49. Христос в лодке Петра. По вопросам. (2020.10.13)

Здравствуйте. Я продолжаю вести видеоблог Истинной Православной Церкви Земли Калужской. Напоминаю, что мы не собираем пожертвования. Блог имеет чисто информативный характер. Сегодняшнее евангельское чтение будет повествовать об обращении Петра о призвании его к апостольскому служению после чудесного лова рыбы. Что поразило Петра? Разве это только улов? Не просто чудесный улов.

Хотя он, конечно, чудесный. Петр был профессионалом своего дела и знал, что там, где ему предлагают закинуть сети, рыбы быть не должно. Ее там просто быть не может. Потом ведь он еще знал, что значит закинуть сеть. Главный труд рыбака это не рыбу ловить, а сеть вытаскивать, чинить, чистить. Это главное время занимает, самая нудная работа. И он как раз ей занимался после бессонной ночи. Он знал, что значит сейчас ему придется несколько часов своего времени, когда можно отдохнуть после бесплодных трудов ночных, потратить на то, чтобы снова потом эту сеть вытаскивать, от всякой тины очищать, чинить, укладывать, сушить.

Он все это понимал. И тем не менее он пошел против своего знания, против своего понимания, против своего опыта. Потому что поверил. Он тогда уже поверил Господу. В кого он поверил? Что он видел перед собой? С точки зрения этого мира ничего и никого, обычного человека. Произошло противоположное тому, что в одном бесовском гимне поется, кто был ничем, тот станет всем.

Предлагается грешникам, очевидно, залезть на место Бога. А реально произошло противоположное. Тот, кто был и есть все, стал ничем. Господь и хозяин мира благоволил стать нищим, странником, прохожим. Явился без регалий и почестей. И Петр видел перед собой всего лишь обычного человека, Иисуса из Назарета, еще без учеников, только что из пустыни. За ним толпа каких-то зевак и все занимаются разговорами. А Петр пашет.

Ночью пахал, сейчас сидит пашет. Его должно это вообще все раздражать. Все эти словопрения, как обычного рабочего мужика, все это раздражает. Но Петр оказался не обычным рабочим мужиком, не обычным рыбаком, а будущим ловцом душ человеческих. В нем уже было нечто. Почему он поверил и послушал Господа, а не послал всех подальше после трудов своих? Бог познается не плотью и кровью. И потом Господь скажет Петру, что не плоть и кровь открыли тебе, но Отец Небесный.

То есть Бог познается самим же собой, если он в человеке как-то действует. Значит в Петре уже Господь действовал, что он смог вопреки всему здравому смыслу понять, что ему нужно поверить этому человеку. Так что Петра поразило, кроме того, что улов был чудесный? Потому что сам Господь, а он уже понял, кто это вообще, ну, по крайней мере, может не осознанно, но понял, что он вошел к нему в лодку, к нему Петру, простому грешному человеку. Ни книжнику, ни священнику, ни пророку, ни подвижнику. Обычному женатому мужику, который занят своим примитивным трудом, кормит свою семью. И, как говорил Давид, что есть человек, якобы помнивший его, и сын человеческий, якобы посещающий его. Тоже испытал и Петр, только другими словами, что Господи, выйдет мне я человек грешный.

Такое глубинное осознание и удивление тому снисхождению и милости Божьей, которые нас грешных людей постигают. Когда мы призываем Бога в молитвах, куда мы обращаемся? Мы не можем мысленно не представлять адресата наших молитв. Где-то мы его представляем же. В каком пространстве? Мы думаем, что Бог нас слушает откуда-то с далеких небес, с бескрайних просторов вселенной, с каких-то звезд далеких. А мы здесь, далеко от него, в оставленном им мире, сидим и взываем. Так, наверное, и бывает поначалу, когда человек только обращается к Богу и осознает, что его слышат.

