4. Видение пустынником змия. Волнение братии ⧸⧸ Иеромонах Паисий. История Афонской смуты

Иеромонах поэзий. История афонской смуты. Глава двенадцатая. Радость и ликование Пантелеймоновских старцев и поклонников Натальяных. Если вознегодовало небо, зато возвеселились и возрадовались начальники Пантелеймоновского монастыря, зная силу в синоде архиепископа Антония Волынского. Они теперь были уверены, что книга отца Илариона с ненавистным в ней письмом будет объявлена вредной и опасной для церкви и, как еретическая, запрещена самим синодом. Глава 13. «Видение пустынникам на небе змея-дракона».

На Афоне в обителях Пантелеймновской, Андреевской и Ильинской издавна существовал обычай каждую субботу раздавать милостыню пустынникам — сухари, крупу и кто нуждался, одежду и обувь. В те дни, когда схемонах Хрисанф присылал из Ильинского скита в Россию архиепископу Антонио Волынскому свою рецензию с хулами на имя Божие, было знаменательное ведение одному благоговейному пустыннику-монаху в день субботний во время раздачи милостыне-пустынникам, стоявшим у кладовки в очереди. В нашем Андреевском скиту милостыню раздавал эконом, благоговейный монах-отец Деодор. Пустынник-монах, о котором идет речь, чтобы не развлекаться в очереди, стоял несколько в стороне, намереваясь подойти последним. Перебирая четки, он творил умную молитву Иисусову. Сосредоточенная на молитве, его мысли побудила вдруг желание взглянуть на небо. И вот он видит, с северо-востока, со стороны Ильинского скита, в воздухе плывёт огромнейший, как туча, страшный змей-дракон с открытым громадным зёвом прямо на Андреевский скит. Пустынник был в ужасе.

Что будет? Остановившись над Андреевским скитом, дракон снизился как бы для того, чтобы придавить скит громадной тяжестью своего пресквернейшего тела. Затем, опустив свою страшную прескверную голову прямо во двор скита, изрыгнул из своего зёву какое-то страшное зелье. Сделав всем своим громадным существом яростный изворот, возвелся обратно ввысь и, полетев направлением к Пантелеймновскому монастырю, скрылся за хребтом горы Афонской. Придя в себя от ужаса, пустынник видит, что очередь кончилась, и он подошел последним. О своем видении рассказал эконому, раздававшему милостыню. Отец-эконом, благоговейный монах, пришел в ужас от рассказанного видения. Это видение разъяснилось нам постепенно, по мере течения начинающейся духовной брани.

О тождественном видении змеи-дракона повествуются в книге мужей апостольских у святого апостола Ермы, жителей города Рим и ученика святого апостола Павла. Ангел Божий уяснил апостолу Ерме, что виденный им змей-дракон означал ересь, которая и появилась вскоре после видения. Смотри подобное видение 3 августа Четиминеи о Косьме. Ясно, что в дни 1911 года подобное же видение, открытое пустыннику, рабу Божию, означало ту же угрозу Церкви Христовой от разгорающейся богохульной ересью. Змей-дракон вышел со стороны Ильинского скита, в котором жил ученый-рецензент-схимник Хрисанф. От Ильинского скита змей направился на Пантелейминовский монастырь к Хрисанфовым друзьям-союзникам, к ученому Иеросхимонаху Алексею Киреевскому, к старцам начальника монастыря-поклонникам Наталиным. Этот самый союз олицетворился в «Змее-драконе», который Бог открыл рабу своему благоговейному пустыннику-монаху, пришедшему в наш Андреевский скит за милостынью. Глава четырнадцатая.

Участь братства Ильинского скита. Когда вопрос об имени Божьем коснулся Ильинского скита, то братство заволновалось, подобно Пантелейминовскому братству. Но так как среди них жил рецензент-химник Хрисанф, который за свою учёность был душой игумена-архимандрита Максима, то Максим, как настоятель, своей властью проявил самые жёсткие меры к братии и придавил самую мысль по этому вопросу. Причем и среды этого братства два монаха, проявившие особенную ревность о славе имени Божия, исчезли из самой обители неведомо куда, а все остальное братство осталось под пятою игумена Максима и исхимонаха Хрисанфа. В силу такого деспотического режима Ильинский скит остался в союзе с пантелейновскими старцами, начальниками. О чувствах же сердечных подавленного братства Единому Богу известно. Глава пятнадцатая. Журнал «Русский Иннок» с богохульной рецензией.

