32. О монашестве ⧸⧸ Свт. Иосиф Петроградский. Жизнеописание

О монашестве. Жизнь в объятиях Отца Небесного воистину – это жизнь монашеская. Монах – это очнувшийся распутный сын, для которого всё прошедшее, настоящее и будущее слилось и замерло в один нескончаемо долгий момент сладчайшего самозапвения на груди Отеческой. Вопли покаянной мольбы еще на устах, но сердце, сердце уже давно услыхало ответ и само успело ответить своим воплям, воплям счастья от исчезновения в неследимой бездне. Все прощение и милосердие Божие! Тяжкий грех нерадивого, недостойного инока не только перед Господом, но и перед обществом, на копеечки которого он живет безбедно, ест и пьет до сыта, не платя за это примерную богоугодную жизнь. Всем, которые привзывают монашествующих к служению миру обычными человеческими средствами и силами, устроение школ, больниц и т.п., не взяли ответить следующий весьма поучительную страничку Евангелия, А в дому Лазаря возлежал Спаситель, и у ног его Мария. В порыве сердечной признательности к возлюбленному учителю, столько благодетельному льёт драгоценная мира.

Поднимается знаменитый протест, начатый столь небеззнаменательной иудою. К чему такая трата? Сколько нищих можно было бы ценой этого мира облагодетельствовать? И не жестоко ли к ним то, что делается вместо этого благодеяния? Известин ответ на это Господа, которому с трепетом должно внимать каждое исполненное истинно манышеских намерений сердца. Не идейте я, но в день погребения могу. Соблюдите я. Нищие вы всегда имайте с собой, меня же не всегда имайте.

Итак, монах мы разумеем именно монаха, а не пародию на него. Есть сострадатель Господа, льющий перед ним драгоценнейшие всякого мира постоянные источники слез покаяния, умиления и умилостивления. Монах есть тот, которому сказано, остави мертвых погребсти свои мертвецы, хотя бы это был родной отец. Монах есть тот, о котором сказано, неугодно есть нам, оставившим слово Божие, служите трапезам, хотя бы это были трапезы для убогих вдовиц. Монах есть безотлучная присидящая у ног Иисуса Мария, которой ни на минуту не следует быть Марфою, служащей ни единому на потребу. Правда Господа принадлежит «Мне сотвористье, напитавшее алчущего и напоившего жаждущего». Но когда сам он, алкавший и жаждавший, возлюбил боли и усердия Марии, насыщавшей у его ног свою духовную алчбу и жажду, и упрекнул Марфу, хлопотавшую боли о телесных нуждах, то этим, думаю, отнимется всякие основания упрекать монашество за то, что оно, по идее своей, предпочитает более неотлучное внимание глаголам Господа, нежели школы и больницы, то есть заботу о телесных нуждах ближнего, имеющих безразличное отношение к его спасению. Но, может быть, это покажется жестокостью и противоречием заповеди о любви к ближним.

Да, это так и есть. Если монах неистинный, если он имеет деньги, если он имеет свободное от богомысля и молитвы время, если он сохраняет соприкосновение с миром, чего всего у совершенного инока быть не должно. В достигших совершенства иноках открывает Господь дар и служение ближнему, но это уже гораздо более совершенный дар, чем всякая земная любовь и дела человеческого милосердия. Это было именно служение спасению ближнего нравственную помощью, советами старчества в затруднительных случаях жизни, имеющих значение для спасения, и немощих душевных и телесных, в последних, опять-таки, сколько нужно это дело спасения. Но замечательно, что и здесь монах сохраняет вполне законную свободу служения Господу в целях личного своего спасения. Величайшие из подвижников тяготились также даже и таким служением ближним, как их духовная польза и спасение, его притекая во множестве к подвижнику. Они день и ночь докучали ему и разлучали его от Господа, которому безраздельно устремлена была вся душа его. Многие из подвижников положительно не выносили этого и бежали опять в леса и пустыни.

