь смирится с самостоятельностью Московской Церкви лишь в 1589 году при установлении Московского Патриаршества. При Митрополитии Иони Киевская Митрополия все еще провозглашала себя находящейся в подчинении Константинополю. А в Константинополе с этим официально согласились вскоре после турецкого завоевания признав Иону митрополитом. Но с преемником митрополита Ионы нужно было найти какое-то иное решение. К 1461 году укрепившемуся на московском престоле Василию Второму совсем не хотелось посылать ставленника на митрополию в Царьград, где уже не было православного императора. Впрочем, грубо нарушать этот порядок ему тоже не хотелось.

так как этим неминуемо нарушалось бы единство Киевской митрополии, весьма значительный фактор московского влияния в Великом Княжестве Литовском. Однако благодаря смутному положению Православной Церкви в Великом Княжестве Литовском открывалась возможность действовать из-под воли. Согласно традиционному порядку, кандидатура нового митрополита должна была пройти предварительное согласование светских властей как в Восточной, так и в Западной Руси. То есть, в частности, получить санкцию великого князя Литовского, им все еще оставался король польский Казимир. Теперь это было невозможным, так как король Казимир настаивал на признании только унеадского митрополита Григория. Православные епископы и паны великого княжества Литовского оставались перед нехитрым выбором – или уния, или признание того, что предложат из Москвы. Это в существенной степени развязывало руки московской церковной политики. Еще один фактор церковно-политического сдерживания исчез со стороны Твери.

Князь Борис Александрович умер 10 февраля 1461 года, после чего на княжеский престол был возведен последний самостоятельный князь Твери его малолетний сын Михаил Борисович. Сразу же после этого был сведен с престола оппозиционный митрополиту Иони Тверской епископ Моисей. Никаких известий о формальных причинах этого акта или хотя бы о добровольности ухода епископа Моисея не сохранилось. Едва ли тут было что-то помимо незамаскированного насилия. Уже 22 марта митрополит Иона рукоположил в Москве нового тверского епископа Геннадия Кожу, который никогда не позволит себе иметь отличное от Москвы мнение. Остатки политической самостоятельности Твери за весь период между 1461 и 1485 годами будут настолько ничтожными, что не смогут сказаться на течение церковных дел. Относительную независимость от Москвы все еще сохраняла Новгородская республика. Но ее архиепископ Иона, несмотря на свой значительный личный авторитет в случае каких-то независимых от Москвы действий, не имел потенциальных союзников.

Пожалуй, это был единственный церковный деятель Восточной Руси, с чьим мнением Москве еще приходилось считаться. Но и не более того. Его опасность для Москвы была потенциальной, а не актуальной. Оснований для нового собора, аналогичного собору 1448 года, теперь уже не было, так как не имелось возможности даже спекулятивно ссылаться на авторитет Константинопольского патриархата. Московскому князю нужно было либо пускаться в сложные переговоры с патриархом и теперь уже с султаном, либо пойти ва-банк. Разумеется, он выбрал второе и вместе с митрополитом Ионой нашел для этого нетривиальный ход. Передачу власти от митрополита Ионы к его преемнику надлежало выполнить так, чтобы преемнику перешел церковно-политический авторитет самого митрополита Ионы. В условиях политического давления на православие в Великом княжестве Литовском тамошние епископы не смогли бы противопоставить Москве собственную кандидатуру митрополита.

Поэтому задача Москвы сводилась к тому, чтобы избрать преемника, фигура которого гарантировала бы сохранение того порядка управления митрополией, к которому привыкли в последние годы жизни ионы. Для этого митрополит ионы незадолго до смерти с согласия великого князя и большинства восточно-русских епископов написал благословенную грамоту на имя ростовского архиепископа Феодосия Бывальцева и положил ее на престол Успенского собора в Москве. Положение грамоты на престол, разумеется, символический жест, который должен был вызвать в памяти современников традицию посланий с неба. Вроде популярного во всем христианском мире, не исключая славянской его части, апокрифического повествования Епистолии о неделе В этом повествовании речь идет о грамоте Епистолии, которая спускается с неба над престолом главного храма Империи. В разных редакциях этого рассказа таковым оказывается то Святая София в Константинополе, то Церковь Воскресения в Иерусалиме, то главный собор Рима, аналогом которого для Восточной Руси стал Успенский собор в Москве. Полагая грамоту на престол Успенского собора, митрополит Иона прозрачно намекал на небесное благословение, которое в случае проблем с благословением земного Константинополя сгодилось бы его преемнику на первое время. После смерти митрополита Ионы незамедлительно, то есть на сороковой день, 9 мая 1461 года, Феодосий был возведён на митрополию собором восточно-русских епископов. Канонический запрет поставления епископов по завещанию их предшественников при этом нарушен не был, так как при избрании Феодосия собор всё-таки имел место.