Когда номер журнала «Русский Иннок», в котором архиепископ Антоний поместил рецензию Хрисанфову, дошёл до Святой горы Афонской, то немедленно на Афоне произошло то же самое, как если бы кто-нибудь из лишившихся рассудка задумал потушить пожар маслом. Это и сделали пантелеимновские самолюбивые начальники, поклонники Наталины. Запалив еретический пожар, они надеялись потушить его приказом могучего члена Синода и тем подавить волнение на Афоне, возникшее по причине имяборческой ереси, и привлечь всех на свою сторону, чтобы хулу на имя Божие все приняли как православие. Хотя самого приказа из Синода пока ещё нет, но если могучий воротил из Синода архиепископ Антоний выступил сторонником их богохуления, то нет сомнений, победа их обеспечена. Поэтому с номером журнала «Русский инок в руках» Они торжествующе заявили архимандриту Иерониму, игумену нашего Андреевского скита. «Ильинский скит с нами, и Синод за нас, а ты пошел против нас. Так знай, что Подворье Андреевское в Петербурге и в Одессе будут закрыты властью Синода». Услышав такую угрозу, Игумен Иероним пал духом, созвал своих обительских соборных старцев для обсуждения грозящей опасности остаться без подворья.

Старцы нашего Андреевского скита собором, обсудив вопрос угрозы, чтобы не лишиться подворья, решили не противиться Пантелеименовской обители, присоединиться к её начальникам и признать правым учение об имени Божьем учёного-богослова Алексея Киреевского. признать рецензию другого учёного-схимника Хрисанфа, напечатанную в русском иноке. Достаточно только одного малого колебания и неустойчивой мысли об истине, как тотчас же дух злобы, сеятель ереси, немедленно наводит младушие и боязнь, ослепляет ум, омрачает духовную сторону христианина и извращает правоту истины. Это самое постигла Егумена Иронима с его соборными старцами. Убоявшись угроз потерять житейские выгоды, они покорились ереси на радость пантелеимновских старцев, натальяных поклонников. Теперь их число увеличилось, впрочем, не на много, а всего лишь верхушкой Андреевского начальства. Всё же остальное братство отвергло угрозы пантелеимновских старцев. Земные выгоды андреевские иноки не предпочли славе имени Божия, но, подобно древним исповедникам, мужественно встали на защиту истины православия.

Иеросхемонаха отец Антоний Болотович в упровержении хрисантовой богохульной рецензии написал апологию, то есть защиту книги «На горах Кавказа» на основании священного писания святых отцов Церкви. Приготовив рукопись «Апология к печати», отец Антоний принёс её Игумену Иерониму для прочтения, как приносил ему раньше и листок «Величия душа моего Господа», который Игумен одобрил и благословил напечатать большим тиражом для распространения в качестве приложения к журналу Андреевского скита «Наставление и утешение святой веры христианской». Притом, отец Антоний имел желание воздействовать на игумена отца Иеронима и его соборных старцев к исправлению их в тяжком грехе ереси начальников Пантелеймоновского монастыря. Игумен Иероним прочитал рукопись Апологии и тут же открылось губительное последствие его согласия с еретиками. Принял ересь и отступило от него благодать. В ересе дьявол, который омрачает духовную сторону человека. В омрачении ересью Иероним возвращает рукопись Апологии отцу Антонию, назвав её салатом. Раз озлословил защиту имени Божией, то и отпал безвозвратно от истины, стал сторонником иеросхемонаха Алексея Киреевского, схемонаха Хрисанфа и пантелеймоновских старцев.

О содержании разговора между отцом Антонием и Иеронимом братья ничего не знало, но после их разговора отец Антоний взял обратно рукопись апологии и перешел из Андреевского скита в Благовещенскую келью на Корее. Это минут 20 ходьбы от нашего скита, в которой около 25 человек – братья под управлением старца иеросхемонаха Парфения. Отец Парфений об имени Божьем в полном единомыслии с отцом Антонием Булатовичем и братьями Андреевского-Скита. Переселяясь в Благовещенскую обитель, отец Антоний издал свою апологию. По уходе отца Антония в братстве Андреевского-Скита возник глухой ропот, ибо его все уважали как выдающегося подвижника, и потому что он внес в обитель большой денежный вклад, много драгоценных пожертвований, украшения святых икон и другие ценности. Так что отца Антония вполне можно было бы сопричислить к званию октитеров обители. Есть каноническое правило, указывающее причины, когда инок может и должен удалиться из своей обители. Первое.

