4. В Яранске ⧸⧸ Сщмч. Нектарий Трезвинский

В Яранске. Яранск – небольшой уездный городок на самом юге Вятской губернии, в двухстах верстах от Вятки, на берегу реки Ирань. В начале XX века население его составляло около пяти тысяч человек. В городе было шесть церквей, из них три каменные. Михайло-Архангельская или Благовещенская бывшего Вознесенского монастыря, одна из старейших в Ядской губернии, Успенский собор 1790 года и Троицкий собор, построенный в середине XIX века по проекту знаменитого архитектора Константина Андреевича Тона. В 1920 году в Яранске учреждается епископская кафедра Викариатства Вятской епархии. В декабре 1921 года на нее был назначен преосвященный Сергий Корнеев. Летом 1922 года после ареста правящего архиепископа Вятского Павла Борисовского и его викария епископа Глазовского Виктора Островидова Епископ Сергий принял на себя временное управление всей Вятской епархией и присоединился к обновленческому ВЦУ.

За ним последовало почти все духовенство епархии. Только в самой Вятке оставались ревнители православия в Воскресенском соборе и монашествующие закрытых обителей. В 1923 году, после выхода из тюрьмы патриарха Тихона и назначения временным управляющим Вятской епархии епископа Авраамия Дернова, обновленничество начало терять свое влияние. К владыке Авраамию перешла большая часть приходов в Уржуме, более половины в Вятке и все приходы Котельнича и множество приходов по всем уездам. В целом обновленчество в Вятской епархии было ослаблено. Однако в Яранском уезде оно еще прочно держалось более года. Сказывался авторитет епископа Сергия, судя по отзывам, благообразного и обходительного человека. Но вскоре православным в Яранске удалось преодолеть соблазн обновленчества, и все приходы в городе, а также многие в уезде, возвратились к Патриарху.

Основная заслуга в этом принадлежала членам Церковно-Приходского Совета Иранского Успенского Собора, как писал в рапорте патриарху Тихону протырея Сергий Знаменский в ноябре 1924 года, назначенный настоятелем Успенского Собора. Главными деятелями в такой перемене и восстановлении православия были церковные староста Собора Иван Васильевич Охотников и следующие граждане. Николай Павлович Стародумов и братья Михаил Иаков Алексеевичи Чернышевы. Кроме них известны имена еще нескольких членов Приходского Совета иранских купцов и крестьян. Чекисты назвали их кулаческо-монархическим элементом, принадлежащим к тихоновской ориентации. и отметили, что они грубо физической силой религиозной толпы этой же ориентации разогнали в Яранске так называемые обновленческие церковные советы, захватив все церкви под свое руководство и послали к бывшему патриарху Тихону в Москву делегата Чернышева за епископом. Староста кафедрального собора Иван Васильевич Охотников позднее во время следствия в своих показаниях упоминал, как после неожиданного для всех перехода в обновленчество епископа Сергия Корнеева, было проведено общее собрание верующих, на котором приняли решение перейти к патриарху Тихону. В 1924 году от имени Президиума Приходского Совета по настоянию духовенства Иранской епархии было писано к Тихону прошение о назначении на иранскую викарию епископа.

Не помню, в какое время церковный совет, президиум, написал к Тихону заявление. Вызвали к себе гражданина Чернышева Михаила Алексеевича, дали ему заявление и поручили свести таковое к Тихону. В заявлении была написана просьба о назначении в Яранск епископа. Когда возвратился Чернышев в Яранск, он объяснил совету, что был у патриарха, который ему сказал, что епископ будет послан. Чернышева выбрали мы лишь потому, что он ездил часто в Москву по своим торговым делам, и ему было ехать заодно не тратить из лишних денег. Михаил Алексеевич Чернышев отправился к Патриарху 6 ноября 1924 года. Вероятная инициатива его делегирования и написания ходатайства принадлежала протоиерею Сергию Знаменскому, как раз в это время прибывшему в Яранск. Спустя три месяца протырея Сергий сообщал Патриарху.

Два года иранская епископия была обновленческой, под управлением Сергия Корнеева. Но верующая душа, которая по природе христианка чутьем своим опознала ложный путь, указываемый ей, не подчинилась водительству изменника православия, изгнала его и вступила в каноническое общение с Вашим Цветейшеством. Ныне под духовным водительством преосвященнейшего епископа Нектария она вся православная. А в новом рапорте от 18 марта 1925 года написал «Враг рода человеческого, нередко являющийся с целью обольстить ащевозможные избранных, во образе ангела света, во образе епископа Сергия Корнеева при его благообразной наружности и внешней доброте сердца, подкупающей ласковости и обходительности, два года обманывал верующих паствы иеранской, пася словесных овец христовых среди болот и раскола, ереси и отступления от православия, и говоря, что ведет на чистый и ароматный луг вертограда Господня. Но пасомые увидели обман своего пастуха и изгнали его вместе с его помощником, настоятелем кафедрального собора, отцом Турутиным. Оставшись одни среди этого болота, верующие молили пастыри начальника Господа, послать им пастыря добра, который бы душу свою готов был положить за вверенные ему Богом люди. а не наемника подобного изданному Хорнееву, который ради временных своих благ, ради собственного спокойствия и зачастлавия архиепископства ради и шкурничества вел к погибели всю паству свою. Бог вложил вашему святейшеству назначить нам не епископа Нектария, теперь мы видим, что такого первосвященника нам и подобает иметь.

