4. Между Папой и Базельским Собором ⧸⧸ Сильвестр Сиропул. Воспоминания

Сильвестр Сиропул. Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе. Часть третья, в которой повествуются о грамотах местоблюстительства патриархов и о том, каким образом рассматривается вопрос о прениях. Как после прихода папских кораблей пришли также и корабли собора, после чего все советовали, чтобы наш отъезд был приостановлен. Император вместе с патриархом приняли решение и произошел отъезд к папе. Воспоминание третье. То, что удивительный покойный император делал с самого начала в отношении объединения, и как он действовал в этих делах, и какое вновь было положено начало проведению собора его преемником, обо всем этом было рассказано в предыдущем слове. Желающий узнать то, что было сказано и сделано требует сказать и написать это.

Слово же медлит и задерживает, намереваясь обо всем сказать кратко, но при этом будучи бессильным из-за широты того, о чем надо сказать. Оно не хочет проходить мимо чего-либо из того, что знает, ведь так было обещано нами с самого начала. А иной способ не послужит к чести рассказчика, поскольку есть много очевидцев, которые засвидетельствуют об опущениях. Обо всем рассказывать подробно покажется долгой болтливостью и противоречит его собственным предпочтениям. Поэтому слово, стараясь уберечься от всех крайностей и ступая будто по срединному пути, осветит произошедшее, касаясь лишь главного. Итак, упомянутый фра Иоанн, оставшись в Константинополе, поселился вместе с другим посланником собора, ожидая соборных грамот с печатями. Так ведь изначально и было решено. Между тем умер один из послов, также будучи застигнут чумой.

Остался один Иоанн, который стал другом Патриарху и часто приходил и беседовал с ним. Патриарх, хотя и согласился, как уже было сказано, идти на собор, но все еще сокрушался по поводу этого путешествия и, как казалось, помышлял о том, чтобы этого избежать, если получится. Но Иоанн, будучи человеком рассудительным и хитрым, и поняв, что патриарх радуется славе, чести и внешней благопристойности, обращался к нему таким образом и с такими словами, которые, как он замечал, его радовали. Он обещал, что если патриарх окажется в Галлии, то он будет там в великой славе и почете ото всех, а особенно от участников собора, что все будут подносить ему дары и следовать его словам и советам. поскольку среди них он и является и будет казаться наиболее достойным. Патриарх, убежденный этими словами, а вернее сказать обманутый, ранее скорбевший, а потом изменившийся, расположился к путешествию и постепенно стал готовиться к нему. Когда прошел почти год, прибыли посланные грамоты, запечатанные собором. Император тут же стал думать о созыве собора.

Он избирает послов, пишутся императорские и патриаршие грамоты. У Иоанна он берет флорины и дает на расходы послам и на подношения тем, к кому направляется посольство. В Трапезунд и Грузию он отправляет кир Андронико Ягаря. Отправившись туда и поработав с тамошними людьми, он привез с собой из Иверии двух епископов и одного посла из царских архонтов. из Трапезунда, митрополита и посла императора. В Молдавлахию отправили к митрополиту, незадолго до этого туда ушедшему, а затем вновь написали к нему и к правителю. И пришли сюда митрополит, посол Неагогис и протаерей. Таким же образом отправились к митрополиту России, незадолго до того возведенному в Сан и ушедшему вместе с Гуделом.

чтобы встретиться и пообщаться с королями, взять от них послов и епископов и отправиться на собор, что они и сделали. К деспоту Сербии направили мужа его сестры, великого доместика Контакузина, который пошел к нему и много рассказывал деспоту об этом деле. Но тот не пожелал ни отправлять посла, ни писать. К восточным патриархам он отправил Павла Махкрахера, с императорскими и патриаршими грамотами, а также поручил ему слова, которые император хотел им передать. Он ушел и, насколько было возможно, убеждал и работал с ними. Он принес грамоты к императору и патриарху, а другие грамоты местоблюстительства переправил для местоблюстителей, которых восточные патриархи назначили из здешних. Александрийский патриарх назначил своим местоблюстителем митрополита Иераклии Кир Антония и Кир Марка Евгеника, тогда еще бывшего иеромонахом. Антиохийский – Иосифа Эфесского и духовника Григория.

Иерусалимский – Кир Дионисия Сардского и Кир Исидора Российского, которые в то время тоже были иеромонахами. Павел вернулся и принес грамоты, передав также и патриарху предназначенные ему послания от упомянутых восточных патриархов. Когда патриарх увидел, кто выбран из здешних и утвержден в качестве местоблюстителей, то вознегодовал на то, что он сам не был осведомлен относительно конкретных лиц. Он сказал императору вместе с великим хартофелаком и со мной. Я вижу себя презираемым и не знаю, как это произошло. Ведь если мной пренебрегают, то как буду я сопутствовать и помогать там, где будет нужно и моё содействие? Ведь получается, что местоблюстители были определены здесь. Относительно этого и мне надо было быть в курсе, поскольку я не был в путешествии и ничего не мешало мне знать об этом.

