4. В Саратовской епархии ⧸⧸ Вятский исповедник： святитель Виктор Островидов

Саратовской епархии, 1903-1904 годы. В августе 1903 года иеромонах Виктор начинает свое служение в родной Саратовской епархии, куда он был направлен по окончании академии с рекомендацией на должность преподавателя русского языка в духовном училище. Однако епископ саратовский и царицинский Гермоген предполагал использовать выпускника миссионерской академии по специальности. Сразу же назначил его противораскольническим миссионером и направил в город Хвалынск, где организовывался миссионерский монастырь. Хвалынск – небольшой уездный город на севере Саратовской губернии. Основан он был, как и многие другие поселения Нижнего Поволжья, старообрядцами, которые, скрываясь от преследований властей, В последние два десятилетия семнадцатого века начали переселяться из центральных областей Московского царства на тогда еще почти пустынную юго-восточную окраину. В восемнадцатом веке после указов Екатерины Второй все больше старообрядцев стало возвращаться из-за границы и поселяться в Белоруссии, Поволжье и Сибири. За Волгой по рекам Большой и Малый Иргиз им были отведены десятки тысяч десятин земли.

В то время ими строилось много церквей и молелин, основывались скиты и монастыри. Ергиз с его тремя мужскими и двумя женскими монастырями стал своеобразным духовным центром старообрядчества. Во времена гонений на старообрядцев при царствовании Николая Первого ергизские монастыри были закрыты. Их насельники переселились в Волынский уезд и позднее там, на Черемшане, устроили новые монастыри. Несмотря на гонения, приверженцев старого обряда становилось все больше, причем в том же Хвалынске были представители разных согласий. В связи с усилением старообрядчества Синод в 1828 году учредил самостоятельную епископскую кафедру в Саратове. В 1829 году в Саратове было создано миссионерское общество для обращения старообрядцев. Позднее в епархии была введена и специальная должность разъездного миссионера.

В 1866 году было организовано церковное братство Святого Креста, которое в миссионерских целях успешно вело издательскую, просветительскую и благотворительную деятельность. Эта миссионерская деятельность давала определенные результаты. В некоторых местах удавалось обращать старообрядцев и противодействовать распространению их учения. Между тем влияние старообрядчества не уменьшалось. Согласно данным Статистического комитета Министерства внутренних дел в 1863 году 10% всего населения России или одна шестая часть православного населения были старообрядцами. Соответственно, в Саратовской губернии соотношение было иным, особенно в Хвалынском уезде, где в некоторых селах старообрядцы порой составляли большую часть населения. По этой причине задуманный векарием Саратовской епархии, епископом-гермогеном монастырь в Хвалынске должен был носить миссионерский характер. Открывался он как подворье Саратовского святопреображенского И хотя указ об учреждении этого подворья был получен из Синода в декабре 1903 года, но начало подворью было положено еще в январе того же года, а хлопоты о его устройстве начались гораздо раньше.

Очевидно, в 1897 году, когда остававшаяся беспричта и прихода, бывшая тюремная церковь, в честь иконы Пресвятой Богородицы Живоносный Источник, была приписана к Казанскому Церковь эта была построена в 1880 году при Хвалынской тюрьме. В 1893 году тюрьму перевели в другое место, и церковь вместе с другими тюремными зданиями перешла в ведение города. Возможно, инициатива устроения монастыря принадлежала священнику Казанского собора Владимиру Дубровину и некоему Алексею Брусникину. как явствует из письма последнего епископу Гермогену. В 1901 году их инициатива нашла поддержку у владыки. Осенью того же года он побывал в Хвалынске, предложил построить миссионерскую церковь-школу в соседней деревне Подлесная Алексеевской Волости и, вероятно, после этого организовал при Испасо-Преображенском монастыре в Саратове комитет по устройству Свято-Троицкого подворья. Возглавил комитет отец Владимир Дубровин. Первоначально для подворья комитет предполагал приобрести дом некоего господина Домогерова с усадьбой за 8 тысяч рублей и соседнее барское поместье Радищевых за 19 тысяч рублей.

