4. Духовник великих князей ⧸⧸ Свт. Сергий Дружинин. Петроградские иосифляне

Епископ Сергий Дружинин. Духовник великих князей. С великими князьями Константиновичами отец Сергий познакомился в конце 1890-х годов. Как вспоминал он позднее, великие князья летом обычно жили в Стрельне и со своими семьями часто бывали в Сергиевой пустыне на богослужениях. После служб гости иногда заходили к настоятелю, и мне приходилось их принимать угощать чаем и монастырским хлебом. По выбору и приглашению великих князей Дмитрия Константиновича и Константина Константиновича я был назначен совершать богослужение во внутренней дворцовой церкви Стрельнинского дворца в течение лета, а с 15 августа по 21 мая в Павловском дворце. Кроме этой церкви имелись еще церкви при дворцах как в Стрельне, так и в Павловске, с отдельными настоятелями. Моя же церковь, которую я обслуживал, помещалась во внутренних апартаментах, и ее посещали только высочайшие особы и ближайшие их служащие.

Очевидно, сколь великая честь была оказана скромному иеромонаху, бывшему деревенскому пареньку. Но мало того, он не только удостоился служить в великолепных дворцах, но и стал духовником великих князей. В течение первых двух лет я совершал только богослужения, переезжая со своей походной церковью из дворца во дворец. Но по желанию великого князя Константина Константиновича был назначен духовником всей семьи Константиновичей. Состоялось это в Павловском дворце перед Пасхой. Ко мне был прислан адъютант Константина Константиновича, генерал Ермолинский, с предложением принять положение духовника. Я отказался, ссылаясь на свою богословскую неподготовленность, но через полчаса был вызван в церковь, где застал всю семью великих князей и королевы эллинов с их семьями в парадных платьях и форме. Константин Константинович от лица всех обратился ко мне с просьбой согласиться быть их духовником.

Все старшие стали меня также упрашивать дать свое согласие. Я, наконец, согласился, и в течение восемнадцати лет состоял духовником великих князей Константина Константиновича, Дмитрия Константиновича и королевы Эллинов Ольги Константиновны с их семьями. Великие князья, о которых идет речь, являлись внуками императора Николая Первого, детьми его сына Константина Николаевича. Королева Эллинов, Ольга Константиновна, была старшей дочерью Константина Николаевича. Она часто приезжала со своими детьми в Россию, а после кончины супруга жила здесь постоянно. Во время Первой мировой войны работала в устроенном ею госпитале в Павловске. Великий князь Константин Константинович – второй сын великого князя Константина Николаевича, незаурядный и разносторонний человек, один из самых талантливых в династии Романовых. Он был женат на принцессе Саксен-Альтенбургской Елизавете Маврикиевне.

Ко времени знакомства с отцом Сергием у них было уже шесть детей, Это была самая многочисленная из всех великокняжеских семей. В своих воспоминаниях второй сын великого князя Гавриил Константинович писал «Светлый образ отца стоит перед моими глазами». Надо сказать прямо, жизнь его выходила далеко за пределы семьи, основное в его жизни было вне ее. Он принадлежал России. Строевой начальник, отечески заботившийся до мелочей о своих солдатах, знавший всех унтер-офицеров, сперва Измайловского, а потом Преображенского полка по фамилиям, главный начальник, а затем генерал-инспектор военных учебных заведений, много раз исколесивший Россию в поездках по корпусам и военным училищам, энергичный работник в Комитете трезвости, старавшийся оздоровить Россию, основатель и фактически руководитель женского педагогического института в Петербурге. Долголетний президент Академии наук, связавший своё имя со многими в ней важными начинаниями. Создатель при ней разряда изящной словесности и сам первый свободно избранный почётный академик. Организатор известных в своё время измайловских досугов.