Он сразу исторг Плевил и Сергия Корнеева, в кораблю Иранской церкви сразу дал верный курс, и руль его держит крепкими руками. Правда он горяч, но эта горячность есть ревность по Бозе, по вере, по святому делу Душеспасения, что так ценно в очах Божиих, которому ненавистна теплохладность. Примечательно, что почти теми же словами характеризовал ревность молодого архиерея петроградский священник-протырей Никифор Стрельников, в дальнейшем ключарь кафедрального собора Воскресения на Крови. Вот как он начал свое письмо к владыке Нектарию 13 февраля 1925 года. Приветствую вас с водворением на пост вашего святительского служения. Дай, Господи, Вам мудрости, мужества и любви Христовой в управлении душ словесных овец Вашей паствы и твердости в многотрудном введении их в вечное небесное Отечество наше. Не сомневаюсь, что Вы ревностью о Господе, присущей Вам, воспламените сердца верующих огнем благодатного спасительного горения. И так через Ваше архиерейство воссияет спасительная вера наша в далеком скромном уголке нашей Отчизны.

да поможет вам Господь. В Яранск епископ Нектарий приехал 16 января 1925 года и, конечно, сразу же вступил в борьбу с обновленчеством, в чем нашел поддержку среди духовенства эмирян Яранского уезда. Так весьма знаменательная и торжественная речь, которую встретил владыку в своем храме, в селе Кувшинском, благочинный первого округа священник Николай Минеев. Преосвященнейший Владыко, чувство радости и благодарности наполняет сердца наши, видя тебя, нашего милостивого отца и архипастыря, всем святом Храме. Что скажем, встречая тебя? Чем похвалимся мы, дети тьмы духовной? Когда оглянешься назад и вспомнишь прежнее религиозное время, то приходится с чувством сожаления осознаться о великой перемене, происшедшей в настоящее время в религиозном сознании. Тлетворное влияние неверия коснулось и глухих мест.

Вера, особенно среди молодого населения, поколебалась, нравы изменились к худшему. Неверие разлилось повсюду и проникло в отдаленные уголки, сёла и деревни. Но благодарения Богу остались и твердо непоколебимы в своей православной вере. Когда в 1923 году церкви православные коснулось веяния времени, выразившиеся в самовольном со стороны белого духовенства захвате высшей церковной власти и созыве беззаконного собора, проведшего чуждые духу православного, реформы церковные, и не сложившего борца за Церковь Православную Святейшего Патриарха Тихона, одним словом, когда Белое Духовенство, предавшись греху своеволии и гордости, окончило изменой православию, уйдя в обновленческий раскол, тогда проявилась ревность к православной вере в особенности со стороны низших членов Церкви мирян. И прихожане сего святого храма также проявили свою ревность к вере православной, отказавшись быть в обновленческом расколе, невзирая на обновленчество своего духовенства во главе с архипасторем. Тебя, Преосвященнейший Владыка, мы в особенности приветствуем, как ставленника, борца за православие Святейшего Патриарха Тихона. На тебя мы взираем с надеждой, в тебе видим опору нашего православия и твердого защитника от нападок обновленчества в нынешнее тревожное время, богатое всякими превратностями. Оживи наше равнодушие словом твоего святительского наставления.

Поддержи малодушные, подкрепи нас силой твоего благословения. Пусть Твое Цветительское Слово укажет нам среди надвигающегося неверия путь истинный и правды Божии. Помолись за нас пред Престолом Всевышнего в Святом Храме, да сделает Он нас достойными носителями высокого звания православных христиан, да поможет нам в чистоте хранить святую веру православную, за которую предки наши проливали кровь свою. Велика наша радость видеть Тебя! Преосвященнейший Владыка, в своем приходском храме, сердечно наша благодарность за твое посещение нас недостойных. Да будет благословен Богом вход твой к нам. Итак, Владыка Святый, вниди в наш храм, сотвори молитву Господу о нас и благослови нас. Да твоими святительскими молитвами сохранит Господь наше селение и нас.

Пусть Твое святительское благословение ограждает нас от зла и напастей и направляет к исполнению заповедей Божиих. Произнес при встрече Преосвященнейшего Нектария Епископа Иранского 11 февраля старого стиля 1925 года в селе Кувшинском, благочинный священник Николай Минеев. Однако далеко не все так радостно встречали епископа Нектария. Обновленцы им, сочувствующие, негодовали. После второй литургии, отслуженной владыкой уже после праздника богоявления, восьмого по старому, двадцать первого по новому стилю, или девятого по старому, двадцать второго по новому стилю января, к нему приходил Делегированный местными сторонниками обновленчества, бывший член Государственной Думы с предложением никогда не касаться в своих проповедях обновленчества. Об этом Владыка, как он показал позднее на допросе, сказал верующим на очередной беседе в четверг после Акафиста и объявил, что «я скорее готов уехать вовсе из Деранска, нежели молчать об обновленцах, так как они тоже не щадят нас в своих проповедях». На епископа Нектария посыпались жалобы и доносы. Так особенно усердствовал священник Троицкого собора в Яранске Хмельков, с которым владыка отказался сначала служить и принял в общение только через прочтение молитвы.

так как Хмельков был рукоположен обновленческим епископом после нечестивого обновленческого собора 1923 года и вернулся к поминовению патриарха без покаяния. Озлобившись на владыку Нектария за обличение обновленцев, Хмельков стал настраивать против него все городское духовенство. Писал патриарху Кляузы через прихожан с тем, чтобы выжить владыку из Яранска. Затем отправил к патриарху старосу Троицкого прихода с жалобой на якобы жестокое обращение епископа Нектария с духовенством. Наконец вовсе отказался служить с владыкой и попытался через приходской совет перевести весь приход к епископу Котельническому без созыва общеприходского собрания. Епископ Нектарий вынужден был принять строгие меры против раздорника и девятого по старому двадцать второго по новому стилю марта 1925 года издал специальное распоряжение приходскому совету и причту Троицкого храма, о котором четырнадцатого по старому двадцать седьмого по новому стилю марта известил весь Троицкий приход и подробно разъяснил причины и суть дела. Спустя десять дней Владыка Нектарий обратился с общим посланием ко всему духовенству и пастве своей епископии. Он призывал хранить святую православную веру и предостерегал от уклонения в обновленческие и другие соблазны, отмечая добрые стороны церковной жизни иранской епископии, усердное посещение богослужений богомольцами, приверженность церковным обрядам Многолюдные хождения с чудотворными иконами, он вместе с тем обращал внимание своей паствы и на отрицательные явления, требующие исправления.