По настоянию епископа Гермогена от покупки первого дома отказались, а на покупку усадьбы отцу Владимиру было выделено 15 тысяч рублей. В прошении на имя епископа члены комитета писали о необходимости изыскать беспроцентную суду в размере 7000 рублей для покупки староострожного и четырех обывательских зданий в Хвалынске. Еще до решения проблемы с размещением монастыря в Хвалынске прибыли монахи, что вызвало, по свидетельству отца Владимира, неприятное удивление недоброжелателей по двору. И романах Виктор Островидов начал служение в Хвалынске не позднее сентября 1903 года. Так, в своем письме от 15 сентября он уже пишет епископу Гермогену, что «Хвалынское подворье живет во славу Бога». Отец Виктор надеется на скорое получение разрешения из синода на открытие монастыря, который предполагается основать в лесу на отведенных под него семи с половиной десятинах. В городе же он предлагает оставить подворье, для которого вполне достаточно места, а казенные постройки не помешают существовать именно подворью. Эти казенные постройки, сараи, город собирался отдать, по словам отца Виктора, как только будет положено основание монастыря за городом.

Существование же монастыря, по его мнению, было в городе неудобно и для монастыря, и для некоторых горожан, раскольников и других лиц. Отец Виктор просит Владыку приехать в Хвалынск к заседанию Думы 24 сентября с тем, чтобы, очевидно, поспособствовать ее решениям в пользу монастыря и также посмотреть на состояние подворья, которого Преосвященный еще не видел. Примечательна следующая фраза из письма Иеромонаха Виктора. «О состоянии монастыря может свидетельствовать характерное для Хвалынска явление, что Церковь посещают даже старобрядцы, которые относятся к нам миролюбиво. В этом же письме отец Виктор сообщил о братья-монастыря, иеромонахе Анатолии, рисофорном монахе Иосифе и послушнике Петре. Упоминал о молодом послушнике, по-видимому, недавно пришедшем в монастырь, которому еще присматривался, не решив пока, можно ли его оставить. Писал об одном мещанине. который в настоящее время всего себя отдал монастырю и с открытием обители примет монашество.

Сообщал также о том, что при подворье жили на послушании с согласия родителей еще три мальчика – Звонарь, Пономарь и Кононарщик. Иеромонах Виктор просил епископа перевести к ним одного из двух послушников из Свято-Преображенского монастыря, так как не хватало людей для отправления монастырской службы. В письме было подчеркнуто слово «монастырской», так как отец Виктор, вероятно, старался исполнять службу строго по уставу, что ему, по-видимому, удавалось, если его церковь посещали даже старообрядцы. Второго послушника, который желал у них остаться, он просил не оставлять, так как тот совершенно не мог участвовать в богослужении, а по хозяйству они и сами справлялись. От постоянной службы в душной маленькой церкви Иеромонах Виктор, по его словам, начинал уже хрипеть, потому просил прислать им Иера Дьякона. Это весьма облегчило бы его служение, поскольку ему приходилось и молиться в алтаре, и произносить возгласы, и петь на клиросе, и смотреть за послушниками. «Всего этого соединить не могу и досадую», – писал он в письме. Сетовал также, что часто расстраивается от недовольства собою и другими, не может поспеть всюду и смотреть за всем лично.

Понимая всю трудность пастырского служения, когда приходится болеть душою за каждый шаг своего послушника-овцы, указывал на главную причину своего плохого душевного состояния. Цитата. Собою же лично недоволен тем, что при постоянном ежедневном служении и заботах о внешнем устройстве невозможно соединить того благоговения к таинству Евхаристии, какого требуется от пастыря. Слишком много и часто приходится грешить, оскорблять Бога. Иначе не может быть при нашей немощи, как не может не обжигаться вертящаяся около огня бабочка. Блажение, стоящее вдали от этого святейшего таинства и приступающее к нему тогда, когда чувствуют себя хотя немного к нему подготовленными, а не по принудительной обязанности. Помолитесь, святые владыка, да управит мною Господь. Я же молюсь о вас непрестанно, да укрепит Он вас в трудах ваших.