К тому же я был бы в помощь. Ведь и я мог бы порекомендовать в этом отношении нечто достойное совета. Ныне же я оказался в пренебрежении, как недостойный знать об этих делах. И если я захочу назначить наших местоблюстителей и отправить их на собор, то кого я изберу, когда эти лица уже выбраны восточными патриархами? Это по многим соображениям мне кажется прискорбным. Император же ответил, что не были определены здесь лицами стаблистителей. Не наша воля их избрала. Но когда уходил посол, мы подумали, что если не будет у них, кого послать оттуда, то пусть они подумают о тех, кто здесь.

И мы просто сказали послу, что если они спросят, то скажи, кого ты из наших считаешь достойными. Он назвал многих, а из многих они выбрали тех, о ком идет Так что ими, а не нами, было совершено избрание. И не подобает патриарху скорбеть об этом. А о том, что он не найдет, кого послать местоблюстителям, пусть умолчит. Ведь однажды он при мне дал согласие идти на собор. Поэтому он и пойдет, так как больше он не имеет права отказаться от этого. Восточные патриархи предписали местоблюстителям в грамотах как они должны быть настроены в отношении объединения. Они написали, что если все произойдет законно, канонично и согласно преданиям Святых Вселенских Соборов и Святых Учителей Церкви, ничего не будет к вере прибавлено, изменено и не будет введено новшеств, то в таком случае пусть и они одобрят и поддержат то, что произойдет.

Узнав об этом, разыскав и увидев грамоты, Фра Иоанн сразу же побежал к императору и сказал, что эти грамоты, если они появятся на соборе, станут большим соблазном для его участников. Я с такими грамотами на собор не пойду. Ведь если я пришел сюда в качестве распорядителя, предоставляю средства на расходы тех, кто туда отправится, и при этом не буду заботиться о том, чтобы грамоты, которые там окажутся, были к умиротворению и чести собора, то что они мне скажут? И что я им отвечу? Ведь в грамотах надо не предписывать местоблюстителям одобрить, если произойдет так, и не одобрить, если произойдет иначе, но просто и свободно дать им власть одобрить все то, что покажется благом всему собору. Пусть будет это исправлено, как я предлагаю. А без такого исправления я не посоветовал бы и твоему святому царскому достоинству оказаться на соборе. Император этим убедился и, рассмотрев содержание грамот местоблюстительства, изложил это согласно своему мнению и мнению фра Иоанна, и отправил восточным патриархам вместе с монахом Феодосием Антиохом, верив ему и слова, какие пожелал.

Патриархом он подробно написал, что пусть грамоты местоблюстительства будут написаны во всем подобно тому, как мы ныне посылаем, ради чести собора и местоблюстителей. И пусть будут подписаны вами. Ведь и порядок предполагают, чтобы это было написано таким образом. Будьте уверены, что мы не сделаем ничего иного, нежели то, о чем вы написали. Ведь мы не хотим ни переменять, ни отвергать ничего из того, что мы приняли от святых и вселенских соборов и святых учителей церкви, не прибавлять что-либо или убавлять из того, во что мы веруем, что держим и чтим доныне. Но без сомнения мы в этом остаемся. Пусть не смущает вас никакое иное помышление, но составьте грамоты согласно тому, что мы вам пишем, так как вы имеете уверение в том, что мы не сделаем ничего против того, чего вы желаете. Отправившись с такими грамотами и словами, Антиох убедил восточных патриархов так, что они позволили переписать грамоты местоблюстительства согласно тому, что было прислано отсюда.

Итак, они переписали и отправили их, поменяли они и местоблюстителей. Антиох переправил грамоты, и император, и фра, и ан удовлетворились этим. Вот какое начало положил защитник догматов нашей церкви. Сказано с иронией. Когда император отправил послов к восточным патриархам в Иверию, то он отправил и к папе Кир Мануэла Вулота, чтобы сообщить ему о том, что император готовится идти на собор и обязательно придет вместе с патриархом и собором восточных по ходу следующей зимы. так, чтобы и папа оказался к этому готов. Отправил он и Кир, и Анну Десипата к собору в Василее, чтобы продемонстрировать и тем, как готовится император, патриарх и остальные, собирающиеся прийти на собор, а также для того, чтобы по печеньям Десипата они позаботились так отправить корабли, чтобы они успели сюда до конца осени. К этому времени все будут готовы взойти на корабли и отправиться на собор.