Владыка указывал на недопустимость совершения таинства Евхаристии на суррогатах, то есть на различных соках, а не на виноградном вине и не на пшеничном хлебе, что в силу нужды было распространено повсеместно. Предупреждал о венчании разведенных браков. Выказывал свое возмущение распространением кляуз и доносов со стороны прихожан на духовенство, призывая покрывать любовью всякие недоразумения, а от духовенства, в свою очередь, требуя быть добрыми пастырями, являя пример настоящей христианской жизни. В отношении обновленчества епископ Нектарий был по-прежнему неумолим и категоричен, и написал следующее. На основании первого правила святого Василия Великого обновленцы называются раскольниками, как разделившиеся с православную церковью в мнениях и некоторых предметах церковных. По этому же правилу священнослужители отторженные, сделавшись мирянами, не могут переподавать другим благодать Святого Духа. Следовательно, и все таинства, совершаемые отщепенцами от святого православия, безблагодатны. По слову святого Иоанна Златоуста, разделение церкви есть такой грех, какого не может загладить и кровь мученическая.

Позднее в материалах следственного дела будет особо отмечено, что епископ Нектарий обновленческих епископов провозглашал ставленниками советской власти. еретиками и прохвостами, так как они работают в контакте с советской властью. Власти расценили всю деятельность епископа Иранского как крайне антисоветскую и контрреволюционную. В обвинительном заключении по его делу было подчеркнуто, вплоть до дня ареста Трезвинский все выступления публичные с проповедями религиозными облекал в форму критики советской власти. рабоче-крестьянской партии и всего существующего рабоче-крестьянского строя. Как только прибыл Нектарий в город Яранск, ввел в формулу поминовение бывшего патриарха Тихона такого содержания. Великого господина и отца нашего святейшего патриарха Московского и всей России Тихона, чем и дискредитировал судебные органы советской власти, отмечал уполномоченные ГПУ по Яранскому уезду. Власти пристально следили за прибывшим и с.

Первого же дня собирали агентурные материалы. Недолго они терпели пламенного архипастеря и не. Прошло и четырех месяцев, как он был арестован. В автобиографии владыка Нектарии написал «В Яранске жил и служил по 4 мая, когда хотел было съездить в Ленинград и Москву на месяц отдохнуть после нелегкого служения в отдалённой Вятской окраине, но на пути в Котельниче перед посадкой в поезд был арестован. Арест был произведён 5 мая 1925 года. Правда, постановление об аресте датировано 8 мая. Вероятно, задержали владыку без ордера и постановление на железнодорожной станции города Котельнича перед самой посадкой в поезд. После обыска или осмотра вещей в дежурке на станции был отправлен в помещение управления ОГПУ города Котельнища, отсюда в Домзак, утром этапным порядком через город Советск, припровождён в Домзак города Иранска, указал владыка, позднее в анкете арестованного в графе, где арестован.

Очевидно, арестовать епископа Нектария поспешили в связи с его отъездом. В постановлении от 8 мая 1925 года было указано. Уполномоченный Вятского губернтского отдела ОГПУ по иранскому уезду Мардвинцев, рассмотрев следственный материал по обвинению иранского епископа Нектария в незаконных произнесениях проповедей во время исправления религиозных обрядов в разных церквах уезда, с уклоном вмешательства советской власти в церковные дела с целью дискредитирования последней в глазах религиозного населения, чем умышленно обострял взаимоотношения со стороны населения по отношению власти Советов. Привлечь к ответственности по статье 119 УК РСФСР меры пресечения способов уклонения от следствия и суда, избрать безусловное содержание при яранском доме заключения по первой категории. На допросе в тот же день, вероятно, прозвучали вопросы о проповедях, так как в протокол занесены следующие показания владыки. По прибытии в город Яранск во второй из произнесенных проповедей Я делился своими впечатлениями, которые на меня произвели иранцы. Между прочим, упомянул, что я в Петрограде привык видеть перед собой людей образованных, чисто одетых. Здесь же я вижу совсем другое, например, простые тулупы, зипуны и лапти.

И необразованных. И объяснял, что при подобного рода публике затрудняюсь говорить. Не знаю, буду ли я понят, так как с простыми людьми мне трудно объясняться, чем с образованными людьми. Эти показания были подчеркнуты следователем, и искренние слова о смущении перед простым народом, конечно, переиначены на иной лад, и совершенно в другом смысле в дальнейшем повторялись по ходу дела, и, несмотря на разъяснения, владыки были использованы против него. Так в обвинительном заключении значилось, Трезвинский при первом же служении в соборе, видя среди молящихся большинство из беднейшего населения, заявил, «Здесь я вижу грязных, необразованных, бестолковых хмирян, тогда как я привык видеть только образованных и богатых», чем и проявил неуважение к беднейшему трудовому населению. На первом допросе Владыка также, вероятно, в ответ на вопрос признал, что в некоторых проповедях лично говорил, что по подозрению нас в контрреволюции многие архиереи, духовенства и миряне сидели и находятся в тюрьмах и ссылках, и также лишаются мест по лживым доносам обновленцев. Владыка дал объяснение по поводу своих поездок в город Советск, Признав, что побывал там дважды, первый раз ездил на погребение умершего священника, второй раз отслужил три всеночные и четыре литургии в соборе, заметив, что высказался за оставление старого стиля. По приглашению приходкового совета села Кувшинского в Санчурской Волости служил молебен в Санчурске, после которого коротко сказал проповедь на тему, что такое обновленчество.

