3. Вопрос старого стиля ⧸⧸ Александр Каломирос. Против ложного единения

Александр Коломирос. Против ложного единения. Часть первая, глава девятая. Вопрос старого стиля. В этой атмосфере вырождения в результате давления со стороны государства греческая Церковь неожиданно сделала первый шаг навстречу Папе, приняла папский календарь. К несчастью, очень немногие поняли значение этого вопроса старого стиля, как его называют. Большинство приписывают сопротивление старостильников узости мышления необразованных людей. Это является еще одним признаком глубокого презрения, которое самодовольные образованные люди питали к неучам.

Но чтобы противостать так, как они это сделали, эти неучи должны были иметь религиозную ревность, а что они еще имели кроме этого? И духовную озабоченность, столь редко встречающуюся среди безразличных к истине масс, которые, не понимая истинного значения проблемы, последовали за большинством иерархов. Ни один из просвещенных богословов и их последователей не проявил какого-либо признака скорби по поводу разделения Греческой Церкви. Ни один из них не искал ответа на скорбные вопли, с которыми вызывали тысячи верующих к ним. На их стороне было большинство, и эта многочисленность всегда поддерживала в них чувство безопасности. На самом же деле, они даже и не имели большинства на своей стороне. Потому что, хотя старостильников насчитывалось всего лишь несколько тысяч, по сравнению с миллионами последователей нового стиля, эти немногие тысячи были тысячами верующих, страждающих за Церковь, тогда как среди миллионов безразличных материалистов и атеистов, кои были последователями нового стиля. Вряд ли можно было насчитать несколько тысяч истинно верующих людей.

Они лишь глумились над этими бесхитростными новыми исповедниками православия, упрекая их в том, что те отказываются отбросить суеверие и исправить свой неточный календарь. Но вопрос заключался не в этом. Старостильников неоправданно обвиняли в борьбе за календарь. Вопрос был не в том, который из двух календарей точен. Известно, что оба они неточны. Ни старостильники не настаивали на старом календаре, ни новостильники не выдвигали новый календарь по причине астрономической его точности. Причина, вызвавшая решение ввести в Греции новый стиль, не была ни астрономической, ни богословской. Просто здесь произошла одна из многих капитуляций, порабощенной государством иерархии, пред своим господином, который просил этого от них для упрощения своего делопроизводства.

А вот причина отказа старостильников подчиниться очень даже имела богословское обоснование и происходила из глубоко церковного сознания. В самом деле, литургическое единство церкви было поставлено под угрозу в угоду политическим интересам. За изменением календаря последовало разрушение литургического согласия между греческой церковью и другими православными церквами, которые придерживаются старого стиля до наших дней. И это не было только вопросом дисгармонии в литургической жизни Церкви воинствующей. Неразрывность литургической жизни Церкви воинствующей и Церкви торжествующей также была нарушена. Когда в Греции колокола созывают верующих храм на празднование Рождества Христова и певчие радостно воспевают «Христос рождается, славите!», миллионы наших православных братьев в остальном мире и на Святой Горе еще соблюдают рождественский пост. Они не слышат звонок колоколов и не поют с нами радостные рождественские песнопения. Можно ли представить себе что-либо худшее для Церкви, чем такое нарушение литургической гармонии, которая духовно отдалила нас не только от других православных, но и от всех православных, бывших прежде нас, от торжествующей Церкви тех, кто упокоился во Христе, и от святых, праздновавших и служивших литургию согласно старому календарю, который мы отвергли?

Сколько усилий наших отцов, сколько соборов потребовалось, чтобы установить праздничный календарь, и всё это для того, чтобы между христианскими церквами была литургическая гармония, потому что эта гармония и согласие выражают внутреннее литургическое единство Церкви. Это то, что делает Церковь зримо единой, несмотря на существование множества поместных церквей. Единство Церкви образовано не так, как думает Папа, с жесткой дисциплиной и послушанием предписанной иерархии во главе с одним лицом, который объявляет себя наместником Христа на земле. Единство Церкви образовано таинством причастия тела и крови Христовых. Каждый Церковь, где совершается святая Евхаристия, где верующие собраны в одном месте, вмещает весь образ единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. что соделывает различные приходы членами одного тела и что объединяет в одном теле различные епархии, таинство причастия всех тела и крови Христовых во Святом Духе и Истине. Таким образом, единство Церкви есть некий мистический обруч, выковываемый во время свершения Святой Евхаристии, когда верующие причащаются тела и крови Христовых. Христиане составляют одно тело, живущие на земле сегодня и жившие прежде нас в веках минувших.

