3. Святая, возьми меня с собой ⧸⧸ Брат Захария. Дар языков. Повесть о жизни тайноцерковников в СССР

Климову стало совсем плохо. В сочельник позвал он к себе Анну Григорьевну и велел позвать Кроткова, могильщика при Сергьевском кладбище. Это было самое старое кладбище в городе. Еще при Иване Грозному присланные сюда стрельцы срубили там церковь во имя Сергия Радонежского, и по имени этой церкви кладбище при ней стало называться Сергьевским. Древняя церковь на этом кладбище не ремонтировалась с начала войны и грозила обвалом. Службы в ней давно не было. Кладбище было непопулярно. Хоронила тут своих покойников только слабацкая беднота.

Кратков был еще довольно крепкий старец, лет 67-68. Имя его было Филипп, фамилия Еварестов, но все знали его только по прозвищу. Как он жил и чем, мало кто интересовался. В два-три раза в месяц приезжал к нему кто-то из начальства, проверял похоронную книгу, платил жалования по 27 рублей 50 копеек в месяц, хвалил чистоту и порядок на кладбище. Анна Григорьевна нашла Филиппа около церкви, расчищавшего снег, а встретил он её живо ещё там. Пятый денёк ко мне глаз никто не кажет. Вашими молитвами живо ещё Владыка Святые поклонилась в пояс Анна Григорьевна. Благословите!

Господь благословит во имя Отца и Сына и Святого Духа. Филипп снял шапку и перекрестил широким крестом гостя. С недобрым пришла Владыка. Что такое? Спаси-сохрани нас, Царица Небесная. Зайдём в сторожку, в тепле расскажешь. В узенькой сторожке под колокольней было тепло. Филипп подбросил дров в железную печку и придвинул Анне Григорьевне табурет поближе к огню, а сам сел на скамейку окна.

Говори, что недоброе. От Климова пришла, просила вас прийти, умирать хочет. Это всё недоброе? А чего же хуже Владыка? Недоброе было бы, когда он там для спасения своей жизни предал бы своих братьев и от Бога отрёкся. А то всё по-доброму. Он мученический венец от Господа приемлет, а мы, ходатая, за нас доброго имеем. Всё хорошо.

Скажи, приду послезавтра. «Плохо он очень, Ладыко, не умер бы. Скажи, что я велю подождать до послезавтра. Рано приду. Сегодня и завтра мне нельзя». Анна Григорьевна опять взяла благословение, поклонилась и вышла. Ладыко Филипп пришел на другой день крещения действительно рано, в четвертом часу утра. В комнате умирающего было несколько человек, пришедших проводить Сергея Климова в последний путь.

Ладыко все встретили врадостно. Благословив всех, он подошел к постели Климова и стал одевать подрясник, и Петрахиль, и поручий. Присутствующие вышли. Началась исповедь. — Самое главное, не могу простить им, Владека, — порывисто заговорил Климов, когда епископ, прочитав молитвы перед исповедью, сел к нему на кровать. — Нет сил простить. Если бы было просто мучили, а то замолком задыхаясь, слезы бежали из воспаленных глаз по вполным щекам. Слушаем мученик Христов Сергий.

В страдании Своем Ты вине сприял от Христа, Бога Нашего. Имея крепость Его, низложил Ты мучителей, сокрушил демонов немощной дерзости. Мысль о том, что Ты не можешь простить, не Твоя. Это лукавость Свою последнюю дерзость Тебе учиняет. Не только простил Ты, но и любишь врагов Своих. Не мучь себя этим. Это все не Твое. Зло на них в моем сердце, Владыка.

Нет тебе зла. Скажи, желал бы ты им отмещение таких же мог, какие они тебе причинили? Климов покачал головой. Нет, не надо. Вот видишь, а горших от твоих адских мог желаешь им? Опять покачал головой Климов. Бог с ними. Не надо.

Вот видишь, нет зла в твоём сердце, в тебе только горечь и недоумение, несогласие на такой исход, на победу зла над правдой. Тоже испытываю и я, смотря на тебя, но ведь зло не последний акт, это не всё, исход только ещё впереди. Когда мы увидим заключительные, последние акты и исход этой борьбы, тогда наша горечь и недоумение сами пройдут. Но я не люблю их, Владыка. Помнишь, в сердце сказано «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей мыслью твоей и всем мышлением твоим». Знаешь, что так любить можно только Господа, чувством, волею и разумом всем. К остальному, то есть не к Богу, такая любовь невозможна и не требуется, поэтому человек любит других людей или только чувством, или только волей, или только разумом. редко чувством и разумом вместе, еще реже чувством и волей.