В проповеди мною сказанной о советской власти я ничего не говорил. Несмотря на это, в новом постановлении уполномоченного 13 мая 1925 года подчеркнуто, что епископ Нектари в церквях Советско и Иранско объяснял религиозному населению, что советская власть вмешивается в дела церковные и делает гонения на православное духовенство. Из губернтского отдела ОГПУ последовало телеграфное распоряжение припроводить незаконченное следственное дело, собственно говоря, только начатое, вместе с арестованным, без предъявления обвинения в распоряжении Вятского отдела ОГПУ. 21 мая владыка Нектарий был доставлен в Вятку и заключен в тюрьму. В анкете арестованного он написал «Прошу допросить меня и предъявить мне обвинение Ибо я точно не знаю состава преступления, за какое я арестован». На допросе 24 мая он подробно рассказал о себе. Однако этого следователю было мало. И на следующий день, 25 мая, Владыка собственноручно изложил свою автобиографию на нескольких листах.

По-видимому, в тот же день было предъявлено обвинение По статье 119 УК РСФСР, дискредитирование советской власти в глазах религиозного населения, так как этим же днем датировано первое заявление владыки на имя начальника секретно-оперативного отдела Вятского ГПУ, приобщенное к материалам следственного дела. Несмотря на специфический жанр и стиль подобного документа, он довольно ярко отражает характер владыки. Выслушав предъявленные мне обвинения по 119 статье, прошу внимания следующим строкам, не потому что я прошу помилования или боюсь наказания, нет. Если я по-вашему виновен, накажите меня хоть сейчас. Однако я никак не могу примириться с предъявленным мне обвинением в агитации против советской власти. Если, допустим, я не убивал человека, как я соглашусь, что я убил? Или если я не воровал, как я скажу, что я украл? Точно так же, если я, в положении иранского епископа, совершенно не занимался политикой, а знал только одно свое церковное дело – богослужение, проповедничество, назначение духовенства по местам, добрачные дела, как я могу согласиться с тем, что я подготовлял восстание против советской власти?

Определенно заявляю, ни в проповедях, ни в частных разговорах я вообще не касался, да и не имею обыкновения затрагивать политику и существующую государственную власть. Я не так наивен, чтобы в глухом провинциальном переполненном сплетнями городке Зная, что за мною следят, ведь я из Ленинграда, где все на виду как на ладони, где нет никакой тайны, где всякое неосторожное выраженное слово может быть до неузнаваемости искажено, вести агитацию против советской власти, даже подготовлять восстание и группировать монархические элементы, я все-таки не настолько глуп, чтобы так открыто лезть в петлю или бросаться с пятого этажа вниз головой. Как епископ я всегда имел и имею в виду восемьдесят первое апостольское правило, возбраняющее духовенству заниматься политикой. Что касается так называемых монархических элементов, то таковые, как люди верующие, сами группируются вокруг храмов. И ни в одном Яранске, и ни при мне лично, а всюду и везде в России. Я лично знал и ведал одни лишь православно верующие элементы, а до политической организации этих элементов мне не было и нет никакого дела. Если приходилось мне посещать дома верующих прихожан, бывших буржуев, то я ходил по приглашению, и для меня равные как бедняки пролетарии, так и бывшие буржуи, раз они люди верующие. Только сам я лично выбора никакого не делал, и без приглашений никуда в частные дома не ходил.

Имя Патриарха Тихона задолго до моего приезда поминалось в яранске с разрешения местных властей, а потому я лично здесь ровно ни при чем. Если я ездил по епископии, совершая богослужения, проповедовал, то это все опять-таки я делал не без ведома и разрешения местных властей. Конечно, я знаю, что сводкам правительственных агентов больше доверия, чем моим показаниям, да и иранскому уполномоченному Мордвинцеву нужно оправдать себя на моей шкуре в глазах вятки, дабы не показаться бездеятельным, но всё-таки возводимое на меня обвинение в агитации и в подготовлении восстания против советской власти для меня крайне обидно и незаслуженно. Не получив никакого ответа, 29 мая Владыка Нектарий написал еще одно заявление. «Привыкши к труду, я чувствую себя, находясь в заключении, неправомощным даром кушать хлеб. Кто не работает, тот не должен есть», — говорит апостол Павел. «Посему убедительно прошу начальства, если, конечно, не имеется в виду, быть применена ко мне высшая мера наказания, прошу сослать меня в трудовой изолятор на Соловки». Отдачи показаний на допросах, если таковые будут применены ко мне, я не отказываюсь, но считаю свои показания совершенно бесполезными ввиду преимущественного доверия сведениям о мне с места тамошних советских организаций.

Дальнейшим пребыванием или оставлением меня в городе Иранске я лично не заинтересован, ибо поехал туда не самовольно, а был послан за послушание патриархом Тихоном, хахмонах-епископ Да и само-то пребывание моё в глухой провинции, вдали от культурных центров, тоже не из приятных. Из предъявленного мне обвинения видно, что я признан социально вредным элементом в яранском крае, и моё дальнейшее там пребывание больше нежелательно представителям местных властей. Возражать не стану, насильно мил не будешь, хотя, как православный епископ, нисколько не кривя душой, нет расчёта, ибо наказания не боюсь и совестью Смело утверждаю, что с самого моего приезда в Яранск я всецело стремился поддерживать самые лояльные и покорные отношения с местными властями. В своих проповедях, а также общественных и частных разговорах я всегда избегал всякого уклона в сторону политики. Ведь теперь не 18-е и не 19-е годы, когда возможно были ошибки и недоразумения, тем более что я кое-чему научился в 1921 году, сидя в крестах. Подвергать же в яранском крае православную церковь Христову преследованием со стороны властей своими разными контрреволюционными затеями и безумными агитационными выступлениями против советской власти Все это не только никогда не входило в программу моей епископской деятельности, но я даже приходил в ужас и большое недоумение от приписывания мне столь нетактичных и авантюрных деяний, коими как православный епископ по своим же церковным канонам никогда не стал бы заниматься и не занимался. В заключении снова подчеркиваю свою усердную просьбу, а возможно скорейшей ссылки меня в соловки, дабы трудящий не испытывал угрызений совести при вкушении хлеба. Надеюсь, что представители Вятского ГПУ власти трудящихся исполнят мою покорнейшую к нему последнюю просьбу.