Из них многие уносили с собой даже и дар чудотворения, которым они могли оказать в живущем мире столько благ, гораздо более ценных, чем все больницы и школы мира. Упрекать ли этих святых боголюбцев в жестокости и нарушении закона любви к ближнему? Впрочем, нельзя не согласиться и с тем, что иные обязанности по отношению к ближнему монаха-постаножителя, которые ничем от мира не пользуются и не зависят, и иные монаха, окруженного миром, хотя бы и отделенного от него каменной оградой. Раз монахи позволяют, чтобы мир служил им от имени своих, долг и любви и правды требуют, чтобы и монах послужил несчастным и нуждающимся мира, все равно благотворительными ли то заведениями или частной помощью. Иначе его отношение к миру ничем не лучше будет недостойного монаха эксплуатации мира. Монах жертвовал Господу тех, кто не всегда может приходить молиться, кто не умеет как должно молиться, кто не все понимает в молитве и кто не всегда способен молиться. На монаха более всего указывает наставление Златоуста Миряна «Сотвори имя твое, знаемо, да в церкви Божия молитва за тя к Богу Якофимиам возносится, и свяща твоя всегда досветится в церкви, и просвора твоя так же». Монах именно и есть как бы постоянная благоуханная молитва Мирянина, Его свяща, всегда светящаяся за Него в Церкви, Его Просфора, за Него всегда подаемая.

Монашество есть, между прочим, сильный и молчаливый протест против развращенности, присыщенности и многомятежной суетности мира. Для силы этого протеста не нужно количество протестующих, достаточно их качественное превосходство в устроении жизни по истинно разумным и жизненно здравым началам скромности, воздержания, целомудрия и нестижания. Что худого, по-видимому, в том, если бы я на земле пожил как человек, например, в браке. Для чего это нужно — отказывать себя себе в том, в чем не отказывают миллионы людей, и в том числе множество людей достойнейших? Для чего это насилие над природой, когда полный здоровья и сил человек отказывается от счастья родительства, насилие, редко проходящее совершенно безнаказанным для физической и духовной природы человека? для засвидетельствования и лучшего удовлетворения высшей жажды человека в Боге. Безраздельно иметь Его предметом всех помышлений и попечений, жить вечную жизнью, которая поистине не начинается для девственника уже здесь, на земле, где он старается жить, как ангелы Божии на небесе. Недаром Спаситель для определения того, как живут Ангелы Божии на небесе, счел достаточно противопоставить этому в людях просто то, что они не женятся и не посягают.

Отказ от брака драгоценен как выражение того, что человеку дороги высшие интересы, не имеющие ничего общего с Землей и все полагающие за ее пределами. Я оставил в мире всё, что только может быть в нём наиболее привлекательного и способного овладевать душою и сердцем всю мою жизнь. Я запретила себе всё, что служит в нём к удовлетворению многих сильных и трудоодолимых потребностей, слабостей и влечений человеческих. Эта шерства и самоизменение могут остаться одним пустоцветом и жестоко отомстить за себя и даже допустить такое или иное возвращение всего оставленного и вычеркнутого из моего жизненного обихода. Если взамен оставленного и вычеркнутого я не заполню душу и жизнь соответствующими возвышеннейшими, с жизненнейшими привязанностями, потребностями, увлечениями, радостями и утешениями. Все это монах должен научиться находить и привыкнуть и услегать из своего монашества в самой высшей степени. Иначе недостаточно заполненная и удовлетворенная душа его больно затаскует и подвергнется страшной опасности — воззреть вспять от плуга Божия и возвратиться снова к оставленным идолам. привязанностям и наклонностям.

Итак, люби всем сердцем службы Божии, ибо они удерживают ноги Твои от бесплодного и душепагубного шатания по распутьям мира сего. Люби чтение и пение церковное так, чтобы они способны стали заменять в себе всякие концерты и развлечения. Люби все процессии, торжества и обряды церковные. Питай и услаждай ими твою душу, нуждающуюся в таком или ином удовлетворении своих эгоистичных и других способностей. С любовью неторопливо и усердно совершай и молебные пения. и панихиды, и прочие треба по нуждам и просьбам верующих и усердствующих богомольцев обители, ибо это заменяет для тебя всякую многокричащую и высящую службу миру и христианские отношения к ближнему. Научись и умей ценить всякую мелочь в обиходе монастырской жизни, все ее интересы и обычаи, все ее радости и утешения, скорби и лишения, испытания Пусть будет к ней дорого твоему сердцу все до последней щепочки и камешка на дворе обители, и тогда мир будет достаточно безопасен тебе со своими прелестями и искушениями. Жизнь монашеская и вообще строго христианская вся должна быть распределена в строгом соответствии с церковными службами, освящающими собой важнейшие времена дня и года.