Председатель Русского музыкального общества. поддержавший со многими, в частности с Чайковским, деятельную переписку. Наконец, видный литературный деятель, нелицемерно признанный всеми поэт К.Р., оставивший, кроме богатого литературного наследства в виде оригинальных произведений, переводы Гётевской «Исфигении в Тавриде», Шилеровской «Мессинской невесты», Шекспировского Гамлета, сам воплощавший на сцене их великие образы, оставивший ценнейшие комментарии к этим мировым сокровищам и в конце жизни создавший царя Иудейского, в котором, по общему признанию, глубочайшее религиозное чувство соединилось с утонченным изобразительным даром. И во всей этой многосторонней деятельности кипучая энергия, желание всегда довести до конца начатое. Однако, прежде всего, великий князь Константин Константинович оставался поэтом-лириком. Призвание поэта для меня высшее и святейшее из обязанностей. Записал он как-то в дневнике, будучи уже зрелым человеком, командующим главным гвардейским преображенским полком. Гаврил Константинович также вспоминал.

Он не говорил с нами, детьми, о своих литературных работах. С нами он вообще мало говорил, никогда не делился своими литературными впечатлениями. Конечно, в этом была наша вина, так как никто из нас, кроме павшего смертью храбрых в 1914 году брата Олега, литературой не интересовался. С ним отец, пожалуй, был более близок, они больше понимали друг друга. Когда на отца находил поэтическое настроение, он думал только и забывала об окружающем. Бывало, приедет в Академию наук, президентом которой он был, или в главное управление военно-учебных заведений, и, подъехав, не выходит из экипажа. Мысли его витают вне окружающего, в мире поэзии. Кучер Фома говорит ему «Ваше Императорское Высочество, приехали, пора».

Отец возвратится к действительности и выйдет из экипажа. Стихи Великого Князя открывают возвышенность его души, устремленной к Богу. При всем том, не стоит идеализировать Великого Князя. Темные стороны его души и грехопадения, которым он подвергался, отражают и некоторые стихи, в особенности дневники. который великий князь вел ежедневно с 1970 года до самой кончины в 1915 году, и в который с присущей ему честностью заносил все свои поступки и самые сокровенные помыслы. Вместе с тем дневники Константина Константиновича свидетельствуют и о его покаянии. Осознавая свою немощь, он не отчаивался и продолжал духовную брань со своими страстями и порочными наклонностями, из которых к концу жизни с Божьей помощью вышел победителем и, обретя столь вожделенный душевный мир, отошел в мир иной с чистой совестью, исполненной любви и благодарением ко Господу. Младший брат Константина Константиновича, великий князь Дмитрий Константинович, при жизни своей был мало кому известен в России.

Человек редких душевных качеств, он был, пожалуй, одним из самых непритязательных из всех великих князей и жил спокойно и скромно, без скандалов и вражды. По воспоминаниям хорошо знавших его людей, при всей своей скромности великий князь был всесторонне образованным человеком и интересным собеседником. Великолепный наездник Дмитрий Константинович служил в конной гвардии, получил звание генерал-майора и шефа конно-гренадеров. Он прекрасно знал коневодство, в Полтавской губернии основал знаменитый Дубровский конный завод, который завещал государственному коннозаводу. После этого, как завод стал не только окупаемым, но и начал давать доход, будучи глубоко верующим христианином, Дмитрий Константинович щедро жертвовал на церкви и благотворительные учреждения. Характерный эпизод приведен в воспоминаниях генерала Масолова. Однажды великий князь поручил мне передать довольно значительную сумму на поддержание бедной церкви в деревне, через которую мы проезжали. Я ему заметил, при таких щедрых дарах вам, пожалуй, не хватит ваших удельных доходов.