Ваш послушник, Иеромонах Виктор» Завершалось послание припиской, что это письмо он посылает со своим отцом, который немного пожил у него и помогал отправлять церковные службы. Очевидно, это был один из последних приездов отца. По-видимому, в начале 1904 года он скончался. В феврале того же года в Саратовских епархиальных ведомостях в разделе официальной хроники было опубликовано сообщение, что псаломщик села Золотое Камышинского уезда Александр Островидов исключен из списков за смертью. Мать и многие из родней романаха Виктора оставались жить в Золотом. Так, в своем письме 1907 года отец Виктор просит епископа Гермогена перевести его зятя, диакона Александра Вавилова, на освободившееся место в село Золотое и добавляет «С селом Золотым связана вся жизнь нашей семьи, а потому там и остается жить до сих пор мамаша после смерти папы». В утешении мамаши и сердечно лично самому мне очень хотелось бы, чтобы эта родственная связь с Золотым не прерывалась бы и после. В октябре 1903 года иеромонах Виктор просил епископа Гермогена отпустить отца Анатолия в отпуск на родину.

чтобы по пути тот пожил бы в Киеве, в Троицком монастыре или еще в какой-либо пустыне и привез бы оттуда старца, по словам отца Виктора, хорошего иеромонаха. Владыка предложил иеромонаху Виктору самому поехать по монастырям и пустыням, но тот полагал, что для него и для созидающейся обители полезнее пребывать в ее стенах безвыездно. Относительно монастыря пока еще нет ничего определенного, писал отец Виктор. Вероятно, в Хвалынске ничего не решалось, так как ждали указы Синода. Однако указы об учреждении монастыря так и не последовало. В декабре 1903 года Синод разрешил учредить в Хвалынске лишь подворье Спасопреображенского монастыря, тогда в городе как и предполагал иеромонах Виктор, оставили по дворе, а в лесу, на отведенных под монастырь землях, устроили скид. К 1904 году там уже были кельи, весной началось строительство еще одной и была запланирована постройка церкви преподобного Сергия Радонежского. В письме епископу Гермагену в послепасхальное время 1904 года иеромонах Виктор как раз писал об этом.

Как-то Бог благословит нам начать новую церковь. Все готово, а средств пока еще не копейки. Отец Владимир подал мысль, что хорошо бы с нашим религиозно-просветительским залом соединить зало-церковь Подлесенскую, а это потому, что оно там навсегда должно пустовать, ибо народу поблизости нет. В Подлесном же вполне достаточны и школы-церкви. Тогда у нас свободно можно будет приступить к постройке, и мы окончим ее в один год. А так, на крупные пожертвования рассчитывать пока трудно. Если благословите, то отец Владимир сделает вам об этом доклад. Мне кажется, что так хорошо бы сделать.

Вероятно, это предложение было принято, и средства на строительство зала в Подлесном были переведены на Скидскую церковь. Результаты дали и сборы. Прошение о сборной книжке иеромонах Виктор также посылал епископу Гермогену. В том же году в Скиту была выстроена каменная церковь в честь преподобного Сергия Радонежского вместе с деревянной колокольней. Как ни странно, официальное сообщение об открытии подворья монастыря в Хвалынске, носящего, как отмечено в сообщении, миссионерский и учрежденного с целью противодействия развитию раскола, было опубликовано в Саратовских епархиальных ведомостях лишь в июле 1904 года. В публикации также указывалось, что настоятелем подворья считается иеромонах Виктор. Вероятно, эта задержка связана с тем, что в начале 1904 года у епископа Гермогена были иные планы в отношении иеромонаха и из Хвалынска тот должен был уехать. Вот что пишет об отъезде отца Виктора Алексей Брусникин в письме епископу Гермогену.

«Извещаю вас, что провода иеромонаха отца Виктора из Хвалынского святотроицкого подворья на весь град произвели большое впечатление. Слезы лились рекою, ждали у церкви до пяти часов утра. Народ взволнован неутешимо, все скорбеют, жалеют такого незаменимого пастыря стада Христова, как просветителя тьмы. Я сердечно сожалею его великих трудов у нас в устройстве подворья из кита. Не дали ему дело это докончить и нас на половине пути бросить. Сердечно скорблю, да и нельзя не скорбеть, потому что я уже шесть и год, как прилагал, все мое усердие, чтобы созиждить святую обитель в этом темном месте. И вот до сего времени шло дело так успешно, что весь город торжествовал. А теперь что?