С этим, как казалось, Десипад был отправлен к собору, поскольку и император имел договоренность с участниками собора, и те выделили средства, привезенные Иоанном, на которые собрались пришедшие. Он же отправился на собор и говорил там слова, какие только хотел, как выяснилось из дальнейших событий. А каким образом он оттуда пошёл к папе, побуждая и его отправить корабли и средства, и вместе с ним устроить готовящийся собор, мы не знаем и ничего не можем об этом сказать, так как это для всех оказалось затруднительным, чтобы не сказать невообразимым. Однако всё произошло, как заранее устроил Диссипат или, если угодно, как он исказил своё посольство. Пока эти послы находились в путешествии, император поставил себе целью собрать видных людей из наших и рассмотреть, как лучше начать собеседование с латининами и как будут происходить переговоры. Итак, он повелел, и собрались митрополиты Эфесский и Ироклийский, ставрофорные архонты церкви, духовник Кир Григорий и ромонах Кир Марк Евгений. Присутствовал также император с мезодзонами, учителем с холарием и критопулом. Император сказал, что мы отправили послов к тем, в чьем присутствии на соборе мы нуждаемся, и мы ожидаем, что вместе с ними и мы отправимся в Италию, если Богу это будет угодно.

Тогда само время и обстоятельства научат нас более точно, откуда нам начинать и как беседовать с латининами. Но чтобы мы в праздности не тратили время попусту, показалось мне за благо от настоящего времени рассмотреть это и приготовиться к тому, чего потребует такое дело. Ради этого вы собраны, так что пусть каждый выскажет свое мнение». Первым ответил Месодзон Кантакузин. «Мне представляется верным, – сказал он, – чтобы тот, кто будет назначен говорить слово, сказал скротостью и дружественно. с подобающей подготовкой, уважением и домостроительством, что причиной разделения стало прибавление к символу веры. Пусть будет исправлено это, и таким образом мы перейдем и к остальным вопросам». Высказались и остальные.

Одни говорили то же, другие – иное. Тогда учитель схоларий прочитал увещевательное слово, о котором он уже успел позаботиться. Это было сделано с мудростью и рассудительностью, так что все его хвалили за то, что он наилучшим образом написал и что он предлагал наилучший совет. Среди многих мудрых, благородных и прекрасных предложений слово содержало и следующее обращение к императору. Если решить прежде всего исследовать учение со всей возможной строгостью и все, что Бог даровал с ясностью и очевидностью, через сказанное учителями церкви принять и прояснить без сомнения соборным образом, если это должно быть безусловно одобрено всеми с их и с нашей стороны и не останется никакого различия, то в таком случае в самом деле следует созывать собор, отправляться в Италию и в борьбе объяснять и доказывать все то, что будет нужно. Если же по экономии надо достичь некоего объединения то излишне твоему святому императорскому достоинству и остальным подвергаться трудам и опасностям и нести большие расходы без какой-либо общей пользы или блага Родине. Ведь единство по экономии может быть достигнуто и через трех-четырех отправляющихся туда людей. И это, по справедливости, будет для Родины более полезно.

Этот совет почти всем показался наилучшим. Также после многих подобных слов показалось правильным, чтобы была прочитана книга святого Кавасилы и из нее было выбрано и рассмотрено то, что было нужно. Это взяли на себя и романах Кир Марк Евгеник и упомянутый Схоларий. Вместе с немногими из упомянутых выше они встречались в присутствии Императора, рассматривали и исследовали вопросы и думали о собрании книг, из которых недостающие они надеялись найти на Святой Горе. Поэтому они и направили туда калиевского игумена и ромонаха Кирь Афанасия, чтобы он позвал лучших из тамошних людей, а также принес книги, которые они искали. Книг он не доставил. и привел лишь двух эеромонахов – Моисея из Лавры и Дорофея из Ватопеда – в качестве местоблюстителей всех святогорцев. Там же рассматривали подходящие кандидатуры для того, чтобы идти на собор.

Когда кто-то сказал об эеромонахе Кир-Ниле-Тарха-Ниоте, как о полезном для собора человеке, то император ответил, что «я опасаюсь, как бы этот старец не оказался там и не подал голоса, который причинит нам великий вред. Так из-за этого разумные люди могли догадаться, какая у императора была цель, и что если бы он видел в наших некое благородство, то не толкал бы церковь к такой стремлении. Пока продолжались эти словесные упражнения, умер Кир Иосиф Эфесский. К концу сентября прибыли сюда четыре папские корабля Вместе с которыми пришли Диссипат, Вулот и Легат Папы, а вместе с ним три епископа в качестве послов – Христофор Коронский, а также Портогальский и Диньский. Вместе с этими кораблями пришел и Кир Константин Спеллопонесса, в то время деспот, чтобы стать эпитропом, то есть попечителем города на время отсутствия императора, так он решил, и арбалетчики Скрита. Если некоторые предсказывают будущее под урным предзнаменованием, то им было бы возможно догадаться о предстоящем. Ведь как только корабли остановились в гавани и отпустили кормовые канаты, сразу произошло великое землетрясение. Наиболее разумные приняли это за божественный гнев.