Он осознает, что его где-то откуда-то издали услышали. Это говорит, конечно, о нашей изначальной оставленности, оторванности от Бога, в которой мы рождаемся. Но Бог близко, он уже близко, он уже сошел, он уже стал человеком, он уже вошел в нашу лодку, в нашу жизнь. И уже не раз явил свои чудеса в нашей жизни, свой чудесный улов. Но мы вместо того, чтобы все бросить и пойти за ним, кинулись рыбку собирать, подумав, что в ней все и дело. Ура, Господи, спасибо тебе. Вот Петр этим отличается от нас, что он не рыбку кинулся собирать, а за Господом потом кинулся. В этом главное отличие.

Бог в нас, а мы кричим в высоту. Он внутри, а мы зовем его извне. Он уже давно вошел к нам, а мы все думаем, что наш дом пуст. Но если мы в церкви, то он пуст быть не может. Нужно просто направить нашу молитву не вовне, не на какого-то внешнего далекого Бога, а внутрь себя. И именно оттуда ждать ответа. Ни голоса, ни знамения, конечно же. Господь откликается из глубины нашего же сердца.

Обязательно. Если ответа нет, значит мы не молимся. А какой ответ должен быть? Плод же Духа есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, кротость, вера, воздержание. Вот тишина помыслов, свобода от страстей и зависимостей, полнота жизни, радость. Это и есть ответ Бога изнутри человека, молящегося. Если этого нет, значит что-то не так. Значит человек молится неправильно.

Или он в этот момент отпал. Почему он отпал? По грехам каким-то отпал. Или он вне церкви по своей неправой вере. Или что-то он делает не так. Христос в своей церкви во всей своей полноте, как Он во всей полноте в каждой частице евхаристических даров, как Он сам пребывает своими действиями в своем имени, так и верный, призывающий имя Господа, Он приобщается самому Христу. Не просто Он указывает на что-то такое, на какую-то реальность. Он приобщается к этой реальности.

А как только переводит внимание свое с Господа и с Его имени на что-то другое, так Он теряет его. Поэтому нужно срочно возвращаться тем же призыванием имени Божией. Петр благоговейно говорит, выйди от меня, Господи, я грешный человек. Но за этим стоит призывание, прийди и вселися в них, и очисти нас от всяких скверных, и никогда не отлучайся от нас. Интересные вопросы возникли в моей переписке с одним из зрителей видеоблога о процессах отпадения церковных организаций в ересь, то есть, соответственно, о процессах утраты благодатности таинств этими организациями. И смысл вопроса был такой, что если мы не исповедуем теорию Выключателя, то есть, что сразу какая-то организация в лице Ебескопата приняла, допустим, еретическое исповедование, и все, и сразу во всех общинах и во всех ее храмах исчезла благодать таинств. Мы так вот не верим. Мы все-таки верим в то, что процесс умирания какой-то организации, которая была церковью, но перестает ей быть после применения ереси, допустим, он происходит постепенно, не одномоментно, что не сразу так раз, и все, выключилось.

Мы знаем, что исторически, когда средства коммуникации были не такие, как сейчас, процесс мог длиться почти столетиями. Где-то в Риме принимают какое-то решение, какую-то ересь, а где-нибудь в Британии какие-нибудь монахи еще сто лет не знают об этом. И как бы так, это не провод. Благодать это не провод, который выключили где-то там, и все, и он исчез. Она дается Богом каждой общине в таинствах. В зависимости от того, как эта община сама верит, исповедует, живет. И каждому даже, может быть, священнику этой общины дается, если, конечно, он не знает. Вот здесь вопрос о неведении возник.

Что такое неведение, насколько оно греховно? Отлучает ли неведение от церкви? И у меня была такая версия, что неведение бывает разное. Допустим, живут два монаха, каких-нибудь там британских. К одному пришел документ, что, допустим, Папа Римский разорвался с Константинополем. Ну и, соответственно, пояснение. И он не стал разбираться, что, почему, как. Ну уж начальство приняло так.

