303. В непостижимый вшед мрак — из канона святителю Григорию Богослову. (2024.04.21)
Спрашивают об одном, как кажется, малопонятном тропаре из канона Григория Богослову. Он касается того, откуда у нас вообще могут быть богословские знания. Но, конечно, всё это применительно к самому Григорию Богослову говорится. Я сейчас прочитаю и попытаюсь объяснить, что в нём такого общезначимого. Ну и вообще, что просто значат слова. «В непостижимый вшед мрак, и, якой из пещеры каменной узре в заднее, срастворенное вещественное невещественному естеству, и не слитного смешения, был я сисказатель». Вот здесь обычная проблема, которую многие люди считают проблемой непонятности церковнославянского языка. Здесь, если это перевести на русский, то останется точно так же непонятно тем, кому это было непонятно.
А с другой стороны, плохого знания церковнославянского достаточно, чтобы это понять, если ты понимаешь, откуда эти цитаты. Дело в том, что церковный текст работает не как просто текст, а как выражает по-современному, как текст с гиперлинками, на который надо кликать, и он выводит на другие сайты, и там ты узнаёшь много нового, даже через такой маленький текст. Потому что это ещё не только раннехристианская, но и еврейская такая, такой способ экзегеза, когда даются маленькие цитаты, которых достаточно, чтобы человек, находящийся в теме, так сказать, чтобы он их узнал, и в него вызывает ассоциативный ряд, в который входят эти цитаты, в которые входит то, что не было названо. Поэтому это очень компактный способ дать ссылку сразу на большой сайт через несколько подчёркнутых слов. Итак, какие здесь ссылки? И всё это, кстати, такая литература, которую монашества ещё должны знать. Прежде всего, «в непостижимый вшед мрак». Что такое «непостижимый мрак»?
Сами эти выражения из Дионисия Ореопагита. В одном из посланий он говорит «Божественный мрак есть неприступный свет, которым благоволил Бог жития». Дальше, собственно, таинственное богословие, когда Бог открывается, наконец, тому, кто Его взыскал. Это сразу видение света, но свет в то же время является и мраком. Мраком в том смысле, что вещественными глазами в нём ничего не видно, а свет в том смысле, что вещественными глазами в нём становится видно, когда они преображаются через соединение с Богом. Но, в свою очередь, то, что пишет Дионисий Ореопагит, вот это про божественный мрак и свет, которое одно и то же, и в котором получается общение с Божеством, из которого почерпнул то, что рассказал нам Григорий Богослов, это само по себе является отсылкой к книге «Исход», где столб огненный и столб облачный, который днём был как облачный, то есть на фоне земного света он как мрак, на фоне земной тьмы ночью он как свет, он выводил Израиль, куда выводил? В землю обетованную, собственно говоря, и тоже был откровением Божьим. Поэтому уже ссылка на Дионисий Ореопагит, она такая, как минимум двухэтажная, потому что дальше она ведёт к книге «Исход».
И то, что он говорит дальше, это как раз продолжает прямо книга «Исход». Только другой теперь момент. «Яко из пещеры каменное озрев заднее». Ну, «заднее» здесь даже не сказано, кого он увидел сзади, глядя как из пещеры каменной. А мы вспоминаем, как Моисей прятался за камнем для того, чтобы увидеть Бога, но заранее было ему сказано, что он увидит Бога только сзади. «Ты увидишь и заднее моя». То есть речь, конечно, о том, чтобы увидеть Бога. Здесь не сказано, кого он увидел сзади, потому что все вспоминают книгу «Исход», а это Паримия даже, которая часто читается за церковным богослужением.
Ну, не так редко, скажем, читается. Поэтому все вспоминают, о чём речь. То есть опять на другой лад, но тоже на основе видения Моисея в книге «Исход». Я думаю, что здесь имелось в виду ещё не в последнюю очередь, не только кроме Дионисия Реопагита, книга Григория Низкого «О жизни Моисея». Это написано в кругу Григория Богослова и, надо сказать, младшим братом его ближайшего друга Василия Великого. И вот поэтому для них, конечно, жизнь Моисея была очень важным образцом. И вот как Моисей получил откровение, так же получил откровение Григорий Богослов, который, ну и другие святые отцы, конечно, добавим, которые дальше нам об этом рассказывают. А вот дальше этот текст говорит о теме, на которую было это откровение, о Христе.
«Срастворенное вещественное невещественному естеству». Это был естисказатель чего? «Срастворенное вещественное невещественному естеству и неслитного смешения». Был естисказатель. «Вещественное естество», то есть человеческое, «Срастворенное невещественному естеству». «Срастворение» это, по-нашему можно перевести на русский язык «растворение», как вот вино с водой. И этот образ в IV веке был совершенно нормальным. Григорий Богослов его употреблял в своих сочинениях, поэтому он возник и в этом более позднем каноне, который, наверное, IX века.
И он означает, что божество с человечеством соединилось так, как вино с водой. Но поскольку позднее этот образ стал предметом для некоторых злоупотреблений монофизических, то нужны какие-то еще оговорки. Вот здесь они как раз и сделаны. И не слитного смешения было естисказатель. Что такое не слитное смешение? Смешение – это как вино с водой смешалось, оно всегда слитное. А если не слитное, то значит и нет смешения. Как, например, масло с водой.
Их соединить, они не смешаются. А здесь смешение, но не слитное. То есть это вот такое противоречие прямо в самом объекте. И это и есть образ сочетания божества и человечества. Да, оно по степени взаимопроникновения сопоставимо с тем, как вино с водой соединяется. Поэтому мы говорим смешение. Но в то же время, в отличие от настоящих вина и воды, не происходит образования какого-то нового раствора единого. Единая природа Бога слова воплощенная, как говорят монофизиты.
А две природы остаются, каждая сама по себе. Божественная остаётся божественной, человеческая – человеческой, и не появляется какой-то новой богочеловеческой природы. И вот поэтому смешение называется не слитным. Неслитными смешения, естественно, не бывают. Все смешения бывают слитными в обычном мире. Но вот здесь как раз это необычное, потому что в воплощении Божия, в воплощении Христова, оно и не может быть обычным. Так что всё правильно. И вот эта необычная и непонятная для человеческого ума мысль, то есть человеческий ум просто может правильно себе объяснить, как именно она ему непонятна.
Это и было главным в учении Григория Богослова, которое он почерпнул вот таким образом. Итак, для того, чтобы понимать церковное богослужение, нужно, конечно, читать церковные книги. Это особенно относится к монахам. Нужно, конечно же, читать близко и по возможности понимать Дионисию Ареопагиту. И более-менее помнить ближе к тексту его слова. А с другой стороны, надо, конечно, и «Жизнь Моисея» Григория Низкого нехода почитать. Но кто не может почитать эти книги, вот по таким вот текстам он как бы самое главное из них всё-таки ухватывает и узнаёт.