После этого некоторые вспомнили слова Дмитрия Хрисалора, сказанные им за 30 лет до того. Он был философ и занимался астрономической наукой, будучи при этом другом мудрого императора Кир Мануила. Он пришел к нему из Фессалоники в качестве посла от императора Кир Иоанна, изменившего имя на Кир Иосифа Монаха. Когда он пребывал во дворце и был, согласно обычаю, на императорском обеде вместе с другими архонтами, то был спрошен императором, нашел ли он из своей науки и может ли сказать о чем-то, имеющем произойти? Он ответил, будто нашел то, что седьмой из палеологов совершит объединение с латининами и произойдет от этого большое зло для христиан. Когда услышал это, император сказал. Первое я, быть может, хотел услышать, а о втором не хочу даже слышать. Будет для этого мой племянник, так как он седьмой.

И ответил Хрисалор, нет, это не государь мой, твой племянник, но государь-император, твой сын. Сказал император, поскольку меня тогда не будет, пусть будет, что случится. Это было отмечено как свидетельство имеющего произойти. Но пусть слово вернется к повествованию. Итак, наши послы, придя, сообщили императору, что Папа примирился с Собором Василии, и они объединились. Большая часть епископов собрались и находятся вместе с Папой. Остальные вернулись во Свояси, и Собор прекратился. Так что всю силу и власть имеет Папа.

По этой причине он послал корабли и средства с тем, чтобы Вселенский Собор был устроен вместе с ним. Это же они сообщили Патриарху и разглашали всем, в особенности Диссипат, отправленный на собор в качестве посла. Упомянутые епископы пришли, как послы, встретились согласно обычаю с Патриархом и сказали ему то же, что возвестили наши, и побуждали Патриарха готовиться к отплытию. Вместе с ними был оставшийся здесь ждать Фра Иоанн, представитель Он, видя двух известных епископов из числа участников собора и не зная в точности, что они защищали Папу, был убежден их словами, но обманут относительно грамот, присланных ему оттуда. Он одобрил и сам подтвердил слова епископов и побуждал патриарха к путешествию. Что касается легата, то он, сойдя с корабля, направился в приготовленный ему дом с честью и в сопровождении императорских архонтов. Ему предшествовал крест, а сам он шел, смело благословляя всех встречных. Всеми это было воспринято с тяжестью, и некоторые сообщили об этом патриарху.

Он не захотел о нем говорить, но Месодзон Натара благоразумно удержал его от благословения. Император и патриарх готовились к отбытию, а архиереи собрались в Константинополе по императорскому и патриаршему повелению. Лишь немногие были расположены к отплытию, а большинство просили и умоляли о том, чтобы им остаться в их собственных церквах, чтобы из-за путешествия к латининам не лишиться им их церквей и самих жизней, как это потом и получилось. Тогда и я дважды и трижды спрашивал и просил Мисодзона-нотару о том, чтобы он обратился к императору и просил его и облагодетельствовал меня тем, чтобы мне остаться здесь. Натара доложил об этом императору и добавил с благовидным предлогом, что необходимо, чтобы здесь действовал всеобщий суд. А он остановится, если сей уйдет, так как мы не имеем кого другого оставить, равного ему. Те, кто вокруг него, имеют мало знания для того, чтобы судить. Император никоим образом не согласился на просьбу, но ответил, что ни он, ни кто другой равный великому экклезиарху, здесь не останется.

А что касается суда, сказал он, то этому я не придаю большого значения. Ведь нет ничего страшного, если вы найдете кого поменьше, и он будет заниматься судом, пока мы не вернемся. Узнав об этом, а также и у патриарха не найдя позволения из нисхождения, но по необходимости и против воли, собирался и я, несчастный, чего не нужно было делать. Прошло около пятнадцати дней после прибытия сюда кораблей, когда пришло сообщение о том, что идут корабли Собора и что они уже достигли Хиоса. Наши сообщили это посланникам Папы. Они, а вместе с ними и Десипат, сказали, что это ложь, ведь мы знаем, что корабли Собора не придут. После этих разговоров, по прошествии четырех или пяти дней, появились четыре корабля. Когда убедился в этом капитан папских кораблей по имени Кондульмер, он приходится племянникам папе, то захотел вступить с ними в бой.