Одни слезы. А я так расстроен до болезни, страшно боюсь, как бы не восторжествовал враг. Монахи все расстроены, плачут, что делать не знают. Прошу Вашего благословения и молитв, чтобы Господь укрепил нас и помог нам докончить устройство Святой Обители. Остаюсь болящим, жду утешения Вашего, недостойный Алексей Брусникин». Письмо датировано 16 марта 1904 года. И хотя в комментарии при публикации указано, что оно написано в связи с временным отъездом иромонаха Виктора в Саратов Очевидно, что временный отъезд не мог вызвать такую всеобщую скорбь. Скорее всего, епископ Гермоген перевёл отца Виктора в Саратов, назначив на должность епархиального разъездного инородческого миссионера в марте 1904 года.

Эта штатная должность была введена на заседании Епархиального комитета православного миссионерского общества 18 марта, когда обсуждалась одна из основных задач комитета. всестороннее содействие миссии между чувашами. В Саратовской губернии чувашских поселений было немало. В Петровском, Хвалынском и Кузнецком уездах их окружало татарское население, отличавшееся особым фанатизмом. Как отмечалось в епархиальных ведомостях, магометанские сёла в настоящее время представляют по своему характеру темные углы не только с религиозной стороны, но и во многих других отношениях, благодаря царящему там фанатизму. В иные места для миссионера даже и заглядывать небезопасно. Магометанская пропаганда воздействовала и на чувашей. Для противодействия ей вводились богослужения на чувашском языке, а с 1890 года стали создаваться чувашеские школы.

К 1904 году в епархии было уже 14 таких школ. Содержались они на средства Комитета православного миссионерского общества при участии местных сельских обществ, которые обеспечивали отопление, ремонт зданий, содержание сторожей. Преподаватели этих школ, окончившие курс сибирской учительской школы, были незаменимыми помощниками-священниками. При школах осознавались многолюдные хоры, И так, как чуваши любили пение, то на спевке собирались и взрослые, и дети. Миссионеры-священники совершали в чувашских школах молебное пение на чувашском языке, проводили беседы. С введением служб на чувашском языке чуваши стали ходить в храмы. По отзывам местных священников, они усердно говеют, причащаются, участвуют в паломничествах по святым местам. Так что случаев совращения в магометанство больше не наблюдалось, языческие моления отходили в область преданий.

Однако продолжать миссионерское дело было необходимо, и об этом шла речь на заседании комитета. Из-за разбросанности чувашских селений епископ Гермоген предложил ввести должность инородческого разъездного миссионера, на которую и был назначен иромонах Виктор. Одной из основных его обязанностей было посещение чувашеских школ и проведение бесед. Как указывалось в епархиальных ведомостях, ермонах Виктор фактически ее уже исполнял. Тогда же он получил еще одно назначение – корректора издательской комиссии, организованной епископом Гермогеном при Братстве Святого Креста. У владыки были обширные издательские планы. Предполагалось наладить постоянное издание книжек, листков, и изображений духовного и религиозно-нравственного содержания. А в конце года на очередном заседании комиссии было принято также решение издавать собственную газету «Листок».

По-видимому, иеромонаху Виктору было бы трудно совмещать эти новые назначения с его прежней настоятельской должностью в Хвалынске, ведь предполагались еженедельные собрания издательской комиссии. Потому, думается, епископ Гермоген и перевел отца Виктора в Саратов, дабы он мог полноценно работать в издательстве и разъезжать по миссионерским делам. Кроме того, и ромонах Виктор был привлечен к еще одной инициативе владыки в области духовного просвещения. С 1903 года, сразу же после назначения на самостоятельную саратовскую кафедру, Епископ Гермоген организовал в Саратове религиозно-нравственные чтения. Темы избирались самые животрепещущие из общественной или литературной жизни. Докладчиками выступали и сам Преосвященный, и епархиальное духовенство, и проповедники с высшим духовным образованием из других епархий. Чтения эти проводились в зале Саратовского музыкального училища и собирали много слушателей. В феврале 1904 года иеромонах Виктор выступал там с тремя лекциями по произведениям Максима Горького.