А еще есть вход с женом. 2. Ащи учатся мерзти дети. 3. Ащи – игумен-еретик. На основании этого правила Атис-Антоний оставил свою родную обитель, так как игумен Иораним впал в ересь. Для старшей братья ясно, что оставил родную обитель Атис-Антоний по причине разномыслия об имени Божьем. По остроте своей эта причина не могла не обеспокоить братью, осведомленные о появлении новой ереси.

Сначала в братстве о ней говорили шёпотом, боясь Игумена Иеронима. В среде всего братства вопрос о ней обнаружился некоторыми действиями самого Игумена. Он знал о шёпоте, который уязвлял его не менее открытого разговора. Он знал и неправоту свою, но не раскаивался, а всё более и более омрачался. Таково свойство всех ересей. Пытаясь оправдать себя лукавством, его же лукавство и посрамляло его. Был у него подручный писарь, монах Климент, имевший некоторую способность писать духовные выдержки из священного писания, святоотеческих творений и житий святых для скидского журнала «Наставление и утешение святой веры христианской», издававшегося в Одессе. Этого Климента Иероним употребил в своё орудие, чтобы в скейтский журнал писать не во славу Божию, а в угоду своим дружкам – Пантелейминовским старцам, Натальяным поклонникам.

И вот Климент написал первую статейку, которую Иероним похвалил. У Климента был переписчик-послушник Никита, который Климентовой рукописи перепечатывал на машинке для журнала. Климент дал ему свою рукопись, одобренную Игуменом Иеронимом. Никита начал писать, но встретил в рукописи такие мысли, которые протестует его вера во имя Божие. Он остановился и, отдавая рукопись обратно Клименту, заявил «Это писать я не могу». Климент спросил «Почему?». Тот отвечает «Это против моей совести». Климент строго ему заметил «Ты послушник и не должен рассуждать, а должен исполнять послушание».

Но Никита, в духе ревности о славе имени Божьей, наотрез отказался выполнять послушание против истины Божьей. И произошло почти то же самое, что и в скиту Новая Феваида с отцом Иродиаконом, который отказался служить с Иеросхемонахом Алексеем Киреевским. Климент доложил об этом игумену Иерониму. Последний призвал послушника Никиту, думая воздействовать на него своей властью. Но, встретив в нем нескрушимую ревность по истине, поспешил замять и затушевать свою неудачу в незаложении послушника Божия. И оба, Иероним и Климент, постарались умиротворить послушника Никиту, чтобы не разглашать братстве этого случая. Никита никому об этом не говорил, но сам Климент вскоре высказал некоторым из братства о своем восстании на истину, о своей неисправимости, страшным сновидениям. Глава шестнадцатая.

Видение Климента по гибели своей. «Представилось мне, — говорит Климент, — что я на горе Голгофе перед крестом. На кресте распят Христос. Кровь струится из его ран. Я устремился к нему, преклонил колено у креста. На тот же момент слышу грозное слово из уст Христа. «И жените от меня!» хулителя имени моего. И мгновенно разверзлась подо мной земля.

Я провалился и тотчас проснулся. Об этом своем грозном сновидении Климент рассказал близким из братьей и самому игумену Иерониму. Последний принял это за простое воображение, да еще, может быть, от лукавого. Вот как ересь ожесточает и ослепляет духовную сторону человека. Такое страшное вразумление вменили действию лукавого. Игумен Иероним наткнулся на другого молодого послушника, столяра Даниила, которого в льстевой беседе покусилось и привлечь на свою сторону. Но Даниил в ревности своей о славе имени Божией дал ему такой отпор, что обличенный им Игумен в гневе приказал изгнать его из обители. Даниил из обители не пошёл, а без шума поселился в новом корпусе, который тщеславный игумен Иероним воздвиг для приезжающих из России богомольцев на поклонение святым местам.

Корпус во имя Самсона Страна-Приимца большой в три этажа. По всем трём этажам множество номеров, и все они были пустые и никому не нужные. И вот только младой послушный Даниил нашел в нем временное уединение, изгнанное разгневанным игуменом. Кроме Даниила так и не пришлось жить никому из людей в этой громадной страны-приимнице. В дальнейшем игумен Иероним со своими соборными старцами старался всё-таки лезть её клеветой, извращая истину вопроса, вербовая других на свою сторону. Один из соборных Иеронимовых старцев, иеромонах Меркурий, имел у себя книги западных богословов Фарара и Ренана. Одобря их, Меркурий давал эти книги читать некоторым молодым, не знавшим их зловредности. Как только кто-либо прочитает эти книги, так под влиянием их переходит на сторону Иеронима.