На допросе 2 июня епископ Нектарий практически дословно повторил изложенные им заявления по поводу своей аполитичности, а также ответил на обвинения по поводу поминовения Патриарха Тихона и критики обновленчества. Если мне поставляется в вину поминовение Патриарха Тихона за богослужением, то его имя возносилось во всем Яранском крае за богослужением в храмах необновленческих общин задолго до моего приезда в Яранск. Причем на это было испрошено соответствующее разрешение Так мне заявил соборный причт в Яранске, а потому приписываемое всецелом не обвинение по поводу поминания Патриарха Тихона отпадает. При поездках по епископии спрашивал разрешение у власти, в проповедях ничего не говорил против власти, так как знал, к чему это все повлечет. Критиковал обновленчество, так как законы СССР не запрещают представителям одной религиозной организации касаться учения другой. Все эти объяснения, конечно, не имели никакого значения для следствия, и на свои заявления Владыка получил самый неутешительный ответ, в связи с чем 5 июня он написал заявление уже на имя начальника Вятского ОГПУ. «Еще раз повторяю свою покорнейшую просьбу о скорейшем отправлении меня в Соловки. Из сегодняшнего ответа мне, начальника секретного отдела, я понял, что мое дело пропащее.

Мордвинцев съел яранского епископа. Инкриминируемые мне преступления я не совершал, за это готов хоть сейчас к стенке под расстрел. Чтобы прикрывать религиозными проповедями, подготовлять восстание против советской власти, ничего подобного и в голову не могло прийти среди обстановки, окружавшей меня в Яранске. Я не авантюрист. Приходской совет собора города Иранска, за состав которого меня сейчас тянет ГПУ, был сгруппирован и президиумом местного исполкома утвержден еще не один год тому назад. Как же можно группировку этого коллектива верующих, называющегося теперь политически неблагонадежным, приписывать мне, новому человеку в Яранске, едва прожившему там три месяца, тем более что некорректного отношения или каких-либо выпадов против власти за моё пребывание в Яранске, со стороны упомянутого приходского совета не наблюдалось. Группировка приходских советов Яранского уезда из нежелательных для местных представителей советской власти элементов населения состоялась задолго до моего приезда в Яранск. ровно как и останется без меня по отправлению меня в ссылку или концлагерь.

Причем же здесь я? Какая моя вина? И что я мог сделать по реорганизации означенных приходских советов? Ведь не епископ утверждает состав коллектива верующих. Это дело местной власти. Священник Милославский, переведенный мною к Иранскому собору по просьбе его жены, опасавшейся за плохое, и подточенное туберкулезом здоровье мужа, ввиду той тяжелой обстановки, среди которой приходилось Милославскому работать в городе Советске. Моя работа в яранской епископии была исключительно церковная, без всяких уклонов в политику, а поэтому в настоящем своем положении я усматриваю не что иное, как акт произвола и насилия надо мною, как православным епископом, нетерпимого на территории Советской Республики и приписывание мне того преступления, которого я не мог совершить, зная строго карающие законы СССР. Если живиатская ГПУ по-прежнему будет меня мурыжить, не отправляя в ссылку или дом заключения, то я вынужден буду в виде протеста прибегнуть к голодовке.

В заключении еще раз подтвержу, Советскую власть и её законы я признавал и признаю, против власти никогда после крестов не говорил и говорить не буду. А буду знать только своё дело, молитву и Слово Божие не касаясь политики. 10 июня, по-видимому, был ещё один допрос, хотя его протокола в деле не имеется, но 11 июня новое и последнее своё заявление на имя начальника секретно-оперативного отдела Вятского ОГПУ Владыка Нектарий начинает так, в связи со вчерашним разговором о Знаменском. Прутоирей Сергий Знаменский, настоятель Успенского собора, к тому времени покинул Яранск. В начале мая, когда арестовали епископа Нектария, его в городе не было. По его словам, он ходил со службами по деревням уезда и вернулся недели через полторы после ареста Владыки. Верующие просили Прутоирея хозяйствовать об освобождении епископа, что он и собирался сделать, и, вероятно, надеясь на успешность этого ходатайства, написал Владыке в тюрьму записку. 23 мая 1925 года на квартире протоэрея Сергия был произведен обыск, причем Мордвинцев подписал ордер не только на обыск, но и на арест протоэрея.

Однако арестован тут не был. Судя по протоколу обыска, его опять не было дома. и обыск был произведен в присутствии понятых и его супруги. В результате обыска было обнаружено и изъято телеграмм 5, писем от разных лет 27, конвертов с адресами 7, открытка Тихона с группой священников, речь Знаменского, копии телеграммы об аресте Нектария. Очевидно, среди изъятых писем была и записка владыки Нектарии из тюрьмы, машинописную копию которой следователь специально приложил к делу протоиерея Сергия. «Дорогой отец протоиерея Сергий Иванович», — писал владыка Нектарии, — «записку вашу получил, благодарю за молитвы. Уж больно вы скоро говорите об освобождении, когда я еще только переступил порог дома Зака». Мои мытарства только еще начались.