а также те, кому еще предстоит жить в веках будущих. И это потому, что у нас один корень – тело Христовое, один хлеб, и мы многие одно тело, ибо все причащаемся от одного хлеба. Следовательно, единство Церкви – это единство не административное, не дисциплинарное, не организационное, а литургическое. Вот почему праздничный календарь столь важен. Единство, проистекающее из Святой Евхаристии, Единой Веры и Единого Крещения перестает проявляться внешне там, где имеет место литургическая анархия. Форма и словесное содержание литургии предназначены для того, чтобы все церкви могли совершать богослужения одинаково. и богослужебные книги на каждый месяц менее содержат ежедневные песнопения в память святых данного дня и определенные гласы для каждого празднуемого в этот день святого. Таким образом, у литургической гармонии нет ни строения, ни разрывов.

Даже песнопения и иконография, называемые литургическими искусствами, созданы так, что ни иконописец, ни певчий не могут писать икону или петь, следуя своему собственному воображению, но вынуждены приспосабливать свое умение и способности к законам строжайшего духовного реализма. Точно так же и календарь праздников был составлен так, чтобы ни один священник не мог бы праздновать священные дни, как ему хочется, но так, чтобы сохранялась вся полнота молитвенного общения всех верующих на земле. Итак, что делает художник, когда пишет иконы для церкви по своему собственному вкусу, презирая предание? Что делает певчий, когда расстраивает литургическую гармонию в церкви, занимаясь оперным пением вместо псалмопения? Примерно то же творят и греческие иерархии, нарушая литургическую гармонию православной церкви, решением следовать Греции праздничному календарю, отличному от того, которому следуют остальные православные церкви и святая гора Афон. Таким образом, на Святой Горе празднуются другие святые и поются другие песнопения, чем в Фессалониках. Преображения Господня празднуются в Афинах в один день, а в Иерусалиме, на Синае и в Москве – в другой. Из-за территориальной удаленности в Греции трудно постигнуть эту трагедию дисгармонии.

Но как болезнен воспринимается она, когда приезжаешь в Европу и видишь, как по соседству, в одном и том же городе, русские празднуют один праздник, а греки другой? Или когда приходится слышать, как колокола греческого храма призывают верующих в то время, когда колокола русского храма безмолвствуют? Тогда спрашиваешь себя, а обе ли эти церкви православные? В Греции еще не осознали, насколько серьезен компромисс с элементами мира сего, и насколько серьезным ударом для Церкви явилось упразднение старого календаря в пользу нового. И даже если кто-то и понял это, у них не хватило смелости встать во весь рост и возгласить истину. Ни один из мудрых и сильных мира сего не нашел слов протеста. В результате еще раз было явлено, что немощная мира избрал Бог, чтобы посрамить сильные, и что Бог избрал немудрые мира, чтобы посрамить мудрых, потому что там, где мудрые молча приняли новшество, немудрые верующие пробудились. Они не говорили немудрое, как неразумные мудрецы мира сего.

Они не подстраивались под астрономические теории и математические расчеты, но выступили во имя предания, которое, как они осознавали, было чем-то святым, что нельзя попирать в угоду науке, постоянно отрицающей свои собственные теории, или в угоду политическим и экономическим интересам страны. Но последователи мудрых мира сего считают наученных Богом неразумными. Так с самого начала и до сего дня они считают старостильников глупцами, религиозными фанатиками, суеверными и тому подобное, и радуются своему собственному знанию, которое ставит их выше таких пустяков, так что они не делают из мухи слона. Глава 10. Расползание. Но если вы считаете какую-либо часть предания неважной, тогда вы при первой же возможности сочтёте неважными любые другие вещи, которые вам не нравятся в предании. Именно это произошло с иконографией, именно это случилось с церковным пением, именно это произошло с внешним видом священников. Ряса для них теперь кажутся слишком чёрными, скоро волосы и бороды покажутся слишком длинными.

