3. Введение. Обзор спора об имени Божием ⧸⧸ Антоний Булатович. Оправдание веры

Введение Краткий обзор спора об имени Божием по догматической его стороне. Тяжело и грустно становится на душе, когда представишь себе, как кристаллически чистые истины, истины божественные, затмеваются ухищрениями лжеименного знания, как кичливый разум, пытливо подвергая своему анализу истины веры, искажает и отдаляет их от того чистого источника воды живой, на который Христос указывал жене Самарянки. Но не одолеют врата Адовы Церкви Христовой. Этими словами один Иерей Божий высказывает свои чувства, навеянные Ему архиерейским служением в Неделю Православия. Этими словами воспользуемся и мы, дабы выразить наши чувства по поводу всего того, что напечатано было господином Троицким в ряде статей, помещенных в церковных ведомостях об имени Божьем. Всем памятно известны громкие события на Святой Горе, которыми сопровождался возникший там догматический спор об имени Божьем. Но весьма мало кто имеет верное представление о догматической сущности этого спора. Поэтому сделаем краткий обзор его прежде, нежели обратимся к предмету нашего исследования.

Камнем преткновения и соблазна послужили слова преснопамятного отца Иоанна Кронштадтского, повторенные схемонахом Иларионом в книге «На горах Кавказа», в которой он, излагая святоотеческое учение о молитве Иисусовой, исповедует, что основанием сей молитвы служит вера в божественную силу имени Иисуса Христа, которой есть Сам Бог. И поэтому на имя Иисусова в молитве Иисусовой надо смотреть как на самого Бога, или как бы на самого Бога. Ибо Господь Иисус Христос присутствует в имени Своем. И поэтому имя Иисусова есть божественная сила, способная по свидетельству святых отцов очищать сердца и утолять страсти. Такое понимание имени Иисуса Христа дало повод некоторым афонским инокам, рационалистически настроенным, интеллигентствующий ум которых привык отвлекать слово от дела, и имя Божие в молитве от самого Бога, понять слова эти сам Бог в смысле обожествления слова Иисус, взятого в отвлеченности своей. Понять их в смысле обожествления самого произношения имени Иисус. Усмотрев в этом обожествление тварей, пантеизм, эти интеллигенты сочли своим долгом вооружиться письменно и словесно против высказанного отцом Иларионом мнения и в то же время начали убеждать пустынников, делателей Иисусовой молитвы, что действенность ее зависит якобы только от степени веры молящегося и что исповедуемое в молитве Иисусово имя совершенно бездейственно. но служит лишь номинальным посредством для молитвы.

И что поэтому называть имя Божие и имя Иисуса Христа самим Богом, как то делает отец Иларион, совершенно недопустимо и есть якобы новоизмышленная ересь. Однако иноки совершенно не согласились с этими мнениями, ибо в книге отца Илариона они нашли не новое, но давно им известное светоатическое учение о молитве и об имени Иисусовом. которое отец Иларион только более ясно изложил, объединив воедино всё то, что высказывали разные святые отцы в добротолюбии и что писали новейшие делатели Иисусовой молитвы, как, например, преснопамятный епископ Игнатий Брянчанинов и отец Иоанн Кронштадтский. Тезис «Имя Божие – сам Бог» они совсем не в том смысле понимали, как его поняли афонские интеллигенты. которые нашли в этом обожествление звуков. Этого у них и в мыслях не было, чтобы обожествлять имя в обособлении от Бога, или называть Богом тварные буквы и звуки. Но они это понимали в смысле присутствия призываемого Иисуса в призываемом имени Его. Понимали это в смысле субъективной невозможности для призывающего разделять призываемое лицо от Его имени.