Жену любил ты чувством, не рассуждая разумом, достойна ли она любви и не принуждая к этому волю. Меня и Анну Григорьевну любишь разумом, рассуждая, что мы заслуживаем таковую от тебя, ибо и сами любим тебя. А вот мучителей своих люби одной волей, и это правильно, Почувствовав, ты не можешь любить их, а разум и вовсе не согласен на любовь к ним. А к врагам и не нужна любовь чувствам и разумом, только волей. Это и принуждает тебя нежелать им того, чего не хочешь себе. Чудным неземным светом прояснилось лицо Климова. Широко открылись глубоко впавшие глаза. Через темный потолок избы увидел он нечто незримое другим, и, не отрывая глаз от видения, Климов чуть слышно прошептал.

«Причащай скорее, Владыка. Идут за мной». Владыка Филипп торопливо накрыл ему голову и Петрахелию и, прочитав разрешительную молитву, позвал людей приподнять Климова для причащения и проститься. Без пяти минут в шесть часов Климов скончался. Все присутствующие обращались к нему, как к святому, противоговорили мощи, просили молитв за себя, ублажали умилительными песнопениями. Придите, мученько любцев си, Христово страстотерпце теченье совершившее, Благочестным прославим Сергия славного. Сейбо змееву голову сокруши И кровью землю освети. Отсущих зде, приставився к вечным жилищам И от вседержительных рук подвигов почесть прият, Просит очищение душам нашим и велие милости.

Днись вселенная вся, страстотерпца, просвещается и зарями, и Божия церковь цветы украшаема. Мученичай, Сергия, выпей эти, угодничай Христов и предстателю теплейшей, не пристай молить о всех рабех твоих. Течение совершив истинное, мучителей всю крепость победил Иси, и приял Иси венец от руки Вседержителя, Сергия Всечестни, и показал Иси ангелом сопричастник. Как велика власть Твоя Церковь! В страшный час, когда изменники объявили кровь святых Твоих заслуженным возмездием закон революцию, Ты дала верным Твоим радость непосредственного зрения святых и торжество прославления страдальцев. церковь воскресила вновь в ответ на клевету гонителей, на ложь лжебратьи, на попытки террором уничтожить катакомбы. Немедленным прославлением мучеников, восторгом немедленного получения венца от царя славы, веруя в прощение всех грехов за кровь пролитую и муки принятые, подняла церковь в чат своих до уровня исповедников давно прошедших времен. Провожая мощи мученика, известного вчера как просто Сергий, прославляя терпение его, молясь ему уже как святому за муки вчерашние, зажгла церковь в душах чад своих ревность к Господу.

Огнем восторга святости, видимой и ощущаемой, очистила церковь душ верных от страха мук и пробудила жажду исповедания. Только видевшие это поймут древних, выходивших на улицы с ликующим криком «Я христианин». Уже есть это в Советах и будет массовым явлением. И как некогда эта сила победила языческий мир, так и теперь только эта же сила победит безбожие. Поэтому исповедничество есть единственный способ борьбы, с которым не справился и никогда не справится атеизм. Для человеческого ума непонятна быстрота, с какой церковь подняла, расширила и укрепила дух мученичества. В тысячах экземпляров распространяются жития новых старстотерпцев. Древним дыханием, чуть именее, веет от них.

Читая житие современного мученика, помещенное в одной тетради с мучеником, имя которого он носил, теряешь грань времени. будто и не было перерыва в борьбе церкви за Господа. Да и был ли в самом деле? Первовековую практику записи опросов мученика, его ответов, распространения этих записей и чтения их перед или после богослужений опять оживила церковь. Из неприступных, казалось бы, архивов ЧК ГПУ, НКВД, рефтрибуналов и всевозможных судов достает церковь подлинные протоколы. В сотнях экземпляров переписывают их от руки и перепечатывают на машинках тайные христиане и христианки. Вера, что способствующая своим трудом распространению и прославлению памяти святого мученика, находится под его особым покровительством, подтверждена там сотнями известных всем знамений и явлений. Как почитанием и любовью окружена там память мученицы Лидии Горумаковой и мученика Кирилла Оттаева.