Уверен, что буду мурыжиться не один год. Буде на все воля Божия. Чувствую себя и спокойно, и даже временами радостно. Живется мне, как на даче. Не нужно было нам в Великий Пост говорить по тридцать проповедей в неделю. Не такое теперь время. Вашей супруге большое спасибо за обеды. На днях я, кажется, вовсе откажусь от передач и займусь постничеством.

Хорошо бы мне сюда передать следовательную салтырь. далее неразборчиво, а также и Петрахиль, ибо без отправления в богослужение жить тягостно. Жду, что скоро направят в Вятку, а там в Москву и далее в Нарым. Из моих денег, что у Просфорни с Акваяжес, десять рублей пошлите в Питер по адресу Ленинград, набережная монастырки дом номер один, флигель корпус, квартира тридцать четыре, архимандриту Моисею Костыреову. Конечно, пишите от себя по моим поручениям, напишите, чтобы три рубля послал Петровне, а остальные взял бы себе. Сходил на староафонское подворье и перед чудотворным образом Богоматери поставил свечку за пятьдесят копеек и сотворил за мою грешную душу двенадцать поясных поклонов. Храни вас Христос! Привет всем!

Недостойный епископ Нектарий, я политически следственный. 28 мая Протерея Сергий все же был допрошен в Яранске, однако опять-таки не арестован. Согласно протоколу допроса он подтвердил, что епископ Нектарий говорил о своей преданности православию, но на вопрос о содержании его проповеди ответил, что точно сказать не может, так как проповеди говорились всегда в конце обедни, когда я был занят в алтаре. В отношении же своих проповедей отец Сергий не скрывал, что они были направлены против обновленцев, и в одной из них, касаясь обновленцев и того пути, по которому они ведут, имел выражение «лучше идти по-старому с Богом, чем по-новому без Бога». При этом отец Сергий подчеркнул, что он никогда не касался советской власти. Это, однако, не имело значения, и жирно отчеркнутая следователем фраза в иной редакции перекочевала в обвинительное заключение, а в нужной редакции эта фраза отразилась в протоколе допроса свидетеля, которым явился еще один священник Успенского собора в Яранске. Будучи предупрежден за дачу ложных показаний, как указано в начале протокола его допроса, Он старательно изложил все, что нужно было следователю в отношении последственного епископа Нектария и его помощника священника Сергия Знаменского. По ходу дела перечислил всех самых активных членов Церковного Совета Успенского Собора, упомянув, что они проявляют среди верующих недовольство советской властью за то, что якобы советская власть притесняет так называемых тихоновцев.

Подробно рассказал обо всех слухах в отношении священника Знаменского, не применив пересказать самые скабризные. И в отношении епископа Нектария не удержался, хотя и вскользь, но упомянуть о каких-то темных слухах. О его архиерейском служении высказался уже прямо. Нектарий, как епископ, любитель длинных церковных служб, строго соблюдает весь церковный устав, заставляет молиться миря, нупрекает последних, когда сидят или разговаривают. Нетерпимо относящиеся к обновленцам, даже враждебно, за каждым своим богослужением проповедуют на религиозно-нравственные темы. Свидетель особо отметил резкие выступления Сергия Знаменского против неверующих и его отрицательное отношение к советской власти и существующему строю. А на одном богослужении Завсеночной в проповеди Знаменский открыто публично закончил проповедь словами. Лучше при старом строено с Богом, чем при новом без Бога.

Ему никто ничего из верующих не возродил, все были удивлены и ждали, что его сегодня же ночью арестуют. Но он арестован не был. Свидетель дал показания еще об одном факте, который также безуспешно придется опровергать и Протерею Сергию, и Владыке Нектарию. Епископ Нектарий хотел вместе с Знаменским объявить анафему всем неверующим в Бога и решил уже просить разрешения у бывшего патриарха Тихона, но кто-то Нектарий в этом разговорил. Тем не менее, в первый воскресный день поста нынче Знаменский по предложению епископа Нектария произнес проповедь, в которой сказал «Мы знаем, наши враги следят за нами, Так давайте соберемся и торжественно пойдем по улицам, не боясь их. Проклятие тем, кто усомнится и не будет нам верить, что мы служители Бога». В этой же проповеди Знаменский должен был бы анафематствовать всех неверующих, но почему-то анафемы не произносил. Вероятно, по окончании этого допроса следователь вручил свидетелю повестку с вызовом Знаменского на новый допрос.

Протырей Сергий, по его словам, приехал в это время в Вятку ходатайствовать об освобождении епископа Нектария. Зашел к этому свидетелю-священнику и, услыхав о вызове в ГПУ, отказался взять повестку и в тот же вечер уехал в Москву. Из Москвы он отправился в Дмитров, надеясь получить где-нибудь место священника по рекомендации епископа Терафима Звездинского, с которым познакомился еще ранее в Зырянской ссылке. Не найдя места в Дмитрове и Рогачеве, протоиерей Сергий вернулся в Москву, оттуда поехал в Нижний Арзамас и Саров, затем в Муром. По поводу исчезновения протоиерея Сергия из Деранска, владыка Нектарии должен был теперь давать объяснение. Он старался как-то отстраниться от Днаменского, понимая, что привлечение их вместе дает лишний повод для обвинений в антисоветской деятельности, а также может затянуть надолго само следственное дело. «Местоукрывательство Знаменского, несомненно, долгое время останется неизвестным, а потому я убедительно прошу рассмотреть и решить мое дело помимо Знаменского и других», — написал Владыков в заявлении. Отсюда и резкая характеристика бегства протоиерея как поступка, бросающего некоторую тень на деятельность самого Владыки, которая, по его словам, ничего политически компрометирующего собой не представляет, и самого протоиерея как совершенно нервно больного человека.