— Удельные деньги, — ответил он, — нам дают не для того, чтобы мы на них сиборитствовали, а для поддержания престижа широкой помощью и добрыми делами, — ответил великий князь. Дмитрий Константинович, не имея своей семьи, проживал часто с семьей брата, который его очень любил и почитал. «Хотелось бы брать пример Смити, который постоянно ведет один и тот же образ жизни, несмотря ни на какие обстоятельства, всегда ровен и верен самому себе», – записал как-то в дневнике Константин Константинович. Тепло вспоминает дяденьку, как ласково называли его племянники, князь Гавриил Константинович. Каждый день перед тем, как нас укладывали спать, к нам приходил дядя Дмитрий Константинович, младший брат отца. Он тоже жил в мраморном дворце и служил в то время в конной гвардии. Мы очень любили дяденьку, бежали к нему навстречу и бросались на шею. Дмитрий Константинович принимал деятельное участие в воспитании племянников.

Он был их наставником не только в военном искусстве, но и в вере и благочестии. Понятно, что, отличавшиеся религиозностью и строгостью нравов, великие князья Константиновичи весьма серьезно должны были относиться к выбору духовника. По-видимому, иеромонах Сергий, скромный и ревностный, произвел на них благоприятное впечатление. А за время его двухлетнего служения они еще более смогли к нему присмотреться и принять столь ответственные решения. Ведь они доверяли ему свои души. Прежний их духовник, пратерей Арсений Двукраев, к тому времени, очевидно, скончался. О нем упоминает в своих воспоминаниях князь Гавриил Константинович. В 1892 году, когда родился его брат Олег, они с братом Иоанном надели игрушечные шашки и побежали вниз к родителям.

В большой гостиной мы застали духовника нашего отца, священника Арсения Двукраева, приехавшего дать молитву Олегу. Это был седой старик в золотых очках, выглядел он очень строгим, и я его побаивался. Когда мы входили в гостиную, он стоял перед большой картиной распятия испанской школы и внимательно ее разглядывал. Увидя нас, он нас благословил и велел нам почаще смотреть на эту картину. Перед тем, как пойти к матушке, нам приказали снять шашки. Мы вошли в спальню вместе с отцом Арсением. Как сейчас я вижу матушку, лежащую в постели, и отца Арсения с Олегом на руках, читающего молитву перед киотом, освященным лампадой. Над младшими детьми великого князя Константина Константиновича читал молитву уже отец Сергий.

Дети в семье великого князя воспитывались в строгости и благочестии. Как вспоминал князь Гавриил Константинович, по вечерам, когда мы, дети, ложились спать, отец с матушкой приходили к нам, чтобы присутствовать при нашей молитве. Сперва мой старший брат и Анчик, а за ним и я становились на колени перед Киотом с образами в нашей спальне и читали положенные молитвы. Между прочим, и молитву ангелу-хранителю, которую, по семейному преданию, читал ребенком император Александр II. Отец требовал, чтобы мы знали наизусть трапориду на десятых праздников и читали их в положенные дни. Позднее, когда мы подросли и уже самостоятельно приходили к отцу здороваться, дежурный коммердинер нам говорил, что нельзя войти, потому что папа молится. В воспоминаниях Гавриила Константиновича есть еще одна интересная деталь. Он описывает зиму 1905-1906 годов, которую они с братом Иоанном, уже будучи кадетами, провели в Павловске.

где жила тогда вся семья. Завтракали мы с родителями, дяденькой и сестрой, и братьями, и нас садилось за стол человек пятнадцать. Прежде, чем сесть за стол, мы пели молитву Отче Всех на те Господи уповают, а встав из-за стола Благодаримте Христе Божий наш. Подобное исполнение, казалось бы, элементарных правил благочестия в то время становилось большой редкостью даже среди простолюдинов, а уж тем паче в великосветских кругах. и тем более в великокняжеской среде. Тем не менее, в семье Константина Константиновича это было естественно. В Сколыбеле дети были окружены атмосферой православной церковности. Это тот самый православный быт, который с младенчества закладывает прочный фундамент веры и благочестия.