И он принял все это как бы в свою жизнь. Ну, по сути, он тоже в неведении, он же не знает всех деталей. Но он в неведении уже остался, как бы зная, что такой разрыв произошел. А другой монах живет на другом острове, туда почта не прошла. Письмо затонуло по дороге. И он тоже поминает того же епископа Папы Римского, отпавшего уже от церкви. Также считает себя членом этой церковной организации. Он также молится, но он находится в другом неведении.

Он вообще не знает, что произошло. И вот, на мой взгляд, неведение первого порядка, это неведение греховное, которое человек от церкви все-таки отлучает. Если он знает и не желает разобраться в чем-то, то это одно неведение. То есть неведение в том, что он не захотел разобраться. Это греховное неведение. Он не в курсе, но он не захотел. Он, по идее, о событии самом знает. Разобраться он, как говорят сейчас, тоже такая ссылка, что не все же максимоисповедники, не у всех такие головы, чтобы во всех тонкостях богословия разобраться.

Приходится разбираться в богословии каждому человеку. И приходилось еще в те времена, когда люди гораздо были менее образованы, и сложнее было все это узнать без интернета. Приходилось во время арианских споров, во время иконоборческих споров разбираться в богословии и решать, на чьей ты стороне. На какой ты веры. Еретической или православной. Здесь так вот нельзя, что не все грамотные. Я думаю, что любой православный человек при определенном усилии способен вникнуть в какие-то вещи. Отцов почитать.

И при правильной молитве к Богу, Ему Господь покажет, какая вера истинная. А иначе без этого духовного участия, без такого духовного опыта, никогда человек правильно ничего не выберет. Тут дело ни в образовании, ни в богословии. Так вот, неведение второго монаха, который просто не получил информацию, оно его от церкви не отлучает. Потому что он, по сути, в церкви остается. Он так ее представляет. Для него она такая и осталась. Он не знает, что там произошло.

И, конечно, какое-то время в этой общине, где он живет, я думаю, все-таки могу утверждать так, что будет благодатность таинства. Но это не будет длиться вечно. Когда-нибудь они все равно узнают, что-то произошло. И тогда с этого момента начнется уже процесс какого-то их самоопределения, которое приведет либо к потере благодатности вследствие принятия ереси, хоть даже не разобрались они в тонкостях ее. Либо они сделают выбор в пользу выхода из юридического сообщества. Тогда она у них сохранится. Но это идет речь о тех организациях, которые были церковью вообще в принципе. А мой оппонент пытается это применить в массовской патриархии.

Говоря, что, может быть, и в ней тоже есть еще какие-то общины и там что-то такое, где сохраняется благодатность таинства. Ну, во-первых, мы вообще, как я уже говорил, кстати, где-то, не можем утверждать о всеобщей безблагодатности какой-либо организации. Мы за Бога не можем говорить. Святые, которые видели благодатный свет, они видели благодать, они могли это говорить. Мы используем каноны, догматы, церковные правила, которые эти же святые отцы, видев все это, запечатлели и написали. И согласно этим каноническим правилам святых отцов, согласно догматическому учению церкви, церковная организация, которая отпадает в ересь, по мере ее отпадения у нее прекращается благодатность таинств. Потому что благодать вне церкви освящающая, обоживающая не действует. Это единодушное мнение всех святых отцов.

Не действует. Значит, и не может там ее и быть. Есть, нет мы не утверждаем, но по правилам быть ее там не может. Что касается патриархии, это вообще другой вопрос. Ведь она создалась не тем путем, о котором мы сейчас говорили, не путем того, что была церковная организация, и она перестала быть церковью со временем принятия ереси. Нет. Сиргианство это немножко другое. Была российская поместная церковь, и потом, когда она была снесена до основания соответствующими революционными событиями, это закончилось арестом митрополита Петра Полянского, позавчера которого память мы совершали.

После этого, по сути, не является правоприемницей этой церкви, Петра Полянского, Сиргиевский синод. Это заново созданная организация, как бы с нуля. То есть это никакая не церковь российская в ее развитии. Это новая организация, она церковью никогда не была. Она была создана людьми от церкви отпарщими в процессе гонений. Сиргием после его ареста, тем, кто к нему примкнул. То есть изначально она церковью не являлась, это была пара синагога. То есть самочинное изборище.