Этим Владыка объяснил его невыдержанность, нетактичные поступки и эксцентричность, подразумевая, по-видимому, и антисоветские выходки, которые вменяли в вину Протерею Сергию Знаменскому власти. Владыка далее весьма нелестно отзывается о Протерее Сергию. Так он написал, что терпел протерея Сергия. Возле себя только потому, что застал его. В Яранске пользующимся большим почетом, доверием и любовью со стороны Приходского Совета Собора, что его отношения ко мне часто напоминали басню Крылова «Пустынник и медведь» и что уже собирался перевезти Знаменского либо в Советск, либо вообще предложить тому выехать из Яранской епископии. Убежавший лично сам из Деранска, Знаменский совершил то, что ему неизбежно предстояло, ибо у меня иссякло терпение иметь дело с больными людьми, в лице настоятеля кафедрального собора. Однако, несмотря на крайнюю резкость, эти заявления не вредили протеерею Сергию в политическом плане, а напротив, даже могли в какой-то мере смягчить его вину в кавычках перед советскими властями. Тем более, что во время допроса 17 июня о проповедях Сергия Знаменского, владыка Нектарий ничего не показал, сославшись на то, что не слышал проповеди Знаменского, будучи занят в алтаре причащением священников.

Нужно отметить, что позднее арестованный протерея Сергий сам давал разъяснения по поводу своих проповедей. Лично мною в городе Советске, в Спасской церкви, было совершено одно совместно с епископом Нектарием богослужение, во время которого была произнесена проповедь на тему заблуждения обновленчества, в которой было мною сказано «Лучше идти старым путем, но с Богом, чем по обновленческому пути, но без Бога». Это было сказано в церковном отношении, но не в отношении гражданской власти. По возвращении из города Советска в одно из церковных служб, а именно в День Православия, мною была произнесена проповедь, которая была закончена словами. Говорят, христианство отжило, умерло. А я вижу вас сегодня в таком количестве собравшихся, и мужчин, и женщин, и старых, и молодых, и образованных, и простецов, и радуюсь пастырским сердцем. Возьмем же священные хоругви, эти наши знамена, Изнесем их на стогны града. Крестный ход есть смотр религиозным силам.

Пусть неверующие видят силу, мощь христианства, которая не умерла, а живет. Эти слова относились к верующим. Слова «пусть неверующие видят силу, мощь христианства, которая не умерла, а живет» относились к неверующим, которые повидели большое количество идущих мирян с иконами. Ни о каком анафематствовании речи не было, и епископ Нектарий об этом показал следующее. В отношении анафемы всех неверующих у меня не было никакой мысли, и тем более писать о разрешении наложить таковую патриарху Тихону. За одну мысль о подобной просьбе патриарх Тихон счел бы меня из Днаменского людьми сумасшедшими. На том же допросе уже в который раз Владыка Нектарий повторил, я не настолько наивный и глупый, чтобы приписываемыми мне выходками мальчишествовать, то есть затрагивать в проповедях советскую власть и тем окончательно губить то церковное дело, которое я как епископ должен всячески беречь и охранять. Тем более я не авантюрист, чтобы выступать.

В глухом провинциальном городе с противогосударственными заданиями вроде пропаганды, агитации и прочее. В самих действиях и поступках я, как. Епископ, оставался верным данному мною Ленинградской прокуратуре. Обещанию в связи с разрешением мне выезда из Ленинграда знать только свое церковное дело, молитва, слово Божие, совершенно не касаясь политики. Я очень скорблю по поводу возведенной на меня клеветы. На допросе 19 июня владыка Нектарии, дав короткое объяснение о посвящении в стихарь мальчика Чернова, произведенном по желанию мальчика ввиду его исключительной любви прислуживать в алтаре для того, чтобы он имел законное право носить стихарь, далее вновь отрицал какую-либо свою причастность к политике. не признал себя виновным в предъявленном обвинении и отказался признать инкриминируемые ему факты проповедей, заключающие в себе агитационно-злостный характер против советской власти. Тем более, судя по его показаниям, для таких дерзких выходок не было никаких поводов, поскольку отношение иранских властей к церкви он встретил корректное, они ни в чем не стесняли и не препятствовали.

Поэтому ради сохранения этих отношений он, как человек, еще не потерявший способности давать себе отчет в своих поступках, не мог допустить грубых выпадов по отношению к советской власти. Кроме того, продолжал далее Владыка, «Не мог я допустить себе подобных фраз, потому что я строго придерживаюсь в своей жизнедеятельности церковных канонов, запрещающих служителям церкви заниматься политикой, и тем более подвергать своими выходками преследованию церковь. Популярность приобрести среди верующих таким образом я в Яранске также не собирался. Пособиями к произнесению проповедей являлись для меня преимущественно святоотеческие творения, в коих также о политике нет никаких упоминаний. Говорю все это не потому, что боюсь наказания или только защищаю себя от неприятных последствий за речи против власти, а для восстановления правды. Как я могу приписывать себе то, что никогда не говорил? Если бы я ехал в Яранск с контрреволюционными заданиями, тогда я бы ни слова не стал говорить в защиту себя, а принял бы заслуженное наказание достойно и правильно. Лебезить предпредставителями власти и отказываться от своих слов Подавать заявление, что я делал не раз, с целью оправдать себя, считаю унижением человеческого достоинства.