Они хотят ввести в церковь музыкальные инструменты. Они убирают церковные лавки вдоль стен и заменяют их комфортабельными партерными рядами. Они поносят монашество, на монахов клевещут, конфискуют имущество монастырей, ведут против монашества постоянную пропаганду. Они не замечают канонов, запрещающих совместные молитвы с еретиками. Они принимают участие в их конференциях и молятся с ними. Они не обращают внимания на мнение народа при выборе епископов и священников. Они сокращают литургию и выкидывают из служб целые куски, чтобы люди не устали. Иначе говоря, они изменили православные обряды, применительно ко вкусам пришедшего в упадок общества, исполненного преклонения пред материализмом и плотью.

Ткань предания таким образом начинает расползаться, и никому не известно, когда этот процесс остановится, и остановится ли он вообще. И кроме того, это расползание сегодня происходит с такой лёгкостью, потому что оно получило одобрение мира всего, одобрение со стороны влиятельных и со стороны образованных. Образованные считают особенной честью для себя не оглашаться с отцами Церкви, но соглашаться в то же время с каким-нибудь великим ученым-профессором протестантского богословия или с каким-нибудь знаменитым в Европе иезуитским профессором и тому подобное. Но как в таком случае православному преданию и вере не уязычиться? И как нам при таких обстоятельствах не обсуждать вопрос о соединении церквей и не считать это столь легко осуществимым? Разве трудно православной церкви, которая приобрела тот же образ мышления и те же наклонности, что и западная церкви, соединиться с ними? И далек ли тот день, когда, придя в воскресенье в храм, мы услышим, как священник провозглашает и господина нашего Папу Римского? Отреагирует ли кто-нибудь, если такое случится?

Или всем уже кажется вполне естественным то, что мы наконец перескочили через те различия, которые разделяют Восток и Запад. Глава одиннадцатая. Бог поругаем не бывает. Но да поймут же все те, кто с такой лёгкостью говорит о соединении церквей, что единство Церкви есть таинственный дар Божественного присутствия. Оно не приходит через решение конференций. Оно либо существует, либо нет. Никакое человеческое решение не может принудить Бога. Конечно, внешнее соединение может состояться, и все протестанты, католики, православные могут заявить, что мы наконец стали единой церкви и можем упоминать Папу Римского, а тот может упоминать Патриарха Константинопольского.

Если мы все согласимся на единую минимальную истину, на единый упрощенный символ веры, и если некоторые другие вопросы будут улажены, то союз возможен. Это будет законная и внешне основательная система, но это будет система, не имеющая никакого отношения к Церкви Христовой, даже если все ее внешнее устройство будет напоминать Церковь. Бог поругаем не бывает, Бог не приходит к людям, если они не создают условия для Его присутствия. Церковь Христова никогда не являлась человеческой системой. Церковь рождена, а не сотворена. В результате дискуссий люди могут создать нечто, чему они могут присвоить имя «Церковь». Но это изделие будет чем-то безжизненным. Живая Церковь не будет иметь к нему никакого отношения.

Она будет существовать где-то вдали от этих изделий, неизменные, исполненные истиной и света, чистые от лжи каких бы то ни было компромиссов, со Святым Духом, освещающим ее путь и покрывающим ее подобно солнечному свету, ведущим ее к полноте истины. А то, много ли останется истинных христиан, не имеет значения, даже если их можно будет перечесть на пальцах одной руки. Они пребудут носителями предания, которое они не просто изучали, но которым они жили, приобретая живой опыт. Христиане живут в предании как в родной стихии, как рыба в воде. Давайте же, все истинно верующие в Бога, прекратим говорить о соединении церквей. Церковь не признает соединение, потому что она никогда не распадалась. Люди покидают ее, хотя при этом они могут сохранять многие ее внешние признаки. Давайте же, все любящие Бога, возвратимся к церкви и смиримся, дабы дам войти в нее, потому что врата ее узки, и нужно очень низко пригнуться, чтобы пройти.

Глава 12. Непогрешимый критерий. Однако в хаосе и лицемерии современного мира нелегко распознать Церковь Христову и приблизиться к ней, потому что для Церкви недостаточно называться православной для того, чтобы являться таковой в действительности. К несчастью, отступничества существуют даже под православным подрясником, и под православными куполами, и среди исповедующих православие людей, и это совсем не ново. Церковь была с этим знакома с самых первых своих дней, но сейчас отступничество достигло невиданных размеров. Мы должны научиться распознавать Церковь за внешними формами. Что касается внешности, то в Православной Церкви сегодня и внешне преобладают путаница и хаос. Каждый, ученый или не ученый, верующий или неверующий, имеет свой собственный взгляд на то, что такое христианство или православие, и фанатично защищает этот взгляд.