Император, узнав об этом, повелел кораблям собора стать у Ипсомафийского побережья, а Кондульмеру повелел оставить свой умысел и то, что он задумал совершить против Синодалов. Не подобает ему сражаться и начинать войну на императорской земле. Он этим не убедился и сообщил императору, что он имеет от папы повеление вести войну везде, где только найдет корабли собора, и если сможет, топить их и уничтожать. Но и посланники собора, услышав об этом, стали готовиться к бою. Вот насколько истинно было то, что говорили легат, кондульмер, епископы папы и наши послы. Итак, император приказал Кандульмеру, что если бы ты нашел их в другом месте, то ты мог бы сделать то, что захотел. Но сейчас на моей земле и в особенности в нашем порту никто не может развязывать войну. После многих слов и донесений император едва остановил и умерил Кандульмера, а через день повелел, и корабли собора вошли в Кинек.

На берег спустились два епископа, посланники собора, секретари и капитан вместе с другими архонтами. Они встретились с императором, а затем они пошли к патриарху и сказали «Мы выполнили все то, о чем договорились. Ведь мы выделили первые средства, а сейчас привезли и остальные для ваших нужд, а также корабли согласно условленному времени». Мы получили грамоты и булы от королей и правителей, чтобы вышли через их землю со всякой любовью, отдохновением и честью. Открыв ковчежец, они показали его полным грамотой бул. С их помощью, сказали они, должны и вы вместе с нами оказаться на соборе. К ним присоединился Иоанн, который объявил об обмане, которым обманули его послы-папы. Он также просил не нарушать договоренности с Собором.

С этого времени люди Папы начали стараться, чтобы мы отправились вместе с ними к Папе, а посланники Собора, напротив, влекли к своим. Между ними произошли большие прения. Среди прочего сказали и то, что не могут участники Собора дать тех средств, которые имеют представители Папы на содержание тех, которые туда прибудут. Ведь они дали пять тысяч флоринов. Представители собора, услышав это, показали некоторым из архонтов двадцать тысяч, которые они имели в распоряжении, и более десяти тысяч флоринов золотом, а также верительные грамоты, которые у них были для того, чтобы взять то, что нужно в Галате. В отношении того, что они задержались по времени, они сказали, что так нам сказал Диссипат. что император согласен, чтобы вы оказались в Константинополе в октябре месяце после сбора всего урожая, включая вино, чтобы, если вы придете раньше, не началась война и запасы не были оставлены вовне. Согласно его предложению, мы начали готовить корабли сразу после праздника святых апостолов Петра и Павла, а он отправился дальше, к папе, и делал там то, что хотел.

Когда наши это увидели, то почти все сказали, что не полезно императору идти в Италию в настоящее время, и ни одна из сторон не может осудить его. Мы ведь имеем законную и благословенную причину сказать, что мы договорились о том, что Папа и Собор будут едины, дабы таким образом и мы пришли на Вселенский Собор. А они разделены и сражаются друг с другом. Вы идите, и пусть сначала примиряться и объединяться они, а тогда придем и мы. Это многие советовали императору и говорили, что от Бога это замешательство. Одобряли это и посланники собора. Но император не захотел это принять. Когда посланники собора увидели, что император и патриарх согласились идти к папе, то они сказали, мы предлагаем, чтобы наши корабли оставались здесь до шести месяцев на наши средства.

Пусть пользуется ими император, если пожелает, и пошлет к папе и к собору посла, так как за это время он может уйти и возвратиться. Если посол, придя, подтвердит то, что они примирились, то пусть император идет в Италию. А если они не примирятся, тогда мы уйдем, а император пусть остается дома. Но и упоминавшийся Иоанн, придя к Патриарху, сказал «Я оставался в этом городе более двух лет, и я люблю благо твоей святости, Императора и города. Если раньше я тратил средства, на которые те, кто здесь собрались, и побуждал вас в путешествие на Собор, то сейчас, почитая любовь и прием, который я нашел у вас, и заботясь о вашем благе, я советую, что не стоит вам в настоящее время отправляться к нам или к папе. Это я уже прежде сказал Императору, а сейчас и Твоей Великой Святости, будучи другом Вашим». В это время прибыл Диссипат Кир Мануил, посланный от Императора Сидизмунда. За сорок дней он с ревностью прошел из Венгрии через Сербию и Македонию, подвергая себя опасностям, чтобы быстрее донести совет германского Императора.

Ведь раньше он, как сообщалось, побуждал и подвигал нашего императора к усердию ради достижения единства, благодаря которому и сам он надеялся сподобиться величайших благ и воздаяний. А сейчас он посредством грамот и слов через Диссипата советовал не отправляться в настоящее время к латининам. Казалось, что мы были настолько оставлены Богом, чтобы видя не видеть и слыша не разуметь, с тем, чтобы, пребывая в разуме, сохранить нашу Церковь незапятнанной. Я думаю, что видна вся скорбь постигших нас бед, когда и рукой, и языком было явлено величие несчастья, безумия и позор народа. Так и подобает это называть. Ведь согласны были не только советы множества христиан и друзей, но и врагов. В то время Осан-Кир-Павел был отправлен послом к Эмиру, и сказали ему визири, что побудило императора отправляться к латининам. Если есть у него какая необходимость, то пусть скажет, и самодержец поможет ему.