Не знаю, будет ли иметь какое-нибудь значение мое объяснение, но во имя справедливости мне бы хотелось, чтобы к моим показаниям отнеслись с доверием. В тот же день последовало постановление о переводе епископа Нектария из внутренней тюрьмы ОГПУ в вяткий изолятор спецназначения. 30 июня было вынесено обвинительное заключение и обвиняемому Трезвинскому предъявлено следственное производство. Несмотря на все его заявления, в обвинительном заключении повторялись прежние обвинения в тех же выражениях и епископу Нектарию приписывались те же фразы, которые он не произносил и против которых особенно протестовал. Этот корявый полуграмотный документ весьма примечателен и своим содержанием и стилем. Вновь подробно изложено обстоятельства дела и подчеркнуто, что с самого приезда в Яранск епископ Нектарий все выступления публичные с проповедями религиозными облекал в форму критики советской власти, Рабоче-крестьянской партии и всего существующего рабоче-крестьянского строя. 1. Считал в проповедях современное положение временным, предшествующим страшному суду.

А потому призывал всех не бояться ни. Мучений, ни гонений, ни пыток со стороны неверующих. 2. Обновленческих епископов провозглашал ставленниками советской власти, еретиками и прохвостами, так как они работают в контакте с советской властью. 3. Агитировал, чтобы не бояться ни тюрьмы, ни ссылки, и не желает подделываться под новый лад. Останется верным Тихону и твердо будет стоять за старый стиль, а потому предложил всем нынешнюю Пасху не праздновать с жидами. Четвертое.

Агитировал о том, сколько тихоновских пастырей в ссылках, тюрьмах, за то, что они придерживаются старого и не являются обновленцами, а советская власть последних поддерживает. Пятое. Агитировал, что лучше старый строй с Богом, чем новый без Бога. Шестое. В день 8 марта агитировал, что мы знаем, наши враги следят за нами, так давайте соберемся и торжественным ходом пройдем по. Улицам, не боясь их. Проклятье тем, кто усомнится, не будет верить. Что мы служители Бога.

Седьмое. Агитировал о том, что советская школа портит детей, а потому и предлагал детей в советскую школу не отпускать. Восьмое. Агитировал, что советская власть и коммунисты силой оружия хотят заглушить религию, а потому призывал народ к твердости и стойкости и отпору врагам из неверующих. Девятое. На одном из богослужений публично заявил. Ко мне была делегация, в числе которой почетно исторожил Бывший член Четвертой Государственной Думы монархист с предупреждением, даже с угрозой, не трогать в речах власть, но и обеспощаден и никаких уступок. Десятое.

Пытался анафематизировать всех неверующих с разрешения бывшего патриарха Тихона. Какие могли быть возражения со стороны обменяемого, и кто бы на них обращал внимания, если автор документа не обращает внимания даже на противоречия собственного сочинения? На предпоследней странице того же заключения приведены показания, свидетеля о том, что слова «лучше старый строй с Богом, чем новый без Бога» произнесены протыреем знаменским. Однако все-таки было указано, что привлеченный к следствию в качестве обвиняемого гражданин Трезвинский Нестор Константинович, он же Нектарий, виновным в предъявленном ему обвинении, сам себя не признал. И далее приведены возражения обвиняемого, в частности, что обновленцев ставленниками советской власти не называл и не говорил, что они работают в контакте с советской властью. Говорил вообще о праздновании праздников по старому стилю ввиду того, что празднование по новому стилю нарушает церковные правила. В отношении праздника Пасхи говорил, что крестьяне не должны праздновать таковую саудеями, то есть раньше весеннего равноденствия. в проповедях о том, что тихановские пастыри в тюрьмах и ссылках за то, что они придерживаются старого и не являются обновленцами, а советская власть последних поддерживает, не говорил, а говорил об этом лишь в частных беседах.

Но далее в обвинительном заключении приведены показания свидетелей, подтверждающих все обвинения. Дословно приведены майские показания главного из свидетелей, упомянутого выше священника Успенского собора. Трезвинский в проповедях говорил, что современное положение безверия есть предверие близкой кончины мира, а потому призывал верующих не бояться ни ссылок, ни гонений на верующих со стороны неверующих, резко нападал на обновленцев доказывая, что они ставленники советской власти, и последняя их поддерживает. Говорил верующим, чтобы они не боялись ни ссылки, ни тюрьмы, и что под новый лад подделываться не желает и останется верным Тихону. Доказывал в проповедях, что сколько тихоновских пастырей находится под ссылкам и тюрьмам за то, что они твердо придерживаются старого и не желают быть обновленцами, которых советская власть поддерживает. Кроме этого, вновь было повторено его же показания об анафематствовании неверующих и добавлено еще одно показание нового свидетеля. Перед отъездом в Ленинград Нектарий произнес резкую проповедь, собрав в нее все ранее произнесенные проповеди, и так неприлично, что его тошно было слушать, даже часть молящихся была возмущена его поведением. Завершалось обвинительное заключение окончательно сформулированным обвинением.

Гражданин Трезвинский Нестор Константинович, он же Нектарий, обвиняется в том, что он, будучи епископом города Иранска, при исполнении религиозных обрядов и выступлений использовал таковые в целях. Первое. Возбуждение крестьянского населения с религиозными предрассудками против рабоче-крестьянской власти. 2. Дискредитировал последнюю в глазах населения. 3. Используя епископский сан, являлся организующим монархическим центром в Яранске. 4.

Произвел насилие над совестью семилетнего мальчика Олега Черных, посвятив его выпадяханы. 5. С целью уклонения от тылового ополчения, будучи служителем культа, при учете в военных ведомостях умышленно скрывал свой возраст предъявляя документы его возрасте на 10 лет старше. Считая вину доказанной, уполномоченный представлял дело на внесудебное рассмотрение особого совещания коллегии АГПУ с предложением гражданина Трезвинского, 36 лет, а не 46, уроженца села Яцки Васильковского уезда Киевской губернии, служителя культа, высшего образования, привлекавшегося к ответственности за антисоветскую агитацию, изолировать из предела вятской губернии и лишить его возможности церковно-общественной и антисоветской деятельности как неисправимого. 13 ноября 1925 года епископ Нектарий был приговорен к заключению в концлагерь сроком на три года.