психофизическом акте именования. Так, понимая недопустимость для молящегося отделять в молитве Бога от призываемого имени Его, они выражали это словами, что Бог неотделимо присутствует в имени Своем. Но иноки-рационалисты и тут не поняли иноков-мистиков и перетолковали понимание неотделимости субъективной в смысле утверждения у невозможности вообще переменить имени у вещества или существа, то есть в смысле неотделимости объективной. И нашли это нелепым. Защищали также иноки-простецы и реальную святыню, и божественную природу имени Божьего, и имени Иисуса Христа. Иисус по объективной его стороне и возмущались тем, что иноки-рационалисты называли это имя номинальностью то есть чем-то несущим и святыни в себе не имеющим. Возмущались также иноки тем, что рационалисты афонские отвергали и божественную силу имени Господня, и действенность Его в чудесах и таинствах. Поэтому, когда имяславцы услыхали из уст афонитов, имя борцев, такое неприемлемое для себя новое учение, в особенности же, когда они сверх того от некоторых из них услыхали, что не только имя Иисуса не Бог, но еще и что Иисус не Бог, а только Бога-человек, то они стали относиться к имиборцам как к великим еретикам и стали чуждаться всякого духовного общения с ними.

Таким образом, начавшийся спор сразу принял весьма острый характер. Простецы, из коих некоторые были весьма начитанными в святоотеческой литературе, стали находить у святых отцов подтверждение своим мнением, но противники их не замолкали перед авторитетом святых отцов, возражая, что и святые отцы якобы ошибались. В увлечении спора, желая доказать, что имя Иисусова отделимо от Иисуса, и несть Бог Некоторые имиборцы прибегали к следующим хульным выходкам. Они писали имя Иисусова на бумажке и рвали ее. Или клали в карман, или бросали на землю, говоря «Вот твой Бог, я его в карман положил» и тому подобное. Но это еще более обострило спор, ибо справедливо возмутило имиславцев, или, как их тогда прозвали имиборцы, иисусиан. или Иисусиков, которые увидели в этом заведомое глумление над именем Иисуса Христа, ибо о Его имени был спор, а не о безотносительном, никому не принадлежащем имени Иисус. Наконец, имиборцы, желая уничижить имя Иисус в сравнении с прочими именованиями Иисуса Христа, стали утверждать, что это есть имя, относящееся только к человеческому естеству Имя человеческое, принятое Господом лишь сравнительно недавно, при воплощении, и посему есть якобы менее божественно других имен, причем и принял его Господь лишь ради необходимости иметь какое-либо имя в человечестве.

Но простецы, найдя у святого Дмитрия Ростовского свидетельство о том, что имя Иисус от предвечного совета предписано и доселе на небесах было хранимо, не согласились с таким уничижением имени Иисус в сравнении с прочими именами Его, признаваемыми имя-борцами в противоположность имени Иисус предвечными. И в ответ на это утверждали, что все имена Господа Иисуса и все имена Божии равны, все одинаково предвечны. Отрицали имиборцы и божественную силу имени Иисуса Христа. И когда имиславцы приводили имиборцам свидетельства евангельские о том, что Господь заповедал изгонять бесов Его именем, что апостолы творили чудеса Его именем, как то ясно видно из деяний и из Евангелия, но те возражали. Чудеса творил сам Иисус Христос, а не имя Его. Глумились имиборцы над имиславцами, говоря Четвертую ипостась нашли, и даже четвертого Бога нашли. На что имиславцы возражали. У нас не четыре Бога, а один, и имя Иисусова за особую ипостась мы не признаем, но веруем, что оно неотделимо от Господа Иисуса.

Некоторые имиборцы говорили даже так. Иисус не Бог, Христос Бог. Имиборцы стали клеветать на имиславцев. перед влиятельными церковными лицами, обвиняя их в обожествлении имени Господня, то есть самих звуков и букв Его имени, взятого в отвлеченности своей. Игумены же, увидев, что церковные, властные лица стали на сторону имя борцов, начали употреблять против имя славцев Сначала только в скиту Фиваиди, а потом и в монастырях в Пантелеимоновском и Андреевском строгие репрессивные меры и сами начали высказывать перед братьей уничижительные об имени Господнем мнения. Отчего спор еще более обострился, и дело дошло до того, что в Андреевском скиту братья стало смотреть на своего игумена, как на еретика. Наконец сменила его, а когда он отказался повиноваться братскому решению и отказался передать свой игуменский посох, печать и перейти в другую келью, то его выдворили изоной силою. Тогда иноки Андреевские приняли следующее исповедание, которое вместе с донесением о причине смены своего игумена сообщили церковным властям «Верую и исповедую, что имя Божие и имя Господа Иисуса Христа само по себе неотделимо от Бога и есть Сам Бог, как то многие святые отцы исповедовали».