Находится ли монах или христианин у службы Божьей в церкви или нет, соответствующая тому или другому времени дня службы церковная должна определять его душевное настроение, и молитвенные чувства, и всю жизнь души. Это замечательно подготовляет его жизнь и к душеполезному пребыванию в Храме Божьем и сообщает его жизни лучше распределения и строя. Службы церковные не являются для него отрывочными вторжениями в его спокойное течение жизни и нарушениями, последними перерывами и вообще сторонним чем-то, для чего надо особо подготовлять душу, приспособлять ее, изменять, утруждать. Нет, эти службы должны быть естественным звеном, соединяющим его дневное настроение и содержание души в одно стройное, благодатное, разумное целое. Эти службы должны быть периодическими, соответствующими важнейшими моментами дня и завершениями молитвенных бесед души с Богом, удовлетворениями его душевной жажды Богу, влечения к Нему и устремления к Нему всех сил души и сердца. Грустишь ли ты, монах, что много времени уходят на дела служения и попечения о временном благе ближнего в ущерб якобы более важному делу спасения души своей, но в таком случае почему же в свободное это время не займёшься, как следует, делом своего спасения? Очевидно, тут не ближний виноват, а сам ты со своей вялой, расслабленной, ленивой, холодной, бесчувственной натурой. Не извиняйся делами в том, что страдает твое служение Богу.

Ведь и во время всякого дела монах может пребывать в Боге и молитве, и если не пребывает, это очевидный признак, что и вообще на молитве душою своей он не в силах удерживаться под ножей Божьей, во внутреннее созерцание присутствия и величия его. Спорят о том, какое монашество лучше, деятельное или созерцательное. Нельзя решить этого вопроса, не примеряясь к живой душе, способной вмещать более то или другое. Нельзя устанавливать тут никакой классификации, которая потом и подводит живых людей, требуя от них обязательно того, что делают другие. Господь каждому дает свою меру и свой путь, и способ угождения и служения ему. Случается благодать Божия, свивая себе гнездышко и в черствах сердца. Я видела таких, которые приходили в монастырь без особенной охоты и способности к жизни монашеской, но мало-помалу втягивались в нее и становились исправными и не последними монахами. Истинно Господь всех призывает к себе, и силен перерождать самих волков в ангцев кротких.

То самое, что мы, нынешние монахи, пребываем окружаемыми со всех сторон миром, служит не только к нашему недостаточности и, может быть, к осуждению, но и к нашему оправданию и, может быть, приобретению. Переживая от мира скорби, каких не знали совершенно, прекратившие общение с ним, мы восполняем ими лишение и отчасти подвиги и терпение пустынников. Нет хода бездобра и здесь. В пример и укор современным монахам обыкновенно любят указывать на древних пустынников и отшельников, с их суровыми правилами, уставами и взглядами на жизнь. Да, в пустынях Египта можно было жить по тем суровым правилам. можно было не заботиться ни о чём, живя на открытом воздухе, под всегда тёплым небом, финиковыми пальмами, всегда плодоносными, дававшими и пищу, и одежду, если она была нужна тамошним пустынникам. Но ведь всё это и многое другое не столь применимо для наших условий. Очевидно, и требования к современному нашему монашеству должны быть значительно иные.

Минимум потребностей и забот о себе и своих временных и суетных удобствах — вот мера жизни монаха наших условий. Живя так, он и при этих своих условиях может достигать меру возраста истинного монаха, который, конечно, везде и всегда, прежде всего и более всего, должен быть истинным христианином по своему настроению и делам. Говорят нынешние монахи плохи. А отчего они плохи? Да от того, что прежде все мы стали плохи. Яблочко от яблони недалеко падает. Каково древо, таковы и плоды. Общество древо, мы плоды.

Древо плохо, и плоды таковы. Нам будет плохо, и древу несладко. Помяните смоковницу евангельскую.