Пришедшие на сторону Ереси становились наглыми, и поощряемые Игуменом Иеронимом изощрялись кощунствами и надругательствами над именем Божьим. Так, например, напишут на бумаге имя Иисус, потом плюют или садятся на Него со смешкой, произнося «Вот ваш Бог». Речь, конечно, не о безотносительном никому имени, но об имени Господа Иисуса Христа. Это они знают. Значит, ругаясь над начертанным именем Иисус, они ругаются над лицом Господа Иисуса Христа. Такие же кощунственные изуверства происходили в Пантелеймновском монастыре. Там было около тысячи глумителей, а в Андреевском скиту человек пятьдесят. Всё остальное братство нашего скита благоразумно воздерживалось от волнений, терпеливо перенося изуверства и безумия богохульников, имея урок братства Ильинского скита.

Но это терпение было несносно старцам Пантелеймновского скита. Андреевский скит являлся коренным препятствием для господства ереси и обличал безумие еретиков. Наконец, пантелеймновские староцы и побуждаемый ими игумен Иероним сообща решили разом и быстро разделаться с терпеливым и мирным братством Андреевского скита. Для того, чтобы удалить из обители защитников славы имени Божия, игумен Иероним при полном составе своих соборных старцев придумал хитрый способ – оболгать братью, якобы малороссы, по ненависти к великороссам хотят захватить обитель в свои руки, припосредствия братского бунта. Был назначен вечер. Во время вечерней братской трапезы началом бунта придуман был сигнал ударом по столу тарелкой. В эту минуту мгновенно подниматься, хватать имя славцев и гнать за ворота обители. В рядах еретиков-имяборцев были люди крепкого телосложения.

Хотя их и меньшее число, но при неожиданном нападении на имя славцев, которые не знали о заговоре, а потому не имели намерения к сопротивлению имяборцам, намеревавшимся изгнать передовых имяславцев, а младшие напуганные перешли бы на сторону еретика, игумена и иеронима. Вот таким способом имяборцы намеревались прекратить и заглушить дело защиты славы имени Божия. Но такой коварный их план провалился. Игумен Иероним не знал, что в составе соборных старцев был один имяславец, старец экономической канцелярии, у которого на послушании в канцелярии были монахи-имяславцы. Присутствие на соборе и узнав о намерении игумена злодейски изгнать имяславцев, вышеупомянутый старец канцелярии сообщил об этом своим послушникам и распорядился, чтобы в тот назначенный вечер имяславцы на трапезу не приходили. Ужин нам не нужен. В злой тот вечер на трапезу мы не пошли. Не состоялся дьявольский план игумена.

Мир братский, любовь, не были оскорблены. Бог покрывал и хранил защитников славы Своего имени. А злодейский замысел игумена Иеронима выбросить нас из обители Господь обратил на голову Иеронима. Дни проходили тревожно, но порядок и благочиние в обители не нарушались, так же, как и в Пантелеймновском монастыре. По Уставу и торжественно совершались все праздничные богослужения, но это только на внешний взгляд. Духовно же, скорбь великая. Для подкрепления в скорби защитников имени Божия проявлялись некоторые вразумительные знамения небесного негодования на восставших против славы имени Божия. Глава 17.

Небесная кара имя борцам. Чудо дождь. Лето 1912 года на Афоне было очень жарким и сухим. От жары сгорали сады и огороды. Игумен Иероним прилежно молился о неспослании дождя, ежедневно служил раннюю литургию в церкви Успения Божией Матери при келье Молчальника. Это в Скицком саду вне обители. Один из соборных певчих, справа Клироса, в угоду Иерониму ходил петь на его служение. Настал торжественный праздник 5 июля – память преподобного Отца нашего Афанасия Афонского.

Торжество этого праздника отмечается всем афонам всеночным богослужением с шести часов вечера до пяти часов утра. Перед Сеночной в четыре часа совершается Малая Вечерня, по окончании которой все братья из собора идут на вечернюю трапезу, а затем опять в собор на Сеночное бдение. Такой чин и устав во все великие праздники. Пришли в собор два послушника певчи. Но так как до Малой Вечерни оставалось еще полчаса, эти два приятеля между собой говорят. Пойдём на северную террасу собора, подышим свежим воздухом и полюбуемся красотой гор. С южной террасы богаче вид, но там пекло солнце, а северная тянула прохладой. Выход на террасу изнутри собора, с хоров.