У самодержца он найдет лучшую помощь, чем у латинин, и более полезна императору дружба с самодержцем, нежели с латининами. Но случилось то, что предстояло и советы всех вменялись, будто бы ни во что. Советы посланников Собора и их корабли были отвергнуты и отосланы, вместе с которыми ушел Ифра-Иоанн, а наши готовились отплыть вместе с кораблями Папы. Патриарх позвал к себе отдельно лучших из архиереев, собранных в городе, чтобы готовиться к Собору. Приготовил он их к отбытию без того, чтобы посоветоваться с ними либо раньше, как то подобало, либо Стоит ли и все ли согласны идти к Латининам и состязаться о догматах? Ни архиереи, ни просили патриарха посоветоваться с ними и узнать, будет ли это к пользе нашей Церкви. Если бы они, будучи лучшей частью Синода и обладая большей властью как по состоянию, так и по чину своему, искали совета относительно этих дел, то могли бы и мы привнести необходимое. Но поскольку братья не искали совета своего брата, то как сыны искали бы совета отца?

И если братья следовали, то по необходимости последовали и сыны, будучи душой несогласны, как говорит поэт, а вернее сказать, последовали за пастырем, как бараны. Тогда были рукоположены и архиереи – Кир Марк Эфесским, Кир Дионисий Сардским и Кир Виссарион Никейским, чтобы им по преимуществу сана принимать участие в соборе. А из архиереев те, которых избрал патриарх и которые были на соборе, суть следующая – Эфеса, Трапезунда, Ираклии, Кизика, Царт, Никомедии, Никеи, Тырного, Немвасии, Лакедемона, Амосии, Митилины, Ставрополя, Молдавлахии, Родоса, Маленика, Драмы, Ганка, Драстры, Анхиала. Пришел туда и митрополит России с одним епископом. Так эти отправились в путь и присутствовали на соборе. Остальных созванных и пришедших в Константинополь архиереев Патриарх оставил здесь, не сказав им, ради чего они призваны и почему они не пойдут вместе с ним, и не попросив их высказать свое мнение о предстоящем. Из Архонта в Церкви пошли Великий Сакелайрий, Великий Скевафилак, Великий Хартофилак, Великий Экклезиарх, который и пишет это, Протекдик, Номофилак и почти все остальные Архонты, Афикия, кроме Иером Мнимона, держимого здесь многодневной и сложной болезнью. Из иеромонахов духовник Кир Григорий, игумен монастыря Пантократора, игумен Калеи, игумен монастыря Святого Василия, иеромонах Кир Пахомий, иеромонах Кир Моисей из Лавры, иеромонах Кир Дорофей из Ватопеда.

Они наполняли собор от лица Восточной Церкви и не более. Присутствовали и другие архонты церкви, как было сказано, певчи и почти весь клир, и некоторые иеромонахи и монахи. Итак, этих и других призвал Патриарх, одних лично, других опосредованно, готовиться с честью и властью к отправлению в Италию, как это было угодно императору. В те дни Патриарх сидел и распоряжался относительно вещей, нужных для отъезда, в присутствии некоторых архиереев да и нас. Все почитали ужасную встречу и состязание с латининами и опасались, как бы из жизни некоторых не подверглись опасности. А Патриарх увещевал нас не иметь никакого страха. Он утверждал, что имеет мужество и полную уверенность как от грамот, так и от слов людей, пришедших оттуда, что когда мы с Божьей помощью придем туда, то всех нас примут с великой честью и любовью и будут весьма о нас заботиться. Мы будем иметь всякую безопасность и свободу говорить то, что захотим, и по милости Христовой покажем наши чистейшие и светлейшие учения, и наши окажутся их учителями в отношении веры.

Я уверен, что они будут убеждены и примут наши учения, и мы таким образом объединимся. Сколь многих мы удостоимся благ и венцов, если через нас при содействии Божьим произойдет такое благо. Если же они не примут наше учение, то мы вновь по любви Божией возвратимся светлыми, ясно возвещая истинное учение и храня нашу Церковь, и ни в чем не отступив от истины. Если же они прибегнут к насилию, то мы никоим образом ни в чем не уклонимся от нашего здравого, отеческого учения, даже если они подвергнут нас пыткам, но все выдержим. Остается либо приступить что-то из того, что мы приняли от святых и вселенских соборов и святых учителей церкви, либо умереть мученически, и мы по собственному произволению будем мучениками. Ведь что лучше для меня, чем быть как святой Георгий или как святой Димитрий? Что бы ни случилось из этих трех возможностей, оно принесет нам великую славу, честь и спасение души. Поэтому прошу, чтобы мы вверили Богу решение и рвение к этому делу и презрели труды и опасности ради Него, и Он даст исход делу на пользу нам.

