47. Почему после катакомбной церкви

Вдруг спросили, неожиданный вопрос, почему наш канал называется «Монашество после катакомбной церкви», почему не как-нибудь иначе про монашество? Потому что наше время, его можно назвать временем после катакомбной церкви, когда в катакомбной церкви было свое понимание монашества и свои формы монашества, которые сложились вынужденно, отчасти под влиянием того, что было до революции, а отчасти под влиянием совершенно новых условий. И эти формы не то, чтобы совсем идеально подходят для нашего времени, но они нашему времени ближе, чем то, что было до революции. Это очень важный опыт, который надо учитывать. Катакомбная церковь стала создаваться в середине двадцатых годов, и уже в середине тридцатых, влияя на известные исторические события, практически вся истинно православная церковь перешла на катакомбное, то есть нелегальное положение. Формально в Советском Союзе никто ее не запрещал, она как бы была разрешена, но реально, конечно, за принадлежность к ней арестовывали. И поэтому все происходило катакомбным. И так продолжалось до самого конца Советского Союза, пока в конце Советского Союза, в самом конце восьмидесятых годов, де-факто уже просто не стали ее признавать.

И сейчас говорить о катакомбной церкви приходится в прошедшем времени, потому что если нету таких прямогонений, что нужна вот постоянная конспирация, то это вынужденная мера конспирации, конечно, никем не используется, и поэтому у нас есть приходы, куда можно прийти с улицы, и это нельзя поэтому себя сейчас называть катакомбной церкви. Но преемственность, особенно именно преемственность людей и преемственность некоторых традиции, сохраняется. И вот самая важная из этих традиций является монашества. В довоенный период основу катакомбной церкви составляли как раз монахи. Некоторые из них, значительная часть, были пострижены в монашество до Революция, другая часть, тоже значительная, пострижена в монашество в 20-е, 30-е годы. В это время еще было много монахов, которые совершали постриги. После военный период совершение постригов стало большой редкостью, и поэтому количество постриженных монахов возрастало очень мало. В целом, оно убывало, естественно, потому что те вымирали.

Но очень многие люди, которые не получали монашеского пострига, фактически жили по-монашески, и они составляли основу катакомбной церкви. Тут надо сказать, что вообще выживание церковной организации, и если она выживает, то форма ее выживания радикальным образом зависит от того, какое в ней монашество. Это основа. Если монашество остается, то вокруг него потом все нарастет, и довольно быстро, а если монашества нет, то все разваливается. Это, собственно, закономерность, выведенная в Византии в советское время, она не могла не подтвердиться. Но благодаря тому, что не существовало у катакомбной церкви легальных монастырей, все монашество ее существовало либо в миру, либо в монастырях, которые маскировались под какие-то мирские общины. Это и в деревнях жили по нескольку монахиней или монахов, образуя таким образом монастыри с очень строгим уставом. Вот такой у нас монастырь, можно сказать, только в 2014 году один такой вымер, потому что новые монахини поступать не могли из-за того, что они не выдерживали такую строгость, к которой привыкли эти бабушки ныне покойные.

А некоторые жили просто в своих квартирах, поэтому образ жизни, когда монашествующие для многих окружающих являются просто обычными людьми, которые работают на обычной работе, но не противоречащей, конечно, христианской совести, но вполне светской, это стало нормой. И вот эта норма и в наше время тоже помогает. То есть, с одной стороны, есть монашеские уставы, есть даже в некоторых случаях уставы монашеских общин, которые исполняются кем-то, значит, коллективно, а не только лично для себя, но при этом есть какая-то интеграция в светское общество, которое ничего не знает о монашестве этих своих членов. И вот, а почему в наше время, когда нет причин быть на катакомбном положении, нельзя вернуться тогда к традиционной формам монашества? Строго говоря, традиционная форма монашества — это пустынножительство, скид и монастырь общежительный. К пустынножительству вернуться, конечно, можно, и даже есть люди, которые так живут, но они совершенно не нуждаются в слушании этого канала. Это люди, таких, кстати, очень мало, но они, да, продолжают существовать. Это люди очень, очень мотивированные, очень самостоятельные, и среди монахов даже таких единицы.

И обращаться к ним какими-то словами поддержки совершенно бессмысленно. Они сами могут поддержать, если у них будет случай. Вторая форма — это скид и общежитие. Та и другая форма предполагает, что какая-то группа монахов живёт и как-то зарабатывает, может быть, на себе на жизнь трудом, что-то продавая, скорее всего. Для Московской Патриархии, для официальных, для, так сказать, нашей квази-государственной церкви это вполне доступная опция. Конечно, там происходят всякие злоупотребления на этой почве, но, в принципе, нельзя сказать, что это недоступно. Но если ты не являешься принадлежностью к квази-государственной структуре, то в наше время, именно в России, это предполагает вовлеченность в какие-то бизнес-контакты для того, чтобы реализовать продукцию на рынке. Это на Западе можно, и там есть трудочные опыты, просто там всё продавать через интернет, минимально и очень формально соприкасаться с миром, и тогда действительно какие-то перспективы такой жизни есть.

Но в наших условиях, когда вся эта сфера держится, я выражусь аккуратно, на неформальных связях, для монахов это не лучшее занятие. Поэтому сделать какой-нибудь колхозного типа общины монашеского, это значит просто утопить её в разных мирских связях самого дурацкого пошиба. Поэтому я бы, конечно, не рекомендовал бы никому с этим связываться, хотя, конечно, смелые люди могут и попробовать, может быть, они что-то для себя найдут, какую-то возможность. И вот поэтому такой ответ. Всё остальное уже получается нетрадиционно, и хоть и по другим причинам, но похоже на то, что было в катакомбной церкви. И вот ещё, наверное, надо сказать, что тот дом, который у меня за спиной, это дом, где на четвёртом этаже, на последнем, была большая квартира протерея Фёдора Андреева, который был близким учеником Михаила Новосёлого, и который был помощником главного архитектора, это я так выражусь, катакомбной церкви в 1920-е годы, 29-му номер. И в этой квартире бывали самые разные люди, в том числе и те, кто был при создании катакомбной церкви, сюда приезжали из разных городов, те, кто налаживали связь с Осиплянским движением. Здесь много раз бывал епископ Дмитрий Гдовский, и поэтому это одно из святых мест катакомбной церкви, этот дом.

Продолжение следует…