При выходе на террасу один из певчих сразу обратил внимание на северо-запад. Этот певчий по имени Николай ходил петь на Иеронимовой Литургии. И вот он говорит своему приятелю, смотри, какая туча идет, и прибавил, Игумен наш святой умолил Бога, и вот будет дождь. А второй посмотрел на тучу, которая из-за гор шла, клубясь, говорит Николай, о брат Николая, туча весьма грозная и нерадостная. А Николай, в восторге от игуменного святости, отвечает «Ничего грозного не будет, дождь пройдёт, освежит воздух и напоит иссохшую землю». Затем, ещё немного полюбовавшись красотой природы, оба певчие вернулись внутрь собора петь малую вечернюю, которая совершается обычный час. Вечерняя закончилась. Туча подошла с потрясающей грозой.

Вся братья из собора хотела до дождя прибежать в трапезу. Главный трапезарь уже ударил в колокол, созывая на трапезу. Братья во главе с Игуменом Иеронимом столпилась в притворе собора. В одно мгновение хлынул такой ливень, что все попятились назад. Святой в кавычках Игумен крестился, радуясь о усилии своих молитв. Минут пять ливень лил водяным столбом. Вдруг ливень мгновенно прекратился, а вместо него ринулся густой град. У Игумена в лице отразилось огорчение.

Он воскорбел о том, что град может побить плоды маслин. Минут пять сыпал густой град, и снова начался ливень ещё сильнее прежнего. Через пять минут ливень остановился и загремел град величиной с куриное яйцо. Все удивились необыкновенной величине града. Через пять минут опустошительный град прекратился, и вдруг полились небесные воды с такой силой, что могли бы смыть все монастыри Афонские в течение одного часа, но он продолжался также минут пять. Затем остановился, и с неба полетели ледяные глыбы величиной с голову человеческую. Ударяясь о землю, они, как мяч, поскакивали в высоту и снова падали на землю. В грохоте ледяного погрома зрители узрели небесную кару и пришли в страх и трепет.

Игумен Иероним с испуганным лицом поник головой. Ледяные глыбы тоже продолжались минут пять. Время приблизилось к началу всеночного бдения. Мы во главе с Игуменом всем братством из соборного притвора по ледяным горам пошли в трапезу, после которой должно начаться всеночное бдение. Последствия этой небесной кары принесли огромные повреждения и большие убытки всему Афону. У нас в Андреевском скиту в соборе и в крапусах были пробиты цинковые крыши. В большом новом корпусе иранимовой трёхэтажной гостиницы, только что застеклённой, остались только голые рамы. Мельничные пруды и водопроводы были завалены гранитными камнями, осколками мрамора, илом и вывораченными деревьями.

У ворот обители лежал труп убитого Ослика, одного рабочего болгарина, который сам успел нырнуть и спастись под Балдахином Святых Ворот. А Ослик от испуга заупрямился, не пошёл за хозяином и был убит ледяными глыбами. В Иверском монастыре были перебиты крыши всего монастыря. Эта божья кара постигла Афон 4 июля в пятом часу вечера в начале праздника преподобного Афанасия Афонского в 1912 году. А через год, в 1913 году, в те же самые минуты праздника, постигла иная кара, уже не божья и не с небесных высот, а из недр злых богоборных сердец архиереев земли русской, по своей жестокости превосходящая градобитную ледяную кару. Небесная ледяная кара была только предзнаменованием того, что было попущено Богом через ход в те же самые минуты этого великого праздника. Через три недели после ледяной кары, в том же июле месяце, 27 числа, в память святого великомученика Пантелеймона, в его обительский праздник, в 7 часов утра, святую гору Афонскую потрясло с такой страшной силой, что в Пантелеймоновском монастыре висевшие перед иконами лампады выпали на пол, а на колокольнях того же монастыря и нашего Андреевского скита сами зазвонили колокола, раскачиваемые землетрясением. но не раскачались омраченные сатаной души богохульных еретиков, подобно богоубийственному коэфийному жидовскому сонмищу, распявшему Христа.

Как тени пришли в покоенные чувства от знамени в час распятия Христа и по воскресенье, так и афонские еретики и миоборцы не содрогнулись от грозных знаменей гнева Божия. Эти кары Божие ясно понимали Защитниками Славы имени Божию как вразумление и призыв к покаянию грехей имяборческой ереси.