Но мнение Константинополя теперь не только не спрашивали, но и вообще не поставили патриарха в известность. Как мы теперь знаем, ещё в 1467 году Константинополи будут думать, будто митрополитам в Москве до сих пор остается ионок. Из официальных документов, непосредственно относящихся к поставлению Феодосии на Митрополию и дошедших до нас, ни один не содержит канонических и церковно-политических разъяснений свершившегося факта. Однако уже очень скоро, после 9 мая 1461 года, но прежде кончины Василия 2, 27 марта 1462 года, появляется произведение официальной идеологии, в которой расставляются все точки над «и». Это, дошедшее во множестве рукописей и включенное в несколько летописей, так называемое «слово на латыню», представляющее собой переработку упоминавшегося выше полемического произведения московской идеологии 1440-х годов, повести о флорентийском соборе Симеона Суздальского, с прибавлением в конце панигирика Василию Тёмному. В этом панигирике теперь не просто продолжаются мотивы Симеона Суздальского, но применяется символизм апостольского преемства, знакомый нам по тверским панигирикам в честь Бориса Александровича. Теперь уже Василий Тёмный становится и новым Константином, и новым Владимиром, таким же равноапостольным, как и они. Фактически здесь формулируется имперская идеология Москвы третьего Рима.

Особенно важно, что теперь из этой идеологии эксплицитно делаются выводы, которых не осмеливался сделать тверской предшественник московского панигириста. о правомерности самостоятельного поставления митрополитов в Москве, как в случае Ионы, так и теперь в случае Феодосии. Но идеи анонимного панигириста, как часто бывает с идеями, более соответствовали желаемой, нежели обладаемой реальности. Параграф 2.7. Отложенный статус Киевской митрополии Задним числом, то есть в поздней, хотя ещё и средневековой историографии, митрополит Феодосий оказывается первым полноценным автокефальным митрополитом, рукоположенным с изменением титула уже не Киевским и всея Руси, а Московским и всея Руси. В действительности всё это гораздо более проблематично и до сих пор нуждается в изучении. Дошедшие до нас грамоты не только митрополиты Феодосии, но и других митрополитов XV века используют сокращенный титул «Митрополит всей Руси» без указания города. Однако до нас не дошли от этих митрополитов именно те документы, которыми оформлялся непосредственно акт их возведения на митрополию и где уж точно должен был быть прописан полностью их официальный титул.

Судя по тому, что ещё при митрополите Ионе титул митрополита присутствовал во всех грамотах в полном виде с указанием города «Киевский», следует заключить, что от упоминания Киева отказывались сознательных. Вопрос лишь в том, доходила ли эта сознательность до того, чтобы исключить упоминание Киева даже при официальном акте настолования. На этот вопрос пока что ответа нет. Во всяком случае, на основании имеющихся документальных данных мне представляется наиболее разумным полагать, что титул Метрополита Московского и всей Руси вошел в употребление лишь тогда, когда Великокняжеская власть окончательно отказалась от мысли об объединении Метрополии. Возможно, это произошло лишь в XVI веке. Что же касается именно Метрополита Феодосия, то имеется косвенный но весомый довод в пользу того, что его тоже возводили на престол Киевский и всея Руси. Сохранилась соборная грамота Тверскому епископу Геннадию с извещением о кончине митрополита Ионы и с приглашением в Москву на настолование избранного самим Ионой преемника. Там об избрании Феодосия сказано следующими словами И Господин наш и Отец Иона, Митрополит Киевский и всей Руси, рассудив, избрал и благословил на тот превеликий степень святительства и т.д.

Указательное местоимение «Тот» вполне однозначно указывает на титул Митрополита Киевского, и это в тексте, написанном за несколько недель до настолования Феодосия. Итак, митрополит Феодосий заступил на кафедру все еще единой Киевской митрополии без каких-либо формальных изменений ее статуса. Никаких заявлений о неподчинении православному, а не унеадскому патриарху Константинополя при Феодосии не делалось. Это можно утверждать даже не только потому, что о них не сообщается ни в каких источниках даже упоминавшееся слово на латыню. ограничивалась пожеланиями и общими соображениями, но ничего не сообщала о наличии каких-либо официальных церковных документов. Помимо такого аргумента ex silentio мы имеем документальные следы уже совершенно другой полемики через несколько лет после ухода Феодосия с кафедры. Только тогда и начинается полемика против власти Константинопольского то есть защита автокефалии де Юре. Но во всё время правления митрополита Феодосия автокефалия существовала только де-факто, да и то далеко не полноценную.