И в этой буре невозможно отыскать свой курс, не имея компаса. Существует единственный непогрешимый критерий. Следование преданию. Там, где предание сохранено живым и чистым, без искажения изменения со времен апостолов, и где все верующие, епископы, священники и миряне живут этим преданием и передают его другим, там и существует Православная Церковь, и члены ее составляют Тело Христово. Все же остальные священники или миряне, которые претендуют на имя православных, но не хотят следовать живому вековому преданию, – суть самозванцы. Они плевелы на поле Христовом. Сегодня плевел множество, а колосьев совсем немного. Но поле – это поле Божие, и несмотря на всевозможные сорняки, пшеница остается той же самой, из поколения в поколение, от семени к семеню, той же, что и первая пшеница, насажденная Духом Святым на том же Божественном поле в день Пятидесятницы.

Живое предание не было уничтожено, потому что сам Христос своими устами обетовал церкви, что врата адовы не одолеют ее, а Божие уста не лгут. Те, которые ведут исследования, пытаясь отыскать предание христианской церкви первых веков до раскола, дабы последовать ему, признают, что они потеряли нить предания, но им не удастся найти ее, как бы они не активизировали свои исследования, потому что предание есть нечто живое и передающееся, как жизнь, от живого к живому. Оно не является чем-то, что можно открыть в ходе научных исследований, так же, как оно не является чем-то, познаваемым умом. Предание существует и пребудет до конца мира всего, но отыскать его с каждым уходящим днем все труднее и труднее. Каждый прошедший день навешивает на древо православия все новые украшения, и таким образом люди запутываются и не понимают, где находится истина. Глава тринадцатая, Ковчег. Когда-нибудь, рано или поздно, никто не знает точно, когда церкви и религии соединятся. В этом хаосе лжи даже избранные окажутся в опасности сбиться со своего пути.

Время это будет эпохой Антихриста. Как и когда придет Антихрист, сказать не может никто, и неизвестно, многие ли смогут узнать его, когда он придет, потому что он явится как благотворитель человечества. На сегодняшний день определенно можно сказать лишь об одном – все эти стремления в народах и церквах к Союзу, все эти компромиссы, Всё это единообразие человечества, постепенно создаваемое паровым катком технологической культуры, всё это углаживает дорогу для прихода Антихриста. Согласно критериям мира и всего, такое развитие человечества просто замечательно, но согласно христианскому критерию, это развитие ведёт к разрушению. Но христиан это не удивляет и не пугает. Они знают, что мир сам по себе проклят. И поэтому Христос не стал молиться о мире всем. Не о всем мире, молю.

Властелин мира сего дьявол, а он был человекоубийца от начала. Гибель постигнет мир на вершине славы, на вершине самомнения, на самом верху башни Вавилонской, когда человек, наконец, придет к осуществлению своего древнейшего желания – стать Богом своими собственными силами, оставив Бога в стороне. Когда приидет Сын Человеческий, Он застанет человека, исполненным славы своего сатанинского безумия. Бог не требует от христиан спасать мир. Любая предпринятая частью христиан попытка изменить курс мировой истории была бы тщетной и нелепой. Мир – это тонущий корабль. Он тонет, потому что сама его конструкция гнилая. Бог не требует от христиан спасать корабль, но Он заповедует спасать как можно больше жертв кораблекрушения.

Новый Ноев ковчег. Церковь Христова плывет мимо места кораблекрушения. Все, кто желает быть вытащенным из воды, должны искать прибежище в ней. Но чтобы обрести убежище, им надо пожертвовать миром, не столько географически, сколько по существу. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому, и я прийму вас. Но вот здесь-то и начинаются трудности. Как отказаться от мира, когда ты связан с ним всей своей жизнью? Ответ на этот вопрос не является целью данной книги.