Этой темой он занимался еще во время учебы в Казанской академии и выступал с рефератом на заседании философского общества. Первая лекция отца Виктора в Саратове состоялась 15 февраля и, как сообщалось в епархиальном журнале, лекция иеромонаха Виктора привлекла в зал музыкального училища массу публики. так что многим не хватало билетов. Все проходы между стульями, хары, фойе были заняты слушателями. На лекции присутствовали преосвященный Гермоген, господин начальник губернии Столыпин П.А. с супругой и дочерью, вице-губернатор, католический епископ барон Рооб, директора обеих гимназий, ректор духовной семинарии генерал Лисевич, граф Алсуфьев, много духовенства и другие. Темой первой лекции романаха Виктора стала психология недовольных людей по произведениям Максима Горького. Отец Виктор раскрыл внутренний мир недовольных людей и указал на естественность проявления их душевного настроения именно в тех формах, как это изображает Горький.

Главной отличительной чертой недовольных людей является тоска, которая всегда соединяется у них с сердечной задумчивостью, критическим анализом явлений на личной жизни и злобным, болезненным протестом против всего и против всех. Цитата. Герои Максимова-Горького страдают от того, что не имеют идеала, не находя никакого смысла в жизни. Жизнь для них является сплошным страданием. В результате получается усталость, пустота. Недовольные люди находят, по-видимому, некоторую отраду, некоторое утешение в босяцкой скитальческой жизни, в быстрой смене впечатлений, ощущений. Но это лишь временно. Обычно их настроение – тоска.

Все они мечтают, упорно ищут, что кто-то мощный и сильный придет к ним и выведет их из той грязи, из того ада, куда они попали. Но никто не приходит к ним на помощь. Равнодушие людей к их беспомощному положению приводит недовольных людей к озлоблению. Но это озлобление идет у них не из натуры, которая сохраняет чуткость к добру. Его можно уподобить скорее капризу обиженного ребенка. В сущности, это больные люди. После небольшого перерыва оппонентом отца Виктора выступил присяжный поверенный поляк. который, прежде всего, выразил удовольствие по поводу того, что русской, светской литературой стали в последнее время интересоваться даже люди духовного звания.

Это знаменательное явление, тем более, что предметом внимания является писатель не только не всеми еще признанный, но в некотором роде даже гонимый. Далее, соглашаясь в общем с лектором, господин Поляк, тем не менее, выразил удивление, почему отец Виктор поставил тему для своей лекции «Психология недовольных людей» у Максима Горького. В русской литературе все писатели положили в основу своих произведений тип недовольных людей, которым принадлежали все лучшие русские люди. В двадцатые годы ими были декабристы, в сороковые – те, кто мечтали об освобождении крестьян. В 1950-е эти лучшие люди шли в народ для его просвещения. Лектор, возражая поляку, заметил, что оппонент смешивает два понятия – недовольство условиями жизни и недовольство самой жизнью. Другим оппонентом лектора выступил священник Митрофаневской церкви, отец Кричатович, который, прежде всего, выразил господину Поляку, как бы удивившемуся, что духовенство начинает интересоваться светской литературой. «Духовенство имеет дело с обществом.

Литература отражает жизнь естественно. Духовенство интересуется светской литературой». Отец Кричатович подверг критике основное положение лекции, по его мнению, лучше назвать типы Горького больными людьми и рассматривать их с точки зрения физиологической, но никак не с психологической. При этом следовало бы сперва выяснить причину появления этих больных людей и затем говорить уже о следствии, а не наоборот, как это сделал Отец Лектор. Далее, об осячестве. Кречетович сказал, что это рана на нашем общественном теле, в которой все повинны. Неправ Лектор утверждает, что горькие рисуют одних только недовольных людей, одни отрицательные типы. О Нил в Мещанах, который любил жизнь, о Наташе в На Дне, о Лука.