Это исповедание было тоже понята церковной властью превратна, а именно в смысле слияния существа Божьего с именем Его. Против имяславцев нагромождался ими борцами целый ряд обвинений. Вы сливаете сущность Божью с именем Его. Вы перевоплощаете Бога в имя Его. Вы учите, что причастие есть то же, что имя. У вас имя Иисус есть магическое средство. Это хлыстовская вера. и тому подобное.

Главными противниками книги отца Иллариона были власти Пантелеймоновского монастыря, у которых, независимо от богословских причин, были свои особые причины, заставляющие их преследовать книгу на горах Кавказа, и они начали домогаться запрещения её патриархам. Главным аргументом необходимости запрещения выставлялось что эта книга осуждена таким авторитетом русской церкви, как Антоний Храповицкий, как вредная и опасная, которой уже многие якобы прелестились на Афоне. При этом намекалось патриарху на то, что ему следовало бы принять меры против этой книги ради сохранения добрых отношений с русскими церковными властями. которые в лице архиепископа Антония тоже возбудили вопрос о запрещении книги на горах Кавказа в России. Заметим здесь, что тот же самый аргумент выставлялся имиборцами впоследствии в России, ибо они, домогаясь в Святейшем Синоде осуждения книги отца Илариона и имибожников, указывали на необходимость этого для избежания раздора с греческой Наконец последовал спешный разбор спора халкинской школой в Царьграде, и греческие богословы вынесли приговор, что учение имяславцев пахнет пантеизмом, что дало основание патриарху признать исповедание имяславцев нетерпимую ересью. Спор перешел затем и в Россию. В русском иноке напечатана была та самая рецензия схемонаха Хрисанфа на книгу отца Илариона, в которой высказывались те главные положения ими борцов, которые так возмутили духовное чувство иноков. Это подвигло нас тоже взяться за перо и написать в ответ на уничижение отцом Хрисанфом имени Иисуса апологию веры во имя Божие и имя Иисуса.

Мы не считали себя вправе промолчать перед таким нестерпимым для нашего духовного чувства уничижением имени Иисуса. Тем более, что пресловутая рецензия не только была в русском иноке напечатана, но и весьма одобрена. Об афонском споре сообщались в русском иноке ложные сведения, составленные афонскими имяборцами, и всему читающему русскому монашеству предлагались заведомо неправославные мнения имяборцев. Так, в номере 10, десятом писалось Самое имя Иисус не есть Бог, ибо Иисусами именовались и Иисус Новин, и Иисус сын Сирахов, и первосвященник сын Иосидеков. Неужели они тоже Боги? В номере 15 было написано, что если допустить веру во имя Иисуса Христа как в самого Бога, то это будет на руку одним только хлыстам, ибо они тогда назовут какого-нибудь мужика Иисусом а бабу-богородицей и станут ему поклоняться, как самому Иисусу, и, наконец, сваливаться в свальном грехе. Усмотрев аналогичность мнения имиборцев с мнением Варлаама, который отрицал, во-первых, божество того созерцательного света, которого сподоблялись афонские безмолвники во время делания Иисусовой молитвы, и видя вообще сходство нынешнего спора за имя Господня со спором между святителем Григорием Паломой и Варлаамом за божество энергии Божией и в том числе фаворского света и вообще всякого божественного озарения. Мы стали обвинять наших противников в Варлаамитстве.