Ответ можно найти в Священном Писании и у отцов. С другой стороны, вся жизнь во Христе есть борьба за свободу от мира, от Египта, страстей и за убежище в ковчеге Церкви. Но когда приблизится век Антихриста, даже ковчег Церкви будет трудно распознать. Многие скажут «смотрите, здесь Христос» или «Христос там», но они будут лживыми пророками. То, что будет официально считаться Церковью, к тому времени мало-помалу уже предаст сокровище веры и уподобится неописуемому, всеобъединяющему месилу, которая при своей сатанинской хитрости сохранит большинство внешних признаков Церкви. Там и сям лишь маленькие группы из верующих со священником по-прежнему будут сохранять истинное живое предание. Но кто сможет распознать Церковь Христова в этих малых потрепанных группах верующих, которым так не хватает всего этого мирского величия? А между тем, в последние времена Единая Святая, Соборная и Апостольская Церковь будут представлены лишь этими забытыми и внешне разрозненными небольшими приходами, которые, быть может, даже не будут знать о существовании друг друга, но будут соединены между собой незримыми узами тела и крови Господа в Духе Святом с единой верой и преданием, который они сохранят незапятнанными.

В те дни даже избранные окажутся в опасности быть сбитыми с пути. Нужно много мужества, чтобы принять сторону горских людей и пойти против течения, с опасностью быть осмеянным деловыми людьми и быть оскорбленным сильными мира сего. Нужно много мудрости, чтобы разглядеть истину именно там, где весь мир видит бессмыслицу и тупость. Кроме того, приверженцы лжи будут иметь на своей стороне чудеса, о которых дьявол просил Христа в пустыне, чудеса и знамения лжепророков и лжехристов, ибо восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прелестить, если возможно, и избранных. Многие ли смогут найти свой путь, когда все маяки будут везти не туда? Тогда лишь претерпевший до конца спасется. Глава 14. Маски.

«Ныне же пусть все желающие быть рядом со Христом поспешат приобрести рассуждение, дабы наперёд распознать лжепророков и лжехристов, и пусть они облекутся во всеоружие веры, так, чтобы они смогли сокрушить всех этих лжецов и их последователей. Ибо наш век – век лукавый, когда ложь замаскированная, а яд подается посыпанным сахарной пудрой, когда дороги полны сетей и умело сокрытых ям. Кто будет введен в заблуждение внешними формами, тот пропал. Мы должны научиться распознавать Церковь в мире, ибо судьба Церкви – это одно, а судьба мира – совсем другое. Мы должны быть так же полны недоверия к миру, как мы исполнены верою в Церковь, так же питать ненависть к миру, не к людям, а к миру, как мы питаем любовь к Церкви, так же быть исполнены пессимизма относительно мира сего, как мы исполнены оптимизма относительно Церкви. Мир – это временное пристанище, настроение умов и намерение тех, кто отверг жертву Божию, кто отвернулся, когда он хотел говорить к ним, кто сам себя навсегда отдалил от Бога. Люди эти предпочли жизни смерть. Они не наказаны, как не наказаны и бесы, потому что никто не желает им никакого вреда.

По своей собственной воле они выбрали смерть, по своему собственному выбору они стали врагами Божьими и сами оказались в стороне от Бога. Выбор делается в жизни, независимо от момента и эпохи, в глубине нашего сердца, и отречься от него будет нельзя. Свободы разделяют одухотворенные существа на два лагеря. Есть две группы людей, как есть и две группы ангелов – Божьи друзья и Божьи враги. Свобода заключается не в отдельных действиях, но в их общей направленности и предрасположенности человека, в окончательном, положительном или отрицательном ответе на зов Божий. Свобода заключается в общей направленности человеческой жизни, а не в деталях этой жизни. Детали обманчивы, они делают фарисеев и книжников кажущимися друзьями Бога, а вора, блудницы, мотаря и савла Павла – кажущимися врагами Его. Мы должны под масками лицемерия и немощи уметь распознавать истинных врагов и истинных друзей Божьих.

Мы живем в эпоху, когда маски лицемерия приумножились и достигли невиданной степени совершенства. Мы с минуты на минуту находимся в опасности быть обманутыми теми, которые носят маски друзей Божьих, а в действительности являются его врагами. Таковы те, кто говорит о соединении церквей, они опаснейшие враги церкви, евангельские лжепророки. Враги, предстающие без масок, атеисты, материалисты, коммунисты не могут никого одурачить, они убивают тело, а душу не могут убить. Но другие «православные» патриархи, епископы и архиепископы, лидеры христианских организаций, богословы и профессора-теологи, Все обращающиеся с лицемерной любовью к нашим братьям-яртикам и вещающие о единении – все эти носители масок, суть – не убивающие тело, но, определенно, они убивают душу. Вот почему борьба с ними должна быть безжалостной.