Трогательный пример благочестия младших Константиновичей приводится в справочном издании 1908 года при описании Троицы Сергиевой пустыни. В братской трапезной Находится письмо о густейших детей его императорского высочества, великого князя Константина Константиновича, настоятелю пустыни. Петербург, 6 мая 1903 года. Дорогой батюшка, узнав от дяденьки, что вы хотите сделать в трапезный каменный пол, мы собрали сколько могли из наших карманных денег и просим вас принять эту лепту и помолиться о болящей Гаврииле и Олеге. Просят вашего благословения Иоанн, Татьяна, Константин, Олег и Игорь. Письмо это помещено в золоченной металлической раме и хранится пустынью как драгоценность, доказывая ту искренность и отзывчивость, которую проявили августейшие дети к нуждам пустыни. Вероятная инициатива исходила от старшего брата Иоанна, который особенно отличался религиозностью. Братья даже по-доброму шутили над ним и говорили, что его сын родится с кадилом в руке.

Они специально заказали маленькое кадило, и когда у Иоанна Константиновича родился первенец, Всеволод, они ему вложили кадило в ручку. Так что по свидетельству князя Гавриила Константиновича, Иоаннчик впервые увидел своего сына с кадилом в руке. Перед отъездом на войну в 1914 году именно Иоанн предложил братьям причаститься. Как вспоминал князь Гавриил, он заказал в Павловской дворцовой церкви раннюю обеднюю. Служил наш духовник, архимандрит Сергий. Перед обедней он сделал нам бы общую исповедь, церковь была совсем пуста, пришли только Елена Петровна, супруга князя Иоанна А.Р. и какая-то простая женщина, которая, когда мы причащались, громко плакала и причитала. В последующие годы, приезжая с фронта, князь Иоанн постоянно посещал богослужения и исповедовался у отца Сергия.

Воспитанные в православном духе дети Константина Константиновича стали глубоко верующими православными христианами и верными слугами царя и Отечества. Во время Первой мировой войны все пятеро взрослых сыновей великого князя воевали на фронте. Один из них, князь Олег, пал смертью храбрых. Он был смертельно ранен в бою и умер в страданиях, но со счастливым осознанием исполненного долга. Три его брата, Иоанн, Константин и Игорь, приняли мученическую кончину спустя четыре года, и вместе с умученными тогда же Великой Княгиней Елизаветой Фёдоровной, Иннокенней Варварой Яковлевой, Князем Владимиром Полеем и Великим Князем Сергеем Михайловичем были причислены к лику святых Русской Православной Церковью за границей. Их дядя, дяденька Великий Князь Дмитрий Константинович, также без суда и следствия был убит большевиками. Он был расстрелян в Петропавловской крепости 24 января 1919 года. Будучи перед расстрелом в тюрьме на Шпалерной, великий князь Дмитрий сохранял бодрость духа и всячески старался поддерживать находящегося там в тюрьме племянника, князя Гавриила Константиновича.

Тот вспоминал «Дяденька ободрял меня, как мог И как-то написал для меня на клочке бумаги псалом, живые в помощи Вышнига, которые я и выучил наизусть. Заботы обо мне дяденьки трогали меня. Он никогда не забывал передать мне слова бодрости и утешения даже через сторожа. Я сильно волновался, а дяденька меня утешал. «Не будь на то Господня воля», – говорил он, цитируя Бородино, – «не отдали б Москвы. А что наша жизнь в сравнении с Россией, нашей Родиной? Он был религиозным и верующим человеком, и мне впоследствии рассказывали, что умер он с молитвой на устах. Тюремные сторожа говорили, что когда он шел на расстрел, то повторял слова Христа.