Тем не менее Вы знаете, что я всегда более всех отрицательно относился к этим делам и никоим образом не был склонен к путешествию в Италию. Теперь же Вы видите, как я презрел всякую тяжесть и робость и стал благорасположен к этому. Я считаю, что и это от Бога». Это он сказал многим и не один раз, готовя нас и побуждая к путешествию. «Мы и уйдем», – говорил он, – «и вернемся с победой и трофеями». Однако тем, кто не решился или затруднялся следовать за ним, он весьма угрожал и обещал совершить против них ужасные вещи, если они не последуют. А тем, кто не мог ехать, Так как, по их словам, они погрязли в долгах, он говорил, пусть они скорее едут, ведь оттуда они и погасят свои долги. Митрополит Иераклийский сказал, вот Великая Святость твоя уезжает, следуем за тобою и мы.

Поскольку мы монахи, то следует нам по-монашески и ехать с рясами, мантиями и с другими монахами, как и подобает. Какой для нас смысл в важных и торжественных приготовлениях? Патриарх ответил ему. Ты хорошо говоришь, если бы хотел так и император. Но он хочет, чтобы наша церковь отправилась туда с честью. Он говорит, что если она окажется там с честью, то и те будут ее уважать, и нам это будет к почету. Если же она будет выглядеть бедно, то окажется в презрении и вменена будет имени во что. и ответил митрополит Ироклейский.

В таком случае дайте нам достаточно средств, чтобы мы приготовились, как вы того желаете. Патриарх распорядился приготовить все священные сосуды Святейшей Великой Церкви. Мы же переживали по этому поводу и говорили, какая необходимость в этих священных сосудах, сколь великий по размеру престол понадобится для этих священных покровов. Зачем подвергать их опасности и, если что случится по попущению Божию, причинять убыток и лишать церковь этих священных сокровищ? Ответил Патриарх, что они дадут нам один монастырь, в котором будет большой храм, и вот там нам понадобятся эти священные сосуды. Я уверен, что мы их вновь привезем сюда, да еще с Если же произойдет что-то другое, то пусть вместе с нами подвергнутся опасности и они. Но еще до того, как они и мы испытали морские опасности, они подверглись крушению, находясь на суше в Святейшей Великой Церкви. Было три испорченных священных репиды.

Вместо того, чтобы их утвердить на прочном основании и держать в готовности, как были устроены и остальные, с тем, чтобы поместить их у святого престола, покрывать и обмахивать ими страшные, животворящие и причистые тайны, согласно образу божественных шестикрылых, предстоящих Богу и крыльями, закрывающих лица и ноги Свои, их переделали в девамволон – апахала, после того, как их лишили или, скорее, из них изгнали образ шестикрылых. Вместо того, чтобы находиться у святого престола, словно священное приношение, они, светоносные, оказываются то там, то здесь, и, как случится, их располагают и бросают. Можно сказать, что это было предверие имевшего произойти уклонение от чистого и неподдельного учения Церкви, а также катастрофы, после этого с ней случившейся, да не будет, из-за безразличия предстоятелей. Император же, взяв те многочисленные золотые, которые митрополит Ароссии Кирфотий посвятил монастырю Христа Пантократора, использовал их на свои нужды. На них он приготовил вышитое золотом покрывало для своей спальни и позолоченные скрепы для покрывала на его колесницу. Чтобы, шествуя так среди итальянцев, он был сочтен имя Завеликого Императора. С такими вот выходными дарами начальники наши молились когда собрались выезжать из Константинополя. Правитель так воздал благодарность Вседержителю, хотя и проклесисы пели всей толпой в Святейшей Великой Церкви и Честном Монастыре Одигон, и к певшимся прошением добавляли «Еще просим о мире, спаспешествовании, исправлении и единении Церквей Христовых».

А мы говорили, что Пантократа оказавшийся в пренебрежении, как же управят дела тех, кто похитили принадлежащее ему? Если кто меня бронит, как опаленного этими событиями, то да не сочтет он это делом моего выбора, ведь это ошибка совершивших, а не рассказчика. Посланники Папы убеждали наших, склоняя к отъезду, и переправили во дворец пятнадцать тысяч флоринов. Император передал Патриарху, чтобы он взял шесть тысяч и раздал людям Церкви, идущим на собор. Патриарх ответил через нас, что многократно распоряжалось Твое царское достоинство, чтобы приготовились люди нашей Церкви с властью и честью, а сейчас Ты распоряжаешься, чтобы они взяли шесть тысяч. Кому их хватит для достаточных расходов? Мне самому вместе с теми, кто в келье моей, Архиереям и Архонтам Церкви Как они устроятся на это подобающим образом и со властью? Или чего ради мы получили из пятнадцати тысяч шесть?