Возражения отца Кречетовича Лектор нашел невыдерживающими критикой. С мнением отца Лектора был также согласен и Преосвященный который находил, что тема, взятая для выяснения недовольных людей, Максима Горького, правильно освещена и что типы во всех его произведениях нужно и должно рассматривать с точки зрения чисто психологической, а не сообщественной, бытовой или, как выразился отец Кречетович, физиологической. Конец цитаты. Вторая лекция Иеромонаха Виктора состоялась через неделю, 22 февраля. Публике собралось так же много, как и на первой. Содержанием лекции было выяснение причины происхождения недовольных людей. Докладчик показал, что не в условиях жизни причина, а в том, что нет у них внутреннего пути, нет искорки, той штуки, которую так упорно ищет Коновалов. Таким образом, их недовольство чисто духовного свойства.

Оно проистекает из неудовлетворенности в решении вопроса о цели своего личного существования на Земле. В третьей лекции, 29 февраля 1904 года, отец Виктор пытался показать возможность обновления недовольных людей и путь к нему. Цитата. «В чем же смысл жизни? Прогрессивное учение о благе мира все содержание жизни приводит к одному положению. Это делает добро ближнему, жертвует собой в пользу других. В результате это будто бы приводит к общей гармонии, а пока мы должны изображать из себя живой навоз в истории, удобрение почвы для этой гармонии. По словам лектора, в этой устаревшей и ненужной проповеди отразилось языческое мировоззрение.

Но в существе дела проповедь об уновоживании жизни не более как пустая фантазия. так как Личность при этом уничтожается, самостоятельное значение ее приводится к нулю. Вот этим-то проповедь благородного самоотверженного рабства и приводит к недовольству людей и отрицанию жизни, так как содержание этой проповеди в самостоятельной основе нехорошо, ненравственно, по мнению отца Виктора, и потому не может служить опорой человеку в его усилия к достижению личного своего блага. Принцип служения ближнему не выдерживает критики с этической точки зрения, как не имеющие под собой нравственной основы. Ближний при этом является не свободной личностью, а объектом моих забот о нем. Это своего рода эксплуатация, не такая грубая, как было в прошлом, когда на ближних возили тяжести, обращая людей во вьючных животных или рабов, но в основе тоже своекорыстное стремление и даже еще более низменное. «Ты меня в жизни обидел, да еще хочешь и в будущем спастись через меня», – говорит Катюша князю Неклюдову, растлившему ее, когда тот начинает усиленно создавать ее благо в тюрьме. Воскресенье Льва Толстого.

В этом случае, – говорит лектор, – положение ближнего не только обидное, но и прямо глупое, так как значение личности стирается, ее собственная воля куда-то исчезает. Но придет время. Когда ближний воскликнет, нет человека, хуже подающего милостыню, как нет человека, несчастнее принимающего ее. Личность возробщит и попросит освободить ее от опосторонней опеки. Проповедь об уновожении и благе ближнего часто до тошноты была противна человеку. И вот один из немецких философов, Ницше, в противовес этой теории советует оставить всякие заботы о ближнем Жить для созидания собственного благополучия, оставить свое «я» по ту сторону добра и зла, и тем низвести человека на степень животного. И многие из учителей жизни ставят человека в ряду других животных, организмов только чуть повыше. Но если бы это было так, то вопрос о смысле жизни не имел бы места, так как все чувства и желания удовлетворялись бы из физической природы.

организмы, пьют, едят, придаются отдохновению, наслаждаются существованием. Но нет, для человека установлены иные законы, и для него, естественно, стремиться в жизни к благополучию, но всю ее сводить к этому противоестественно. Никакое физическое, материальное счастье не может удовлетворить его. Мир действительности узок и сер, и человек создает себе иной мир, мир высший, живет мыслью о достижении этого идеала. Если бы человеку удалось когда-либо дойти до степени животного, тогда, конечно, нужно следовать за нитшей, отрешившись от всякой морали, так как получить от жизни что-нибудь все же лучше, чем быть только кирпичиком в мировой постройке. Но человеку легче удавить себя. чем задавить в себе совесть, отказаться от нравственных идеалов. Вполне удовлетворить человека может только такое содержание жизни, которое вместе с личным благом имеет неприходящее вечное значение, а этого не дает ни нидшианское, ни иное учение философии моралистов.