Прости им, Господи, не ведают бы, что творят». Князь говорил Константину и чудом избежал расстрела. Благодаря неустанным ходатайствам его жены, балерины Нестеровской, главным образом через Максима Горького, Князь был выпущен из тюрьмы по болезни и вскоре вместе с женой выехал в Финляндию, а оттуда во Францию. Он помнил о духовнике семьи и спустя 10 лет, по свидетельству епископа Сергия Дружинина, передал ему поклон через певчего церкви Воскресения на Крови, который ездил за границу вместе с капеллой. В свою очередь, епископ Сергий помнил о своих духовных детях и, по его словам, питал себя уверенностью, что с гибелью советской власти я буду опять духовником оставшихся в живых Константиновичей». Об этом он прямо заявил на допросе в 1931 году. Понятно, какую реакцию вызвала эта фраза у следователя, поспешившего жирно подчеркнуть ее в протоколе. А Владыка и не скрывал, что сблизился с великими князьями и пользовался их расположением.

Он не применул отметить, что семья Константина Константиновича была очень строгих моральных правил и не побоялся сказать «Будучи двадцать лет духовником великих князей, я был целиком предан им». Более того, Владыка не стал скрывать из своего знакомства с государем Николаем II. В семье Константиновичей мне пришлось встречаться с самим царем, бывавшим на семейных торжествах у великого князя. От облика царя у меня осталось впечатление, что это был человек кроткий, смиренный, удивительно скромный, напоминавший скорее простого офицерика, а не самодержца. Человек в обращении больше, чем деликатный, с приятным взглядом. С государем Владыкой Сергий встречался и на официальных приемах придворного духовенства на праздники Рождества и Пасхи. На Пасху с царем христосовались. Это был особый церемониал, который происходил во дворце в продолжении трех дней.

Князь Гавриил Константинович описывает христосование на второй день Пасхи, когда в Большой дворец пребывали депутации военных. Они подходили к Государю, останавливались и кланялись. Государь кланялся им, протягивал руку со словами «Христос воскресе!» Они отвечали «Воистину воскресе!» И Государь христосовался с ними. Они опять отвешивали поклон и шли дальше к Государине, которая стояла позади Государя в некотором отдалении и раздавала им яйца, каменные или фарфоровые. При этом ей целовали руку. Христосование продолжалось несколько часов подряд. Я все время был подле государя и, сознаюсь, порядком устал, хотя и не христосовался. Как мог он выдерживать такое с таким количеством людей?

Это было на второй день Пасхи. Накануне он тоже христосовался со множеством народа и, кажется, и на третий. Прием духовенства осуществлялся на третий день Пасхи. Как вспоминал епископ Сергий, на следствии, согласно правилам, монашеское духовенство, даже сам митрополит, с царем не христосовались. На это право было дано настоятелю Сергиевской пустыни, которым я в то время являлся. Последнюю свою встречу с царем я имел на Рождество в 1916 году, когда государь со мной беседовал довольно продолжительное время. Отношение отца Сергия к царю не изменилось, и в то время, когда компания клеветы, связанная с именем Григория Распутина, достигла своего апогея. Распутинская тема стала предметом оживленных обсуждений в светских салонах Петербурга с 1909 года.

В 1912 году была озвучена с трибуны Госдумы и, наконец, проникла в печать. Многие гнусные инсинуации о взаимоотношениях царской семьи с Распутиным широко распространялись в обществе и проникали в массы, подрывая авторитет царя и царицы у самых преданных престолу патриотов. Даже близкие родственники царя, если и не верили многим чудовищным вымыслам о поведении царя и царицы, тем не менее поддались всеобщей истерии в отношении Распутина и его вмешательства в дела государства. На самом деле Трудно сказать, имел ли Распутин влияние на политику, а вся шумиха вокруг него была, скорее всего, создана и умело направлялась антимонархическими и антироссийскими силами, и явилась одним из действенных политических инструментов неспровержения монархии. Не будь Распутина, враги царского престола, скорее всего, использовали бы другого человека, близкого царю и царской семье. Епископ Сергий на следствие Распутини твердо заявлял. В Распутинеаду я не верил. Я имел случай проверить правдоподобность тех слухов и сплетен, какие распространялись вокруг его имени и царицы.