Вести это дело полностью будет на церкви. На нее же ляжет необходимость слов и действий. Так ведь и надо, чтобы ей досталась большая часть флоринов. К тому же, именно я был тем, кто советовал и способствовал тому, чтобы нам идти к папе. Теперь же, поскольку таково даяние, Мне надо изменить мнение стремиться на собор и, скорее, не надо идти вовсе ни к папе, ни на собор. Император ответил на это. Я удивляюсь, что так говорит патриарх, ибо мы не совершили ничего несправедливого в таком распределении. Мы дали брату моему деспоту две тысячи, и никто не может сказать, будто мы дали ему много или что излишне ему идти вместе со мной.

Дали мы тысячу апокрисиариям, и это было необходимо. Осталось 12 тысяч, и мы их разделили пополам, хотя и следовало дать церкви меньшую часть, так как у нас больше расходов. Какой смысл идти от церкви многим и бесполезным? Пусть пойдут немногие, но необходимые, и будет эта сумма достаточной. Стоит вспомнить и то, что написано в декрете. Ведь они постановили кормить там семьсот человек. И не будут кормить ни одного сверхчисла. Так, нам надо быть в меньшем числе, поскольку придут туда многие вместе с митрополитом России.

Не подобает патриарху говорить, что он не пойдет на собор. Ведь только в том случае он должен был бы не последовать мне в путешествие на собор, когда увидел бы меня переходящим в другую веру. К этому добавил и Месодзон Контакузин, что Господин наш Император не только это, но и из домашних средств издерживает многое, так как из собственных средств Он готовит свой корабль и прочее, что необходимо для пути. Так что сейчас были бы неуместны и неблагопристойны эти слова Патриарха к Императору, так же, как и мне не было бы благопристойно подражать актерам на рынке. Когда мы сказали это патриарху, он вновь передал через нас, что, поскольку уделено было столько, сколько повелевает Твое царское достоинство, то я не могу, да и не подобает мне идти с немногими, так как слова и борьба будет за Церковь и со стороны Церкви. Сам он не отказывается от Янычар, а как же я пойду без моей свиты? В общем, Сколько тебе покажется достаточным и подобающим для устроения меня и тех, кто в кельи моей, поскольку я буду вынужден нести большие расходы на корабле, и на нем многие будут уповать на мою щедрость. Повели и некоторым из Твоих архонтов, чтобы они разделили оставшиеся между архиереями, архонтами церкви и остальными, идущими с нами.

Император, узнав это через нас, отказался представить еще кого-либо к разделу. Он определил, что нет нужды давать тем архиереям, которые богаты. Они имеют ежегодный доход в тысячу и перпиров и собрали много, так как они много лет назад стали архиереями. Поэтому им не подобает ничего брать из этого даяния. Но скорее они должны своих давать нуждающимся. Ведь на какое другое более благословенное, нужное и благочестивое дело они могут истратить то, что собрали. Так пусть дадут флорины остальным, которые не могут приготовиться из домашних средств. И таким образом всем будет достаточно.

Потом рассудил император, чтобы взял патриарх тысячу флоринов и сделал, как он хочет, вместе с людьми из его кельи. Пять тысяч будут разделены между остальными. Но и после этих слов император, более богатым из архиереев, дал больше флоринов, а нуждающимся – меньше. Передают, что когда духовник Кир Григорий занимался приготовлениями, то сказал, «Я знаю, что много ужасного произойдет как с теми, кто пойдет на собор, так и с теми, кто останется здесь. Если они хотят, чтобы я пошел вместе с ними и страдал вместе с труждающимися, то я пойду». Затем сказал одному из друзей, «Но лучше будет, если они оставят меня здесь, ведь если я туда пойду, то сделаю всякое зло». Ответил ему тот. «Зачем ты так говоришь?

Пойди лучше и сотвори всякое благо». Но он вновь сказал. «Я говорю, чтобы вы знали. Я соделаю всякое зло». Это было, как казалось, предвозвещением того, что произошло в дальнейшем. Затем распорядились император и патриарх через меня и Хриса Кефала. чтобы местоблюстители восприняли от восточных патриархов местоблюстительство, и те дали им грамоты. Александрийский – митрополиту Ироклийскому, Антиохийский – духовнику Кир-Григорию вместе с митрополитом России, когда тот придет.

Иерусалимский – митрополитам Эфесскому и Сардскому. Они одобрили и приняли это. После раздела флоринов все приготовились и ожидали условленного дня отправления. Теперь остаётся прибавить к рассказу некоторые из событий, произошедших во время морского путешествия.