Столь важное в эти годы единство Киевской митрополии, которое только и позволило не допустить торжества Унии в Литве, основывалось отнюдь не на особенном церковном авторитете Москвы, которого не было и быть не могло. а на авторитете власти Константинопольского престола. Пройдет всего несколько лет, и мы увидим, как легко литовские епископы откажутся от Москвы, как только им будет дана на это санкция православного Константинополя. Границы фактической автокефалии при Феодосии совпадали с границами Восточной Руси. Статус самого Феодосия даже в Москве был шатким. Он удерживался на престоле исключительно милостью великого князя. Великим князем вскоре стал Иван Васильевич Третий, долгое княжение которого будет отмечено более чем свободным обращением как с церковными правилами, так и с церковными лидерами. Именно этот великий князь окончательно покончит с самостоятельностью Новгорода в два приема в 1471 и 1478 годах, и Твери 1485 год, а также с татаро-монгольским Игом 1480 и создаст государство нового для Руси типа.

Московию, как будут называть его иностранцы. В церковных вопросах этот государь будет грубым прагматиком. Именно грубым, то есть не соблюдающим даже внешних церковных приличий. В этом смысле яркой иллюстрацией может служить история второго брака Ивана Третьего, заключенного по инициативе кардинала Виссариона Никейского с племянницей последнего византийского императора, уняткой Зои Палеолог, в России, получившей имя Софии. Обручение совершал в Риме сам папа, причем великого князя представлял его посол в кавычках Иван Фрязин. подлинное имя Джан Батиста де ла Вольпе, который еще в Москве переходил из католичества в православие, но для такого случая опять представился католиком. Зато венчание совершал уже московский митрополит Филипп Первый, который с большим трудом добился хотя бы того, чтобы перед невестой и сопровождавшим его кардиналом Антонио Бонумбре не предносили латинский то есть крест. Ни о каком формальном переходе Софии из католичества в православие не могло быть и речи.

Но и надежды кардинала Виссариона на обращение московского князя в Унию также, разумеется, не оправдались. Конфессиональное безразличие на уровне личной жизни ни в коем случае не означало того же самого на уровне политики. При таком князе и при таком состоянии церковных дел Митрополит Феодосий, бывший, судя по его писаниям, отнюдь не придворным архиереем, а настоящим ревнителем православия, уверенно чувствовать себя не мог. Официальная версия оставления им кафедры в 1464 году изложена в дошедших до нас грамотах того времени. Добровольная отставка по болезни. Болезни, впрочем, были такими, что не помешали уже бывшему митрополиту Феодосию дожить до 1475 года, занимаясь активной литературной деятельностью. В летописном рассказе, который восходит к утраченному летописному своду авторства самого Феодосия, рассказана более правдоподобная версия происшедшего. Митрополит стал бороться с грубейшими грехами и безграмотностью подведомственного московского духовенства, в результате чего получил против себя сильную оппозицию как духовенства, так и влиятельных мирян.

Это и решило исход дела. Но мы добавим, что такой исход дела могло получить лишь в случае поддержки великого князя. Таким образом, можно не сомневаться, что главной причиной отставки митрополита Феодосия стало то, что с новым великим князем он не смог сработаться. Приемник Феодосии митрополит Филипп не имел теперь для своего поставления даже санкции бесспорного митрополита Ионы. То есть его авторитет не имел вообще никакой церковной санкции, если не считать, разумеется, собора восточно-русских епископов, совершивших его поставление. С более формальной канонической точки зрения его положение было таким же, как и у его предшественника. В туманной теоретической перспективе предполагалось получение для него санкции Константинополя. О Константинополе все еще нельзя было забывать, так как поддержание единства Киевской митрополии оставалось актуальной задачей.

Вероятно, в эти же годы правительство Ивана Третьего начинало задумываться над более тонкими церковно-дипломатическими играми. Именно к 1464 году восходят самые ранние следы попытки обхода Константинопольского патриархата при помощи Патриархата Иерусалимского. Они получат далеко не последнее значение через несколько лет в пору оформления разрыва между Москвой и Константинополем. Для московского правительства открывались теоретические перспективы активной церковной политики на христианском востоке. Очень скоро Москва от них откажется, так как сделает ставку на государственную силу, а не на церковную дипломатию. Однако тут скоро не означает сразу. Иерусалимский патриарх Иаким, оказавшийся в бедственном материальном положении, лично отправился с просьбой о помощи в Москву, но умер по дороге. Перед смертью он написал грамоты к московским церковным и светским властям с изложением своего дела и с просьбой посвятить присланного от него полномочного и доверенного представителя Прото-Синкела Иосифа в митрополиты Кесарии Филипповой.

Рукоположение митрополита Иосифа совершил в Москве митрополит Феодосий. 4 марта 1464 года. Этот митрополит Кисарийский Иосиф вскоре окажется советником Ивана Третьего в сложных церковных делах. Итак, ко второй половине 1460-х годов Киевская Митрополия подошла все еще единой и все еще в составе Константинопольского Патриархата. На территории Великого Княжества Литовского Она продолжала эффективно сопротивляться политике насаждения Унии. Во главе её стоял митрополит Филипп, избранный случайно подобранными епископами, то есть фактически назначенной московской светской властью и полностью зависимой от неё. С канонической точки зрения, избрание митрополита Филиппа можно было оспорить в любой момент.