Основываясь на пятом определении Константинопольского собора 1351 года, которое гласит «Тем, которые мудрствуют и говорят что имя Бог выражает только существо божественное, и не исповедуют по богодухновенному и церковному мудрованию святых, что именем Бог означаются равным образом и божественные действия, анафема. Мы стали требовать признания за божество наравне с фаворским светом и фаворского именования. Ты, Иси, сын мой возлюбленный, И, развивая это положение, требовали признания за Божественную энергию и всех богооткровенных глаголов евангельских, и в том числе и имен Божьих и имени Иисус. Но противники возразили на это, что на слова Евангелия нельзя смотреть, как на живое Слово Божие, ибо если во устах Бога, глаголовшего на фаворе, эти слова были Его деятельностью, то воспринятые в память апостолами и передаваемые имя другим, они перестали быть таковою и соделались энергию их собственную. В этих словах мы усмотрели отрицание богодухновенности, живости и действенности глаголов Святого Писания. Не согласились мы и с признанием нашими противниками имени Божия только святым наравне с иконами, ибо в катехизисе ясно сказано, что имя Божие свято само в себе. Не согласились мы также и с мнением, что имя Божие недейственно в таинствах, и что таинства деются якобы независимо от имени Господня и только по молитве и вере Церкви, ибо у святого Иоанна Златоуста ясно сказано, что именем Божиим освящаемся мы в таинствах. Также и в Катехизисе об освящении воды в купеле Крещения сказано, что она освящается именем Иисуса Христа и силою Креста.

Указывали мы нашим противникам на многочисленные подтверждения нашего понимания Церковью в богослужебных книгах, в особенности же в Акафисте сладчайшему Иисусу. Но противники не находили эти свидетельства для себя обязательными и относили их к области церковной поэзии. Но такое приравнивание церковной истины к мирской поэзии, допускающей ради прекраса разные извращения и преувеличения мы считаем совершенно недопустимым, ибо песнопения нашей Церкви написаны святыми, которые ради поэтической прекрасы отнюдь не дерзнули бы попирать догматические истины. К области поэзии отнесли ими борцы и то тайноводственное свидетельство святого Григория Синаита «Молитва есть Бог, действуй вся во всех», которое так опровергало мнение ими борцев. Наконец последовала всем известная миссия архиепископа Никона на Афонскую гору, которая потребовала тамиславцев безусловного согласия со всеми вышеизложенными мнениями, столь неприемлемые для их духовного чувства. Те отказались сделать это, за что были подвергнуты всем известной экзекуции и изгнанию со Святой горы. В России главные представители имя божников в числе 25 были преданы духовному суду в Москве при синодальной конторе по обвинению их в имя Божие, но на этом суде и иерархи, найдя в исповеданиях имяславцев ясные доказательства того, что имя Божие, называемое ими Богом и самим Богом, понимается ими в смысле неотделимости призывания от призываемого, а не в смысле обожествления тварных элементов имен Найдя, что исповедание Божества и Божественной силы имени Господня основывается имяславцами не на собственных измышлениях их разума, а на словах Святых Отцов и Писания, наконец, найдя в исповедании имяславцев такое категорическое заявление, повторяю, что, именуя имя Божие и имя Иисусова Богом и Самим Богом, я чужд, как почитание имени Божия за сущность так и почитание имени Божия отдельно от самого Бога, как какое-то особое божество, так и обожение самих букв и звуков и случайных мыслей о Боге. Иерархи вынесли обвиняемым оправдательный приговор, что никаких оснований к отступлению, то есть отложившихся, было от всякого духовного общения со Святым Синодом ради высказанных в синодальном послании от 18 мая 1913 года тезисов и не явившихся в суд, ради учения об именах Божьих от Православной Церкви не имеется.

Обвинявшиеся были приняты снова в церковное общение, а вскоре было разрешено имеющим священный сан и священнослужение, и дело как бы уладилось. Однако богословский спор не мог на этом закончиться, Ибо если виною спора в значительной степени было взаимное непонимание спорящихся, то, с другой стороны, причиной этого взаимного непонимания было не случайное недоразумение, но некая органическая разница веры тех и других в призывании имени Господня. Эта же органическая разница веры была причиной и прежде бывших богословских споров между арианами и православными между иконоборцами и почитателями икон и прочее. Почему, например, иконоборцы заподозрили почитатели святых икон в том, что они поклоняются иконам в отвлечении их якобы от первообразного? Да потому, что для их осуетившегося ума икона перестала напоминать первообразного. Их рассеянный ум и хладное сердце останавливались на веществе иконы, на несовершенствах письма, И, относясь так к иконам, они не понимали, что почитатели не отделяют в своем чувстве образа от первообразного, и соблазнялись чистым поклонением лобызавшим чистым сердцем в иконе самого первообразного. Как посягательство на честь иконы вызвало первоначально нестерпимое негодование в почитателях святых икон, которые, например, выразилось в том, что торговки на базаре в Константинополе свергли с лестницы солдат, посланных снять крест с колонны. В ответ на что последовало массовое избиение православных в городе.