Никто, никакой собор, никакой консенсус епископов ее церковью российской не воспринимал. В то время, после того, как исчезла поместная церковь российская, допустимо было как угодно самоорганизовываться епископом. И в этом плане ничего Сергий плохого бы не сделал, если бы он не объявил себя той самой единственной поместной российской церковью-матерью, как он неоднократно писал. Если просто это была бы, как вот, допустим, зарубежная церковь, не считала себя поместной никогда. Это был синод епископов, оказавшихся в эмиграции. Как катакомбная церковь, допустим. Она же не считала себя полнотой российской поместной церкви. Нет, она считала себя просто вот собранием епископов, которые в тяжелых условиях самоорганизовались и какое-то церковное управление более-менее налаживают.

Там не было управления, там была сеть. Но дело не в этом. Так вот, если бы Сергий просто объявил себя одним из собраний епископов российской церкви, это было бы одно. Но он изначально претендовал на то, что это есть полнота и поместная церковь России. Тут же стал всех запрещать. То есть все признаки раскола появились уже. И вот стало понятно, что это изначально не была церковь вообще. Не все в этом разобрались, даже из тех, кто потом стал мучениками.

Не все поняли, что произошло. Для многих в головах епископов было, что у него канцелярия, значит, он и есть церковь. Он начальник, сидит же там, в Москве. Значит, все, кто начальник, тот и прав. Кто первый одел халат, тот и доктор. Такая вот была установка. Через несколько лет они стали уже даже такие маститые, как Кирилл Смирнов, разбираться в том, что все не так и все не то. И никакая это не церковь вообще.

И нет православной части жребия. Поэтому эти вот вещи, как теория выключателя, потеря благодатности организации и следствия ереси, они к патриархии неприменимы. Она мертворожденная была изначально. Церковь отступников, церковь, так называемая церковь, созданная для борьбы с церковью. Врагами церкви. Поэтому к ней эти вещи вообще неприменимы. Сопутствующий вопрос об экуминизме в РПЦ. Мне приходится повторять, я это немножко уже говорил в первых своих роликах, что экуминизм для патриархии не актуален.

В том плане, что мертвому при парке не особо требуется. Потому что для греков экуминизм был как раз ересью кубительной, который превратил так называемую вселенскую патриархию и тех, кто с ней в общении, из церкви вне церкви. Принятие экуминической программы, новостилие как первый этап реализации этой программы. Принятие уже анафематствованных давно церковью календарей католических, немножко переделанных. То есть там было как раз то самое. Достаточно долгий процесс отпадения. Вот там епископы были в недоумении, решали. Потом несколько епископов перешли в старостилие.

Там не было епископатов сначала. То есть их приняли как в сущем сане туда же. Приняли как архиереев, хотя они из ереси пришли. Как раз это мы имеем то, что церковная организация переквашивает церетическое сообщество. Утрачивает постепенно богодатность таинств и перестает быть церковью. Для них это было актуально. Для греков и, допустим, для румын. Там похожие процессы были.

А в патриархии-то другое совершенно. У них экуменизм возник уже как некое послушание, которое они не могли не оказать в соответствующей власти, которая их создала. Они созданы, товарищи Андрюгашвили. Они являются проектом, соответствующим ГПУ. И им скажут надо. А нет, этот есть. Поэтому, когда им сказали, что экуменизм это плохо в 1948 году, они его, кстати, клеймили как масонское, еретическое и кое-какое заблуждение. А когда через несколько лет сказали, что экуменизм это нужная вещь нам, они тоже стали экуменистами.

И документы приняли соответствующие, и все. И участвовать стали в Совете Церквей. То есть без всяких проблем. Поэтому говорить о том, что экуменизм губителен для патриархии… Говорить, что для того, что мертвому, губителен, когда его, допустим, там не так бальзамируют.