Кто не знает там их биографии и кто из верных не пролил слез умиления, читая их жития. Лидия служила секретарем-машинисткой в отделе леспромхоза. Улеченное впечатание житии побок века, в ее машинке нижняя ножка буквы была сломана, что и было замечено в экземпляре, попавшем в руки спецотдела. Она подверглась в подвале ГПУ таким стязанием, что стоявший на часах у дверей камеры рядовой войск ГПУ Кирилл Атаев не выдержал. В выступление застрелил он двух палачей и в рукопашной схватке с остальными был убит. Последние его слова были обращены к мученице. «Святая, возьми меня с собой». «Возьму», — отвечала еле живая Лидия.

Эти и другие леденящие душу подробности принес к церкви тоже солдат ГПУ, более уже не возвратившийся к своей службе, ревностный распространитель жития святых Лидии и Кирилла, и сам впоследствии мученик. Молитвами и Христи Божией спаси нашу Родину. Жена Раевой и Таня присутствовали при последних минутах жизни Климова, при его прославлении и погребении мощей. Как на каждого из присутствующих, так и на Таню всё это произвело огромное впечатление. В последующую ночь было ей как бы видение. Видела она беспредельное покрытое снегом поле и по нему всюду разбросанные трупы убитых. Чудовищные огни каких-то взрывов ослепили ей глаза, сотрясся воздух, гудели летающие чудовища. А она с Тимой и Мишей шла по вздымающейся от внутренних взрывов дороге, не знаю куда, но с мыслью о направлении на запад.

И вот впереди будто овраг, и в нем ждут их страшные с большевистскими звездами звери. Не обойти оврага, не миновать нельзя. И говорит будто Тима, как тогда, сначала тебя с Мишей, а потом себя. И молчит будто бы она, потому что видит, что другого выхода нет. Тима стал уже доставать что-то из-под солдатской шинели. И стала она готовиться к смерти, как вдруг кто-то сзади говорит Тиме, не надо, друг. Оглянулась, стоит святой мученик Сергий Климов, держит Тиму за руку и говорит так, ласково, «Что же это ты? Просила, просила меня заступаться за вас, а нужда пришла и имя мое забыла.

Да ведь через этот овражек я воздухом перенесу». И в самом деле чувствует Таня, как берет их святой за руки, и вот сразу они на воздух поднялись. И нет уже ни поля, ни оврага, а город. Большой, огромный город. Опустил их святой на улице у какого-то здания и говорит «Это церковь святого Владимира, зайдите». Подняла глаза Таня, не похожа на церковь, дом будто большой, в коридор зашли. Церкви еще нет, а слышат, вправо за стеной поют по церковному. Нашли дверь, туда зашли.

Тут уже правда церковь, служба идет, священник монаха, глаза большие, борода темная, худой такой, сладостно так служит. А Святой Сергий будто за плечами стоит и тихо говорит. На знамении вам будет монах этот. Когда он тайно скроется от верующих ему, то и вы из города дальше бегите. И монаху тогда уже не верьте больше. Измени церкви православные. Мучителям и гонителям поклониться сам и вас, всех мучеников-любцев Христовых, к тому же уговаривать будет. И проснулась Таня.

Так ясен был сон, и до таких мельчайших подробностей запомнился, что сразу признала она его завещей. Он и оказался таковым. После, когда он уже частью сбылся, и Таня с Тимой и Мишей в большом чужом городе ходили в церковь святого Владимира, узнала Таня этого монаха. За левым клеросом у стены становилась всегда Таня на службах. Выше среднего роста, худенькая блондинка, с вечным вопросом в глазах. И часто плакала во время проповедей. Не совмещались в ее сознании красивые речи монаха с тем, что она про него знала. Помнит ли ее монах?

«Жив и среди нас зарубежников пребывает и описываемый здесь монах, занимающий ныне высокое духовное положение. Дал бы Господь, чтобы дошли до него эти строки, да задумался он над вещьим сном о нем, который на самом деле видела Таня». Примечание автора 1949 года.