Моим духовным сыном был коммердейнер, самого царя, прослуживший у него 24 года, некий Иван Васильевич. Однажды на исповеди я задавал ему вопрос, верно ли, что говорят о пьянстве царя Распутина и царицы. Коммердинер мне поклялся, что всё это ложь. Этого мне было достаточно. Владыка Сергий не стал более распространяться на эту тему на допросе. Между тем, это его заявление на следствие свидетельствовал не только о его преданности царю, но и о рассудительности и здравомыслии. Очевидно, он не верил чудовищным и нелепым слухам о царе и царице, но тем не менее при случае проверил их правдоподобность. Ведь у многих высокопоставленных лиц была возможность не просто проверить, а установить подлинные факты в отношении всех остальных слухов.

Однако люди предпочитали верить нелепицам. Это странное явление, этот всеобщий психоз, охвативший Россию в предреволюционные годы, объясняется целым рядом причин, но прежде всего необратимым процессом упадка монархического сознания в обществе, в результате которого был подорван авторитет царя и царской власти в целом. В том-то и была русская трагедия, что гражданский расцвет России покупался ценой отхода русского человека от царя и от церкви. Свободная Великая Россия не хотела оставаться Святой Русью. Разумная свобода превращалась и в мозгу, и в душе русского человека в высвобождение от духовной дисциплины, в охлаждение к церкви, в неуважение к царю. Царь становился с гражданским расцветом России духовно-психологически лишним. Свободной России он становился ненужным. Внутренние потребности в нем, внутренние связи должного пиетета к его власти уже не было.

И чем ближе к престолу, чем выше по лестнице культуры, благосостояния, умственного развития, тем разительной становилась духовная пропасть, раскрывавшаяся между царем и его подданными». Только этим можно объяснить вообще факт той устрашающей пустоты, которая образовалась вокруг царя с момента революции. Так писал архимандрит Константин Зайцев. Каждый действовал по своей логике, продолжал он, и имел свое понимание того, что нужно для спасения и благоденствия России. Тут могло быть много и ума, и даже государственной мудрости, но того, так сказать, мистического трепета перед царской властью и той религиозной уверенностью, что царь-помазанник несет с собой благодать Божию, от которой нельзя отпихиваться, заменяя ее своими домыслами, уже не было, это исчезло. Как иначе объяснить ещё ранее возникшее дружное сопротивление, которое вызвано было решением царя возглавить лично армию? Все думали сделать всё лучше сами, чем это способно делать царское правительство. Это надо сказать не только о земцах, которые тяготились относительно очень скромной опёкой Министерства внутренних дел, не только о кадетах, мечтавших о министерских портфелях но и о тех относительно очень правых общественных деятелях, которые входили в прогрессивный блок.

Это можно было сказать даже и о царских министрах, которые уж очень легко заключали, что они все могут сделать лучше царя». Однако, что смогли без царя сделать все эти гениальные политики и родители о счастье народном, показали дальнейшие печальные события. Как заметил Владыка Сергий на допросе Взявшее власть Временное Правительство оказалось неспособным управлять таким государством, хотя в его составе были все люди с высшим образованием. Точно так же, как и Государственная Дума, которая десять лет шумела, кричала, а ничего не сделала. А как ликовали 2 марта 1917 года? С каким восторгом вещали о начале новой эры, о великих переменах, великой свободе и будущем всеобщем народном счастье? В этом всеобщем умопомрачении лишь немногие не потеряли головы и, подобно малограмотному по светским понятиям архимандриту Сергию, понимали, или, лучше сказать, чувствовали, в какую бездну катится Россия. Факт отречения государя от престола я встретил с огромным сожалением, скорбя за помазанника Божьего, сказал владыка Сергий на допросе.

Свои взгляды он не скрывал и открыто заявлял, что без царя, помазанника Божьего, Россия не может существовать. Только он один может восстановить мир и любовь, только монархический строй может восстановить порядок в разоренной России.