Что же, однако, мешает жить недовольным людям? Все они жалуются на жизнь, которая представляется им каким-то буреломом. Кругом грабеж, мошенничество, разбой. Чревоугодники и развратники, для которых в этом весь смысл существования, засорили атмосферу, все загадили, из жизни сделали тюрьму. От этого тяжко, душно на свете. Недовольные только и делают, что обличают и порицают тех, кто, по их мнению, строит жизнь и, по видимому рассуждению, их всегда оказываются правильными. Но почему же, спрашивает лектор, сами они не устранятся от зла, имея полную тому возможность, и своими действиями дурной жизнью увеличивают смрад жизни? Да просто не хотят очиститься.

А в этой чистоте, в удалении от грязи и пошлости и заключается весь смысл жизни. Только в этот принцип и входит двоякое содержание бытия – ценность личности и вечность созидаемого. При этом я работаю над собой и для себя, чтобы мне быть чистым. Эксплуатации ближнего здесь не может быть, так как человек в себе самом находит чистое и грязное, высокое и низкое, святое и порочное. Полнейшее же осуществление этого идеала заключается в том, чтобы не только не делать, но и не мыслить зла. Это, конечно, труднее разных философских утопий, и потому, говорит отец Виктор, многие не захотят следовать ему. Но тогда пусть так и скажут себе – я не хочу истинной жизни, не хочу быть человеком, а избираю жизнь низших существ. В этом, по крайней мере, не будет обмана.

Но как только этим вступим мы на указанный путь удаления от злого, то сейчас же встречаемся с Личностью Христа. И не с Христом-моралистом, а с Христом-искупителем, спасителем мира. В истории человечества всевозможных моралистов было много, но Искупитель один – Христос. Убогое богословское мышление Льва Николаевича Толстого, продолжал отец Виктор, не признает в Христе Искупителя, и общество следует за ним, отходит от Христа, признавая в нем только моральный образ и присоединяясь к тем, которые, по сути, распяли Христа. распяли не за моральное учение, а за то, что он называл себя Сыном Божиим, Искупителем. Но он, но один только моральный образ – не образ Христа, а образ противника его, Антихриста. Об этом, если позволят обстоятельства, отец Виктор намерен прочитать был особую лекцию. Конец цитаты.

Была ли прочитана эта лекция в дальнейшем – неизвестно. Кроме тех лекций о недовольных людях Предполагался еще ряд лекций богословско-философского характера, в том числе и об Антихристи. Однако в епархиальных ведомостях никакой информации о них не публиковалось. И, скорее всего, прочитаны они не были. Очевидно, епископ Гермоген, уступая мольбам хвалынской паствы, счел более необходимым возвратить иеромонаха Виктора к настоятельству в подворье Искиту. И на Пасху 1904 года отец Виктор опять в Хвалынске. Так он, отправив Владыке письмо, поздравивая с праздником, сообщил о постройке церкви в Скиту и открытии при подворье монастырской общежительной школы по образцу древнерусских. Жаловался на нездоровье физическое и духовное, просил прощения и благословения, обещая в скором времени написать письмо лучшее, духовное.

Судя по письмам отца Виктора, у него было самое сердечное расположение и полное доверие к епископу Гермогему. Очевидно, и владыка был расположен к молодому ревностному иеромонаху. Будучи самоскетом, молитвенником, любителем уставных торжественных богослужений, ярким проповедником и в то же время умелым организатором практической деятельности монастырей и духовенства, епископ Гермоген ценил и привлекал к своей разносторонней деятельности всех искренних пастырей и мирян, родивших от церкви. С отцом Виктором у них и в дальнейшем сохранились теплые отношения, и через два года после перевода ермонаха из Саратовской епархии Владыка помнил своего, по словам отца Виктора, многожды раскаявшегося прислушника и написал ему утешительное письмо. В свою очередь отец Виктор просил владыку принять его, как блудного сына, под свой покров и надеялся на милость и всепрощение. В чем было дело, что за прислушание проявил и романах Виктор, непонятно. С начала 1905 года он был переведен из Саратовской и продолжил свое миссионерское служение уже на другом поприще, далеко от Родины, но к владыке Гермогену продолжал питать чувство глубокого почтения и свое служение под его началом вспоминал с большой благодарностью.