Так и ныне уничижение афонитами на Афоне имени Иисуса вызвало такое негодование иноков, что они силою выдворили своего игумена, хотя по природе были весьма кротки и не злобивы. Такая же органическая разница во внутреннем веровании спорящих видится и в данном споре. У одних мы видим преобладание деятельностью ума над деятельностью сердца и навык отделять в сердечном своем чувстве призывание от призываемого. У одних видится столь живая вера в близость к ним Господа, что имя его и он сам в сердце совпадают до неотделимости. У других же Бог представляется где-то в некотором отдалении от своего призывания. У одних так горяча любовь к Иисусу, что охватывает собой и все, принадлежащее Ему. У других же охлаждение любви к Иисусу делает их нечувствительными к имени Его. У одних видится вера в действенность молитвенных слов и имени.

У других же действенность призываемых имен и произносимых в молитве слов подвержена сомнению. Одними имя Божие исконнее принималось за реальность, а другими за номинальность. У одной стороны тяготение к востоку, у других к западу. В лице господина Троицкого афониты, противники божественного достоинства и божественной силы имени Господня, приобрели себе наиболее искусного и научного выразителя и защитника их мнений. Будучи одним из деятельнейших участников карательной афонской экспедиции, он по возвращении взял на себя труд быть обвинителем, имя божников и имя Божие, перед судом церковно-общественного мнения. И увлекшись своей духовно-прокурорской ролью, он сошел с того пьедестала беспристрастия, на котором он до известной степени стоял до своей поездки на Афон. Благодаря этому в порыве преследования имибожников он предал забвению те положения имибожников, которые он раньше разделял, и стал проводить в своих последующих сочинениях ту мысль, что имибожники – суть крайне опасной еретики, которых следует преследовать и церковным судом, вплоть до отлучения от церкви включительно, и государственной властью, и тому подобное. Таким образом, что в понимании имяславцев было для него первоначально ясным, сделалось потом непонятным.

Я помню, при первых беседах со мной, когда, познакомившись со мной случайно, он просил объяснить ему сущность нашего спора, он, познакомившись с образом наших мыслей и с пониманием нами тезиса «Имя Божие сам Бог», сказал «Да, конечно, психофизически это так. Это было сказано при свидетелях. В своем докладе Святейшему Синоду он согласился с основанной нашей мыслью, что Имя Божие, понимаемое в смысле Божественного Откровения, есть Божество. Но по возвращении Сафона его мысль приняла другой уклон и в целом ряде статей, напечатанных в церковных ведомостях за 1913 и 1914 годы он поставил себе целью окончательно очернить имя божников и имя Божие перед судом церковно-общественного мнения, не жалея для этого красок и не стесняясь в полемических для этого приемах. Но мы не намерены здесь оправдаться в том, в чем он лично очернил нас, ибо это в свое время сделает беспристрастная Не будем также опровергать его тщетных усилий доказать, будто мы на самом деле обожествляем само дварное имя, ибо лучшим опровержением этого служат оправдания нас на духовном суде и подлинные наши сочинения. Но мы считаем долгом, во-первых, выступить с возражением против обвинения нас в явномянстве и с опровержением доказательств господина Троицкого, будто святой Григорий низкий является обличителем нашего зловерия. А во-вторых, мы желаем показать, на каком незыблемом камне святого писания и предания основаны наши положения. Суд церковно-общественного мнения выслушал пока только обвинителя.

И доселе находится под впечатлением его, хотя искусной, но неправдивой речи. Пусть же выслушает ныне и убогого и неискусного в слове защитника божественного достоинства имени Господня и непобедимой, непостижимой, непостижимой божественной силы Его. Услышит тебя Господь в день печали, защитит тебя имя Бога Яковля. Сие на колесницах и сие на конях, мы же его имя Господа Бога Нашего призовем. Те из пяти, быше и подоше, мы же восстахом Исправихумся.